Нить судьбы

Солнечный свет, шум, возня, смех людей — все это часть Москвы, что сейчас окружала меня. Хоть у меня нет теперь тела, состоящего из крови и плоти, чтобы почувствовать вновь все радости жизни, однако и у прозрачного легкого духа есть свои преимущества. Например, невидимость и легкость в перемещении между местами. За пару минут можно оказать за тысячу километров от места отправки! Сейчас, пока моя драгоценная внучка отдыхает, я решил наконец слетать туда, куда мне хотелось. В первую очередь у меня было стойкое желание сравнить Москву сейчас и в моё царское время. Затем переместиться в Петербург и там тоже всё обойти. Уложиться во времени до отъезда Китая я должен. Пролетая над городом, гуляя по центру, по окраинам, я не узнавал ту Москву, что была практически сто лет назад. Сейчас здесь стало гораздо лучше, интереснее, однако вот какая интересная деталь — люди практически не поменялись. Сменились внешний вид, мнения людей, однако суть осталась та же, что и когда-то в мои времена. В прочем, что-то же должно оставаться неизменным. И…о, Боже! Машины! Эти ревущие и гоняющие по дорогам железки! Они мне никогда не нравились и вводили меня ещё в больший ступор, чем когда-то вводил меня паровоз с кинотеатром! Вот что значит жить столько лет и все никак не привыкнуть к новым технологиям. Тяжко и страшно. Хорошо, что у меня есть моя самая лучшая, моя внученька Россия, которую я теперь могу расспросить как работают все эти штуковины. Самому разбираться в новинках затруднительно. Ближе к вечеру, вдоволь насмотревшись на Москву, я переместился в Петербург, где когда-то проходила моя жизнь. Вот здесь я уже выдохнул. Некоторые места, которые стали достопримечательностями, были мне хорошо известны и родны. Ах! Сколько же здесь было балов, праздников, фестивалей, развлечений! Вспоминаю об этом так, будто всё происходило вот вчера. Когда я был не в этой белой рубашке, а в императорском праздничном одеянии в окружении роскоши…. Сколько же было веселья, развлечений и множество дворянских лиц в Петербурге. Но этот город видел и другую изнанку: грязную, тошную, бедную жизнь, наполненную сплетнями. Когда люди из последних сил боролись за пропитание, в тот момент как другие жили в шелках и богатстве. Это были реалии того времени, благо сейчас, как я вижу, в этом плане стало гораздо лучше. Да…время так неумолимо быстро летит…. Я зашёл в Александровский сад. Даже сейчас весной он находится в хорошем состоянии. Мои руки по обычаю скрестились на груди, а шаги стали спокойными, но уверенными. Здесь было тихо, гораздо спокойнее чем в нынешней столице. Тут не торопились, здесь все шло своим чередом, что меня устраивало в нынешнем Санкт-Петербурге. Я поднял голову к ясному звездному небу и устало прикрыл глаза. Сейчас, находясь здесь, вдали от своей внучки, я почувствовал щемящее чувство ностальгии и незнакомое доселе странное ощущение…опустошенности и бренности в этом мире. Как будто у меня ничего и никого нет. А ведь в каком-то смысле это действительно так. Я потерял многое, начиная от статуса и заканчивая смертью сына, с которым я не успел поговорить. Меня очень огорчает недопонимание между нами, которое теперь мы никогда не сможем разрешить. Лишь единственной отрадой в моей жизни стала Россия. О, я помню какой она была маленькой в моих руках с добрыми детскими глазами, с приятными округлыми чертами лица и совсем крошеными ручками. Чувства любви к ней, желание стать хорошим дедушкой для неё плескались в моей душе через край. Даже после смерти я практически все своё время находился возле России и оберегал её. Был с ней и в горе и в радости. Плакал, когда она плакала, радовался, когда она радовалась. Я все проживал вместе с ней, хоть она и не знала об этом. На следующий день я летал по улочкам города и рассматривал оставшуюся его часть. В этот раз я не получил какого-либо удовольствия. Мне хотелось обратно домой, к моей внучке, чтобы вновь почувствовать хоть какой-то смысл от своей духовной жизни. Что-то слишком быстро город поблекнул и потускнел. В таком неприкаянном состоянии я пробыл и второй, и третий, и четвертый день. Все мои мысли были только об одном "как