Шаг навстречу

      Поскольку никто, кроме Джинни, не был в курсе о её с Малфоем взаимоотношениях, Гермиона рассказала всё подруге не таясь. И, хотя она понимала, что услышанное вряд ли обрадует бывшую Уизли, слова лились из неё бурным потоком. На ситуации с Марло Джинни смешно выпучила глаза и взорвалась бранью, а вот на сцене поцелуя застыла и захлопала ресницами.       — Чтó ты сделала? — шок отпечатался на покруглевшем лице. На животе, дрогнув между ладонями, пошатнулся бочонок мороженого.       — Поцеловала его, — повторила Гермиона, мелькнув смущённой улыбкой. Счастье, необъяснимое и искрящее, готовилось разорвать её изнутри.       — А он что?       — Поцеловал меня в ответ.       Секунда, две — Джинни, схватив подушку, заверещала.       — Это! Это невероятно! Сюжет романа прямо перед моими глазами, а-а-а, — она совсем по-детски задрыгала ногами, не обращая внимания на мороженое, что покосилось и собиралось вытечь на диван. — А теперь поподробнее. Как он? Хорошо целуется?       Гермиона с укором посмотрела на рыжую бестию, но не удержалась и прыснула.       — Почему тебе это так интересно?       — А ты не понимаешь? Сама посуди: парень и девушка ненавидели друг друга всю жизнь. Их судьбы разошлись, и они вздохнули с облегчением. И тут — бац! — случайность, которая сталкивает их вместе. Парень становится калекой, девушка — его сиделкой. В её голове карьера, а он просто мудак. Но по итогу оба влюбляются! Господи, Гермиона, это же всё тот же Малфой, просто ударившийся головой! Это как если бы он не ненавидел маглов! Вы бы, блин, могли бы быть вместе в Хогвартсе!       На последних предложениях Джинни перешла на крик. Её не на шутку взволновала новость Гермионы, о чём свидетельствовали красные щёки и горящий взгляд. Она любила слушать чужие любовные истории, заряжаться эмоциями, злиться или радоваться вместе с другими. Вот и сейчас, памятуя, что совсем недавно они обсуждали это и так ни к чему не пришли, её переполняла гордость. Единственным печальным моментом было то, что толчком к случившемуся послужило проклятие, а не глубокие непреодолимые чувства.       — Знаешь, — рассмеялась Гермиона, — мне кажется, у тебя шалят гормоны.       Но шалили они не только у Джинни.       Признаться, Грейнджер боялась, что после поцелуя Драко уйдёт в себя. Решит, что лучше не изводить себя напрасной привязанностью. И оказалась неправа. Он мгновенно развеял её опасения, встретив лукавой усмешкой, и, когда она подошла достаточно близко, чтобы ухватиться за руку, поцеловал запястье. Далее отвлекал от процедур комплиментами, настолько дурацкими, что напоминали флирт Рона. И под конец потянулся за поцелуем, укрепив осознание.       Они — вместе.       Драко Люциус Малфой и Гермиона Джин Грейнджер вместе.       Целовался Драко очень, очень хорошо. Он не боролся за первенство, но руководил процессом, заставляя Гермиону млеть от удовольствия. Она давно не проводила время с мужчиной, что своими действиями дал бы ей понять, что они равны и что она не обязана брать на себя ведущую роль. Невольно закрадывался вопрос: а каким Драко был до происшествия? Властным? Или, может, более податливым? То, что он пользовался спросом, — неоспоримый факт, но ради чего тянулись к нему женщины? Денег, власти или подобных ощущений?       Джинни, выслушав предположения, крепко задумалась, но по итогу призналась, что всегда видела Малфоя с наклонностями к БДСМ. Какими конкретно — один Мерлин знает, но по её рвущейся улыбке на ум приходило только звание нижнего.       