Нить судьбы

1 марта, 1918 год. -Нет, отец. Этому не бывать. Молодой крепкий мужчина в коричневом пальто угрюмо смотрел из кресла на другого мужчину. Его золотые глаза следили за отчаянными попытками человека продолжить их разговор. Ему было абсолютно все равно. Губы собеседника, чьи глаза сияли ярче всяких сапфиров, то подрагивали, то плотно сжимались. Он нервно теребил шаль, наброшенную на ослабевшие плечи, и глядел в окно, где только начала просыпаться природа. Вся та величественность, что была с ним все эти годы, испарилась, оставив после себя лишь острый, ещё не затуманенный взгляд. -Союз, прошу…мне больше ничего не нужно от тебя… — он аккуратно подошёл к своему сыну, что тут же вытянулся, словно натянутая струна, — пожалуйста, дай мне хоть один раз повидать мою внучку… -Нет, — такой решительный вердикт ударил по мужчине не хуже хлыста. В его синих глазах блеснули слёзы. -Почему же…почему же ты не хочешь мне её показать? — золотые глаза мужчины следили за своим недоумевающим предком, — почему? -Не хочу. -Тогда передай ей… -Не передам. Мало ли какие ты там фокусы выдумал, — теперь лицо отца Союза исказилось в гневе: глаза его засияли ярко-кровавым цветом. -Я бы никогда в жизни не стал бы делать пакости своей же семье, — некогда великая Империя резко отвел глаза и сложил руки на груди, — ты обо мне слишком плохого мнения, сын. Мужчина промолчал, никак не ответив на слова своего отца. Он действительно считал, что его отец, не следивший за ним в детстве, может навредить его совсем еще маленькой дочери, что родилась всего месяц назад. Но сказать, что ему стыдно за эти доводы, он не мог: он практически не видел своего отца и даже не знал его примерный характер. -Молчишь… — в голосе Российской Империи вновь появилась опустошающая безнадежность, — мне правда жаль, что ты такого плохого обо мне мнения, — он подошёл к окну, где открывался вид на Екатеринбург, и горько вздохнул, — я ведь не деспот, чтобы рушить твою жизнь, милый мой. Мне всего лишь хотелось увидеть твою дочурку. -Почему ты так хочешь её увидеть? Ты меня-то не особо желал видеть, а это я ещё не говорю про остальных твоих детей, — с губ Империи слетел смешок, тут же пропавший в его тонких холодных пальцах. -Может потому что хочу быть ближе к семье, сынок? — глаз Союза дернулся, и он поднялся с кресла. -Ты? К семье? — сказал он. Каждое слово мужчины было пропитано сарказмом, — скажи-ка мне, мой дорогой отец, где же ты был, когда тебе нужно было быть «ближе к семье»? — он стукнул по деревянному столу, который тут же треснул. Империя дернулся и с отблеском страха в глазах продолжил смотреть на своего злившегося сына, — где ты был? -Я…я не мог. Мне было некогда. -Тебе было некогда. А теперь мне «некогда» с тобой здесь разговаривать. И твои глупости по «сближению семьи» я не стану слушать. Нужно было об этом раньше думать, а не когда стало поздно, — Империя опустил уже свои синие глаза. Он, конечно, понимал, почему его сын так с ним разговаривает. Обида была сильна, и она не отпускала его сына. -Ничего не скажешь мне? — спросил Союз после затяжного молчания. -Ничего не скажу, — ответил ему его отец. Мужчина засмеялся. Его тихий злобный смех был недолгий, который сменился почти сразу же на кривую улыбку. -Тогда я ухожу. Прощай, — коротко и холодно сказал Союз и стукнул дверью. Российская Империя же проводил его взглядом и закрыл глаза. По щеке сбежала одинокая чистая слеза. 