Шаг навстречу

      — Ситуация, мягко говоря, не из лучших. Здесь, — мистер Берроуз ткнул узловатым пальцем в колдографию, — прекрасно видно, что проклятье усилилось. Мы можем лишь благодарить высшие силы, что оно попало в ноги, а не живот или грудь — иначе, сдаётся мне, мальчика сейчас не было бы в живых. Что касается случившегося, то тело отторгает лекарства. Разумеется, под влиянием заклятия.       — Не может ли оно бороться с ним?       — Не исключено. И всё же после приступа в крови не осталось полезных веществ, что увеличило зону поражения. Смотрите.       Он поднял изображение и передал его коллеге. Мужчина преклонного возраста, приняв карточку, впился в неё острым, как бритва, взглядом и покачал головой. Колдография перекочевала в руки следующего целителя — тот, вздохнув, пробормотал:       — В этот раз реабилитация займёт куда больше времени…       Темноволосая женщина, что следила за процессией из угла кабинета с неодобрением, воскликнула:       — Может, и не займёт, если вы не будете экспериментировать!       — О чём ты, Филис?       Филис, воинственно выпятив грудь, отпустила листок бегонии и подошла к столу. Взяв первый попавшийся снимок, мельком осмотрела его и бросила к остальным.       — Я доверилась Вам в прошлый раз, — обратилась она к Дэвиду с укором. — Давала зелья, как Вы просили. Старалась не замечать, что они имели нетипичный состав. Но взгляните! — она взмахнула руками, не скрывая недоумения. — Мальчик снова здесь! В состоянии куда худшем, чем когда-либо. И мы, как дураки, собрались возле этого стола, обсуждая то, что и так ясно. Снова.       — А что Вы прикажете делать, милочка? — возмутился один из целителей. — Любое неосторожное действие приведёт его к гибели.       — Вас вообще здесь не было, — услышав ответ, мужчина гневно покраснел. — Сейчас ему лучше, но в любой момент это может измениться. Храни Господь Вашу ученицу: если бы не она, мальчик лежал бы в могиле. И всё же я не думаю, что святой Мунго способен ему помочь. Тем более непрактичными зельями и заклинаниями.       — Вы предлагаете пустить всё на самотёк? — задохнулся всё тот же целитель, и Филис закатила глаза.       — Конечно нет! Я предлагаю вернуть мальчика домой, — предупреждая протесты, она продолжила: — Он находится под постоянным надзором. С таким же набором лекарств, как в Мунго, и с большим удобством. Держать его взаперти в больнице — верх глупости. Ему как никогда следует наслаждаться жизнью.       — В таком состоянии? Сомневаюсь, что это возможно.       — О каком надзоре идёт речь? — вмешался пожилой мужчина. — Девушку, только-только окончившую практику, нельзя назвать профессионалом. То, что она отправила патронус, не делает ей чести. Сейчас решается судьба этого молодого человека. Если по каким-то причинам её не будет рядом, он умрёт в одиночестве и муках, недоступных нам.       — А Вы хотите их ощутить? — уточнила Филис. Пустоголовые снобы! — Послушайте! Этот случай, безусловно, неординарный, но задумайтесь хоть на секунду! Чего он хочет? Быть запертым в четырёх стенах? Один? Вы люди или звери? Если уж ему и суждено умереть, так пусть это произойдёт в родной постели в окружении близких.       — Да что Вы такое несёте?!       Волшебники накинулись на женщину, обвиняя её в халатности, но притихли, стоило главному целителю Мунго предупреждающе кашлянуть. Воззрившись на коллег поверх очков, он обдумывал слова помощницы, и стук часов звучал в такт его мыслям.       — Я вынужден признать… — начал он, — что наши методы не действуют. И хотя Мунго известен подавляющим количеством успешных излечений, мы не можем гарантировать, что этот случай один из них. Я понимаю вас, друзья, — он указал на колдографии, отражающие степень серьёзности происходящего. — Это — доказательство того, что Мунго не совершенен. Мы беспомощны перед сотворёнными проклятиями. И, конечно, мы, как представители науки, обязаны изучить недуг Драко. Постараться ему помочь. Но сделает ли это нас сильнее? Подготовленнее?       — Поверить не могу, но Вы поддерживаете эту затею!       — Я оцениваю шансы, Шэклботт, — возразил Дэвид сухо. — И они, к моему огорчению, никчёмны.       «Никчёмны» — мягкое слово. То, с чем они столкнулись, нельзя было описать простыми словами. Дэвид до сих пор видел перед собой бледное лицо ученицы, что вцепилась в тело Драко и отказывалась его отпускать, даже когда в спальню ворвались целители. Комната пропиталась запахом смерти: алая, местами чёрная кровь отдавала гнилью. Ползущее под кожей, подобно червям, проклятье. Редкие судороги, пустой взгляд. Шок подоспевшей Нарциссы. Всё смешалось, но память настойчиво вылавливала самые яркие моменты и выводила их на первый план, будоража, сбивая с толку.       Он давно не встречал подобного. Всё шло не по плану. Совсем.       Сейчас Драко, подверженный заклинанию, спал. Его показатели выровнялись — и всё же недостаточно, чтобы отпустить его обратно так скоро. Тем не менее Филис права: держать его здесь неразумно. И дело вовсе не в человечности — просто Драко далеко не единственная проблема Мунго. Англию одолела хворь. Драконья оспа, ставшая свирепее, уже унесла десяток жизней. С каждым часом заболевших становилось всё больше; палат не хватало, а сыворотка, выручавшая волшебников не одно столетие, лишь облегчала симптомы болезни. Дети, надежда волшебного мира, погибали, и Министерство вынесло указ — поставить их жизнь в приоритет. Тем самым пренебречь другими.       Больше сорока лет Дэвид Эммерих Берроуз занимался колдомедициной. Он спас тысячи жизней, заработал безукоризненную репутацию и вошёл в историю как негласный преемник святого Мунго. Его предназначение — лечить, лечить любыми способами, и сегодня его голос имел решающее значение. Поэтому, выпрямившись и набрав в грудь побольше воздуха, он велел:       — Сообщите Нарциссе. Завтра Драко возвращается в поместье.       За годы службы Дэвид вынес урок. Одна, пусть и ценная, жизнь не стоит тысячи других.

Декабрь

      С лёгким стуком форточка закрылась, пропустив последний порыв ветра. Ёжась от прохлады, Гермиона вошла в спальню, и её взгляд упал на множество салфеток у кровати. Она не считала себя брезгливой — но, подбирая их, ощутила порыв отвернуться.       С приступа Драко прошло четыре дня. Никогда прежде Гермиона не вставала так часто, чтобы проверить состояние подопечного. Наверное, именно так чувствуют себя мамочки, когда их больной малыш возится в колыбели: тревога за чужую жизнь проросла внутри колючими ветвями и царапалась каждый раз, стоило неровному вздоху раздаться в комнате.       Слабость съедала парня изнутри. Кровь срывалась с носа несколько раз на дню, рядом с кроватью обосновался самоочищающийся таз. Грейнджер настаивала, чтобы Драко использовал его по назначению, просил её выйти, ведь это необходимо, но он давил в себе боль и звал эльфов, чтобы они отвели его в уборную.       Упрямый. Какой же он упрямый! Но какой стойкий. Дурак…       Вслед за слабостью пришла апатия. Драко вновь отказывался есть, закрылся в себе и ждал смерти. Он мог подолгу смотреть в окно, не реагируя ни на что, и только прикосновения Гермионы заставляли его очнуться.       Гермиона… Пожалуй, именно она не давала ему окончательно опустить руки. Хотя по возвращении Драко делал всё, чтобы оттолкнуть её от себя: огрызался, молчал, исходил на несвойственный ему яд. Даже прикрикнул на Нарциссу, когда она пожелала ему приятного аппетита. Тогда Грейнджер не выдержала: встала из-за стола и вывезла Драко со словами «не хочешь есть — отлично, не ешь». Ей было всё равно, что подумает Нарцисса, Эдгар или сам Малфой. Хочет оскорблять её — пожалуйста, она открыта, но унижать мать, которая сторожила его палату и не смыкала глаз, — не позволит.       — Это не просто неблагодарно, — ругалась она, — это отвратительно! Если бы я не знала тебя, ты стал бы мне противен. Более мерзкого поступка я ещё не встречала.       Он всеми силами старался отстраниться от неё, но когда Гермиона заговорила об этом, то затих. Потрясающая логика. Она могла бы пожалеть его, сказать, что понимает, но просто вышла из комнаты, поступив не как профессионал, а как… Гермиона.       