Я сидел на крыше дома и задумчиво смотрел куда-то вдаль. В моих обожжённых пальцах осталась докуренная сигарета, которую я почему-то так и продолжил держать в руке. Я оперся локтем на тёплую черепицу и посмотрел на закатывающееся за горизонт солнце, которое наконец вышло из-за туч после пасмурного дня.
К сожалению, я все же выполз из своего отвратительного состояния, в котором я приперся к родителям. Не знаю, чего я им наплел такого во время агонии, в которой меня застал отец, но мне было неуютно слышать ласку, заботу, нежность от них. Мать приехала сразу же, как только узнала, что я наконец пришёл домой. Блудный сын, так скажем. Она спрашивала меня почти каждый день как я себя чувствую, что мне нужно, лучше ли мне. И это так…дико. До ужаса дико. Такое ощущение, что я пришёл в совершенно чужой дом, а не туда, где меня видеть не желали. Блять, мне теперь правда интересно, что я отцу сказал тогда. Ничего не помню.
-Америка, спускайся. Простудишься! — я слышал непривычно добрый и заботливый голос матери. Я даже вздрогнул от этого. Это действительно ужасает.
-Хорошо, — крикнул в ответ я и вздохнул, поднявшись с насиженного места. Поправив пшеничные волосы, я глянул вниз и с высоты заметил каштановую макушку своего младшего брата. Он как и всегда ходит к этому озеру. Чего он нашёл в нем?
Поглядев ещё немного с ненавистной полуулыбкой на Австралию, я спустился в коридор и хлопнул лестницей на чердак. Я недовольным взглядом посмотрел вниз на первый этаж, где стояли и миловались родители с братом. Мои губы скривились от этой сладкой сцены — я отвернулся и пошёл по черной лестнице на первый этаж, появляясь уже у библиотеки. Книг здесь не занимать, чего только нет, но я не часто посещал это место. Терпеть не мог каждый раз на входе туда видеть своего отца, что всегда так вдумчиво и аристократично читал книжки.
-Сын, твой брат приехал, не хочешь поздороваться? — услышал я вопрос отца из холла и закатил глаза. Как они все действуют на нервы.
Я вышел и молча посмотрел на свою «семью». Отец, весь такой важный, сейчас смотрел на меня как и всегда: беспристрастно и эгоистично. Мать улыбалась своей фальшивой улыбкой, аля, «сыночек милый». Ну и, конечно, вишенка на торте мой младший брат, который вырос за эти годы и перерос отца, мило улыбался и глядел на меня своими какими-то детскими серо-голубыми глазами.
-Братик! Привет! Я так скучал по тебе! — он подбежал ко мне и поднял меня на руки, оторвав от пола. Я ничем ему не ответил, продолжая смотреть на него без интереса и любви. Такой же лжец, как и все. Он точно не скучал по мне.
-Отпусти меня, мне некомфортно, — он охнул и вернул меня в вертикальное положение, стыдливо опустив глаза. Он был такой высокий по сравнению со мной. Мне стало обидно за свой низкий рост, доставшийся от матери.
-Как твои дела? Мы так давно не виделись! — мне хотелось уйти, завершить этот разговор как можно скорее.
-Нормально, — сухо ответил я. Ему хватило этой формальности, и он убежал к родителям, хватая их за руку и уводя за собой в столовую. Я остался один, смотрящий им вслед.
Третий лишний. Как и всегда. Мне нет и не было места в этой семье.
Я молча отвернулся и ушёл в свою комнату, в которой я прожил свое детство. Здесь явно не убирались с моего ухода. Я вздохнул и прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Здесь все навивает воспоминания…как я ненавижу. Все здесь ненавижу. Хорошо, что все под толстым слоем пыли.
-Эй, братик! Ты чего ушёл? — Австралия показался на пороге.
-Я не голоден. Проведите это время вместе, без меня. Я к тому же устал, — тот надул губы.
