Summer, 21

Некоторые люди умирают в 25 лет, а в могилу попадают только в 75. - Бенджамин Франклин С фотографии два на два на него с наивностью смотрят большущие глаза. Чонин думает, что только такие огромные глаза способны передать столько невинности во взгляде. А может, дело в чрезмерном количестве влажного клея, а еще в равнодушии и небрежности Чонина, приклеивавшего фотографию на лист бумаги. Он вспоминает, как долго рылся в поисках старой-престарой бутылочки клея, а потом пытался выцедить оттуда хоть сколько-нибудь клейкой субстанции, чтобы вклеить дурацкую фотографию в рамку. Уже второй раз за день Чонин фыркает и лениво обводит глазами малюсенькую кофейню. Две официантки топчутся рядом с кассой, по всей вероятности убивая время за обсуждением свежих сплетен. Они то и дело бросают быстрые, смущенные взгляды в его сторону, но сразу же отворачиваются. Вдобавок ко всем его мучениям, потрепанный годами кондиционер шумно гудит, надрываясь изо всех сил в практически безуспешных попытках облегчить ожидание Чонина. Чонин ждет пациента, историю болезни которого он будет изучать. Он проверяет часы. Пятнадцать минут третьего, пациент опаздывает уже на пятнадцать минут. Ну, либо Чонин просто пришел на пятнадцать минут раньше. Проходит еще две минуты, а ДО КЕНСУ все еще смотрит на него с толстенной стопки данных по нему. Бумаги рассыпаны на липком столике, и кажется, будто парень осуждает Чонина за то, как безобразно он вклеил фотографию в предусмотренную для этого рамку. КЕНСУ выглядит слегка оскорбленным, и Чонин не будет отрицать, что не разделяет его чувства. Сейчас время летних каникул, и вместо того, чтобы вернуться в родной город и спустить долгожданный отдых коту под хвост, закопавшись в учебники по нейроанатомии и идиопатическим заболеваниям, он изо всех сил будет стараться выполнить это идиотское летнее задание. Без сомнения, это карма возвещает о своем прибытии в виде сладкой мести за тот единственный раз, когда он по-тихому подправил задание, выполненное Бекхёном, и выдал за свое. Треклятый замкнутый круг, не стесняющийся втыкать свой нож мести в спины ничего не подозревающих безвинных людей. Чонин пробует, как звучит имя До Кенсу на кончике его языка, медленно и отчетливо произнося каждый слог и ясно представляя себе это в голове. Странно, но ему нравится звучание имени его пациента, раздающееся в его голове перезвоном маленьких колокольчиков, которые обычно висят над дверью и еле слышно позванивают от порывов ветра. Пока что все, чем для него является Кенсу – это чистый лист бумаги с незаполненными графами и список распечатанных вопросов, которые составил Чонин для того, чтобы без заминок провести беседу с пациентом. Он гадает, каким человеком окажется этот Кенсу. Нетерпеливым? Медлительным? Психованным реактивным снарядом, как пациентка Чанёля, из которой этот неотесанный переросток вытравил ряд крайне неприятных воспоминаний? Кенсу для него в данный момент – одна большая неизвестная, и к несчастью для этого мира, сегодня Чонин не настроен играть в детектива. Ему будет до фени, даже если КЕНСУ не появится, слиняв в последний момент. Хотя нет, подождите-ка, если подумать, Чонин жутко разозлится, ведь он под палящим солнцем перся из университетского кампуса в эту богом забытую кофейню, чтобы его продинамил кто-то, кого он и в глаза-то никогда не видел. В таком случае можно будет официально засвидетельствовать, что ураган Катрина хорошенько прошелся по его гордости! И все же, пока его гордости и достоинству никакого урона нанесено не было, Ким Чонину плевать на все с высокой колокольни. Пока что. Но такими были мысли Чонина за две секунды до того, как, шаркая ногами, Миниатюрный Эльф с Большими Глазами подошел к его столику, проволочил стул по кафельному полу и сел напротив него, так и не разорвав зрительного контакта с Чонином. Всего за две секунды может измениться многое, многое может произойти за две секунды. В одну секунду Чонин раздраженно хмыкал и отсчитывал количество выбившихся из отросшей челки волосков, а в следующую он уже встретился глазами с парнем, который, судя по всему, станет предметом его летнего исследования. По-видимому, это До Кенсу. - Ты, должно быть, тот самый студент-медик, с которым мне сказали встретиться. Завороженный, Чонин с трудом воспринимает слова, срывающиеся с губ Кенсу. Просто он слишком занят