моя девочка там? Не грусти ли она?" и желал вернуться обратно. Наконец я почувствовал немой зов в своей голове. Мое летучее тело непроизвольно взлетело ввысь и понесло меня обратно домой. Я возвращаюсь, возвращаюсь! Через несколько минут я был на месте и резко остановился. Мой шумный полет поднял ветер, всколыхнул тяжёлые ветви деревьев возле дома, что возвел мой сын, и взбудоражил мои короткие белоснежные волосы. -Ты звала меня, Россия? — спросил я, смотря на пепельные волосы своей внученьки. Она повернулась лицом ко мне. Россия стояла передо мной в шубе и прикрывала свою шею. В её васильковых глазах сияло счастье от встречи, а на губах появилась улыбка. Она подошла ко мне и попыталась обнять меня как живого человека. Ей тело задрожало от моего холода, однако она упорно не отпускала меня. Я не мог ей противиться. -Не уходи, пожалуйста, — прошептала она и подняла на меня своей взгляд. В её глазах стояли слезы, — больше никогда не уходи от меня так надолго. -Ну, ну. Ты же сама этого хотела, — я провел по волосам рукой, которая просачивалась сквозь её светлые локоны. Она замотала головой. -Да, но…ты так далеко ушёл, ничего не сказав, и…я переживала за тебя. Я подумала, что ты обиделся или вообще бросил меня одну. -Моя ты девочка…ну как же я мог тебя бросить? Я в любом случае вернулся бы к тебе. Как бы ты не желала меня видеть. А обиделся…глупо обижаться на желание влюбленных остаться наедине. Вот какого ты плохого обо мне мнения, внученька. Вот на это я могу обидеться, — я улыбнулся, а она засмеялась, — ну всё, всё. Не плачь. -Я уже не плачу. Сам видишь — я уже смеюсь, — она смахнула слезинки с глаз. -Вот и хорошо. Впредь помни: люди, которым ты дорога, тебя никогда не бросят и не оставят в беде. Ты дорогой мне человек, а значит я тебя никогда не брошу, — мой тон голоса изменился с ласкового на требовательный родительский тон, — и чтобы мыслей мне таких больше не было. -Хорошо, — облегченно произнесла она, не обижаясь на мой грозный взгляд и голос. Ох, судя по её состоянию, она испугалась за меня и переживала из-за моего отсутствия. Все, больше никогда далеко без неё не летаем, Ри, — я рада, что ты теперь со мной рядом. Я замер. За всю свою жизнь мне никогда не удавалось услышать, что бы кто-то был рад моему присутствию. Всем было без разницы где я находился, а если и кому-то хотелось узнать где я, то это было нужно только для того, чтобы передать какую-то информацию. От такого умозаключения я первое время страдал, однако потом мне пришлось свыкнулся с этим опустошающим чувством. А сейчас…неужели я действительно кому-то дорог и нужен? Может у меня есть шанс всё исправить? -…я буду рядом, не переживай, — я прикоснулся к её лбу своими губами. Она тут же вздрогнула. -Брр, какой холодный поцелуй, — Россия отодвинулась от меня и спряталась в своей шубе. Я легонько улыбнулся. -Холодный, но с самыми теплыми чувствами. Прости за оксюморон, — она ухмыльнулась. -Хах, я поняла что ты имеешь в виду, — она накинула на себя капюшон — её черты лица стали гораздо выразительнее, — что ж, где ты был? -День в Москве, а все остальные дни был в Санкт-Петербурге. Облетал знакомые места, — она посмотрела в сторону, но глаз не отвела. -Ты так далеко уходил? -Да, почему бы и нет. Мне уже не раз хотелось самому походить по этим городам, — я развел руками, — а! А как вы провели время? Надеюсь вы хорошо отдохнули в компании друг друга? — Россия тут же оживилась. -Да, да. Мы прибрались в доме, в палисаднике, оставшийся снег разбросали, — она тут же стала показывать на их плоды работы, — вот здесь я засохшие ветки подрезала у малины, у смородины… Она невольно пошла по всей прилегающей территории дома, чтобы я увидел все своими глазами. Я слушал её, кивал ей и смотрел в её чистые светлые глаза, в которых было столько разных чувств. Меня радовало, что моя внучка стала вновь оживать и смотреть на мир искрящимися глазами. Я вижу, что с появлением меня и Китая в её жизни, она гораздо быстрее стала оправляться от утраты Союза. Это меня искренне радовало и успокаивало. -К нам еще приезжала Беларусь, но всего, увы, на одну ночь. Вещи забрала все…. В общем, как-то так, — закончила