-Ну и ладно! Ты как всегда в своём репертуаре, — брат стукнул дверью, я же так и остался стоять в тишине по середине комнаты.
Да, в своём репертуаре. Конечно, проще так сказать, чем попытаться выяснить причину. Так было всегда здесь. Каждый сам по себе. Да и плевать, почему меня это должно беспокоить? Я уеду и в этот раз точно больше не вернусь. Вся эта игра в «добрых родителей» раздражает и выводит из себя. Лучше бы они вели себя, как раньше. Никак не интересуясь мной.
-Молодой господин, вас зовут на ужин, — я увидел в проходе Гонконга, который за эти годы не изменился. Только если слегка набрал вес и перестал походить на живого трупа. Но…я был даже рад его видеть. За это время у нас не получалось пересечься.
-Я сказал, что не голоден.
-Вы не ели с утра, — констатировал он и печально посмотрел на меня. Ну что такое? Жалко стало что ли?
-И? Не помру, — Гонконг вымученно вздохнул и спрятал руки в кухонное полотенце.
-Господин, пощадите меня. Мне же влетит за ваш отказ, — честно признался он и отвел взгляд в сторону. Дерзкий, как и всегда. Я искренне улыбнулся.
-Сильно влетит? — с из девкой спросил я, но потом резко переменился в лице, услышав до дрожи усталый спокойный шепот:
-Сильно, вы не представляете насколько сильно, — я замолчал, понимая, что он стал отхватывать в разы больше. Не знаю почему, но…он не заслуживал к себе такого отношения. Он был с характером, но вполне покладистый и трудолюбивый.
-Хорошо, скажи, что приду через пять минут. Только не оплошай, ладно? — Гонконг посмотрел на меня с благодарностью и вышел из комнаты. Я удивленно посмотрел на себя в пыльное зеркало.
-Видимо я стал мягче, раз уступил ему, — разговаривал я сам с собой, — даже ощущаешь какую-то радость и заботу по отношению к нему. Как давно ты не чувствовал это? Или ты просто его давно не видел и соскучился? Он ведь был твоей единственной отдушиной здесь.
Мне стало невыносимо смешно с самого себя. Как такой, как я, мог быть благосклонным к этому юнцу, который был вовсе не юнцом. Что ж, я и впрямь схожу с ума.
Я пошёл в столовую и наткнулся на три оценивающих, холодных и на один печальный и отрешенный взглядов. Я попытался сделать вид, что ничего не заметил, и сел на свое место. Гонконг подошёл беззвучно ко мне и налил бокал вина. Его руки мелко дрожали, а сам он стал ещё печальнее, чем был до этого.
-Спасибо, — прошептал я ему, на что он вздрогнул и остатки алкоголя разлил на скатерть. Белоснежная ткань пропиталась алым напитком, — не нервничай. Иди, уберись в моей комнате.
-Сию минуту, — поклонился он и ушёл из этой душной, пропитанной напряжением комнаты.
-Куда ты его отозвал? — спросил отец. Его голос был спокойным, даже добрым, только вот в глазах, казалось, было очередное недовольство моим поступком.
-Пусть уберется у меня в комнате. Создается такое впечатление, что там не убирались лет двести. Там из пыли ковер можно сделать.
-Я поговорю со слугами, — я опустил глаза на тарелку, чтобы отец не заметил в них ужас. Я знаю как он с ними «поговорит». Я резко отказался от своих слов.
-Нет, я просто пошутил. Мне захотелось занять этого мальчишку каким-нибудь делом, чтобы он не стоял здесь и не мозолил глаза, — очередная ложь из моих уст, чтобы защитить…слуг? Хахахаха! Я и правда после болезни сошёл с ума.
-Понятно, — лишь ответил отец и начал трапезу. Все повторили за ним, и наступила тишина. Голова гудит от такой тишины.