тем, что всматривается во впалые черты лица парня и щеки, от которых чрезмерная химиотерапия оставила лишь едва заметную округлость. Поэтому его реакция срабатывает только через секунду после положенного и выдает весьма отстойный ответ. И если уж положить руку на сердце, такой ответ моментально марает его репутацию и имя самопровозглашенного студента-медика с молниеносными рефлексами. - Ага. Эм. Привет. Кенсу пытается сдержать смех, впрочем, безуспешно. Чонин же приходит в себя и прокашливается, вновь принимая независимый вид профессионала, хотя весь его профессионализм хорошенько повалялся на жирном кафельном полу, прямо здесь, рядом с его сланцами. - М-меня зовут Ким Чонин, - начинает он, смущенно кашляя. – И я рад, что ты согласился принять участие в исследовании пациентов, которое проводит наш университет. Огромное спасибо за то, что уделяешь нам время, Кенсу-ши. На секунду Кенсу удостаивает взглядом невинно лежащий на столе листок с информацией о пациенте. Чонин – будущий врач, он замечает все, что происходит перед его глазами, даже самые мелочи. Он обучен этому, и, стало быть, от его внимательного взгляда не ускользает, как буквально на секунду Кенсу прикрывает глаза, а потом распахивает их еще шире, так, чтобы Чонин мог продолжить таращиться (буквально впившись глазами) в эти огромные, бездонные озера. Ресницы у Кенсу длинные, такие густые, что потоком воздуха от них можно бы было изменить траекторию полета пчелы, жужжащей где-то в футах десяти от их столика. Или, всего лишь моргнув, Кенсу смог бы высвободить достаточное количество кинетической энергии, чтобы обеспечить электроэнергией рентгенологическое отделение. А затем Кенсу улыбается. И это та улыбка, которую Чонин в своей жизни познал на своем опыте лишь однажды – когда в четвертом классе Тэмин улыбнулся ему на прощание, улетая в Америку. Со стороны же он множество раз наблюдал, как его сверстники перекидываются друг с другом этой смущенной улыбкой. Он видел ее на лице Бекхёна (первый и последний раз) в тот день, когда Чанёль встал с ногами на столик в столовой и со ртом, полным наполовину пережеванным рамёном (отвратительное зрелище), начал декламировать Йейтса в сокращении. И он может поклясться, что видит эту улыбку, расцветающую на лице Сехуна каждый раз, когда, сталкиваясь с ним в коридорах университета, Лухан бросает на него застенчивые взгляды. Это такая улыбка, которая заставляет Чонина вспыхнуть изнутри, хотя, казалось бы, еле-еле теплящиеся тлеющие в холодную зимнюю ночь угольки его души неспособны разжечь такой огонь. И сейчас Чонин точно охвачен пламенем, он хочет коснуться Кенсу и сравнить температуру их тел, чтобы потом хвастаться, насколько он горяч. - Чонин-ши? Ой, черт. - А, да, как я и говорил, наш университет надеется, что ты поможешь мне улучшить мои навыки консультирования и расширить мои познания в области самых различных болезней, что, без сомнения, мне пригодится в ближайшем будущем. И конфиденциальность обеспечена, не волнуйся. - Ага, - кивает Кенсу. – Но рак – не болезнь. Это – ты. Э-э, что? - Гхм, я почти уверен, что вряд ли существуют цитоплазматические мембраны раковых клеток с отштампованным Ким Чонином на них. - О! Я не это имел в виду, я хотел… о, боже, я сделал из себя посмешище, - Чонин следит за тем, как Кенсу машет вверх-вниз рукой, и в этот момент выглядит совершенно как цыплёнок. Недокормленный цыпленок, который когда-то был откормленным и упитанным, но в связи со смертельной болезнью под названием цыпатермия скинул вес. – Я имел в виду, что рак состоит из тебя, то есть, он – это твои клетки, неважно, мутировавшие или нет. Сама его сущность заключается в твоем теле. Глубокомысленно. Очень глубокомысленно. - Так ты подразумеваешь, что тебя изначально неправильно «запрограммировали»? – в этом действительно есть смысл, ведь таков основополагающий принцип возникновения онкологических заболеваний. Вообще-то здесь Чонин должен задавать вопросы, подразумевающие нестандартные ответы, чтобы проверить реакцию пациента и понять его взгляд на современную медицину. Но Кенсу не остается покорным, он незаметно отбирает у Чонина возможность вставить хоть один из запланированных им вопросов. - Наверное. Это хищная, каннибалистическая мутация, поедающая нас изнутри. Кто знает, может, однажды мы все превратимся в мутантских черепашек-ниндзя. - Может