Она не робот, чёрт возьми. Она живой человек.       После этого Драко замкнулся, и, когда помощница впервые попросила его снять одежду, выполнил это беспрекословно. Вопреки его ожиданиям, увиденное не бросило девушку в мандраж. Она напомнила, что проходила практику и видела вещи куда пострашнее. А напоследок огладила почерневшую кожу.       Сразу после выписки к ним заглянул Гарри. Однако долго встреча не продлилась: он чувствовал себя не в своей тарелке. Как и Малфой. Оба предпочитали больше разговаривать с Гермионой, нежели друг с другом. Поэтому, справившись о здоровье напарника и пожелав ему сил, Поттер вернулся в Министерство.       Сейчас, на закате четвёртого дня, Гермиона прибиралась в комнате. Её мысли целиком и полностью занимал Лондон. Идея отвезти Драко в столицу возникла ещё в октябре, но в тот момент она имела форму забавы, а не потребности. Видеть, как Малфой чахнет, становилось всё труднее — она настойчиво перебирала варианты, как вызвать его улыбку и вернуть былой энтузиазм. Хотя осознавала, что это невозможно.       Но если попытаться? Сделать его счастливым хотя бы ненадолго. Показать, что есть надежда. Может, ему стало бы легче?       Чушь. Какая надежда? Её надежда почти угасла, что уж говорить о его. Случившееся никого не оставило равнодушным.       В спальню, ведомый Полли, въехал Драко. Разрумянившийся после ванной, но по-прежнему вялый, он скривился, когда его тело поднялось в воздух и переплыло на кровать, и дал отмашку эльфийке: иди, не раздражай. Та быстро поклонилась и выскочила за порог, будто в неё мог прилететь тапок.       — Снова пугаешь своим видом? — спросила Гермиона с мягкой улыбкой.       — Тебя испугаешь… — отозвался Малфой, забирая с тумбочки остывший отвар. — Не смотри, — добавил он, осушив стакан, и почти сразу зашёлся в страшном кашле.       Гермиона отвела взгляд. Вновь кашель; характерный звук, предшествующий рвоте, и новая салфетка комочком полетела на пол. Не поворачивая головы, Грейнджер достала палочку, чтобы сжечь бумагу, и протянула парню несколько листочков мяты. Тот забрал их, пожевал и выплюнул — и снова в салфетку, чтобы кинуть её в стену.       — Я хочу сдохнуть.       Он откинулся на изголовье кровати и стукнулся затылком о дерево. Ещё раз. Ещё. Жёстче, злее, с явным намерением причинить себе как можно больше боли. На особо громком ударе Гермиона схватилась за плечи Драко, почти силой отстраняя его от кровати.       — Не делай так.       От близости повеяло мылом и шампунем — обманчивой чистотой, попыткой забыть, что творится под слоями одежды. Однако проклятье нет-нет да выглядывало из-под ворота рубашки, пульсировало, требуя: «Посмотри на меня, посмотри!». Малфой стушевался, когда Гермиона коснулась жилки на его шее. Обвела некрасивые контуры, двинулась выше, к затылку. Пальцы осторожно нащупали образовавшуюся припухлость и, надавив, зарылись в ещё влажные волосы. Боль отрезвляла, но ласка помогала забыться: Драко смежил веки и слегка подался назад. Для пущего эффекта не хватало мурчания — их схожесть с Живоглотом стала бы неоспоримой.       — Зачем ты так?.. — вполголоса. И неожиданно для самой себя: — Хочешь, я покажу тебе Лондон? Я подумала и решила, что тебе было бы интересно побывать там.       Малфой приоткрыл глаза, впиваясь в неё нечитаемым взглядом.       — Нарцисса, — напомнил он. — Она не отпустит.       — Я поговорю с ней.       Уверенное заявление заставило его выровняться. Ладонь Гермионы осталась висеть в воздухе, но надолго не задержалась: потянулась, чтобы убрать прядь с чужого лица. Импульсивно, совершенно необдуманно — как вдруг её рука оказалась в захвате.       — И как ты планируешь это сделать?       — Просто доверься мне, ладно?       — …Это бессмысленно.       Выдох. Да, она тоже не в восторге, ведь это Нарцисса. Да, она планировала всё обдумать, прежде чем говорить. Да, он может не хотеть, но… Сухие губы прижались к запястью, выбивая из головы пресловутые «да».       — Спасибо.       В животе Гермионы запорхали бабочки. Она пожала плечами, утаивая трепет.       — Пока ещё не за что.