17 июня, 1918 год. -Погоди, — Российская Империя протянул руки к своей внучке, но тут же прижал их к себе к груди, услышав предупреждающий тон сына, — я разрешил тебе на неё только посмотреть. Грудь Империи больно кольнули слова его сына, но улыбка не сошла с его лица. Он был рад, что ему хотя бы так разрешили познакомиться со своей внучкой. Она не отрывала своих таких же ярких синих глаз от него, чем радовала своего дедушку. Неожиданно девочка потянулась ручками к лицу Российской Империи и задергала своими маленькими ножками. -Россия, — отец девочки погладил её по коротким пепельным волосам, — не надо к нему лезть. Он это не очень любит. Но Россия проигнорировала своего отца, упорно продолжая тянуться к своему дедушке. Он же наклонился к ней и тут же пожалел об этом: она потянула его за волосы и весело задрыгала ножками. Улыбка озарила детское личико, заставив Империю улыбнуться не менее искренней улыбкой, которая иногда сменялась на болезненную. Раздался тяжелый вздох Союза. -Ладно, можешь подержать её, — Российская Империя аккуратно взял свою внучку к себе на руки, не веря в свое счастье, — только не долго. Но он уже не слушал своего сына. Он легонько щипал розовые щечки своей внучки, играя с ней, терся легонько носом о ее маленький носик. Она же звонко смеялась и не отрывала взгляд от него. Отец России, Союз, ходил туда-сюда. Он переживал за свою дочку и следил за своим отцом. -Смотри, — прошептал Российская Империя. Девочка тут же перестала улыбаться и с интересом посмотрел на руку своего дедушки. Союз замер, — опа! Маленькие снежинки, созданные Империей, плавно спускались на лицо России. Она пальчиками пыталась поймать их, но они таяли в её ручках. Но ей все это очень нравилось, и она улыбалась, издавая смешные звуки. -Что ты делаешь? — нервно спросил Союз. -Веселю её своей магией. Ей нравиться играть со снежинками, — вдруг он воодушевленно ахнул, — Союз, а вдруг у неё моя магия холода? -Вряд ли, — Империя раздосадовано вздохнул, услышав слова своего сына, — она может быть с какой угодно магией. -Но вероятность же есть, -теперь отец России тяжко вздохнул. Он не хотел этого признавать, но его дочь уже показала частично магию холода. Совсем недавно она случайно, ползая по ковру в гостиной, заморозила пространство вокруг себя и стала играть с созданным ею снегом, чем напугала своего же отца. Союз не мог поверить, что в четыре месяца его дочь открыла в себе силу, которую обычно дети стран открывают только к двум годам. Но увиденное было явью и ему оставалось только похвалить свою дочь, что развивалась быстро для ребёнка. -Всё, отдай мне мою дочь, отец, — Российская Империя неохотно отдал свою внучку сыну, — нам пора возвращаться на обед. -Давайте покушаем у меня. Я заварю нам чаю… -Ты России чай заваришь? — Союз усмехнулся. — четырёхмесячному ребёнку? -Я купил молока у хорошей женщины здесь. Она держит скот, — ответил Империя, проигнорировав сарказм сына, — я подогрею его, и ты её покормишь. -…я сам все сделаю, можешь пока ещё поиграться, коли не наигрался со своими детьми, — он сделал упор на слово «своими» и ушел на маленькую кухню, отдав Россию Империи. Он тут же сел с ней на кресло. Он стал укачивать Россию, напевая колыбельную чтобы она уснула. Девочка сложила ручки на груди и закрыла свои большие чистые глазки, прислушиваясь к тихому бархатному голосу своего деда. Когда она уснула, Российская Империя снял с себя кулон с гербом его страны. Это был семейный оберег, который защищал воплощения их семьи. Союз не захотел его брать, считая это просто безделушкой, которую стали считать оберегом. Но Империя знал, что его сын не хочет брать его чисто из своей обиды на него, поэтому он решил отдать эту семейную реликвию своей внучке, чтобы невзгоды обходили её стороной. Как только оберег коснулся России, он засветился ярко-красным светом и превратился в заколку без наличия какой-либо символики. Просто заколка с