она и с открытыми, искрящимися глазами взглянула на меня, — сейчас я покажу тебе дом. Пошли. С таким же интересом она мне опять показывала дом. Они привели все комнаты в порядок, купили сюда новые шторы, благодаря которым в доме стало гораздо светлее, купили новый диван в зал на первом этаже и новое постельное к ней в комнату. Но главное было то, что по всему дому были расставлены цветы. Они стояли везде, где только можно — во всех углах стояли вазы с цветами. О, Всевышний, меня не было всего несколько дней, а здесь столько уже поменялось. -А диван вы зачем выкинули? -Там пружина выскочила, поэтому мы решили купить новый. А ещё я решила обновить гостевую, — мои глаза широко распахнулись. -Гостевую? -Да. В зале всегда было маловато места, а вот в гостиной его было предостаточно. Однако мы не пользовались этой комнатой просто потому, что там толком ничего не было. Так что я решила дать этой комнате вторую жизнь. -А что вы пока сделали там? -Убрались, прикупили кое-чего нового и настроили рояль. Ты же знаешь что он у нас в той комнате стоял, — я воодушевился. -Правда?! Ты его настроила? — моему счастью не было предела. Может теперь здесь будут снова звуки рояля, как когда-то давно в пятидесятые годы? -Да, и мне хочется вспомнить свое детство. Я, конечно, надеюсь, что мои познания сольфеджио не испарились за эти годы, — Россия стала подниматься по лестнице на второй этаж, — могу показать тебе какой рояль сейчас. -Да, конечно! Пойдём скорее! — я пролетел мимо неё, вызвав у неё немой смех. -Не торопись, он не убежит, — по-доброму произнесла она, увидев мой детский восторг. Мне не терпится услышать звуки клавиш! А если ещё будет играть моя самая любимая и добрая внучка…то я просто не сдержу восторга! -Ах, как он прекрасен! — первое что у меня вырвалось из-за рта. Я помню, что этот рояль был весь в пыли, скрипевшим от каждого прикосновения. Где-то у него была даже обвалившаяся краска. Но сейчас он был в достойном виде: вымытый до блеска, покрытый новым слоем черной краски. Россия приоткрыла его крышку, и я заглянул во внутрь. Здесь был такой же порядок, как и снаружи. Все молоточки были на месте, а струны не повреждены. Превосходно! -Сыграй что-нибудь, милая, очень хочу послушать его звучание, — он открыла вид на клавиши и села на стул. Её пальцы по старой привычке слегка закруглились и легли ближе к черным клавишам. Правая нога сама по себе легла на педаль рояля. -Что сыграем? -Не знаю. Что хочешь, — Россия поиграла туда-сюда гаммы, перескакивая то с одной октавы на другую, пытаясь что-нибудь вспомнить. Наконец она сосредоточилась, и из-под её пальцев полилась нежная, тихая, тоскливая мелодия, которую я сразу же вспомнил с первого такта. Это её собственное сочинение. Можно сказать исповедь её души. Этот её рассказ, выраженный в музыке, был наполнен как светлыми, так и истинно тоскливыми моментами, которые она хотела передать, пропустить через себя вновь и вновь. Столько было боли и счастья в этом рассказе. По мне прошлась дрожь. Это не передать словами, это нужно слышать и видеть все её эмоции, с которыми она играла в этот момент. И каждый, абсолютно каждый раз она играла это произведение по-разному: даже записав его на бумаге, она меняла аппликатуру и играла так, как сегодня желает её душа. Сейчас она дошла до кульминации самой тяжелой части этого сочинения, где она не играла, а жила в музыке. Её пальцы буквально били по клавишам, пытаясь выбить из них фортиссимо. Глаза России были закрыты, но её мимика лица передавала всю печаль и скорбь её души. Вслед за этим, сыграв последнюю, самую звонкую ноту, она ушла на пиано и, практически не касаясь клавиш, она закончила свою исповедь едва слышимыми аккордами. Спустя минуту в безмолвной тишине раздался её голос: -Как давно я ее не играла. Думала не вспомню, — она говорила тихо, с едва заметным ледяным тоном, — что ж, надеюсь, тебе понравилась моя демонстрация рояля? — нотки её голоса потеплели, а в сапфировых глазах появились лукавость и интерес. -Мне не то что понравилось, я в восторге, — сказал это я рассеянно, ещё до конца не отойдя от её сочинения. Она улыбнулась. -Я вижу по тебе, — она повернулась и