***

      Нарцисса слушала молча. Её сцепленные в замок руки скрывали поджатые губы, однако озвучивать решение она не спешила. Миссис Малфой, судя по углубившимся морщинам и синякам, почти не спала, поэтому Гермиона не торопила её, позволяя взвесить все за и против, хотя долгое молчание вынуждало её нервничать. Но не только ей было страшно. Нарцисса буквально вырывала из себя желание говорить. Её сердце обливалось кровью за сына. Возненавидит ли он её? Поймёт ли её отчаяние? Согласится, что так было лучше? Она не знала. И бросаться в пропасть не желала.       — Мисс Грейнджер, скажите. Зачем это Вам?       — Я уже говорила. Это поможет…       — Вы не поняли. Зачем это Вам?       Гермиона на миг опешила: о чём речь?.. — и на её лице отразилось всё.       — Гермиона, — голос предательски дрогнул, — это опасно. И я говорю не о прогулке.       — …Я понимаю.       — Понимаете? Можете ли Вы гарантировать, что это не повлияет на него? Что всё останется как прежде? Мне важно, чтобы Вы осознавали последствия. Были готовы нести ответственность. Ведь всё это, — миссис Малфой повела ладонью, подразумевая и мэнор, и работу, и неясные взаимоотношения с её сыном одновременно, — далеко не игра.       Она пытливо всматривалась в лицо целительницы, чувствуя не то злобу, не то обречённость, в надежде увидеть… что? Раскаяние? Но мисс Грейнджер лишь вскинула подбородок, готовая отстаивать то, ради чего продолжала жить в мэноре. Готовая противостоять ей. И это в какой-то мере подкупило Нарциссу, но она знала, что пожалеет о своём решении. Не могла не пожалеть. Это противоречило всем уставам её семьи.       — Я даю добро, — выдохнула она. — И надеюсь, что Вы убережёте себя и Драко от необдуманных поступков, — постучала пальцами по столешнице. Трижды «ха». — Но с вами отправится Эдгар. На случай непредвиденных обстоятельств. Сейчас… Можете идти. Но мы обязательно поговорим, мисс Грейнджер.       Она поднялась и отошла к окну. Дождалась, пока захлопнется дверь, стихнут шаги. И лишь тогда отпустила контроль, сжимая предплечье и горбясь.       Всё летит в пропасть. Всё. Она не уследила. Прости, Люциус.       В это время Гермиона на негнущихся ногах возвращалась к Драко. Ей стоило титанических усилий не выдать своего ужаса от вопроса, заданного Нарциссой, и того, что та произнесла после. Глупо было рассчитывать, что их «игры» прошли незамеченными, но от осознания, что скоро это придётся озвучивать миссис Малфой напрямую, внутри стыла кровь. Неужели их симпатия столь явная? Благо она вовремя взяла в узду свои эмоции и скользнула в спальню Драко с нарочитой небрежностью, будто бы Нарцисса без проблем сказала ей «да».       Играя, по её мнению, весьма убедительно, Грейнджер приземлилась на край постели и вытянула руку. Сердце всё ещё бушевало, никак не отражаясь на её поведении, но Малфой, не ведясь на представление девушки, уточнил:       — Разрешила?       Он не задрал рукав и не протянул ладонь, чтобы Гермиона взяла анализ крови, и она, закатив глаза, схватилась за его пальцы с оскорблённым «ты во мне сомневался?».       — Нет. Иногда ты очень, очень убедительна.       Он дотронулся до её коленки, за что был награждён предупреждающим взглядом, и бледно усмехнулся. Через пару минут неприятная процедура закончилась, и они сели друг напротив друга, говоря об абсолютно бессмысленных, но важных для обоих вещах.       И, само собой, о завтрашней поездке.       