Я тебе верю

Тэхён редко смотрит на шрам от укуса. Он касается его только тогда, когда представляется возможность. Это дни исключений. Чонгук скрывает от других доказательство того, что остался нетронутым заразой после укуса щелкуна, потому что в поселении выживающих Тэхён советовал быть тихим и примерным. А ещё просил забыть прошлое и начать всё с самого начала. Шрам смотрится на теле некрасиво. Кожа стянулась в зоне укуса, очертив следы зубов, из-за чего по одному взгляду сразу понятно, что это за рана, какого характера, от кого получена, зачем спрятана. Организм и его функции будто замерли в том месте. Шрам не исчезает. Даже спустя столько лет. И вот. Сегодня день тех самых исключений. Тэхён смотрит на место укуса, осторожно касаясь пальцами. Они лежат на кровати после секса. Вылазка у мужчины на этот раз была слишком долгой, Тэхён с Сокджином и небольшим отрядом застряли на бухте, пытаясь отжать ещё рабочие моторные лодки. Неизвестно даже для чего. В поселении нет водных путей. Но Чонгук не жалуется на секреты. Тэхён хотя бы делится деталями, а мог бы промолчать. Чонгук ведь вообще в поселении входит в контингент молодняка. Дело не в этом. Дело в том, что Чонгук скучал. Однако между ними до сих пор тяжёлое молчание в такие моменты. — О чём ты думаешь? — тихо спрашивает Чонгук. Он говорит шёпотом. — Ничего, — голос Тэхёна грубоватый. Он прокашливается, чтобы прочистить горло. — Ничего такого. — А почему смотришь? — Думаю, — и вдыхает. Он улыбается. — Точно. Ты же спросил, о чём я думаю. — Именно, — Чонгук хмурится. А потом всё же улыбается. — Так о чём ты думаешь? — О причинах, — шепчет Тэхён. Он потом качает головой. Так как лежит на спине — получается с шуршанием ткани подушки. Чонгук, лежащий на животе, улавливает это пальцами на поверхности кровати. — Других таких, как ты, нет, — говорит громче. Он снова касается шрама. — Задумывался ли, — и поднимает взгляд, — почему? — Я родился в этом мире, — шепчет Чонгук, сглатывая. — Впервые вдохнул воздух уже разрушенной планеты. Это должно было как-то повлиять, — у него готов ответ. И уже давно. Чонгук думает о причинах больше, чем даже Тэхён. — Может, потому что я люблю тебя, но, — говорит мужчина. Он облизывает губы. — Но я смотрю и всегда думаю о том, что причина полностью в твоём видении мира, — и улыбается. — Кровь имеет клетки добра? Они у тебя вместо эритроцитов? — Нет, — Чонгук выпрямляется. Он опирается о поверхность кровати локтями. И смеётся, смотря в глаза Тэхёна. — Ты прав. Ты так думаешь, потому что любишь меня. — Не знаю. Легко, на самом деле, поверить в то, что тебя не заразить дерьмом этого мира, потому что ты просто не заслужил. Даже сейчас в тебе слишком много света. Чонгук щурится. Тэхён смотрит как-то отрешённо, но мягко. В его взгляде всегда такое взрослое расположение. Они в странных отношениях, потому что парой романтической становятся лишь в постели. В остальные дни их взаимодействия сводятся к родным чувствам. Они заботятся друг о друге. И очень редко ходят на свидания. Друзья Чонгука советуют быть открытым с ним и пытаться пробираться к его сердцу постоянно, чтобы хоть иногда нежничать, как любовники, но Тэхёну за сорок. Он на попытки частых взаимодействий мягко улыбается и гладит по голове. Из него сложно вытащить что-то подобное. Комплимент настолько весомый, что разрывает сердце. — Не может быть, чтобы во мне было света настолько много. Больше, чем во всём мире, который заражён? — Чонгук улыбается. — Это так, — Тэхён кивает. И смотрит проникновенно. Взгляд практически оголяет и без того нагое тело. Чонгук сглатывает. Он касается пальцами руки Тэхёна, чтобы сжать ладонь. Обычное прикосновение и столкновение глазами поможет им сейчас успокоиться, какие бы чувства изнутри