Быстро поужинав, я выскочил оттуда, не желая начинать эти милые разговоры по душам. Не хочу быть с ними. Не хочу терпеть эту боль и унижение, которые всегда начинались в мой адрес.
Оказался я в гостиной в северном крыле. Да, здесь меня никто не найдёт. Тут я никому не буду нужен. Я сел за стол и положил голову на него. Может теперь мне удастся отдохнуть.
Однако все мои планы побыть наедине разрушились, когда раздался скрип двери, и появилось лицо брата.
-Братик, родители сказали, что ты сильно болел. Это правда? — хоть бы выразил сожаление или беспокойство за меня, ублюдок. Терпеть его не могу. После всего, что он сделал, это меньшее как я мог к нему относится.
-Да. Или ты думаешь, что я бы стал врать? — он пожал плечами.
-Ну, ты частенько в детстве врал по этому поводу, так что вполне оправданный вопрос, — я невольно схватился рукой за столешницу. Хотелось орать, как можно сильнее орать.
-Мы уже не дети.
-Но ведешь ты себя до сих пор как ребёнок. Не надоело?
-А тебе какая разница? Это моя жизнь. Как хочу, так и веду себя, — и вот из него вылезла эта брезгливость ко мне.
-Что ж, а я то уж думал, что ты изменился. Забыл детские обиды, которые затаил на нас, — я начал выходить из себя.
-Скажи мне, ты бы забыл свои обиды, если бы каждый день тебя макали лицом в грязь и унижали? Если бы тебя каждый день не хотели видеть, а собственные братья хотели скинуть с крыши или утопить? Каким я по-твоему должен был стать?! — я ударил столешницу, и та жалостливо скрипнула.
-Психопат, — безразлично и холодно ответил Австралия, глядя на меня с издёвкой, — придумал себе что-то в голове и теперь пытается выпросить с помощью этого прощения.
-Я придумал это?! Ты меня самолично выбросил с балкона! Я лежал в больнице с переломами, ублюдок!
-Тебе здесь не место, — он высокомерно посмотрел на меня, — я хотел наладить с тобой отношения, но ты этого не захотел, братик, — столько желчи был в этом «братик», — правильно отец сейчас сказал. Ты никчёмное отродье.
И ушёл. Я так и остался сидеть за столом, ничего не чувствуя. Злость испарилась так же, как и появилась. Мне даже стало немного легче, услышав от него «никчемное отродье». Это было мне знакомо, без их глупой заботы и доброй улыбки. Я улыбнулся и, выдохнув, посмотрел в окно. На дворе уже стояла ночь.
-Господин Америка, вы будете чай перед сном? — я снова увидел Гонконга и удивился его вопросу. Ого, он даже помнит мои привычки.
-Да. Ты убрался в моей комнате? Там было очень пыльно.
-Конечно. Теперь вы можете спокойно спать уже в своей комнате, а не в гостиной, — он кивнул и поставил мне чай.
-Спасибо. Как ты проводил все это время, пока меня не было? — он удивился этому вопросу.
-Нормально. Я… — неожиданно он побледнел. Его тело обмякло — он с грохотом рухнул на пол. Я взлетел из-за стола и сел возле Гонконга, который хватался за свой живот.
-Эй…эй! Что с тобой? — он попытался сказать хоть слово, но из его горла вырвался хрип и полилась алая кровь. Я зажал рот рукой, сдерживая свой ужас. Что с ним?!
Не знаю откуда у меня появилось столько силы, но я поднял его на руки и рванул к своей машине. Я понимал, что скорая быстро не приедет, до сюда слишком далеко, он может умереть. Я не мог допустить его смерти…просто не мог.
-Только не умирай, слышишь? Пожалуйста, — Гонконг лежал на заднем сиденье и стеклянными карими глазами смотрел на меня. Я почувствовал, что начинаю плакать.