ромашками, которая уже в осознанном возрасте у России превратится в её собственную символику страны или, как союз говорил, республики. -Ты все-таки отдал ей свою безделушку, — Империя поднял взгляд на своего сурового сына. -Я не хочу, чтобы наша семейная реликвия ушла вместе со мной. Скоро смерть придёт за мной… -С чего ты так решил? -Я это чувствую. -По этой причине ты так рвался с ней познакомиться? -Ты прав. -Какой же ты суеверный. -Какой есть. Союз сузил глаза и поставил фарфоровые чашки на новый деревянный столик: старый пришлось выкинуть. -Не забирай у неё, — продолжил разговор Российская Империя, — пусть вся наша семья оберегает её. -Я ничего не имею против. Пусть у нее будет эта игрушка, чтобы ты не переживал, — Союз спокойно посмотрел на побагровевшее лицо отца. Он тихо воскликнул: -Это не игрушка! Господь, Отец милостивый! Почему же ты не веришь моим словам? -Потому что он тебе не помог, — уверенно ответил Союз и откусил маленькую дольку горького шоколада, найденного им в шкафчике этого дома. -Я…я его по своей глупости снял на время. И вот! -М, понятно, — Российская Империя на это злостно пыхнул. -Ну, и не верь! Я не буду тебе доказывать: ты все равно мне не поверишь. Он охраняет, охраняет! -Я поверю тебе, только если ты попадешь в какую-нибудь беду без него. Сколько ты там, говоришь, он действует еще после снятия? -Еще месяц. -Вот и посмотрим через месяц. Поверь: ты и без него продолжишь нормально себе жить. Российская Империя опустил глаза и не стал ничего на это отвечать. Его же сын взял на руки свою дочь и стал кормить её подогретым молоком, забрав у неё заколку. Он не верил во все «сказки» своего отца, считая, что судьба в руках самого человека, а не какого-то оберега семьи. Но он не знал, что в скором времени он пожалеет о своих словах. Ровно через месяц, в это же число его отца не стало. Его нашли мертвым прямо на том кресле, где прошёл их последний разговор. -Росс… Росс! — Россия дернулась и подняла голову, — Россия! Ты че там? Спишь что ли? -Нет, нет. Не сплю, — она поднялась и закрепила заколку с гербом её страны. Как когда-то сказал её отец — это семейный оберег, реликвия, передающаяся через поколения и по желанию хозяина может преобрести любой вид. Получила она эту вещь ещё в детстве, в дар от Российской Империи. Теперь Россия всегда носила оберег с собой, как напоминание о семье. -Хорошо, мы тебя внизу ждем, — сказала Беларусь ей и ушла. Россия стала одеваться в ресторан, где и будет проходить праздник. Она надела черное платье чуть выше колена с небольшим вырезом на груди и с длинными кружевными рукавами. Волосы, которые у неё быстро отрастали, она выпрямила и взлохматила, чтобы они выглядели пышнее. Еще раз осмотрев себя, она выбежала из своей комнаты, пытаясь не споткнуться на лестнице. Россия очень переживала за их приготовления с Китаем и надеялась, что все пройдёт замечательно. -Именинница и опаздывает, — Россия подошла к КНДР, что стоял рядом с выходом из отеля. Он улыбнулся ей и открыл перед ней дверь, — пойдемте, пока не опоздали. -И вам добрый вечер, Корея. Мой брат не с вами? -Я его уже отвез. Ждали только вас, — он пошёл вслед за ней к машине. -Корея, вы сегодня чрезвычайно медлительны, — сказала Россия другу Китая. Тот лишь спокойно сел на заднее кресло рядом с Беларусью, что уже заждалась опоздавших. Россия же села за руль. -Это не он, а ты, Россия, сегодня медлительная. Сама все устроила и сама опаздываешь! — раздраженно сказала Беларусь. Она не любила опаздывать и по этой причине часто непроизвольно злилась. -Простите, задумалась чутка, пока собиралась. -Ну, Росс… -Прошу, девушки, спокойнее. Не ругайтесь, всякое бывает, — сказал КНДР. Сестры