Всё шло прекрасно. Ни дождя, ни облачка — только серовато-голубое небо. Кашель ослаб, дав Драко возможность выспаться, а Гермионе — обдумать их будущий маршрут. Появилась иная проблема (не менее важная). Одежда. Неделями отрицавшая вероятность свидания, Гермиона не взяла с собой ничего, кроме свитеров и джинс, а возникшее желание напялить платье оказалось выше её сил. В отчаянии копошась в сумке, она наткнулась на то-самое-платье, абсолютно нелепое, совершенно безвкусное, купленное миссис Уизли как бы в отместку. И, поскольку время поджимало, а платье просилось на выгул, выбрала его — не без психов и скандалов, конечно.       Чёрт с ним, с неброским пальто и сапогами в самый раз.       И беретом.       …Господи, да она как сумасшедшая француженка. Джинни бы её засмеяла.       Игнорируя порыв стянуть жуткую тряпку, она спустилась в вестибюль. Её уже ждали.       — Ты выглядишь… — Малфой пытался подавить улыбку.       — Глупо? Нелепо? Забавно?       — Мило.       Гермиона взглянула на платье, и отвратительный красный квадрат на подоле ослепил её.       — Лжец. Ты почему один? Где Эдгар?       — Проветривается.       Они выбрались на улицу, где Эдгар, укутавшись в безразмерный шарф, изображал из себя статую. Отчитавшись перед дворецким и повторно обговорив схему действий, Гермиона всучила Драко ещё тёплую склянку:       — Выпей. От кашля и жара, продержится около двенадцати часов. Но предупреждаю: оно невкусное.       — Почему я не могу пить его каждый день? — Драко откупорил зелье и принюхался. — Фу.       — Это зелье истощает организм. От одного раза ничего не будет, но от двух ты начнёшь испытывать жуткую усталость. На него легко подсесть, поэтому оно, скажем так… не рекомендуется к применению.       Малфой хмыкнул:       — А ты, оказывается, непослушная.       — Я и не такой могу быть, — Гермиона тряхнула волосами, несколько смущённая присутствием Эдгара. — Пей давай и поедем.       К трансгрессии не прибегали, ограничившись получасовой прогулкой до ближайшей станции, а оттуда — на комфортабельном магическом экспрессе. Волшебники то и дело обращали на них внимание, шептались: кто-то узнавал Гермиону, кто-то — наследника чистокровной семьи, — но убийственная аура Эдгара естественным образом отворачивала их головы.       Потратив на дорогу в общей сложности полтора часа, они оказались в Лондоне. Эдгар, как и было оговорено, держался позади: значительно для того, чтобы не слышать разговоров, но достаточно близко, чтобы не потерять их из виду. Покатавшись вдоль Риджентс-канала и вырулив в парк, Драко поспешил поделиться первыми впечатлениями:       — Слишком людно.       — Ну… — Гермиона наклонилась и, установив зрительный контакт, улыбнулась. Мимо пробежал спортсмен с собакой. — Представь, что мы… скажем… на свидании. Думай только обо мне. Всё остальное неважно.       — А мы?..       — Что?       — На свидании?       — Если сделать вид, что позади нет Эдгара… — она деланно задумалась, — и забыть, что я твой целитель, — поправила его шарф, — то, наверное, да.       — Ах, вот как? Я запомню, — он сдался и, улыбнувшись в ответ, зарылся носом в кашемир, по пути находя её пальцы и оставляя на них лёгкий поцелуй. — Вези меня, бунтарка.       Лодочное озеро, Бейкер-стрит, музей Шерлока Холмса. Колёса шуршали по мостовой, пересекали улицы, разрезали редкие лужи. Гермиона, забыв и про Эдгара, и про болезнь Драко, рассказывала о знакомых ей местечках, тыкала пальцами в здания, что в детстве вызывали в ней восторг, и почти не зацикливалась на взглядах, коими одаривали их прохожие. Драко, которого, наоборот, беспокоило подобное внимание, жался в кресле, хоть и слушал её, и она гладила его плечи. Гладила, гладила, гладила — потому что рядом, готовая помочь.       