посмотрела за мою спину, — ты оглянись и все остальное глянь, а то наверное только на рояль и смотрел. Она слегка ухмыльнулась, продолжая рассматривать мои эмоции на лице. Это комната, конечно же, преобразилась: новая, современная мебель, новые книжные стеллажи уже со множеством книг, достаточное количество свежих кресел, пуфиков, чтобы принимать здесь гостей. Сделано все просто, но со вкусом. Вполне хорошо. -Мне нравится, в принципе, думаю, здесь больше ничего не надо. Я бы только бы какие-нибудь цветы поставил, — я показал на столик у одного из кресел, — и все. -Я об этом думала, потом куплю какое-нибудь декоративное растение, — она поднялась со стула и со вздохом легла на диван, — теперь я тебе вроде всё рассказала. -Не всё. Прошло же восьмое марта, верно? Так вот…тебе что-нибудь подарили? — она положила руки за голову. -О да…мне мой народ подарил большой букет из белых роз, потом мой помощник принес мне цветы ото всей администрации, Беларусь подарила приличную пачку конфет, а Китай меня засыпал цветами, — Россия мечтательно улыбнулась, — по всему дому его цветы стоят. -А, так вот в чем дело. А я и думаю: я домой вернулся или в оранжерею, — он прыснула и широко улыбнулась во все зубы, — а вот я тебе ничего не могу подарить… — тут же с её лица сползла улыбка. Россия расстроено взглянула мне в глаза. -А мне ничего не нужно от тебя. Я рада, что ты просто у меня есть, — я увидел, как она попыталась взять меня за руку, и положил свою руку ладонью к верху. Россия легко прикоснулась к моей едва видимой руке, — ты же знаешь, что дорог не подарок, дорого внимание, дедуль. -Все равно как-то неприятно, — она укоризненно посмотрела на меня. -Ох…деда, деда…ладно, если ты все-таки хочешь как-нибудь меня поздравить, то просто будь со мной рядом и не уходи далеко, хорошо? — моих губ коснулась едва заметная улыбка. -Хорошо, — она удовлетворенно кивнула мне в ответ. До вечера, после этого разговора, снова началась скучная работа по дому, которую почему-то моя внучка находила интересной. Уборка, стирка, глажка, колка дров в баню и в кочегарку, готовка, — все это приносило ей удовольствие. Хозяйственная у меня внучка, хозяйственная, не поспоришь. И даже в таких, казалось бы, неподходящих делах для духов она нашла мне занятие. Я, например, следил за тем, чтобы ничего не пригорело на кухне, потом с помощью ветра, который я мог создавать, сушил вещи, она даже нашла мне применение в своем хобби: Россия открыла книгу и попросила меня почитать ей, пока она работает. Тут мастерское умение управлять воздухом мне очень помогло. Страницы переворачивать — колоссальный труд для меня. Но все приходит с опытом, поэтом я приловчился к такому занятию. Вскоре мы уже бездельничали. Россия как всегда сидела на кресле при свете лампы и читала, а я прилег на новом уютном диване. От удобной и мягкой мебели под боком мне захотелось вздремнуть. Конечно, я дух и спать мне не нужно, но привычки, которые у меня были при жизни, остались и глаза по обычаю начали смыкаться. Казалось бы, ничего не должно было сегодня произойти, однако сквозь дрему я услышал несильный кашель моей внучки. Сон тут же как рукой сняло. -Россия, ты заболела? -Нет, просто немного горло болит, пройдёт, — на моем лице выразилось недовольство. -А вот, это потому что ты вышла в одной шубе встречать, а потом ещё и ходила с голыми ногами на улице, — начал я с родительской тревогой в голосе, а она лишь улыбнулась уголками губ. -Да ладно тебе, не бурчи, уже ничего ты не изменишь. И вообще у меня горло уже второй день болит. -Но это не повод ходить по улице в одной шубе. А вдруг станет хуже и у тебя поднимется температура? А кашель…надо поберечь себя. -Хорошо, — она согласилась со мной, и мне стало спокойнее, — только не беспокойся, я сама себя вылечу, не первый же день живу. -Следи за температурой! -Ладно, ладно, — она положила книгу на столик и выключила лампу. Вмиг в комнате стало темно, — пошли спать. И мы тихо разошлись. Она пошла к себе, а я решил полетать на свежем ночном воздухе и полюбоваться звездами. На следующий день Россия слегла с температурой под тридцать девять. Она лежала под толстым одеялом и с приоткрытыми