***
Андрей с Костей были вместе чуть ли не с детского сада, а в школе уже точно знали, что в будущем поженятся. Нежный, утонченный альфа и эмоциональный омега самой судьбой были созданы дополнять друг друга. И любить бесконечно сильно, больше собственной жизни, любить до тех пор, пока стучит сердце. — Ты почему дрожишь? — ласково спросил Костя, усаживая Андрея к себе на колени и целуя в ямку между ключицами. Андрей молча показал ему снимок с узи. Внутри все сжималось и обмирало от восторженных чувств и предвкушения чего-то неизъяснимо хорошего. Душа трепетала, словно там порхала стая бабочек. У них с Костей будет ребенок. Костя замер, как зачарованный, затем его губы разъехались в лучистой улыбке: — Я знал. Я сразу почувствовал, что у нас все получилось, — с благоговением разглядывая фото, он сжал в объятиях худенькое тело своего омеги, — по-другому ведь и быть не могло. Мы ведь так любим друг друга и столько лет вместе. Андрей сильнее обнял Костю за шею и сидел так долго, не отстраняясь. Ему было страшно. Он боялся не справиться и не пройти это испытание из-за своего слабого здоровья. Тошнота подступала к горлу, но не та, что возникала во время приступов гипертонии. В висках пульсировало, а голова кружилась, как на каком-то бешенном аттракционе. Так вот что значит быть беременным, и это далеко не мед… Костя без слов его понял и прочувствовал его состояние, явно ощущая волнение любимого: — Все будет хорошо. Я же с тобой. И всегда буду рядом. Вместе мы справимся. Прижавшись друг к другу, они долго совещались, как они преподнесут эту новость родителям. Возлюбленные договорились собрать вместе всех родственников и объявить им о своем новом статусе и уже представляли, как засияют от счастья глаза их родителей, как обрадуется бабушка, которая не раз им с Костей напоминала, что пришло время подарить ей правнука. Но парни не успели никому ничего рассказать. Через несколько дней пришла большая беда. Намедни ничего не предвещало дурного. Андрей чувствовал себя хорошо, голова не болела, почти не тошнило, хотя до этого он три дня не мог ничего есть, и его организм не принимал даже воду. Да и Костя был в отменном настроении, видя, что его любимому лучше. Парни не спали до глубокой ночи. Они говорили о будущем: строили планы на долгосрочный период, обсуждали, как изменится их жизнь с рождением ребенка, как он будет выглядеть, на кого больше похож и кем станет, когда вырастет. Уснули они в объятиях друг друга, счастливые, от того, что вместе. Под впечатлением ночных разговоров Андрею приснился сон, где он не болен: голову не разрывало от дикой мигрени, кровь не текла из носа, как вода из-под крана, а реальность не пыталась внезапно отфутболить его в обморок-небытие. Андрей полностью здоров, здоров и малыш, которого он носит под сердцем. Вдруг подозрительно громкий шум вырвал юношу из объятий сладкого сна, возвращая в реальность. Андрей подскочил на кровати, путаясь в одеяле. Кости рядом не было. На улице что-то громыхало и рычало, от чего вздрагивал пол и звенели оконные стекла. — Костя… — спросонья прохрипел Андрей, чувствуя, как напрягаются сосуды в голове, — Где ты? Он хотел было встать, но его накрыла такая тошнота, что Андрей вжался в подушки, тихонько хныкая. Когда в комнату вошел Костя, Андрея словно парализовало каким-то первобытным страхом. Одетый в футболку и брюки цвета хаки, Костя присел на краешек постели и ласково взял его ладони в свои: — Андрюш, война. Правитель Х. напал на нас. Я иду в военкомат добровольцем. Я должен защитить родную землю от врага. Города бомбят и наступают по всем направлением. Включи телевизор, там видеообращение нашего правителя К. Андрей взял с прикроватной тумбочки пульт, нервно щелкнул им, и на экране возникло изображение правителя К. Он выглядел уставшим, его взгляд был рассредоточен и растерян. — Черт, а ведь Х. подписал недавно с нами договор о ненападении… И вот теперь такой нож в спину? Нет, нет, я не верю… Я не верю в это, Костя! — обрывающимся голосом произнес Андрей, сдерживая