Однако, несмотря на смех и, казалось бы, откровенность диалога, Гермиона хранила при себе несколько тайн. Первая — Фауст. Хоть она и проводила гораздо меньше времени в библиотеке, амулет, раздобытый Дэвидом, сослужил ей немаленькую службу. Как оказалось, степень его свечения менялась в зависимости от тяжести приложенной магии. Где-то амулет едва не искрил, грозясь расколоться, а где-то оставался бесполезным камешком. Это не ускорило поиски, но дало понимание, где может находиться артефакт. Вот только проблема заключалась в том, что Гермиона наведывалась в нужное крыло всё реже и реже, пока не обнаружила, что уже неделю не предпринимала ничего, что могло бы помочь Кингсли. Она чувствовала, что скоро министр обратится к ней лично, и отсчитывала дни, когда терпение старого друга лопнет и на её столе окажется гневное письмо.       Вторая тайна была более… невинной. Джинни следовало узнать о ней, чтобы иметь полную картину происходящего, но Гермиона постыдилась… Или просто не захотела. Ведь они с миссис Малфой всё-таки поговорили, и беседа эта нанесла неизгладимый отпечаток.       Всё начиналось мирно. Драко, за день измучившись кашлем, заснул рано, и Нарцисса воспользовалась ситуацией, пригласив её к себе. Какое-то время они пробыли в молчании, не смотря друг на друга и не решаясь приступить к разговору, который обещал быть очень и очень сложным. В конце концов миссис Малфой сдалась и, сцепив руки в замок, выпрямилась, что указало на её готовность начать.       — Наконец мы можем поговорить.       Установилась тишина, давящая и сковывающая. Сколько бы Гермиона ни представляла, как чётко обозначит свою позицию, ответив на все возможные и невозможные вопросы, в реальности её решимость свернулась в тревожный клубок. Она сумела лишь выдавить кивок, готовясь к тому, что ей придётся отбиваться от нападок и при этом сохранять самообладание. Всё-таки Нарцисса вызывала в ней больший трепет, чем Люциус. И не зря. Под личиной покорной и безучастной женщины скрывался настоящий серый кардинал.       — Может, чаю?       — Нет, спасибо.       На улице, не прибавляя энтузиазма, свистел ветер. Ветви растущего у окна дерева бились о стекло в попытке уклониться от дождя. «Мрак» — подходящее слово, чтобы описать и погоду, и их отношение друг к другу. Вот только Нарцисса прекрасно владела собой и выглядела так, словно видела перед собой трепещущего кролика и делала ему одолжение, отсрочивая неизбежное, а не пыталась уйти от неловкой темы сама.       — В таком случае не вижу смысла тянуть. Как Вы понимаете, мисс Грейнджер, я обеспокоена вашими с Драко… отношениями…       Пожалуй, именно эта заминка и стала отправной точки. Гермиона ясно помнила, с каким вниманием следила за ней Нарцисса. Ни одно движение не проходило мимо её зорких глаз.       — Я начала замечать странности ещё осенью, но не придала им большого значения. Драко всегда был своенравным. Мне казалось, это его попытка привлечь внимание. Всё изменилось, когда я уехала в Бристоль. Эдгар писал мне, что вы сблизились, но я не ожидала, что настолько. Это был первый звоночек… — снова заминка. — Я ничего не предпринимала, потому что Вы, как целитель, должны осознавать серьёзность своих поступков. Как оказалось, я ошибалась.       — Что Вы имеете в виду?       Хозяйка дома проигнорировала воинственность, проскользнувшую в тоне. В окно вместе с новым порывом стукнулись ветви, и по отливу застучал дождь.       — Что происходит между Вами и Драко?       — …Вы не ответили на вопрос.       Потому что не посчитала нужным. Понадеялась, что Гермиона поймёт всё сама, ведь она далеко не глупа, но посыл был именно таков. Глупышка сиделка, что не смогла сдержаться и поддалась искушению, — на кого, как не на неё, спихнуть всю вину?       Едва ли Нарцисса знала, что Гермиона уже давно приняла тот факт, что виновата, ведь невозможно касаться человека, когда тебя гложет совесть. Невозможно отвечать на поцелуи, когда голова забита «а что, если». Поэтому, сидя напротив и пряча взгляд, она ощущала не стыд, а самую настоящую злость, и приказывала себе молчать.       