тяжелыми веками смотрела на меня и слабо улыбалась. Кашель за ночь стал влажным и появился небольшой насморк. -Как в воду глядел, — осипшим голосом произнесла она. -А я говорил, — я начал ходить из стороны в сторону возле её кровати, — а я говорил! Вот что мне теперь делать? Чем мне тебя лечить? -Ничего не делать, у меня есть таблетки, хоть и немного. Потом еще горчичники на грудь положу, ноги скипидаром намажу, и все пройдёт, — у меня стала кружиться голова от напряжения и от спокойствия моей внучки. -О, Боже! Вот так и уходи из дома! -Не переживай, сейчас от простуды простые люди не умирают, а уж тем более страны, — она вздохнула, — только надо найти силы встать и дойти до аптечки. -Ну уже нет! Лежи! А я попробую принести тебе воду и лекарства… — я тут же стал думать над тем, как мне это сделать без осязаемого тела. -Лекарства ты, может, и донесешь, но открыть саму дверцу с ними и принести воду ты не сможешь, — он поднялась и медленно пошла к лестнице, — сейчас приду. -Но…эх, — я сложил руки на груди сел на стол в ожидании России. Она пришла только через десять минут, принеся с собой стакан воды и лекарства. Её лицо приняло болезненный уставший вид — она легла обратно в постель и закрыла глаза. Я подошел к ней и сел на край кровати. -Ну как? — я провел по её волосам рукой. Она открыла глаза, но не посмотрела на меня. -Нормально, сейчас должно полегчать, — я поджал губы и убрал руку. Мне сейчас так хотелось её по-настоящему, осязаемо обнять, укрыть, спрятать в своих руках, чтобы хоть немного облегчить её страдания. Стало так обидно за свою беспомощность перед ней, перед собой. Так хочется хоть ненадолго вернуть себе тело, чтобы помочь ей… Целый день я не отходил от её постели и не находил себе места. Тревога и страх за свою внучку захватили меня и не отпускали из своих цепких лап. Вроде температура у России быстро спала, но слабость и боль в мышцах выматывали её и периодически не давали подняться с кровати, чтобы принести лекарства и воды. Вот и сейчас я летал из стороны в сторону, чтобы хоть немного успокоиться. Солнце село за горизонт, загорелись звёзды, а на улице стояла уютная ночная весна. Но все пренеприятные чувства во мне не давали насладиться этой ночью, ведь Россия спала уже более трех часов и ещё ни разу за это время не просыпалась. Я с ума сойду! И мне абсолютно все равно, что такое у духов просто не может произойти! Раздался кашель России. Я тут же подлетел к ней. Щеки её горели и отливали ярко-красным цветом. Она открыла глаза и посмотрела на меня болезненным взглядом. По привычке моя руку легла её на лоб — её лицо тут же расслабилось и прильнула к моей холодной руке. Наверное у неё опять жар… -Какой ты прохладный, — с очевидным облегчением произнесла она. Мне стало спокойнее, когда я услышал её голос, — на отнимай ладонь. -Милая, у тебя опять поднялась температура, — я отнял руку и показал ей на градусник, — вот, померь. Она взяла его ослабевшими пальцами и легла на бок, поставив градусник. Она тяжело вздохнула и убрала растрепавшиеся волосы. Ее губы были бледные, как снег, а волосы потускнели. Слишком она быстро заболела…слишком…неужели так сильно застудила ноги? -Деда, — она позвала меня, и я тут же откликнулся на её зов, — мне холодно. У меня внутри все горит… Я промолчал и попытался остаться невозмутимым, но на моих глазах все же блеснули слёзы. Россия никогда не делилась своей болью: даже, когда Союз был жив, она редко жаловалась на самочувствие, не желая кого-либо напрягать своим состоянием. Но если ей было и правда очень больно и плохо… -Все в порядке будет, — я положил ей руку на щеку, — в первый день всегда тяжело, дальше будет легче. Через несколько минут мы посмотрели градусник. Тридцать восемь, но это лучше, чем тридцать девять. Россия выдавила слабую улыбку и прикрыла глаза. Поняв, что она решила вновь лечь спать, я отошел от её постели и направился к выходу. На пороге двери она меня окликнула. -Дедуль, спасибо тебе за то, что ты есть, — эти слова приятно удивили меня и согрели изнутри. -Пожалуйста, Россия. Спокойной ночи, — я вылетел из комнаты, а затем и из дома. И тебе спасибо, внученька, за то, что ты есть.