Прилетели мы в больницу в рекордные сроки. Врачи, услышав мой истерический вопль, тут же забрали Гонконга в реанимацию. Я же сел в холле на кресло и расплакался. Я абсолютно не понимал свои эмоции в этой ситуации. Когда я успел так привязаться к нему?
Я не знаю сколько провел здесь времени, пока ко мне не подошла медсестра. Она положила мне ладонь на плечо и потрясла. Я уснул?
-Здравствуйте. Вы же привезли мистера Гонконга? — я растерялся.
-Что, кто? Я? А, да, я привёз. Как он, он жив? — она облегченно вздохнула.
-Да. У него было внутреннее кровотечение от каких-то тяжких телесных повреждений. Сейчас все в порядке, но мы должны у вас спросить откуда у него такие тяжелые травмы, — она села рядом со мной и положила блокнот на ноги.
-Я правда не знаю. Он пришёл ко мне и упал, истекая кровью. Поэтому ничего не могу ответить. Я совсем недавно вернулся домой, — она кивала на каждое мое слово.
-Хорошо, значит спросим у него самого, когда он проснётся. Поезжайте домой, с ним здесь все будет в порядке. Сегодня его буду навещать я.
-Хорошо. Завтра я могу к нему заехать?
-Да, конечно. Во время посещения вы можете к нему прийти. Думаю, мистер Гонконг очнется к этому времени. Как вас звать?
-США, — она испуганно посмотрела на меня.
-Ах, господин! Я совсем вас не узнала! Простите, пожалуйста, — она поклонилась мне. Я почувствовал себя странно и неуютно.
-Все нормально. Главное ухаживайте за ним. Мне больше ничего не нужно.
-Конечно, конечно. Все будет сделано в лучшем виде, — я попрощался и ушёл из больницы. Только сейчас я понял, что на мне, кроме легкой футболки и шорт не было ничего. Я почувствовал ночную летнюю прохладу. Холодно, но лучше так, чем никак.
Домой я ехал со смешанными чувствами. На сердце было тяжело, а в горле стоял противный комок. Такое создавалось ощущение, что я оставил в больнице что-то важное, далеко не материальное. Стало тяжело дышать.
Пришёл я домой уже ближе к одиннадцати. Оставив ключи от машины на входе, поплелся в сторону своей комнаты. Мне стало ещё хуже обычного. Хочется свалить отсюда.
-Ты где был? — строгий голос заставил меня посмотреть в бок из-под ресниц. Не хочу разборок на ночь. Не после того, что я чувствовал, увозив Гонконга в больницу.
-Ты избил Гонконга? — ответил вопросом на вопрос. Отец не ожидал от меня это услышать: его глаза расширились.
-С чего ты это взял?
-Отвечай, иначе я за себя не ручаюсь, — прорычал я, глядя на ненавистное напротив лицо.
-Нет. Почему спрашиваешь?
-Потому что у него открылось внутреннее кровотечение, и теперь он в больнице. Поэтому, пока я не сорвался, отвечай, кто его избил? — мой тон явно не предвещал ничего хорошего.
-Твой брат, — меня будто парализовало. Теперь дышать абсолютно было нечем. Такого замешательства и ненависти я не испытывал никогда.
Я и не заметил, как мои ноги понесли меня в комнату этого ублюдка. Я изо всех сил пнул ногой дверь, которая в свою очередь слетела с петель. Брат поперхнулся и забился в угол, видя мое дикое разъяренное лицо.
-Тварь! — прошипел я и накинулся на него. Тот же заорал как потерпевший, — ты хоть знаешь, что ты сделал, тварь?!
-Отец! Америка сошёл с ума! — орал лишь он, пока я не ударил ему по лицу. Он тут же заскулил и заплакал. Слабак и нытик, ничего не стоящее дерьмо.
-Прекратите! — это был голос матери. Я чувствовал её руки, пока она нас пыталась разнять. Но мне было плевать. Он чуть не убил единственного, кто относился ко мне в этом доме нормально.