бушующую внутри ярость. Он еще до конца не понимал, что происходит. — Он ненавидит и правителя К. и весь наш народ. Но мы дадим ему бой. Так просто он нас не завоюет. Юноша вынырнул из-под одеяла и повис на шее своего альфы, покрывая поцелуями его губы и щеки: — Я дождусь тебя, любимый! Мы дождемся… Затылок Андрея сводило болью, одолевало ощущение, что все это происходит не с ним, дыхание давалось тяжелее, чем обычно. Терзало плохое предчувствие, что Костя больше сюда не вернется. — Всё будет хорошо. Мне пора, — прошептал Костя. Андрей, повинуясь ему, разжал объятия, и хотел было ринуться за ним вслед, но альфа мягко остановил его. — Не ходи на улицу в одной пижаме. Там зима и мороз, а тебе нельзя болеть, — и одарил Андрея таким ласковым взглядом, что у того внутри все перевернулось, дрогнуло и рассыпалось на осколки. Он даже не нашел, что ответить. Рухнув без сил в кресло, Андрей взял смартфон и начал писать в группу своего родного шестого «А». Как классный руководитель, он довел до ведома учеников, что в школу идти не нужно. Ни сегодня, ни завтра. И что обучение теперь будет проводиться в формате онлайн. От осознания того, что у детей отняли право получать образование, больно стиснуло горло. В прихожей послышалась возня. Скрипели ступеньки, слышалось лязганье замков и испуганный плач младшей сестренки Далии. — Сынок, собирайся, немедленно, — дверь в комнату немного приоткрылась, и Андрей увидел объятую ужасом мать, — уезжаем отсюда. Как можно дальше, в другую страну. У отца двойное гражданство, его выпустят за границу. Да и тебя выпустят, ты же омега. Быстрее, а то потом вообще не сможем выехать из города. — Нет, мама, я никуда не поеду, — спокойно ответил Андрей, и на его красивом лице появилось упрямое выражение, — я не брошу Костю одного. «Неужели они не понимают, что важнее Кости для меня человека нет? Я не могу быть так далеко от него», — сердце Андрея сжалось от тоски. Ушел Костя, уедут родные, и не останется ничего, кроме безнадежности. Хотелось забиться в темный угол и не вылезать оттуда, пока не закончится этот кошмар. — Тогда и я останусь, — вмешалась в разговор бабушка, — я Андрюшу не оставлю. За нас не волнуйтесь, мы не пропадем. А вы уезжайте, спасайте Далию. Мать горько заплакала, но против решения своего взрослого сына идти не стала. Андрей поблагодарил судьбу за то, что не успел никому рассказать о своей беременности, иначе мама просто так бы не сдалась и всеми правдами и неправдами заставила его уехать вместе с ними. Так Андрей остался вместе с бабушкой в прифронтовом городе, среди беспрерывных тревог войны.***
На улице было совсем темно, когда враг накрыл город артиллерийским огнем. Где-то совсем рядом послышался грохот, и небо озарили яркие вспышки. Над горизонтом зажглось огненное зарево, в багровых отблесках которого были видны клубы черного дыма. На пару мгновений повисла зловещая и призрачная тишина, после которой раздался новый взрыв, громче и мощнее, чем предыдущий. Затрясся пол, и сидящему в углу спальни Андрею посыпалась на голову штукатурка. Бабушка, не придумав ничего умнее, стремглав выбежала во двор, как была, без верхней одежды. — Не ходи туда, пожалуйста, — крикнул вдогонку Андрей, но сразу понял, что бабушку не остановить так просто, и накинув куртку, двинулся следом за ней. Бабушка у него умная и добрая. Разменяв седьмой десяток, она оставалась шустрой и бойкой хозяйкой, не способной сидеть без дела, и всегда была чем-то занята. Андрей завидовал ее неуемной энергии и постоянному желанию работать, словно внутри нее находился пламенный мотор. На улице поднялась суматоха, из соседних домой выбежали люди, что-то кричали, вопили, матерились, указывая пальцами на их дом. Андрей стоял неподвижно, уставившись пустым взглядом на то, что осталось от их жилья — крыша разворочена, второго этажа почти не было. Артиллерия не пощадила ничего. Только растопленная сталь, испепеленное дерево, разбитое стекло. Все остальное было уничтожено. По некогда уютному дворику были разбросаны