Выйдя из больницы, Андрей и Саша присели на лавочку возле сквера. На дворе стояла середина августа. Сквозь зелень деревьев кое-где пробивалась желтая краска. Хоть было еще по-летнему знойно, осень словно напоминала: я здесь, я уже близко. Раскаленный воздух застыл в неподвижности, даже легкого ветерка не было, молчали птицы. Жаркое утро обещало перерасти в не менее жаркий день. Громадное девятиэтажное здание больницы давило своей массивностью, хотелось покинуть это место как можно скорее и больше сюда не возвращаться. Из-за того, что больницу в городе З. уничтожил ракетный удар, Андрею пришлось наблюдаться в этой. Чужой и неуютной. Ни одного знакомого лица, ни одного слова поддержки от медперсонала. Только Саша его понимал, окружал заботой и всегда был рядом, будь то плановый прием у врача, узи или очередной поход в амбулаторию на анализы.
Андрей чувствовал себя неважно. Живот был уже достаточно большим и доставлял кучу неудобств, поясницу ломило, ноги немели. От жары кружилась голова и сильно мутило. На лице выступили мелкие капельки пота, влажная футболка прилипла к телу и неприятно холодила. Протерев лоб и виски салфеткой, Андрей устало откинулся на спинку лавочки.
Саша обеспокоенно взглянул на друга:
— Ты расстроен?
— Есть немного, — не стал опираться Андрей. Мысли о собственной ничтожности обжигали сердце, а потухший взгляд говорил о бессилии и невозможности хоть как-то повлиять на ситуацию.
— Неужели ты и правда думал, что тебе позволят родить самому? — спросил Саша с улыбкой снисхождения, как у маленького ребенка. — В твоем случае кесарево — единственный возможный вариант.
Андрей и сам это понимал, но все равно было горько. Тревога перед неизвестностью разрасталась подобно снежному кому. Он очень боялся родов. Боялся умереть от болевого шока (Андрей не раз слышал бытующую среди омег страшилку, что мужчины менее выносливы, чем женщины), боялся, что ребенок может родиться больным или вообще погибнуть. Рисков было предостаточно. От жуткого предчувствия похолодело внутри, даже летняя жара вдруг перестала ощущаться.
— Прекрати себя накручивать, — лицо Саши казалось строгим, но глаза смотрели ласково, — осталось совсем немного и скоро ты сможешь взять на руки своего малыша. А боль быстро забудется.
Андрей понуро опустил голову и принялся нервно кусать губы. Совсем скоро все произойдет и он станет отцом, но радостного трепета в душе не чувствовал. Война потихоньку убивала морально, подкашивала физически. Каждый день натянутые до предела нервы сдавали от играющих на них щупальцев постоянной опасности.
Во всех СМИ трубили о катастрофической ситуации на фронте и быстром продвижении врага на некоторых направлениях. Правитель К. не шел на переговоры, выжидал чего-то, будто хотел посмотреть, сколько еще территорий захватят и сколько его армии перебьют. Андрей боялся представить, сколько воинов погибло и сколько еще сложит свои головы на поле боя. Постоянные переживания за Костю ухудшали и без того нестабильное состояние. До головных болей и проблем с давлением добавилась еще и бессонница. Андрей всю ночь ворочался и засыпал только под утро. Было то жарко, то холодно, то спину тянуло, то желудок крутило от голода. Ребенок был уже крупный и больно пинал отца. Живот неприятно сводило судорогой, через пару секунд отпускало и снова начиналось по новой. Саша как мог помогал Андрею: сидел рядом, держал за руку. От его присутствия становилось легче, отступала боль, быстрее останавливалась кровь и спадало нервное напряжение.
Костя звонил все реже, говорить пытался как можно спокойнее, но Андрей понимал, что тот лукавит и не хочет его волновать. Ситуация в городе С., что оборонял Костя, была просто критической, и Андрей каждый день с ужасом думал: а что, если он позвонит мужу и вместо привычных гудков услышит тишину? Смерть Кости он точно не переживет. Андрею часто снились кошмары о гибели Кости — четкие, цветные с мельчайшими подробностями, и он просыпался в холодном поту, совершенно обессиленный, разбитый, с чугунной головой.
— Об этом я запрещаю тебе даже думать, — спокойно произнес Саша, тем самым прервав ход мыслей Андрея, — ты же сам знаешь, что в твоем положении так переживать очень вредно.
— Перестань ковыряться у меня в голове! Я же просил! Я всегда буду волноваться за мужа. Я слишком его люблю. А ты, видимо, не знаешь, что такое настоящая любовь, — крикнул Андрей и хотел было рассердиться по-настоящему, но Саша крепко сжал его руку, и все его возражения куда-то пропали. Хочется Саше читать его мысли, ну и пусть. Судьба послала ему человека, способного хоть немного облегчить его состояние. Он точно не заслужил, чтобы Андрей вымещал на нем свою злость.
— Прости, пожалуйста, — Саша миролюбиво улыбнулся, — это выходит как-то само собой.
— Да ладно… — смягчился Андрей, — Слушай… А ты смог бы прочитать мысли правителя Х.? И повлиять на них, чтобы он закончил войну?
— Не знаю, не пробовал, — покачав головой, признался Саша, — через экран телевизора это точно невозможно. А вот если в живую, да еще и в глаза ему смотреть, то может и получилось бы.
Оба замолчали. Ситуация, о которой они только что говорили, казалась им не такой уж безнадежной, учитывая недальновидность правителя Х. Кого нельзя победить силой, можно взять хитростью. Оставалось всего ничего — выманить врага из его резиденции, где он безвылазно сидел всю войну, вверив бразды правления страной своему помощнику.