-Успокойся, — меня схватили за шкирку и кинули в соседний угол. Я ударился головой об стену и ухнул от боли. Но она притупилась чувством ненависти к родственникам. Я глубоко дышал и рычал на них, как дикое животное, — ты наверное и правда тронулся умом, — спокойно сказал отец, не смотря на меня. Он поднял Австралию с ног. Тот же всхлипывал и со страхом поглядывал на меня.
Урод. Притворяется невинным, но я то знаю, что это его убогая ненавистная маска. Именно с этой маской он говорил избивать меня остальным братьям и не давать мне еду. Ненавижу. Лучше пусть меня считают отвратительным лицемером, чем ангелочком с дерьмовым нутром. О, он хорошо умеет эту маску святого и невинного держать. Сволочь, почему ему всегда верили?
-… — я ничего больше не сказал. Да мне и нечего было говорить. Мне все равно не поверят. Проклятье, какой у меня плохой авторитет в этом доме.
-Пойдём, — сказала мать отцу и брату, и они ушли. Я положил голову на пол. Когда злость сошла, я почувствовал боль в спине от удара и жжение на затылке. Проведя пальцами по голове, я ощутил теплую жидкость на волосах. Кровь, как «чудесно».
Я через силу принял сидячее положение. Голова тут же закружилась, комната слилась в одну красочную массу. Хотелось блевать от этой карусели, но я крепко сжал губы и закрыл глаза. Мне не привыкать. Это было даже привычно для меня.
Через час мне немного полегчало. Я медленно пошёл в свою комнату, держась за стену. Мне точно завтра придётся идти в больницу уже самому с сотрясением. Я прекрасно знал это состояние: как ни крути, но это было мое пятое сотрясение.
На следующий день я приехал в больницу, где лежал Гонконг. В моих руках был пакет с фруктами и одеждой для него, которую, увы, пришлось купить. У него ничего сносного толком не было.
Сначала я зашёл в приемный покой и попросил осмотреть меня после удара об стену. Как и ожидалось, у меня сотрясение, однако ничего критичного не нашли. Прописали покой и никаких стрессов. Что ж, это будет сложно.
После этого я пошёл в палату к Гонконгу. Медсестра мне все объяснила и уверила, что сейчас все стабильно и ничего критичного не должно больше произойти. Не знаю, но мне после этих новостей стало гораздо лучше.
-Эй, — я сел на стул возле него. Он, услышав мой голос, медленно открыл глаза и повернул голову на меня. Его глаза были наполнены усталостью и болью. Я почувствовал укол вины и сожаление, — как ты?
-Ужасно, — его голос был таким тихим и ровным, — все мое тело болит.
-Все будет нормально, за тобой здесь поухаживают, пока ты не восстановишься, — он улыбнулся.
-Волнуетесь за меня, молодой господин?
-С чего бы. Я просто испугался и привез тебя сюда. Не каждый день ты захлебываешься кровью, — я соврал нарочно, но он все, как и всегда, понял.
-Спасибо вам. Вы как и всегда заботитесь обо мне. Зря я о вас плохо думал.
-Не спеши с выводами, малец. Ты меня совсем не знаешь.
-Да, не знаю. Но я знал, что вы не бросите меня, в отличие от остальных, — я нахмурился.
-Почему не сказал, что он тебя избил? Ты хоть понимаешь, чем это могло обернуться для тебя? — он глупо улыбался мне. И что это? Ему совсем жизнь не дорога?
-Я привык и посчитал этот инцидент нестоящим вашего внимания, — мне стало совсем хреново. Блять, он привык к этому…как к этому вообще можно привыкнуть? Хотя…я же тоже привык.
От этого осознания стало еще хуже.
-Ещё раз ты об этом смолчишь, то уже отхватишь от меня, понял? — я не вкладывал настоящей угрозы в свои слова, поэтому Гонконг лишь мягко улыбнулся и прикрыл глаза. Спать хочет.