ни разрывали. Чонгук понимает, почему в глазах Тэхёна он иногда настолько светлый. Понимает, почему Тэхён до сих пор боится сам лезть обнимать. Понимает, почему он после таких вылазок нуждается в том, чтобы лежать так, ощущая присутствие Чонгука рядом, но подмечает детали, стараясь запомнить его таким в воспоминаниях. Чонгук понимает. Ведь… Он простил его. За всё простил. — Мир продолжит нас наказывать, — Тэхён поднимает руку, касаясь волос Чонгука. Он гладит его щеку большим пальцем. — Однажды терпеть это станет невыносимо. — Что терпеть? — Этот мир, — Тэхён смеётся. — И что? — Чонгук хмурится. — Я не усомнюсь. Ты же помнишь. Я хотел умереть за него. — Я терял близкого мне человека, который был всем этим миром, — это он о дочери. — Я знаю, что настанет тот день, когда покажется, что отняли всё, что можно. Не позволяй в этот миг светлости покинуть тебя. Она твой щит. Для меня… это причина, по которой любая убивающая тьма никогда тебя не коснётся, — Тэхён поднимается на локти. И тянется к лицу Чонгука, коротко целуя в лоб. — Обещать тебе? — Не надо, — Тэхён не обязывает. — И я не заставляю. Просто помни об этом. — Запомню, — Чонгук звучит задорно. — Быть оптимистом! — воодушевлённо. — Это не то же самое. — Почему нет? — хлопает глазами. — Не всё весёлое хорошее. — Эй! Чонгук беззаботно смеётся. «Наше счастье в молчании», — думал тогда Чонгук. У них за спинами грехи. Тэхён, который не позволил миру раскрыть секреты его шрама, заставляет иногда сглатывать горькую слюну. Наверное, Чонгук в те моменты плачет. Этот момент их взаимодействий стоял и стоит между ними вот уже который год, но они молчат. Молчат, однако говорят мелочами или жестами, что всё в порядке, что всё равно любим, что объятия будут, несмотря на то, что, возможно, мир сейчас мог быть другим — спасённым, ярким и очищенным. Мог быть таким же светлым, как та обитель, что Тэхён видит в глазах Чонгука, считая его ангелом, которого никакая грязь не опорочит. Они молчат. Когда танцуют в вечера праздников. Сокджин издевается над Тэхёном, бьёт в спину и хохочет громче всех, когда мужчина неловко прокашливается, стоит Чонгуку протянуть ему ладонь, приглашая на медляк. Они молчат, когда двигаются в такт музыке, прислушиваясь к общему гомону, шёпоту и свисткам. Тэхён молчит, потому что смущён. Чонгук молчит, потому что если откроет рот и что-то выдаст — момент будет разрушен. Да и что говорить во время танца? Они молчат. Когда Чонгук выходит за стены не с Тэхёном, машет ему и обещает вернуться к обеду. Тэхён молчит, потому что не знает, как выразить словами «вернись ко мне поскорее» так, чтобы Чонгук не волновался за него. Чонгук молчит, потому что думает в тот момент — вряд ли он придаёт этому значение. Их разница в возрасте в те времена странно работает. Тэхён сглатывает, когда видит кровь на лице Чонгука. И бьёт напарника Чона совершенно незаслуженно. Однако они потом оба извиняются. И опять молчат, просто обнимаясь дома. Они молчат. Когда Чонгук узнаёт о браках и спрашивает Тэхёна, могли бы они чем-то скрепить их связь. Конечно, все шрамы на теле Тэхёна, что он получил, спасая мальчика, красноречивее обычных колец. Однако он молча приносит домой гитару. И заявляет, что это теперь символ их связи, какой бы она ни была, какой бы ни стала потом. На ней Чонгук всегда может, научившись, сыграть любую мелодию, которую их сердца воспримут с трепетом или отчуждением. Тэхён не хочет, чтобы Чонгук воспринимал её как кольца, которые связывают. Он говорит тогда, что так что-то звучащее и говорящее между ними будет лучше того, что привычно другим. Чонгук не говорит никому, что для него значит игра на гитаре. Но они родные друг другу. Что-то больше, чем родственники. И что-то больше, чем даже возлюбленные.