быть, - Чонин притворяется, что записывает свои наблюдения на чистый лист бумаги, но на самом деле просто карябает там что-то неразборчивое, удивляясь, что не может по-профессиональному сухо написать о Кенсу «подающий бредовые идеи и располагающий к себе» (он скорее бы написал «склонный к самоанализу и до умопомрачения милый»). Чанёлю бы понравился этот парень, но Чонин ни за какие коврижки, даже за недельный рацион спиртного, не отдаст Кенсу никому. Чанёль может хоть навечно застрять с той взрывной мадам-пациенткой, а Чонин каждый раз за ланчем будет лишь посмеиваться над невзгодами хёна. - Итак, Кенсу-ши, если ты не возражаешь, я хотел бы спросить, как ты обнаружил у себя кучу мутировавших клеток. Парень медлит с ответом, и Чонин не упускает возможности понаблюдать за тем, как Кенсу сводит брови, отчего на лбу появляются складки, а эти самые брови сливаются в линию, напоминающую мясистую, упитанную гусеницу Геймлиха (вот только этот конкретный Геймлих не зеленый). Наблюдайте за мимикой. Пациент несколько болезненно воспринимает текущую тему обсуждения, но не ощущает особенного дискомфорта, в результате которого он может закрыться и отказаться отвечать на вопросы. Ситуация не критичная. Продолжайте сеанс. - Я почувствовал колющую боль в бедре. Неделю пользовался мазями «Каунтерпейн» и «Дипхит», ничего не поменялось, и тогда бабушка отвела меня в больницу. А через несколько дней, когда были получены результаты МРТ, нам сообщили «прекрасные» новости. - Ты был очень огорчен, когда врач объявил тебе о результатах? Я хочу сказать, что мне было бы интересно узнать твою реакцию, как ты справился с шоком от такого известия, и были ли у тебя какие-то мысли о том, насколько тактично врач сообщил тебе информацию. - Я чуть не обмочился после его слов. И зря не обмочился, ведь тогда бы меня поместили в палату попрохладнее, и, может, холод притупил бы мою боль. Бабуля, - Кенсу на секунду запинается и сглатывает слюну. – Она плакала. Сильно. На этом месте чувство сострадания срывается в бой и нападает на Чонина, заставляя его медленно кивать головой. Несмотря на то, что прошел всего лишь год с тех пор, как он окунулся с головой в изучение медицины, он повидал многое, он видел, сколько людей захлебываются слезами, узнав, что у них рак, который наживается на уродливом несчастье этих людей, словно паразит. Зайдите в больницу, сделайте рентген, узнайте диагноз, поплачьте, умрите. - Какие процедуры тебе посоветовал делать врач? Ты считаешь, он принял во внимание твое мнение (если оно было)? - Вроде, да. Он сказал, что в конечном счёте все варианты лечения приведут к операции, поэтому посоветовал удалить опухоль хирургическим путем прежде, чем злокачественные клетки распространятся по всему телу. Это было больно, я терпел боль после операции одновременно с курсом химиотерапии, который пришлось пройти, чтобы не дать раковым клеткам распространиться. Вот уже три месяца у меня ремиссия, так что всё должно быть в порядке. Неожиданное и крайне любопытное чувство облегчения затапливает Чонина. Ремиссия – это хорошо. Но только в том случае, если Святой Кристофер каким-то одному ему известным божественным способом обеспечит Кенсу адски дорогими лекарствами, с помощью которых он протянет еще один день и еще один раз увидит, как солнце встает на востоке. Как ни странно, но Чонину хочется, чтобы Кенсу еще немного пожил на этой зеленой планете. Этот парень заинтересовал его, и Чонин надеется, что он сможет узнать Кенсу получше и, может, стать с ним друзьями. Что-то есть в Кенсу, что разжигает его любопытство, а пытливость, природой заложенная в характере Чонина, хочет знать, почему. - Круто, ремиссия – это хорошо. Скажи мне, какой диеты ты в последнее время придерживаешься? Они продолжают в том же духе, Чонин, как настоящий будущий врач, досконально спрашивает обо всем, а Кенсу, как доброжелательный и готовый к сотрудничеству пациент, отвечает на каждый вопрос как положено, снабжая Чонина информацией как раз необходимой ему для отчета, который он должен будет представить в конце лета. Ответы Кенсу всегда занимательны, так что Чонина вовсе не тянет в сон, и не посещает желание закончить побыстрее с их сеансом. Когда Кенсу говорит, Чонин смотрит. Он наблюдает за тем, как расширяются зрачки парня или же сверкают от оживления, возникающего при обсуждении близкой ему темы, как