-Я побил его, — продолжил я, — хоть и сам получил по голове.
-Господин… — недовольным голосом пробурчал он.
-Он заслужил, так что спи спокойно. Твоя честь чиста. За что вообще тебя так?
-Я как понял, за то, что вы ко мне благосклонны. Поэтому, господин, вам стоит меньше общаться со мной на данный момент.
-Нет! — твердо и резко заявил я, — тебя дурака защищать надо! А лучше вернуть домой, — он замер и затаил дыхание, услышав «домой».
-Вы, — он даже приподнялся, — вы сейчас не шутите?
-Не шучу, я поговорю с отцом о твоем освобождении. Если он разрешит, то ты сможешь вернуться домой к отцу, — он посмотрел мне в глаза и, честное слово, заглянул прямо в душу.
-Почему?
-Что почему?
-Почему вы так добры ко мне? — я немного помолчал, обдумывая слова.
-…потому что ты не заслужил всего этого. Я зря думал, что ты высокомерный…нет, ты стойкий, бойкий, дерзкий. Я точно уверен, что ты уверенно сначала держался, пока он на тебя не налетел с кулаками, — он ухмыльнулся.
-Вы правы, однако отбиться я не сумел.
-Я бы тоже не сумел, если бы голодал сутками. Так что не вини себя. В следующий раз врежь ему посильнее. Я разрешаю.
-Все-таки есть в вас что-то хорошее, — я закатил глаза.
-Только минуту назад мы говорили об этом…
-Вы любите чай с малиной, — начал он, глядя на меня, — вы язвите, пытаетесь задеть, но в конечном счете вы сожалеете о своих поступках. Вы часто перегибаете палку, кричите, не контролируете эмоции, но это связано с вашими детскими травмами, когда вас могли услышать только так. Вы любите орхидеи, любите по долгу стоять у окна. Вы насильно пытаетесь заглушить в себе человека, потому что считаете, что вы недостойны быть им. Вы не любите публику, хоть и кажется, что вам нравится купаться в этой славе. Вы иногда не понимаете даже самого себя, не говоря уже о чувствах других. Вы, кого любите, одновременно и раните, и пытаетесь защитить. Вы иногда, сами того не замечая, пытаетесь где-то в чем-то помочь. Даже сейчас. Вы могли меня просто оставить, но вы поступили иначе. Вы слишком странный человек. Вы парадоксальный, и ваши действия кардинально отличаются от слов.
-… — я даже не знал, что ответить. Такое ощущение, что меня прочли как открытую книгу. Стало до мурашек не по себе. Гонконг опасен, даже слишком. Так много знать о человеке, который всеми силами отталкивал от себя все те годы…
-Но я по прежнему о вас ничего не знаю. Это лишь мои наблюдения, — он насмехается что ли?
-…я тебе принёс фруктов. Вот, на любой вкус и цвет, — он посмотрел на появившуюся корзинку у него на тумбочке, — чтобы все съел, ясно?
-Я обязательно все съем, только если вы наконец загляните во внутрь себя. Ну и, конечно же, спросите у своего отца обо мне, — ой, каков же хитрюга.
-Ладно, давай, меньше разговоров больше дела. Может хоть наконец потолстеешь за это время в больнице.
-Не знаю, здесь наоборот худеют.
-Ага, но только не в твоем случае, — я закатил глаза и стал молча смотреть, как Гонконг кусает яблоко, — аккуратнее, а то накинулся на него, как собака.
-Господин, — прожевав, возмутился он, — вы можете не язвить? Это ваша первая проблема, из-за которой у вас все так плохо с общением. Вы не знаете, где нужно остановиться!
-Так, — я сложил руки на талию, — хватит мне указывать на мой отвратительный характер. Я и без тебя знаю об этом, я работаю с этим, — Гонконг чуть не подавился.