***

Чонгук проходит мимо ворот тогда совершенно случайно. Его толкают утром в спину, и Дэн, наклонившись, говорит: — Жду у выхода. Чонгук хмурится. Он как раз берёт патроны. — Признаться хочет, — шепчет Сокджин, наклонившись к нему. — О нет, — Чонгук открывает рот, охнув. — А Тэхён что? Знает? — Не говорил ему. Да и заметил только вчера, — Джин качает головой. — Представляю, что Тэхён с ним сделает, если узнает. — Наверное, просто поговорит, — и вздыхает. — А Дэн что думает о нас? Считает, что я помешанный на своём отце парень? — Так и сказал, кстати, — Сокджин смеётся. — Расслабься, — гладит агрессивно дышащего Чонгука. — Любой так подумает. — Это не повод мне признаваться. Я скажу ему, чтобы не лез с этим, — уверенно выдаёт Чонгук. И, взяв патроны, направляется за Дэном. У ворот есть развилка к водостоку. Там не очень романтично, но именно там и происходит это странное признание. Чонгук чувствует момент. Ему никогда никто не признавался в любви так открыто. Как уже говорилось, между Чонгуком и Тэхёном чаще всего царит мудрое молчание. — Я люблю тебя. Как часто люди это повторяют друг другу? Сокджин с женой говорят после каждой перепалки. Тэхён вскользь упоминает. Однако никогда, смотря в глаза, такие слова не выдаёт. Но он говорит действиями. Тэхён может не говорить «люблю» часто, но он более красноречив в поцелуях, когда обнимает, когда интересуется делами, когда находит комиксы, когда читает их вместе с ним. Он улыбается сейчас ещё реже, чем пять лет назад, но все его улыбки адресованы Чонгуку. Это ведь лучше признаний? Хотя иногда хочется услышать «я люблю тебя» от него. Хотя бы раз. Чтобы серьёзно и твёрдо. — Прости, я… — Эй! — крик Тэхёна нарушает тишину. — Мы на прочистку, — он машет Чонгуку. — Пообедай без меня. — Что случилось? — Чонгук отвлекается от Дэна. Он сразу дёргается в сторону Тэхёна. Дэн держит его за руку. — Мы не закончили. — Нет, чувак, без обид, но… Ворота уже открываются. Тэхён выходит, не взглянув в их сторону. Наверное, дело действительно срочное. Сокджин на лошади выходит за ним. Тоже до ужаса серьёзный. Чонгук стоит, смотря на них. Он вздыхает, сжимая пальцы в кулаки. И поворачивает голову к Дэну, готовый выслушать. Раз уж на то пошло. Их не было в обед. Их не было и к ужину. Координатор Ыну просит Чонгука выйти за ними с Дэном и Райли. Как выяснилось, дело в том, что приметили следы тех самых лодок, что не удалось отобрать. Кто-то узнал об их местонахождении после той вылазки. И, проследив, начал безмолвно наблюдать. Это могли быть враги. Тэхён и Сокджин вышли проведать обстановку и по возможности поговорить с нарушителями границ. Чонгук вдыхает поглубже. — Так ты встречаешься с ним? — Дэн не унимается. Он идёт за ним по следам. С неба начинает опускаться снег. При выдохе поднимаются клубки дыма. — Да, — Чонгук твёрд. — Он же, — Дэн прокашливается, — старый. — Да, — Чонгук снова уверен в себе. — Я знаю, — и хмурится. — И без шансов, что разлюбишь? — Вообще, — глубоко вдыхает, — без шансов. На снегу видны следы. Чонгук видит, что следы не одни. Снег хрустит под ногами. Он следует за ними. Дэн прочёсывает обстановку. Где-то вдалеке раздаётся выстрел, поэтому он идёт проведать его. Чонгук следует за первым маршрутом. Они ведут в лесную хижину. Это дом лесника, который служит перевалочным постом для поселения. Чонгук заходит внутрь дома через отверстие в стене. Начинающаяся зима странно влияет на обстановку. Следы снега даже внутри. Шум идёт из подсобного помещения. Чонгук делает осторожный шаг. Он вспоминает все уроки, что ему давали. Из арсенала при нём заряженные дробовик и пистолет. Наготове