«Нет, убеждать нужно не правителя, а его генерала. И тут не поможет ни сила, ни хитрость. Значит, война надолго. Пока нас всех не истребят…» — Андрея прошиб ледяной пот, а по коже пробежал электрический разряд ужаса. Ребенок, словно чувствуя страх отца, больно пнулся.
— Я вызову такси, — Андрей достал из кармана телефон и начал искать нужный ему номер. Не хотелось, чтобы Саша комментировал еще и эти его мысли.
***
Такси ехало медленно и Саша с Андреем успевали разглядывать пейзажи за окном. Чистые аккуратные улочки с небольшими домиками сменялись широкими проспектами, застроенными многоэтажками. Огромные коробки горно-обогатительных комбинатов выбрасывали в воздух клубы черного дыма и походили на огнедышащих драконов. К доменным печам подъезжали тяжелые фуры, нагруженные железной рудой. Такова реальность главного промышленного гиганта страны.
На центральной площади было шумно и многолюдно. Возле городской ратуши раскинулись ухоженные клумбы, засаженные розами. В нишах между колоннами, окружавшими здание, красовались мраморные статуи. Посреди площади бил большой фонтан, и его многочисленные струи уходили высоко вверх, переливаясь на солнце разными цветами.
Андрею бросилось в глаза большое колличество бигбордов с изображением представительного мужчины в очках и с бородкой — мэра города.
— Здесь настолько любят своего мэра, буквально поклоняются ему, — шепнул Андрей Саше, покосившись на водителя. Но тот не обращал на парней внимания, продолжая крутить руль.
Саша согласно кивнул:
— Да, я знаю. У них тут явная диктатура. Люди его боготворят и закрывают глаза даже на то, что он не совсем чист на руку. И он, и его отец.
— Они гордятся тем, что превратили город в оплот несокрушимости. Враг сюда точно не войдет. Просто невозможно взять в кольцо такую громадную территорию.
— Было бы неплохо сюда переехать. — Саша наблюдал за мирной картиной за окном. Люди выглядели спокойными и умиротворенными, кто-то спешил по своим делам, а кто-то отдыхал на лавочках у фонтанов. Словно и не было войны. Даже не верилось, что за каких-то пятьдесят километров отсюда взрываются бомбы и льется огонь артиллерии.
— Нет, я не хочу покидать родной дом, — Андрей почувствовал, как его за горло душат слезы. Наружу рвался микс из боли и вопиющей несправедливости, разбивая сердце на тысячи осколков. Казалось, что эти осколки впиваются прямо в душу. И режут ее. Так ужасно и нестерпимо больно…
Саша не стал бы просто так говорить такие вещи. Значит, видит что-то нехорошее.
— Андрей, ты даже не представляешь, каково это, когда враг приходит в твой дом, пытает и терзает тебя. Убивает твоих родных у тебя же на глазах. А этот город хорошо защищен и здесь нет обстрелов.
Картинки безнадежного будущего запрыгали в мозгу, меняясь с бешенной скоростью. Борясь с монотонной болью в висках, Андрей глухо застонал и опустил голову Саше на плечо.
— Ты дрожишь… — Андрей ощутил прохладную Сашину руку на своей, — не нужно волноваться. Подумай о ребенке. Давай сейчас кое-куда заедем. Просто так. Разузнать, что к чему.
***
Четырехэтажное здание школы в готическом стиле больше походило на средневековый замок, чем на учебное заведение. Величественное и мрачное, хоть и немного вычурное, с декоративными гранитными балюстрадами на фасаде и широкими арками. Одну из башен украшали часы. Только синяя табличка с номером указывала на то, что когда-то здесь шел учебный процесс. С начала войны все дети были переведены на домашнее обучение, а в школе теперь жили переселенцы из оккупированных территорий.
В холле на посту сидела дежурная, и прислонившись к стене, читала книгу. Увидев посетителей, женщина нехотя оторвалась от чтения:
— Проходите в кабинет директора. Камилла вас примет.
Андрей ожидал увидеть на месте директрисы женщину в возрасте, но Камилла оказалась миниатюрной привлекательной девушкой с копной густых черных волос, собранных на макушке в хвост.
— Мы хотели бы здесь поселиться, — после приветствия с грустью в голосе произнес Саша, словно происходящее пробудило в нем какие-то давние воспоминания, — но не сейчас, а если вдруг наш город захватят. Нас будет трое. Мы и наша бабушка.
Камилла внимательно выслушала его, сочувственно подняв брови:
— Места есть. Проживание бесплатное. У нас как раз освободилась комната на первом этаже. Могу поселить туда, чтобы Вам, — она посмотрела на Андрея, — не было так тяжело подниматься по ступенькам.
Затем Камилла провела парням короткую экскурсию. В просторной кухне стояло около десятка длинных столов, окруженных металлическими стульями. За стойкой в белых фартуках и колпаках хлопотали поварихи. Возле лестницы располагалось несколько душевых и прачечная, где пожилая женщина неопрятного вида перекладывала белье из стиральной машины в тазик.
— На третьем и четвертом этаже есть комнаты отдыха, где можно посмотреть телевизор, — сказала Камилла.
Она видела, как устал Андрей, поэтому комнаты на верхних этажах решила не показывать. Парни поблагодарили директрису за гостеприимность, и обменявшись номерами телефонов, распрощались.
Андрей просто валился с ног. Не осталось ни сил, ни воли, только непреодолимое желание лечь и не шевелиться. Душа рыдала от осознания того, что возможно скоро придется переехать в чужой город. Мозг отчаянно противился таким мыслям, но сердце понимало все. В нем скопилось так много боли, что оно было готово разорваться на части.