Они были инопланетянами. Он — инвалид, передвигающийся на коляске. Она — девушка в странной одежде, что по-новому узнавала Лондон. Их пара — чернильная клякса на пергаменте, нечто чуждое, размытое. О них шептались девочки, ждущие на остановке автобус. Группа парней оборачивалась им вслед. Даже маленький мальчик, стоящий с мамой на переходе, не сдержался и спросил: «Мама, кто это?»       Но они упорно шли, учась не думать о других. Потому что вместе.       Когда закат окрасил небо в красный, а ноги заболели от усталости (ещё бы! пройти добрую часть Лондона), Драко поинтересовался:       — Куда теперь? — и снял берет с Гермионы, которая остановилась, чтобы поправить покрывало и передохнуть. — Занятная вещица.       — Увидишь, — загадочно ответила она, щёлкая по тонким пальцам и возвращая себе шапку. — Верни, будь добр. И перчатки надень, холодно.       Они свернули с авеню на удивительно тихую улочку, украшенную гирляндами, — одну из немногих, сохранявшую атмосферу вне праздников. Драко пошутил, что Эдгар давно их потерял — с такой-то скоростью, но замолк, стоило им выехать к ресторану. Такого поворота он, видимо, не ожидал.       «Порро» поприветствовал их мерцанием огоньков. Выполненный в лучших итальянских традициях, он манил не только любителей вкусной еды, но и случайных путников. Деревянная веранда, украшенная искусственными растениями даже зимой, большие окна, демонстрирующие кирпичные стены и круглые столики. Внутри находилось совсем немного людей, и Гермиона с готовностью подтолкнула коляску к пандусу, но Драко остановил её.       — Нам обязательно туда идти?       — Там есть перегородка и специальные… места. Тебе будет комфортно. Или, если хочешь, я возьму еду на вынос. Как тебе такой вариант? Так нас и Эдгар увидит, и не будет лишних глаз и ушей, — и, будто вспомнив о чём-то, поспешно добавила: — Клянусь, ты должен попробовать здешнюю маргариту. Я даже сделаю тебе поблажку, позволив съесть больше одного кусочка.       — Знала бы ты, как я хочу домой.       — Что ж, мы можем…       — Но у нас свидание, — продолжил Малфой с нажимом, — и это станет провалом, если мы не поужинаем в месте, которое тебе нравится.       — Если ты устал, ты не обязан этого делать. Поедим в следующий раз.       — Которого может и не быть, — ощерился Драко. — Ладно. Плевать. Поехали.       — Но…       — Не раздражай меня. Поехали.       Ворчливый, уставший, но по-особенному милый. Будь всё иначе, она бы незамедлительно поцеловала его.       «Нет, Гермиона. Н е т. Не поцеловала бы».       Кресло, тяжело сойдя с места, проехало несколько метров и запнулось — и в это мгновение двери «Порро», будто приветствуя их, распахнулись. Оттуда, посмеиваясь, вышел…       Марло.       Чёртов Марло вышел из «Порро», ведя под руку незнакомую девушку.       Это. Даже. Несмешно. Почему не Рон? Почему не Гарри?! Да пусть Пэнси — почему, мать его, Харпер?!       Кошмар Аврората, будь прокляты его появления, бросил на неё незаинтересованный взгляд — и неожиданно расцвёл пуще прежнего, расплываясь в ехидной улыбке. Только потом он обратил внимание на Драко, и его глаза превратились в блюдца. Узнал. Сопоставил факты. Жизни не даст: всё растреплет. Новый выпуск «Пророка» станет сенсацией.       