ещё старенький револьвер Тэхёна. Чонгук глубоко вдыхает. Дверь в подсобное помещение приоткрыта. Чон щурится. Что-то периодически раздаётся, будто кто-то бьёт по поверхности дубиной. Сердце Чонгука к последующим событиям было не готово. Он только-только вылез в нормальное общество, привыкал к нему, начинал понимать ценность того, что приобрёл, позволив этому случиться. Наконец-то, немного отцепившись от Тэхёна, Чонгук снова учился доверять всем, старался стать товарищем, находил друзей. Тэхён шептал ему однажды объяснение слова «гуманность», что Чон прочитал в одной книге и не понял значение. Тэхён говорил, что есть те, кто всегда верит в чужую человечность и любит, верит в них только потому, что они могут называть себя людьми. Чонгук думал, что способен на такую огромную любовь, ведь однажды… однажды он был готов спасти этот мир ценой всего. И поэтому являлся светом в глазах Тэхёна. Который в этот момент и потух. Через приоткрытую дверь Чонгук видит, что мужчина лежит на полу. Его лицо залито кровью. Над ним кто-то замахивается оружием, похожим на палку. Чонгука оглушает. Он толкает дверь, поднимая пистолет, чтобы выстрелить в бьющего. Рука абсолютно не дрожит. И без секунды промедлений он нажимает на спусковой крючок. Однако кто-то толкает руку в сторону, останавливая. Выстрел смещается. Из-за фокусирования на одном враге Чонгук не замечает, сколько их в комнате. — Тэхён! — крик срывается изо рта. Он надеется, что его мужчина сейчас поднимется. Чонгук падает лицом на пол. Его придавливают насильно к нему, блокируя движения. Пистолет пинают, чтобы лежал не так близко. Сердце Чонгука бешено бьётся. Он не понимает, что происходит. Его волнует только то, что Тэхён лежит. Он весь в крови, ослаб. Мужчины даже на слова не хватит. Он лишь беспомощно вдыхает. Лежащая у головы рука дёргается, когда глаза перемещаются по помещению. Веки приоткрываются. И Чонгук уверен, что ёкает у него в груди именно потому, что Тэхён на него смотрит. Пальцы двигаются, так как он пытается дотянуться до своего мальчика. — Тэхён, вставай! — Чонгук не знает, что кричать, кому кричать. — Остановитесь! Немедленно остановитесь! — обращается к человеку, что стоит над Тэхёном. — Продолжай, Эби, — говорит человек, держащий Чонгука. — Нет, — шёпотом вырывается из Чона. Человек замахивается оружием над Тэхёном. В свете, пробирающемся из окна, Чонгук замечает с блеском металла, что это клюшка для гольфа. Взмах раздаётся в голове. Воздух режется. Кончик клюшки резко опускается на голову Тэхёна, так сильно пробив по черепу, что раздаётся характерный стук. — Нет! — Чонгук переходит на истерический крик. Его сердце разрывается. Этот удар, который он увидел, всего один. А сколько Тэхён уже успел получить? — Пустите меня! Пустите его! Закат подходит к концу. Комната заливается кровью. На полу столько крови брызгами. Чонгук старается встать. Он не может просто лежать и смотреть. У него даже получается на короткое время вырваться и почти дотянуться до руки Тэхёна, которую мужчина протянул к нему, будто хотел коснуться, только увидев. Чужая нога придавливает ладонь к полу. Чонгук приближается, но лишь увеличивает свои мучения, когда клюшка бьётся раз за разом с периодичностью в секунды о Тэхёна. Брызги крови повсюду. Чонгук кричит, чтобы остановились. Он кричит, чтобы прекратили. — Пожалуйста, хватит! Он умирает! — в последние слова Чонгук не хочет верить. Нет. Тэхён не может так уйти. Его не могут настолько жестоко забрать. Как люди только посмели? Почему они бьют его? Почему ничего не объясняют? Почему заставляют мучиться? А почему Чонгук не пошёл с ним сегодня? Чёртов