Summer, 21

Если верить сайту howstuffworks, процесс запоминания состоит из записи, хранения и извлечения информации. Чонин склоняется к мысли, что его гиппокамп, судя по всему, признал Кенсу достойным запоминания, потому что вот уже на протяжении двадцати четырех часов после первой встречи со своим пациентом единственное, о чем способен думать Чонин (даже листая учебник по нейроанатомии) – это Кенсу, Кенсу, Кенсу и Кенсу. На каждой странице имя Кенсу проявляется среди названий подразделов и номеров страниц в книжном указателе. Его колено возникает на бумаге в тот момент, когда Чонин задействует синапс, чтобы заложить себе в память строение нервов нижних конечностей. В этот момент Чонин по-настоящему благодарен, что в нейроанатомии не исследуют репродуктивную систему человека, потому что, вашу ж налево, не хватало ему увидеть божественный член Кенсу, увеличенный в двадцать раз, распечатанный на всю страницу, раскрашенный и с каждой его клеточкой, подписанной с методической точностью. (Если уж говорить начистоту, ему бы конечно хотелось увидеть такое, но тс-с-с-с, никто не должен об этом узнать.) С другой стороны, все эти размышления не выходят за территорию мозга Чонина, потому что когда Чанёль заходит к нему, то видит лишь повернутое к учебнику красивое лицо, на котором отражается вся сосредоточенность в изучении подробного описания коленного рефлекса. От этого вида парень срывается на лающий смех и хлопает Чонина по спине с такой силой, что даже могучий супермен почувствовал бы себя опозоренным. - Я смотрю, ты поработал над своими ручищами, - бормочет Чонин приглушенным из-за толстых страниц учебника голосом. - Тебе бы тоже не помешало. На девчонок действует безотказно. Хотя у Чонина нет глаз на спине, как у того же треклятого тарантула, он знает, что Чанёль сейчас ухмыляется и щеголяет своими подкачанными бицепсами. - Ты же гей. - Самый что ни на есть. Чонин отчетливо осознаёт, что эффект Кенсу еще не выветрился из его системы, когда на следующее утро он просыпается от странного сна, в котором не последнюю роль играли лимоны и квадрицепсы Кенсу (даже не спрашивайте). И что самое интересное – Кенсу вовсе не тот человек, который бы зацепил внимание Чонина при случайной встрече. Поэтому его ставит в полнейший тупик тот факт, что тень этого парня засела в подкорке его головного мозга и не перестает преследовать его, даже когда под утро ресницы Чонина часто-часто трепещут, сигнализируя о том, что он скоро проснется. И это при том, что они встретились впервые только вчера и общались не больше часа. Большие, невинные глаза Кенсу, кажется, на веки-вечные впечатались в подсознание Чонина, но он еще не решил, хочется ли ему смириться с этим. Сегодняшние результаты его работы в больнице выглядят весьма удручающими, и что-то ему подсказывает, что причина заключается как раз в образе парня, что прочно засел у него в голове. Для начала он прослушал часовую лекцию от медсестёр, негодующих из-за того, что он запихнул непонятно куда один важный документ, за хранение которого был ответственен. Затем он своими расспросами нечаянно довел одного из ничего не подозревающих пациентов, причем с больными легкими, до крайне возбужденного состояния и приступа кашля. Упс. Он клянется, что сделал это совершенно непреднамеренно! Обычно, а особенно в самые удачные его дни, любовь и обожание пациентов по отношению к нему не знают границ. Одинокие бабушки, застрявшие в отделении хронических заболеваний, воркуют над ним и ласково гладят по голове, когда он заходит повидать их. (В них он словно видит свою покойную бабушку, по которой очень сильно скучает. Когда вдруг нападает ностальгия, принося с собой счастливые воспоминания, у него непременно возникает желание пережить их заново. Но это – жизнь, реальность, и стрелки часов не отвести назад, поэтому Чонин просто заставляет себя смириться и старается каждый раз принести пожилым женщинам какую-нибудь сладость, чтобы была причина сказать им: «Вы – услада моих глаз».) - Привыкай, на третьем курсе таких