Гермиона, не задумываясь ни на секунду, выступила вперёд, закрывая коляску собой. Но Марло, потеряв весь интерес к спутнице, уже плыл к ним, и его скачущие туда-сюда глазёнки сверкали похлеще бриллиантов.       — Да ладно. Не может быть.       Драко уточнил:       — Всё в порядке?       Она не ответила. Не знала, что ответить. К щекам прилил румянец.       — Просто фурор. Гермиона Грейнджер и Драко Малфой. В магловском мире. Офигеть.       — Марло, — вместо приветствия процедила Гермиона. Как жаль, что палочка осталась в сумке, а сумка — на коленях Драко, иначе бы оттуда уже вылетело оглушающее.       — Это не то, чего я ожидал от сегодняшнего вечера, — парень издевательски приложил руку к груди, останавливаясь в паре шагов, — но, положа руку на сердце, я счастлив.       «Кто ты?» — послышался чёткий вопрос. Харпер булькнул.       — А ты ничуть не изменился, Драко. Ни привет, ни пока. Как тогда смотрел на меня с отвращением, так и сейчас. Хотя, казалось бы, не меня пришибло заклятием.       — Послушай, Харпер…       — Брось, я просто подошёл поздороваться, — отмахнулся тот. — В голове не укладывается. Маглорождённая и чистокровный. Идут в ресторан. Куда смотрят твои родители, Драко?       — Если это всё — мы уходим, — Гермиона, глубоко вдохнув: она убьёт его, убьёт и не пожалеет, — двинулась с места, желая увезти Драко как можно дальше. Маргарита подождёт.       — Постой, — Марло придержал её за локоть и хохотнул, заметив опасный блеск, возникший в глазах бывшего коллеги. — Ещё вопрос. Каково миловаться с тем, кто убивал тво…       — Да закрой ты рот!       Импульсивный замах. Хрупкая женская ладошка впечаталась в гладковыбритую щёку с оглушительным хлопком. Жар прошил кожу, обездвижив пальцы, но Гермиона не ощутила боли и замахнулась ещё раз, но Харпер увернулся.       — Сука! — воскликнул он с восхищением, держась за лицо. — Какая ты сука. Зря не осталась в Министерстве: таких там любят.       — Пошёл. Вон, — вне себя прошипела Гермиона. — Если я достану палочку, ты больше не встанешь. Клянусь тебе, Харпер.       — Ладно-ладно, — он поднял ладони вверх. — Только ты закрываешь мне дорогу. А, погоди, не ты… Мистер Малфой.       Новый вдох. Медленный, глубокий, никак не унимающий жар в груди. И очень громкое ругательство.       — Я вырву тебе язык, мерзкое ты уё…       — Мисс Грейнджер! — оклик заставил её замереть до того, как она сорвалась на шаг и придушила ублюдка. Эдгар вырос позади ангелом-хранителем. — Нам пора идти.       — Я не закончила, — выплюнула она, глядя на Марло. — Ты думаешь, что это пройдёт бесследно, — опустилась до полушёпота, — но готовься, что в скором времени тебя будут соскребать со стенки. Хренов манипулятор. Дорожить репутацией, а потом портишь жизнь мне. Ну удачи.       Она резко повернулась, чувствуя, как Марло ухмыляется, не веря в сказанное. Как можно уродиться таким беспросветным идиотом? Яркий пример маменькиного сынка, прожившего с серебряной ложкой в заднице. Правильно говорят: не хвали без причины. Не восхваляй без повода! Подняли самооценку до небес — фиг опустишь. От любви к себе остатки мозга расплавились. Не понимать, что общается с героиней войны и подругой Гарри Поттера, будущей главы Аврората, — это надо ещё постараться. Мерзость.       В мэнор вернулись поздно. Малфой не спрашивал её ни о чём, лишь изредка упоминал о чём-то отвлечённом, а Эдгар, как хороший работник, держал своё мнение при себе. Нарцисса не вышла, чтобы встретить их, и чудесно: меньше поводов для расстройств.       