Хотя зачем? Её в комнате ждал Драко, и надо было разобраться с этим поскорее.       — Вы знаете, что происходит, — вставила она до того, как Нарцисса успела открыть рот. — Я не буду озвучивать это, но уверяю Вас, что это именно то, о чём Вы думаете.       — А о чём я думаю?       — Миссис Малфой… — видя улыбку, такую знакомую и насмешливую, Гермиона взмолилась: — Пожалуйста, прекратите. Я не представляю, что Вы хотите от меня услышать. Правду? Мне нравится Ваш сын. Это не новость, и Вы ясно дали понять, что обо всём в курсе, ещё несколько дней назад. О чём Вы хотели поговорить?       — Я не собираюсь отчитывать Вас, — ответила Нарцисса почти неслышным смешком, — лишь прошу отвечать прямо. Ваша излишняя скромность тормозит процесс.       То, с какой интонацией она произнесла это (словно знала всё, что происходило за дверьми спальни, слышала каждое слово, что шептал ей Драко в перерыве между лаской), заставило щёки Грейнджер вспыхнуть, а пальцы — вцепиться в кардиган. Вероятно, Нарцисса действительно обладала этими сведениями, ведь всё в мэноре принадлежало ей.       — Ладно. Я готова.       — Хорошо. Я повторю вопрос. Что происходит между Вами и Драко?       — Мы… Всё сложно. Но наши отношения не приятельские, они… близкие к романтическим.       — Близкие, но?       — Мы не обсуждали статус наших отношений, — объяснила Гермиона, стараясь не обращать внимания на жар, расползшийся по шее. — Ни разу не говорили об этом. Прошло всего несколько дней… — заметив нахмурившиеся брови Нарциссы, она добавила: — До поездки в Лондон между нами ничего не было. Поэтому, можно сказать, до того дня мы оставались друзьями.       — Кто выступил инициатором?       — Драко.       Миссис Малфой покачала головой. Плохо. Очень плохо.       — Почему Вы не предотвратили это?       — Я пыталась, — возразила девушка, — но недостаточно. Миссис Малфой, я буду права, если предположу, что Вас беспокоит будущее Драко? То, что мы с ним находились по разные стороны и я… маглорождённая?       И множество других причин, но Гермиона назвала две, которые считала самыми важными. На её происхождении всегда делали акцент: в Хогвартсе, называя её способной ведьмой; в Министерстве, принимая или отвергая её заслуги. Даже на практике находились те, кто поражался статусу её крови, будто бы невозможно обучиться колдомедицине простой смертной, что не имела в своём древе ни одного целителя. Это предубеждение стало привычным, можно сказать, родным — и почти не вызывало негодования, но тогда Гермиона явственно ощущала, как пробуждается в ней неприязнь. Чушь о превосходстве, что вдолбили чистокровные в чужие головы, нельзя искоренить просто так.       — И да, и нет, — пожала плечом Нарцисса, что, конечно, не внесло никакой ясности. — Вы можете не верить, но я никогда не была приверженцем чистой крови. Моя жизнь построена вокруг неё. Я лояльна ко всем друзьям, что выбирает мой сын, и лояльна к Вам, — на этом моменте она странно улыбнулась. — Правда в том, Гермиона, что я не уверена, что мой сын — мой Драко — будет лоялен. Верите ли Вы, что после всего, что вы прошли, он выберет Вас без колебаний?       — Но я же смогла…       — Вы не Драко. К тому же, — женщина постучала по столешнице кончиками пальцев, — это не тот Драко, которого Вы помните. Вы и сами это осознаёте, не так ли?       — Да, но…       — Если Драко… если Драко выживет, — от одного предположения, что её сына может не стать, Нарциссу передёрнуло, — боюсь, Вы станете для него новой болью. И это очередная причина, по которой я жалею, что позволила вашим отношениям случиться.       — А чем я плоха?       Гермиона тут же ужаснулась тому, что вылетело из её рта. К счастью, миссис Малфой отнеслась к её импульсу спокойно… Или сделала вид.       — Ничем. Вы давным-давно доказали, что достойны быть среди волшебников. Вы ответственная и решительная, и даже Люциус это понимает. Однако Вы…       — …другая. Так?       — Да, — согласилась Нарцисса и, зацепившись за возможность, развила тему: — Вы другая, мисс Грейнджер. Вы родились в семье маглов и выросли в семье маглов. Вы — часть их мира, и ценности нашего кажутся Вам чужими. Вы никогда не поймёте, что значит для волшебников кровь. Никогда не примите наши методы воспитания. Никогда не отдадитесь волшебному миру полностью, — от каждой фразы лицо Гермионы мрачнело; Нарцисса указала на пряжу и пояснила: — Волшебники редко делают что-то своими руками. Это что-то вроде хобби. Для Вас это — обыденность. Вы предпочтёте магловские изобретения вроде машин, а не полёты на метле. Если Вы в дурном настроении и желаете отвлечься, Вам легче помыть посуду собственными руками. Это привычки не магов.       — Но это не объясняет, почему Вы считаете меня плохой партией. И пример про машины не совсем корректный, ведь я пользуюсь трансгрессией и каминной сетью.       — Это всего лишь пример, но суть, думаю, Вы уловили, — она деликатно поправила прядь, выпавшую из причёски. — Гермиона, Вы революционер. Вы сможете стать полноправной частью волшебного мира лишь в том случае, когда последние чистокровные маги, рождённые до Вас, погибнут. Лишь тогда оба мира начнут полноценно взаимодействовать.       Материал кардигана втёрся в кожу — так сильно она сжала его в руках. Как бы отреагировала Джинни, услышь она об этом? Ведь та научилась жить с маглами бок о бок.       — Вы хотите сказать, что, раз я воспитывалась в семье маглов, это автоматически делает меня непригодной для Вашего сына? Потому что я якобы не понимаю всю тяжесть жизни волшебников? Тогда Ваши слова про лояльность к чистоте крови не имеют смысла, ведь Вы полностью разделяете эти взгляды. Всё то, что Вы мне говорите, имеет отношение к роду Малфоев как к чистокровному наследию. Речи о Драко здесь нет.       — Напротив. Я имела в виду, что вы разные. Ваша с Драко совместная жизнь будет тяжёлой хотя бы из-за разницы взглядов. Вероятность расставания довольно высока.       — Как Вы можете судить? — воскликнула Гермиона. — Ваша сестра, Андромеда, была счастлива в своём браке! А ведь она чистокровная волшебница!       — Андромеда не подвергалась такому давлению со стороны семьи, как Драко.       — Вы просто вычеркнули её, — не сдержалась Гермиона. Грешно, что она считала миссис Малфой нормальной! — Вычеркнули, когда поняли, что это не имеет эффекта. Но вдруг Драко такой же? Вдруг чистота крови для него — это пустой звук? Что Вы сделаете в этом случае? Удалите его имя из семейного древа?       Глаза Нарциссы наполнились сталью, а голос — холодом. Анализируя это в дальнейшем, Гермиона пришла в восторг от своей крохотной, но разгромной победы.       Ведь она попала в цель.       — Снимите розовые очки, Гермиона. Будь он таким, как моя сестра, он не стал бы называть Вас грязнокровкой. Не стал бы издеваться над Вашими друзьями. Сейчас Вы надеетесь на счастливый конец, которого может не быть, и я советую Вам охладить свой пыл, пока не стало слишком поздно. Но предположим, что Вы правы. Думаете, он не будет испытывать вину перед Вами за то, что Вы маглорождённая? Последователи Тёмного Лорда, — даже сейчас она не называла его по имени, — заставляли его делать ужасные вещи. Настолько, что Драко боялся выходить из комнаты, лишь бы не столкнуться с новыми пленными. Как Вы думаете, кем являлись эти пленные?       — Маглами и маглорождёнными. Мне это известно.       — Теперь подумайте, почему он пошёл в авроры?       