Дэн! Почему он остановил Чонгука? Почему Сокджин не объяснил ему всё перед уходом? Почему Тэхён сказал не ждать его к обеду? А ведь Чонгук действительно не подождал. Чонгук поднимает глаза, осматривая каждого в этой комнате. — Хватит, — шепчет он, встретившись взглядом с той, кто размахивает клюшкой. Она тоже смотрит на него. И в её глазах в этот момент пустота, бессилие, столько тоски. Может ли Чонгук вымолить у неё милость? — Пожалуйста. Прошу вас. Не надо. «Мир продолжит нас наказывать». Клюшка поднимается вверх. И опускается с размаху на Тэхёна. Крик Чонгука становится истошнее, потому что влажные глаза не улавливают, дышит ли мужчина сейчас. — Нет! Прошу вас! Я прошу вас! «Однажды терпеть это станет невыносимо». И снова бьёт. Даже когда не движется — бьёт. Бьёт. Бьёт. Бьёт, несмотря на то, что Чонгук умоляет, он просит, он даже предлагает отдать половину боли ему. Но звуки размахов всё равно раздаются. И опускаются на тело. Уже, похоже, безжизненное. — Он же умрёт! Хватит! — Чонгук плачет. «Не позволяй в этот миг светлости покинуть тебя». На секунду повисает тишина, потому что Чон замолкает, пытаясь не дышать так сильно. Он замирает, чтобы увидеть, вздымается ли спина Тэхёна. Дышит ли он? Двигается ли до сих пор? Однако Тэхён лежит. Его лицо всё ещё залито в крови. Пальцы будто почернели. — Тэхён, вставай, — это на грани срыва. — Прошу тебя, ответь мне. Прошу тебя. И впервые… впервые так не хочется, чтобы их связь была в молчании. Он ничего не говорит. И, наверное, уже не сможет. Чонгук ни за что не оставит это просто так. Какой бы ни был этот порок, за что бы мир их ни наказывал, какое бы решение эти люди ни приняли, думая годами о том, стоит ли так поступать, Чонгук не оставит это так. Он не отпустит женщину живой. Она не будет ходить после того, что сделала с ним. — Я убью тебя, — шёпотом от Чонгука. Свет, что излучает он, тухнет в тот момент. — Я убью вас всех. Я убью! Убью вас! Каждого! — Чонгук плачет и кричит, внимательно всматриваясь в их лица, запоминая их глаза, их взгляды. — Я убью! Убью! Никогда не прощу! Лишит каждого. Лишит всего. Они только что сломали весь его мир. Тэхён для Чонгука стал всем, чем он дорожит. Дорожит настолько, что сейчас не ощущает, что дышит, когда понимает, как сильно он разгневан на людей. Злость так его пробирает, что встаёт в горле комом. И крики «убью!» раздаются истерическим эхом по всему помещению. Комната содрогается из-за его попыток вырваться. Чонгук ненавидит их. И он всех убьёт. Чонгук простил Тэхёна за то, что он не спас весь мир. Но смерть Тэхёна Чонгук по ощущениям сейчас не простит даже всему свету. Чонгука вырубают ударом о пол лбом, держа за волосы. Перед глазами, на душе, на сердце и во всём его мире наступает кромешная тьма. И просыпается через час из-за тормошения в плечо Чонгук уже другим человеком в огромной заражённой планете, в которой сразу чувствует пустоту, стоит только вдохнуть воздух, которым Тэхён не дышит. «Не позволяй светлости покинуть тебя». Чонгук, рыдая над его телом, понимает, почему это было не обещанием. И всё равно не может заставить себя ухватиться хоть за что-то, что не ненависть. — Ты помнишь их? — спрашивает Сокджин. Он вдыхает поглубже. У него глаза абсолютно чёрные. — Да. Каждого, — Чонгук шепчет. — В лицо. Всех помню. Прости, Тэхён, не получается ухватиться за что-то светлое сейчас. Чонгук вспомнит потом, когда искупается в крови мести. А затем сядет над могилой Тэхёна, сыграв на гитаре свою скорбь. Впервые Чонгуку тошно просто дышать. Жаль, что он сейчас жив и чувствует всё это. — Я убью их. Всех. И только возмездием достигнет покоя.