Всё ещё злая и расстроенная сорванным ужином, Гермиона сварила зелье сна без сновидений, подождала, пока Драко вернётся из ванной, и обработала ему спину и грудь — там, где расползались тёмные пятна, — предварительно проверив очаги поражения заклинанием. Всё это время Малфой не отрывал от неё внимательного взгляда, нервируя и пробуждая новое чувство — вину, которую она компенсировала резким:       — Говори уже.       — Ты страшна в гневе.       Замечательно.       — Нет, правда. Вышло эффектно. Особенно удар. Он даже показался мне знакомым, словно однажды мне прилетело с твоей лёгкой руки.       Гермиона, осознав, о чём говорит Малфой, рассмеялась. Она не стала показывать ему воспоминание с третьего курса, боясь задеть его гордость, но он, паршивец, и так умудрился припомнить это.       — В такие моменты нужно говорить уверенно: «Да, было».       — А, то есть ты не отрицаешь, что успела съездить мне по роже?       Он улыбался, улыбалась и она. Их взгляды пересеклись, и Драко, усмехнувшись уголком губ, уточнил:       — Мне не стоит спрашивать, верно?       — О чём?       — О чём говорил тот парень.       Её веселье вмиг улетучилось.       — Я понял. Не хмурься, — Драко потянулся и разгладил складку, что залегла меж её бровей. — Не буду спрашивать. Это неважно.       — Даже не верится, что ты так легко к этому относишься.       — Ну, знаешь, когда тебе остался месяц или около того, не хочется портить впечатления.       Несмотря на насмешливые и очевидно горькие слова, он обхватил её руку. Мурашки побежали по плечам, когда кончики холодных пальцев скользнули выше, очертили локоть и защекотали предплечье. Нырнули меж её пальцев, сжали. И потянули на себя.       — Я правильно тебя понимаю? — Гермиона упёрлась в матрац, не позволяя себе лечь на кровать. Она не опустится до этого, нет-нет.       — Это шаг. Мой шаг. Ты говорила.       — Он не стоит того.       — Плевать.       Малфой потянул её снова и придвинулся сам, почти касаясь её носа своим.       — Драко, ты сейчас не в себе. И потом будешь жалеть.       — Идёшь на попятную?       — Нет, — Гермиона дрогнула, когда Драко, вполне доходчиво обрисовывая своё намерение, прижался губами к уголку её губ. — Нет.       — Тогда тебе тоже должно быть плевать.       И, потянувшись к её уху, жарко прошептал:       — Расслабься.       …С этими словами он поцеловал её.       Ещё несколько месяцев назад Гермиона вырвала бы себе язык, выдернула руки и ноги, если бы узнала, что случится, отпусти она ситуацию. Она, Гермиона Грейнджер, будет целоваться с пациентом, чистокровным негодяем, самым противным человеком на всём белом свете!.. Но сейчас, прижимаясь к худому телу, не скупясь на прикосновения и слушая тихие вздохи, она не чувствовала вины или угрызений совести.       Случайное столкновение зубов. Их языки встретились, и её пальцы нырнули в вырез рубашки, дотронулись до груди, проходясь по застарелым шрамам. Малфой, сжав её талию, притянул её к себе, буквально вдавливая в тело.       Ближе.       Неправильно.       «Плевать».       Гермиона, затрепетав от позабытых ощущений, отстранилась и припала к его шее. Проклятье? К чёрту. Малфой, не сдержавшись, застонал. Не от наслаждения, нет.       Просто она не боялась.       Запретно.       «Плевать».       Его ладони проникли под юбку платья и легли на бёдра. Очередной поцелуй, осторожный, будто всё происходящее — мираж.       Сильнее.       — Всё ещё будешь продолжать бегать?       — А знаешь что? Плевать.       Ведь они оба этого хотят.