битые кирпичи и обломки черепицы. Едкий запах и дым щипали глаза. Жестокая реальность разрывала душу на тысячи кровавых ошметков. Еще никогда Андрей не испытывал таких уничтожающих чувств, как сейчас. Внутри клокотало от злости и обиды. Ослепляющее чувство горечи жгло сердце. Он даже не подозревал, что способен настолько сильно ненавидеть. Ненавидеть тех, кто пришел убивать и разрушать. Боль в животе полоснула так, что Андрей, тихонько вскрикнув, согнулся в поясе. Внутренности сдавило, на миг лишило дыхания, и вдобавок сильно закружилась голова. Перед кажущимся неизбежным падением, юноше все же удалось схватиться пальцами за выемку между кирпичей. К сползающему по стене Андрею подбежала взволнованная бабушка: — Андрюшенька, пойдем домой. Приляг и выпей успокоительное. Тебе же нельзя волноваться, — она подставила внуку плечо, на которое тот со сдавленным стоном оперся. В доме царил беспорядок. На полу валялась штукатурка, обрывки обоев и прочая домашняя утварь, покрытая толстым слоем пыли. Взрывной волной сбросило с подоконников цветы в горшках. Бабушка ахнула и охватила голову руками. Андрей был в отчаянии и мысленно сыпал проклятиями. — Что же нам теперь делать, бабуль? — спросил он дрожащим голосом, устраиваясь удобнее на кровати. В горизонтальном положении стало намного легче, боль в животе постепенно отступала, становилась все слабее, превращаясь в привычные для Андрея тянущие ощущения и покалывание. Бабушка присела рядом с ним, расстегнула ему ворот рубашки, чтобы было легче дышать, мягко пригладила его черные волосы, стараясь успокоить, приободрить лаской и понимающим взглядом. — Главное, что все живы. А дом отстроим заново. Это еще хорошо, что пострадал только второй этаж. Завтра пойду к Диме в мэрию и поговорю с ним, может, он компенсирует деньги на стройматериалы. А ты постарайся не думать о плохом. Сейчас главное ребеночек. Когда ты переживаешь, ему у тебя в животике плохо. — Перестань… Терпеть не могу, когда ты со мной сюсюкаешься, как с маленьким… — грубо отрезал юноша, и тут же, словно одумавшись, замолчал. Андрей тяжело и прерывисто вздохнул, закрыв глаза и подавляя внутреннее раздражение. Он понимал, что бабушка права, что кому, как не ей, бывшему врачу, знать, что происходит сейчас с его телом, но все равно злился. Юношу бесил малейший бабушкин совет по поводу его беременности. Андрею было обидно, что Костя не рядом, что не он заботился о нем, а другой человек. Андрей очень любил бабушку, но мужа ему сильно не хватало. Он бы все отдал за то, лишь Костя был с ним в столь ответственный период его жизни. Период, когда внутри с каждым днем все больше и больше росла новая жизнь. Ладонь Андрея инстинктивно легла на наметившийся живот. Юноше так хотелось поделиться со своим альфой радостями и трудностями своего положения. Но вокруг бушевала, собирая кровавые жертвы, война, а с ним была только бабушка. Приходилось довольствоваться короткими звонками Кости, но даже за несколько секунд, на фоне глухих взрывов и свиста снарядов, тот успевал сказать любимому очень много. От его слов о любви и просьб беречь себя и ребенка у Андрея на глаза наворачивались слезы. Было грустно и радостно одновременно, и хотелось то расплакаться, то разозлиться. Андрей знал, что его вспышки нервозности, граничащие с впечатлительностью — не более, чем зашкаливающие гормоны. Но перед бабушкой все равно было стыдно за то, что не мог сдерживаться и грубил. — Ну все, милый, успокойся, — бабушка потрогала его запястье под манжетой рубашки, нащупав пульс, — вон сердечко как колотится. Я же не сержусь на тебя. Таблетки на ночь выпить не забудь. Завтра утром отдыхай, а я пойду к Димке. Он не посмеет отказать. После всего того, что я для него сделала. Андрей мимолетно улыбнулся этим словам, приподняв уголки губ и снова уронив их, будто через боль. У бабушки с Димой и правда сложились особые отношения. Дмитрий с грустной фамилией Невесёлый был их мэром вот уже три года. В памяти Андрея один за другим, начали возникать фрагменты