неудачных дней будет еще больше. Всех не удовлетворишь, - посмеивается Чанёль, когда Чонин, неуклюже ковыляя, появляется в больничном кафетерии, чтобы пообедать после своих злоключений. - Боже, даже не напоминай. Чонину хочется умереть. Господи милостивый, не найдётся ли где-нибудь рядом с Сеулом отвесной скалы, с который он смог бы сброситься и стереть с этой планеты факт своего существования? Арендовать автомобиль, разогнать скорость на автостраде, врезаться в долбанную гориллу и моментально сдохнуть от силы удара при столкновении. А что, ничего так план. Размышляя о надежности этого блестящего проекта, Чонин ожидает своей очереди, чтобы заказать напиток. Очередь протянулась на несколько метров, несмотря на то, что в столовой подают только (холодный) дакджук и пересоленный, жирный джапче, что выглядит совершенно нелепо, потому что, аллё, это же больница, разве не должны на кухне готовить здоровую пищу, способствуя тем самым повышению внимания к здоровью? Стоявший перед ним лысеющий аджосси с брюзжанием забирает свой поднос с миской риса и джапче. Чонин уже собирается сделать заказ, когда нечто твердое врезается в него, пихая его в бедного, ничего не подозревающего парня сзади. - Ай! - Пардон, миску дакджука, будьте уж так добры… Воу, воу, аджумма, притормозите. - Эм, женщина, было бы любезно с вашей стороны встать в очередь и… - Любезностью сыт не будешь, и позвольте, молодой человек, но мне нужно заказать еду для моего внука, который ум… - Боже, бабуль! Прекрати!!! Судьба, сущ. 1) воображаемый фактор, причина или сила, влияющая на ход событий. 2) неизбежные события, предопределенные этой силой. Пардонь, Оксфорд, но Ким Чонин хотел бы добавить к этому, что судьба неразрывно связана с такими эмоциями, как неловкость и смущение, и ЭТО НАУЧНО ДОКАЗАНО, ПОТОМУ ЧТО КАК ЕЩЕ ОБЪЯСНИТЬ ТОТ ФАКТ, ЧТО ДО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, КЕНСУ ВЫПРЫГИВАЕТ, КАК ЧЁРТ ИЗ ТАБАКЕРКИ, И НЕСЁТСЯ ПО НАПРАВЛЕНИЮ К НЕМУ?!?! Кенсу, уже собственной персоной стоящий рядом с ним, только усиливает воздействие эффекта Кенсу на Чонина. Пару минут он не может думать ни о чём, кроме покрасневших щёк парня, бегущего к нему с летящей за ним большой сумкой на длинной ручке. - Бабуль, - проговаривает Кенсу, тяжело дыша, и до Чонина доходит, что эта пожилая аджумма перед ним – бабушка Кенсу! - Кенсу! – восклицает аджумма. – Что ты здесь делаешь? Я же сказала тебе присмотреть за столиком! Вот посмотри! Кто-то его уже занял! Но, очевидно, Кенсу пропускает все слова мимо ушей, потому что, оставив реплику своей бабушки без ответа, он поворачивается к Чонину и обращает на него свои большие, серьезные глаза, которые Чонин увидел позавчера, в их первую встречу. Он признает, что эти глубокие, бездонные озёра все ещё заставляют его цепенеть, а когда Кенсу начинает говорить, всё вокруг словно меркнет, перестаёт иметь значение, и остаётся Кенсу, только он и больше никого. Голос Кенсу просачивается в его кости и вызывает серию цепных реакций в его нервной системе. Т-лимфоциты и нейтрофилоциты в его теле перестают функционировать, и Чонин просто позволяет вибрации от голоса Кенсу, кружащего в воздухе, настигнуть себя. Время застывает. А потом Кенсу зовет его по имени. - Чонин. Не Ким Чонин, не Чонин-ши, не ккамчон, просто Чонин. - Привет. Забудьте о том, что он хотел спрыгнуть с обрыва, теперь Чонин мечтает заползти в пещеру Сатаны и погибнуть в темных, пылающих языках пламени. А его прах должны развеять по морю, чтобы хоть акулам и рыбешкам было чем прокормиться еще пару деньков. Но, похоже, Кенсу вовсе не собирается соглашаться с его планом. Он ломает образ Чонина, ступающего в пылающий огонь и возвращает его к реальности, чтобы Чонин пострадал подольше. Глупый Кенсу. Как он смеет. - Да, извини за это все, моя бабушка не отличается терпением. - Цыц, как ты можешь… И пока Кенсу изо всех сил пытается успокоить рассерженную пожилую женщину, Чонин решает более не гневить длиннющую очередь, растянувшуюся позади них, и заказывает две миски дакджука. Ни