Не дав ей шанс ответить: всё и так было очевидно — Нарцисса продолжила:       — Вопрос заключается в том, сможете ли Вы найти друг к другу подход. Сможете ли преодолеть сложности от понимания, кем был Драко, ведь тот, с кем Вы общаетесь, не является им; сможет ли Он переступить через воспоминания, страхи и отпустить вину. Знаете, как это выглядит в моих глазах? Вы оба потерялись. Но если Драко оправдывает его недуг, то Вас, Гермиона, не оправдывает ничего. Вы оцениваете риски, понимаете ситуацию, но вместо того, чтобы решить проблему, продолжаете её усугублять. Осознанно.       — Я могу прямо сейчас разорвать контракт, если Вам это угодно.       — Сомневаюсь, — Нарцисса поджала губы. — Вы не оставите Драко, как и не выплатите неустойку. Будем реалистами.       — Тогда к чему это всё? — вновь вспыхнула Гермиона. — Чтобы меня оскорбить? Указать на мою несостоятельность? Я всё поняла, миссис Малфой, но, увы, менять ничего не собираюсь. Хотя бы потому, что Драко выглядит счастливее, когда за ним ухаживают. Ведь Вы, — яд наполнил её речи, — ничего не предпринимаете, кроме разговоров. Если хотите на что-то повлиять, поговорите с Драко. Но вряд ли он Вас послушает. Вы оставили его. Оставили тогда, когда Волдеморт решил «подарить» ему метку, и оставили сейчас, когда всё, что ему нужно, — это поддержка. Нет, может, Вы и любите его. Но он этого не видит.       Только тогда она заметила, что Нарцисса разозлилась, и разозлилась по-настоящему. Её глаза, потемневшие, прожигали в Гермионе дыру, а губы, и без того тонкие, сжались в плотную полосу. Руки потряхивало, как если бы миссис Малфой хотела замахнуться; лицо превратилось в фарфоровую маску, что готовилась треснуть в любой момент. Но она не жалела о своих словах. Это являлось своего рода местью за тот укол, что нанесли ей Малфои, притворившись, будто она — её семья — грязь под их ногами. Что маглорождённые — насмешка вселенной, пятно в истории всего магического сообщества.       — Я не буду оправдывать то, что мы сделали… — процедила миссис Малфой, — как и не буду обвинять своего мужа. Как бы я ни раскаивалась, это не изменит того, что погибли сотни. Вы должны это понимать…       Дальше Гермиона не слушала. Слушала бы сейчас, после сплетен с Джинни? Нет. Она никогда не поймёт этого. Не поймёт, как можно с такой лёгкостью говорить о войне, что погубила её друзей. Не поймёт, как можно даже пытаться навязывать свою правду после услышанного. Да, где-то Нарцисса несла правильные вещи. Да, её, как и Гермиону, беспокоило будущее. Да, они обе боялись за Драко. Но вместо того, чтобы позволить сыну побыть счастливым хотя бы ненадолго, она решила разрушить всё руками Гермионы. Всё, что только зарождалось и расцветало, на пороге холодной зимы.       Поэтому Гермиона ушла, громко отодвинув стул и ставя точку в любой здравой коммуникации между собой и Нарциссой. Не простит и не забудет. Стоит ли говорить, как сложно ей далось спокойствие, когда следующим утром Драко, абсолютно ни о чём не ведая, притянул её к себе и зарылся носом в волосы? Бросил невзначай, что сейчас бы им отправиться на свидание да одним…       Стоит ли упоминать отвращение, которое овладело ею, когда Полли позвала их на завтрак с миссис Малфой? К счастью, Драко каким-то чудом уловил её настроение и предложил поесть наедине в оранжерее.       Он спасал её, притворившись рыцарем, и Гермиона всеми силами старалась ответить ему тем же.       — Хэ-э-эй, — Джинни пощёлкала пальцами перед лицом выпавшей из реальности подруги. — Гермиона, ты чего?       — М?       — Посмотри на своё лицо. Что-то случилось в мэноре?       — Нет, — ложь тронула губы, растянув их в убедительной признательности. Прости, Джинни. — Нет, просто я устала. Нелегко ухаживать за флиртующим инвалидом, знаешь ли.       Особенно если у «флиртующего» очень противоречивая мать.