с каждым вдохом и выдохом шевелится его грудь. И подсознательно он задается вопросом, какого будет провести пальцами по ключицам Кенсу и вниз, до груди, вдоль участка кожи, что покрывает его грудную клетку, легкие и сердце. - Чонин-ши? - А, я слушаю, продолжай, – вот черт, попался, е-мое, Ким Чонин, куда смылись те дни, когда ты спал на лекциях с открытыми глазами, и преподаватель ни черта даже не замечал, вашу ж мать. Ты просто конченный лузер! - Но ты же ни единой строчки не записал обо всех моих препаратах и побочных эффектах от них. Упс. - Все нормально, я же мед-студент, у меня фотографическая память. Кенсу прищуривается, затем складывает руки на груди и откидывается на спинку стула. Пациент принял защитную позу, на лице появилось выражение замешательства и легкого неудовлетворения, уводи разговор в другую степь, Ким Чонин, продолжать эту тему небезопасно. - На тебя это все наводит смертную скуку, так ведь? Это нормально, я понимаю. Мне тоже уже скучно от самого себя. АУЧ. Чонин что, и правда, настолько скучный человек, что после общения с ним и мухи дохнут? Позвольте попросить минуту тишины для разговора, который резко зашел в тупик. Встречайте величайшее решающее сражение года: на передовой линии поля брани встречаются два профессионала покер-фейсов, и ни одной молекуле воздуха между ними не удастся избежать развоплощения на множество шипящих микроскопических электронов. Огромные глаза напротив сверлят Чонина, и нет никакой возможности спрятаться от этого стального взгляда. Чонин знает, что ни одна бетонная стена, какой бы широкой она не была, не остановит гамма-лучи, что вырываются из бездонных зрачков Кенсу. Поэтому он признает свое поражение и позволяет напряженной атмосфере окутать их обоих. И помимо всего прочего, хмурящийся и надувающий губы Кенсу выглядит просто очаровательно. И вообще, он Чонина уже мысленно, наверное, по гаечкам успел разобрать. Подождите-ка… - Слушай, - вдруг прерывает его размышления Кенсу. – Раз дело с мертвой точки у нас явно не двигается, а мне еще нужно успеть на следующий автобус, чтобы попасть в больницу, может, перенесем встречу на другое время? - Погоди, извини меня, я не хотел оскорбить тебя… Кенсу, уже привставший со стула, отрицательно качает головой. - Не бери в голову, все в порядке, я понимаю. Сейчас летние каникулы, и тебе намного больше улыбалось бы сейчас играть в футбол и прочее и наслаждаться жизнью, а не торчать с каким-то больным парнем ради выполнения тупого летнего задания. Чувство вины сбивает его как разгулявшийся ковбой, оседлавший неистового мексиканского быка. Пока Кенсу хватает свой рюкзак и задвигает свой стул под стол (добросовестный малый), Чонин небрежно запихивает рассыпанные в беспорядке бумаги в свою сумку (неряшливый мудак) и с трудом догоняет своего пациента, надеясь хоть как-то исправить ситуацию. Парень выглядит слегка раздраженным, но на его прекрасном лице так ярко отражаются все его эмоции, что Чонину даже хочется подольше посмотреть на такого Кенсу. - Эй, прости меня. Сейчас далеко за полдень, и на улице солнце жарит беспощадно. Под его яркими лучами Кенсу приходится прищуриться, чтобы посмотреть на Чонина, и хотя тот знает, что Кенсу делает это совершенно неумышленно, но, тем не менее, этот выдуманный насмешливый прищур задевает чувства (и гордость) Чонина, ведь, ради всего святого, он же извинился! А Ким Чонин не извиняется ни перед кем! Даже перед могущественным Ву Ифанем, который управляет их университетским городком и подобно Аиду в период климакса повергает в трепет его жителей. - Свяжемся в ближайшее время, я полагаю. Спасибо, что уделил свое время. - Тебе спасибо. На этом Кенсу разворачивается и растворяется в толпе, оставляя Чонина в одиночку распускать слюни и сопли, проклиная свою тупость и неспособность поддержать простейший разговор со сверстниками. Только спустя десять минут самобичевания и прожигания дырки в куске асфальта, что Кенсу почтил своим присутствием, до него доходит несколько вещей: Раз, он вывел из себя своего пациента. Два, он вывел из себя До Кенсу, своими действиями заметно подкосив свои возможные шансы узнать друг друга поближе и стать друзьями (а, может, и чем-то большим). И три, он забыл спросить у Кенсу номер его телефона, чтобы впоследствии назначить дату их следующей встречи. Короче говоря, браво, Ким Чонин крупно облажался.