не понимали как, но его слова подействовали как успокоительное, и они уже молча отправились в недолгую поездку. Беларусь чувствовала себя скованно. Вся нервозность сестры России исчезла, и она стала осторожно поглядывать на жениха своего брата. Тот сидел прямо на кресле, сложив руки на коленях, и следил за дорогой вместе с Россией, что единственная здесь знала путь. Его черные волосы были зачесаны назад, открывая хороший вид на его единственную побелевшую прядь. Глаза были до того усталые и прикрытые, что Беларуси просто не удалось даже немного рассмотреть его гетерохромию, о которой говорил её брат. -Вы так упорно пытаетесь меня рассмотреть, — Беларусь тут же вспыхнула. -Простите, пожалуйста. Просто мой брат много говорил о вас, вот и хочется вас, так скажем, получше узнать, — она нервно улыбнулась ему. Он беззвучно посмеялся и открытым ясным взглядом посмотрел на неё. Девушка тут же замерла. -У вас очень красивые глаза… — осторожно произнесла Беларусь, чем удивила своего собеседника: он удивленно раскрыл глаза, — всегда хотела такие же. -Ты серьёзно? — спросила Россия, заворачивая в переулок, — чем тебе твои глаза не нравятся? -А что в них красивого? Зелёные, как у всех. -Зря ты так. Я вот, например, считаю их очень красивыми. Они у тебя насыщенные, яркие. Такие редко встречаются, — Россия улыбнулась им в зеркало. -Ты так правда считаешь? -Конечно, я в таких вещах не вру, — затем она обратилась к Корее, — у вас тоже чудесные глаза, КНДР. -Благодарю вас за комплименты, девушки. Мне приятно это слышать, — ответил он и покраснел. Все-таки комплименты ему дарили не каждый день. Как только их поездка закончилась, их с радостью встретили все остальные приглашенные Россию тут же радостно схватили и повели на праздник. Беларусь же пошла рядом с КНДР, который в свою очередь решил продолжить разговор с ней. -Как ваши дела? — спросил он, на что Беларусь дернулась, не ожидая от него и намека на продолжение разговора. -А…чудесно! — тут же ответила она, — а ваши? -Пока хорошо. Надеюсь, сегодня все пройдёт культурно и спокойно. Не люблю шумные празднования, — поделился он, и вновь наступило молчанье. На Беларусь давила эта необычная атмосфера, вьющаяся возле её собеседника. -А почему вы не с Казахстаном? — спросила она. Корея остановился. -Мы с ним поругались на днях, - он бросил взгляд на вытянувшееся лицо собеседницы. -Ого, Казахстан и ругаться…а что случилось? — поинтересовалась Беларусь. -Из-за его поведения на дне рождения России. Я…плохо отношусь к алкоголю, что и стало нашим яблоком раздора. Мы накричали друг на друга, после чего он ушёл к кому-то из вас, — Корея опустил голову, — я не знаю как мне теперь у него попросить прощения. Вдруг он меня разлюбит. -Он, конечно, не разлюбит, но обидеться надолго он может, — Белка положила ему ладонь на предплечье. Корея расстроенно посмотрел на неё, — вы поговорите с ним. Тогда вы точно помиритесь. -Вы так считаете? -Конечно! Я то своего брата знаю, — губы Кореи тронула улыбка. -Спасибо вам за помощь, Беларусь. Я обязательно приму ваши слова к сведению. -Обращайтесь, — она ярко улыбнулась, заставив своего собеседника ответить ей тем же, — а вы, оказывается, не такой уж и злой. -Вы считали меня злым? — спросил он, с интересом поглядев на дочь Союза. -Не то чтобы злым…вы мне показались слишком серьёзной страной. -Ох, со стороны может это так и кажется, но поверьте мне –я не суровее и не серьезнее вашей сестры. -Хах, да...Россия у нас такая. Только с теми, кому доверяет, может пошутить и повеселиться. Остальных держит на расстоянии. -Верю вам, — ответил Корея и пропустил Беларусь в банкетный зал, где уже во всю поздравляли и веселились.