слова не говоря, он опустошает свой Гама-чан и, подхватив поднос, направляется к единственному свободному в кафетерии столику. Он находится в самом дальнем углу помещения, вдали от хаоса и непрекращающегося гула голосов. По пути Чонин проходит мимо своего столика и насмешливо улыбается Чанёлю, который, конечно, наблюдал за всем этим сыр-бором и сейчас практически безуспешно пытается подавить смех. Бестолковый кривляка. Когда Чонин ставит поднос на столик, он замечает, как мило Кенсу смущается и волнуется. Но аджумма До быстро разрушает этот образ, начиная охать над его помятой рубашкой и сетовать на отсутствие манер у молодых людей и их деградацию в целом. - Спасибо, и извини за все, что только что слышал, - Кенсу делает небольшой поклон, когда аджумма До, наконец, устраивается на стуле и послушно прихлебывает холодную кашу (победа!). - Ничего страшного, - пожимает плечами Чонин. – Тем более, раз я нахожусь в больнице в качестве интерна, я и должен помогать. - Ясно. Эм, спасибо. Между ними возникает неловкая пауза. Кенсу в смущении отводит взгляд, правой рукой потирая левую. Он горбится, напоминая человека, который только что вернулся домой после очень-очень долгой и утомительной поездки, но печальные мысли и невообразимый стресс все ещё обременяют его. Чонин почему-то думал, что перед ним Кенсу никогда не обнаружит ни единой своей слабости, потому что тогда, в их первую встречу, он показался Чонину таким сильным и позитивным. Но, тем не менее, вот она – минутная слабость. Она делает его обычным смертным, и Чонину нравится это. Ему нравится, что не существует на свете ничего идеального, что углы – острые, а не закругленные и объединенные в гладкие кольца. И ему нравится, что в людях всегда есть какие-то дефекты и изъяны, и кому-то всегда придется ремонтировать и латать их. Чонину нравится Кенсу, даже не стоит пытаться отрицать это. - Ну, я пойду за свой столик. Приятного аппетита, - Чонин делает взмах рукой, который выходит у него не грациознее, чем у пингвина во время брачного танца, но зато лицо Кенсу озаряет скромная улыбка. - Ага, увидимся. Чонин поворачивается и думает, что это так странно – знать, что взгляд Кенсу сейчас устремлен на его спину, что, возможно, его глаза сейчас запоминают изгибы его тела и наблюдают за тем, как тень Чонина появляется от солнечных бликов, падающих на него. Чонину хочется обернуться и удостовериться в этом, но он сдерживается, не желая снова ставить себя в глупое положение. Хватит уже неловких ситуаций на сегодня. И ему нужно время, чтобы переварить все озарения и откровения, что свалились на него, и решить, как ему лучше поступить в будущем. - Так вот, значит, - Чанёль широко улыбается, демонстрируя два ряда идеальных, молочно-белых зубов, когда Чонин занимает свое место за столиком, - какой он, твой пациент. Рядом с Чанёлем, погруженный в виртуальный мир зоофермы, сидит Бэкхён – нахальный девушкапарень Чанёля. Не то чтобы Чонин с ним не дружит, нет, они довольно хорошо ладят друг с другом и даже могут вспомнить немало забавных моментов из их совместного времяпровождения. Но иногда пронзительные взгляды и язвительные слова Бэкхёна вызывают у него желание погрузить абсолютно новую, блестящую катану в душу этого парня. Его глаза напоминают долбанные факелы, горящие ярче яркого даже в самых темных морских глубинах. Они освещают тебя в темноте подобно одной-единственной лампочке, что болтается над твоей головой в комнате допросов ЦРУ. Поэтому когда Бэкхён отрывается от экрана и адресует ему всезнающую ухмылку, Чонин нервно сглатывает и притворяется, что его ужас как интересует содержимое миски (мерзкая кашка), которую Чанёль так своевременно пододвинул к нему. Фи. Это же ложка Чанёля. Осквернённая чанёлевой слюной, кишащей микробами и птиалином. С чего бы это Чонину обмениваться слюной с этим утырочным тугодумом Пак Чанёлем; да Чонин вообще его на дух не переносит! Чанёль даже близко не стоял с Кенсу относительно стиля поведения и внешности. А вот обмен слюной с Кенсу звучит намного-намного