давно минувший дней. Первый из них — как он лично познакомился с Димой. В тот день семилетнему Андрею казалось, что о нем все забыли. Он сидел на лавочке возле школы и не знал, что ему делать. Обычно после уроков его забирала мама или бабушка, но сегодня они почему-то задерживались. Костя, с которым он сидел за одной партой и часто играл, в школе отсутствовал. Как на зло, Андрей чувствовал себя нехорошо. В голове стояла непроглядная муть, которая вдруг запульсировала, выбрасывая через нос толчки крови. Мальчик подставил под них ладони, но руки быстро ослабели, и кровь закапала на новую рубашку. Перед глазами поплыло, и Андрей хотел было лечь на лавочку, как тут услышал совсем рядом приятный негромкий голос: — Эй, малой! Что с тобой такое? Тебе срочно нужно в больницу. Андрей поднял перепачканное, в бурых пятнах, лицо. Перед ним стоял одинадцатиклассник Дима. Мальчик не раз видел в школе этого альфу, но ни разу с ним не разговаривал, и даже мечтать не смел, чтобы парень, намного старше его, подошел к нему. Дима был больше двух метров ростом, с могучей шеей и такими же мощными руками. Его мускулы нагло выпирали через ткань на рукавах наполовину расстегнутой рубашки. Несмотря на суровый вид, в сочетании с высоким ростом и крепкой фигурой, его темно-карие глаза светилось добротой. От мамы и других взрослых омег Андрей слышал, что Дима пахнет хвоей и мандаринами, совсем как перед новым годом. Но, к своему удивлению, мальчик запаха не ощутил. Он не знал, что в детском возрасте это невозможно. «У меня даже нюх пропал. Наверное, я скоро умру», — внутренний голос Андрея был спокойным, мальчик давно смирился со своей болезнью, даже приступов не боялся. И ему было в диковинку, как большой и сильный Дима приходил в смятение от вида его крови. А Андрей, маленький и беззащитный омега, воспринимал ее, как нечто будничное. — К маме хочу… — простонал мальчик, закрыв лицо ладонями. Плакать сил не было, да и при старшекласснике стыдился, поэтому Андрей лишь тихонько всхлипывал. Растерянно улыбнувшись, Дима провел рукой по своему короткому ежику каштановых волос: — Сначала в больницу, а потом к маме. Идти можешь? Андрей попытался встать на ноги, но земля под ним качнулась и уплыла, и Дима с легкостью подхватил его на руки. Он поднял мальчика как пушинку, вместе с рюкзаком, и понес в сторону городской детской поликлиники. Родные Андрея не знали, как и благодарить Диму за помощь. Мать с отцом пригласили юношу на званый ужин, во время которого бабушка произнесла трогательную речь в честь спасителя своего внука, а потом еще и прослезилась на словах «если бы не ты, Димочка, Андрюшеньки бы уже не было». Дима не понимал, что в его поступке было героического. Любой адекватный человек помог бы больному ребенку, отнес бы в больницу и доставил домой. Но от такого безграничного доверия юноше было приятно. С тех пор у Андрея появился защитник, и это покровительство закончилось только тогда, когда Дима закончил школу и уехал учиться в другой город. Но зато когда приезжал на каникулы, Андрея никто не смел обидеть. А через десяток лет Дима решил баллотироваться в мэры. Ему хотелось сделать их маленький городок жемчужиной общины, развивать его, улучшая жизнь своих земляков. Бабушка Андрея, пенсионерка, располагающая кучей свободного времени, вовсю занялась агитацией за кандидата Дмитрия Невесёлого. Она безвозмездно устраивала митинги в его честь, раздавала листовки, даже речи для выступления помогала сочинять. А потом, когда он победил на выборах, то во время присяги искренне поблагодарил ее со сцены за благосклонность и веру в него. Андрей был уверен в положительном исходе завтрашнего бабушкиного визита к мэру. Слишком многим был ей обязан Дима.***
Когда бабушка ушла к себе, Андрей сходил в душ, потом зашел на кухню, в надежде найти еду, которую желудок не будет яростно из себя исторгать. Но стоило ему открыть холодильник, как волны тошноты подступили к горлу, а в голове снова помутилось. Поэтому Андрей взял с собой в спальню лишь стакан воды и несколько мятных конфет, которые с утра здорово выручали. Выпив все нужные таблетки, юноша снова лег в постель. С тех пор, как врач велел ему беречь себя, не напрягаться и побольше лежать, Андрей чувствовал себя тюленем. Но лежа хотя бы меньше мутило, не так болела голова и была меньше вероятность поймать кровавый фонтан с носа. Беременность протекала нелегко, а Андрей был хрупким и болезненным омегой. За четыре месяца ему несколько раз приходилось обращаться к врачам за помощью, сказывалось ежедневное недомогание, из-за которого организм был обезвожен. Юноша похудел, с трудом заставлял себя проделывать хоть какую-то работу и с ужасом думал, как он будет справляться дальше один, без мужа. В том, что ребенок родится еще до окончания войны, Андрей даже не сомневался. Все указывало на то, что скоро она не закончится. Новости с фронта менялись на прямо противоположные несколько раз в день, и юноша не знал, чему верить. Единственное, что он знал точно — потерь много с обеих сторон. А еще то, что враг хоть и силен, победить его вполне реально. Сердце давили тоска и усталость. Дни, когда Костя выходил на связь, были для Андрея праздничными. У того не всегда получалось позвонить под взрывами и бомбежками, поэтому они слали друг другу сообщения. Khayat, 08.36 Привет. Ты как? Bocharov, 21.24 Привет. Жив. Смешали их с землей сегодня. Khayat, 21.26 Молодцы. Когда ты вернешься? Bocharov, 21.41 Еще не знаю. Завтра на выезд. Khayat, 21.41 Тебе можно говорить, куда? Bocharov, 22.08 Нет. Khayat, 22.09 Ты главное береги себя. И не падай духом. Bocharov, 22.33 Я уже никогда не упаду духом. Вы тоже берегите себя. Я люблю вас обоих. Khayat, 22.33 Мы тоже тебя любим. Bocharov, 22.51 Прости, что расстраиваю тебя. Khayat, 22.52 Почему ты так решил? Bocharov, 23.09 Ты переживаешь за меня, а тебе сейчас нельзя. Khayat, 23.09 Я намного сильнее, чем ты думаешь. Но при этом я чувствую себя беспомощным, потому что не могу быть рядом и помочь тебе. Bocharov, 23.14 Молись за меня. Это и будет твоя помощь мне. Khayat, 23.15 Молюсь и днем, и ночью. И за тебя, и за страну. Костя прислал смайлики с множеством сердечек и вышел из сети. Андрей пожелал любимому спокойной ночи и мечтательно улыбнулся сам себе, мысленно возвращаясь к тем счастливым временам, когда он был вместе со своим мужем. Рисуя в памяти воспоминания, Андрей достал из-под подушки Костину футболку, лежащую там с первых дней войны. Уткнувшись лицом в мягкую хлопковую ткань, юноша жадно вдыхал запах своего альфы, не сильный и не резкий, клубничный, с банановыми нотками, и тихонько млел от нежности. Так он и уснул, обнимая футболку и представляя, что Костя рядом. Ночью снова случился обстрел. Под звуки залпов в темноту спальни с криками влетела бабушка. Запыхавшаяся и испуганная, она начала будить спящего Андрея, тормоша его за плечо. Но тот никак не просыпался, ведь с наступлением беременности у него чуткий и тревожный сон стал чередоваться с глубоким, больше похожим на кому. Бабушка трясла Андрея, как куклу, легонько хлопала по бледным щекам, но реакции не было. На миг приоткрыв глаза, юноша опять отключился, не обращая внимания ни на выстрелы и сирены на улице, ни на громкие бабушкины просьбы прийти в себя. Только когда в нос ударил острый запах нашатыря, туманное небытие в голове Андрея рассосалось. — Бабушка, пожалуйста, оставь меня в покое, — слабым голосом отозвался юноша. Глаза никак не хотели открываться, словно к векам привязали гири, а каждое движение отзывалось тошнотворной болью в животе, — мне плохо, и если я сейчас встану на ноги, станет еще хуже. А это никому не нужно. Прячься одна. Когда Андрей снова провалился в сон, бабушка тяжело вздохнула, с трудом сдерживая слезы. Сжав дрожащие губы, она часто заморгала. Не время быть слабой, когда в стране война, а рядом болезненный внук. Ведь Андрею сейчас намного сложнее, чем ей. Ему предстоит стать отцом в такое тяжелое время, когда каждый балансирует на грани и держится из последних сил. Ей было жалко бедного мальчика. Так и просидела она до утра рядом со спящим Андреем, готовая закрыть его собой, если в их дом вдруг прилетит вражеский снаряд. Заглушая в себе страх, прислушиваясь к звукам на улице и ровному дыханию внука, она думала о том, что защищает сейчас две жизни — Андрея и его будущего ребенка.***