привлекательней. Чонин смотрит на невинную ложку и воображает, что она – это идеальные пухлые губки Кенсу, которые он мог бы начать целовать, облизывать и покусывать, и никто даже об этом не узнал бы м-м-м СТОП ЧТО?! Остановись. Ким Чонин. Пожалуйста. Стыд захлестывает его еще сильнее, когда он вырывается из объятий своей фантазии с ложкой и обнаруживает, что Чанёль вытягивает шею, чтобы лучше разглядеть, как Кенсу кормит свою бабулю с ложки. Боже милостивый, как же Чонин мечтает… - Ты наверняка сейчас мечтаешь быть на месте его бабули, – Чанёль мечтательно вздыхает. Да-а, как Чонин мечтает, чтобы так и было СТОП ПРИДЕРЖИ КОНЕЙ ПАК ДОЛБАННЫЙ ЧАНЁЛЬ ЧТО ЗА… - Он – милаш, - задумчиво и с некоторым изумлением заключает Бэкхён. Вот срань. - Воистину. Такой очаровашка. Да и задница в норме. - Крисусе, Чанёль, во имя всех святых угодников, только не говори, что ты сейчас оценил моего пациента в том самом смысле… - У него пухлые ляжечки, они-то мне и подсказали. - Иди нахрен. К своему Бэкхёну-хёну. Чанёль выпучивает глаза и ухмыляется своей небезызвестной улыбкой педофила, от которой содрогаются все обитатели университетского городка кроме Бэкхёна. У себя в голове Чонин уже отходит на три шага назад и готовится к стрессовой реакции. Педо-Ёль вырвался на свободу и должен быть остановлен любыми способами, иначе бойтесь надвигающейся гибели все человечества, а именно апокалипсиса. Недоделанные студенты-медики тире геи со своими пошлыми каламбурами и дебильными шутками. Чуть позже, когда Бэкхён заканчивает с питанием курятника и свинарника на своём телефоне, ребята встают из-за столика и направляются к палатам для следующего раунда обслуживания пациентов. Перед тем как покинуть кафетерий, Чонин пытается мельком увидеть Кенсу, но тот не смотрит по сторонам, слишком занятый суетящейся над ним бабулей. Поэтому спустя две десятых секунды Чонин бросает игры в безответные гляделки. Может, лучше будет забить на все то, что он сейчас чувствует, и продолжать жить, как жил? Путь становления врачом – очень долгий и трудоёмкий, наполненный постоянными ночными сменами и стрессовыми ситуациями, требующими молниеносного принятия наиболее рациональных решений. Такая напряженная работа часто заставляет людей поседеть раньше положенного. Чонин не может позволить себе ослабить концентрацию. Но прежде чем потухнет тот крохотный огонёк надежды в его душе, Чонин решает последний раз взглянуть на Кенсу. Он перемещает взгляд в дальний угол столовой и сталкивается с волшебными глазами, что преследовали его в мыслях на протяжении целого дня. Чонин не может сказать точно, что именно он ищет в жизни, но в Кенсу он находит то чувство удовлетворения и спокойствия, которое никто другой ему дать бы не смог. Мысль, что на этой планете нашелся человек, который понимает его и который сможет придать ему сил, чтобы Чонин продолжил идти по выбранному им пути, бесконечно успокаивает его душу. Говорят, что глаза – зеркало души. Чонину хочется исследовать все скрытые глубины души Кенсу и снимать слой за слоем его защитного покрытия до тех пор, пока перед ним не останется только сама сущность Кенсу, не скрытая масками и притворством. Но пока придется смириться с расстоянием, что всё ещё разделяет его с Кенсу. Кенсу, не моргая и ни на секунду не отводя взгляда, смотрит в глаза Чонина, пока бабушка с нежностью гладит его короткие волосы. Чонин беззвучно произносит слова, которые так хочет сказать вслух. Слова, которые он хочет сказать Кенсу, как только они, наконец, останутся друг с другом наедине. До свидания – слишком грустная фраза, поэтому Чонин находит ее эквивалент. И эта фраза-эквивалент заполняет уже начавшую сокращаться пропасть меж их сердец. Сердец, которые однажды будут биться в унисон. Они нашли друг друга. Теперь осталось только найти способ дотянуться друг до друга. Увидимся. Это слово пересекает широкое помещение, наполненное сотнями людей, и достигает Кенсу, разбрызгивая над его головой обещания следующего раза и скорой встречи. И пока что Чонину этого достаточно.