Когда утром Андрей проснулся, бабушки дома не было. Как и планировала, она пошла в мэрию, чтобы Дима прислал к ним строителей. Из событий минувшей ночи, юноша помнил только, как вовсю орала сирена и как его больно трясла бабушка. Остальное прошло мимо его сознания. Борясь с головокружением, юноша сварил себе овсяную кашу — единственную еду, от которой не выворачивало наизнанку — налил себе чаю и зашел в Телеграмм на своем смартфоне, чтобы просмотреть свежие новости. Первым делом он читал, что за ночь произошло в его родном городе. «После ночного обстрела жилых кварталов двадцать человек погибло и четырнадцать ранены, среди них пять детей», — вещал канал. Тело Андрея покрылось мурашками, а воздух застрял в горле и никак не хотел проталкиваться ни в легкие, ни наружу. От осознания того, что враг все ближе подползал к границам города, нутро словно сковало льдом, и только сердце с силой билось о грудную клетку, как будто птица рвалась на свободу от нагоняющей ужас действительности. В голубых глазах юноши закипели злые слёзы, а руки непроизвольно сжались в кулаки: «Суки… Твари… Как же я вас ненавижу… Убирайтесь прочь с нашей земли… Не отдадим вам ни сантиметра…» Душа плакала, просто истекала кровью. Особенно, когда он читал о пострадавших детях. Ведь у него тоже скоро будет ребенок. Ребенок войны. Что ждет его в этом жестоком мире… Бессилие мучило Андрея сильнее всего. Он ничего не мог изменить. Он был рожден омегой, и как бы он ни старался, как бы не лез из кожи вон, он ничего не мог сделать для того, чтобы враг перестал убивать мирных жителей и равнять с землей города. Единственное, что было в его силах — оставаться в тылу и своей работой приближать победу. Да и тут возникали проблемы. В то время, как другие учителя его школы выполняли еще и общественную работу, то он не мог, и выполнял только педагогическую. Плести маскировочные сети для воинов ему было тяжело, от длительного стояния на ногах болела спина, а живот начинало сильно тянуть. Помогать поварам на кухне у Андрея тоже не получилось, ведь в его положении тошнило даже от запаха сырого картофеля. И директор сжалился над Андреем, разрешив ему заниматься только педагогической деятельностью. В его обязанности входило проводить онлайн-уроки, конкурсы, викторины и другие мероприятия для детей. Бросило в жар от ярости, что на лбу проступили капельки пота. Струйки крови из носа прочертили красные дорожки над верхней губой, стекли по подбородку, закапали вниз, и овсянка в тарелке окрасилась алым. Голову пронзила боль, острая, как раскаленная игла, а в глазах замельтешили мушки, и Андрею понадобилось несколько минут, прежде чем встать с места и взять с аптечки таблетки. «Спокойно. Думай о ребенке», — повторял Андрей, как мантру, у себя в голове. Он хорошо понимал, что его тревожность вредит малышу, но одергивал себя лишь тогда, когда начинала идти кровь из носа. Чтобы еще больше не расстраиваться и не рисковать здоровьем, вечерний брифинг Дмитрия Невеселого Андрей решил не смотреть. А сейчас — выпить таблетки и успокоиться. В моменты, когда становилось плохо, Андрей особенно остро чувствовал отсутствие мужа. Юноша скучал по своему альфе очень сильно, на грани отчаяния. Тогда он заходил на страницу Кости в соцсети и писал ему длинные любовные послания, и даже приступы не были для него помехой. Андрею хотелось верить, что Костя обязательно ответит, пусть коротко и не так эмоционально, как он, но ответит. Пусть только будет в порядке. Каждый миг Андрей просил бога сберечь жизнь своего любимого, чтобы там, под открытым небом, в холодных окопах, ему было хоть чуточку легче и теплее, чтобы ангел-хранитель оберегал его. «Мой воин… Мой герой… Только будь жив, прошу тебя…»