-Вы работаете над этим? Не поверю, молодой господин.
-Раньше я был хуже, и ты об этом знаешь, так что не надо мне тут сидеть и возмущаться. У меня…недавно произошли изменения, — Гонконг вновь захрустел яблоком.
-А что произошло?
-А вот это уже не твое дело, — отрезал я, но, увидев расстроенное лицо Гонконга, сжалился и продолжил, — нравится мне одна девушка. Она была дочкой врага и раздражала меня своей манерой поведения. Я её даже может в какой-то степени ненавидел, но со временем, общаясь с ней, я понял, что влюбился, но она уже встречалась с другим. И все это из-за меня, как она, собственно, и говорила. Только вот я не прислушивался толком, пропуская её слова мимо себя.
-Это не похоже на вас.
-Знаю, и это пугает. Даже то, что я говорю тебе об этом, уже для меня не норма. Я бы в жизни никому об этом не рассказал, — он на это сначала промолчал.
А потом спросил:
-А как её зовут?
-Россия, — Гонконг сразу же оживился и не на шутку удивился, — да, невеста твоего отца. И только попробуй что-то на это мне сказать.
-…она хорошая, — сказал резко он, — вы потянулись к ней, потому что она абсолютно отличается от вас, верно? Вам она была интересна из-за противоположности характера.
-Вообще у меня по началу были только корыстные цели, так что не ври мне тут.
-Да, но вы же влюбились, — я удивился его настойчивости, — а, значит, эта была не единственная причина вашего интереса к ней. Она же умела вас удивить, заставить сомневаться, о чем-то задуматься?
-Был один раз, на свидании. Но я тогда пригласил её, чтобы вывести твоего отца, а не действительно меняться, — услышав это, Гонконг красноречиво посмотрел на меня, но продолжил разговор в том же русле.
-Но вы же стали меняться, разве нет? — этот вопрос сбил меня с толку. Слишком сложно, слишком непонятно было это для меня. В груди было море чувств, которые я не понимал.
-Не знаю… — неожиданно я вспылил, — хватит! Не морочь мне голову!
Гонконг вздохнул на мой эмоциональный порыв.
-Ох, теперь я прекрасно понимаю госпожу Россию. Она сделала правильный выбор.
-Не наглей уже, Гонконг.
-Я лишь говорю то, что вижу. Вам для начала нужно разобраться в себе. Лишь тогда вы сможете построить нормальные отношения. Но уже явно не с госпожой Россией. Тут уже и я вам не позволю лезть в семью моего отца, — мне стало больно от его слов, но виду я не подал. Даже губы не скривил в своей привычной механической улыбке.
-Ты слишком много болтаешь.
-Уже молчу, господин.
-…завтра я попытаюсь приехать с хорошими вестями. Если все пройдёт гладко, то ты и на свадьбе своего отца и мачехи побываешь.
-Я очень на это надеюсь, господин Америка, — я улыбнулся по-настоящему. Эта мягкая улыбка была гораздо приятнее, чем та, которую я привык выдавливать.
-Тогда до завтра. Отсыпайся, — Гонконг легонько кивнул и закрыл глаза.
Сегодня предстоял тяжёлый разговор.
***
Я уже минут пять стоял возле двери в отцовский кабинет. Честное слово, я не хотел туда идти, но обещание, данное Гонконгу, я должен был сдержать. Пусть земли Гонконга останутся под властью отца, но он сам обязан вернуться домой. Ему не дадут здесь покоя, как и мне, поэтому я должен сделать в своей жизни хоть что-то стоящее, помимо того, что я сделал для детей того кафе, в которое водил Россию.
Все же я постучался и, услышав слово «входите», вошёл. Отец, увидев меня, вздохнул и опустил взгляд на документы. Хоть бы не делал такое лицо, будто увидел отвратительного жука перед собой.
-Зачем пришёл? — я встал возле стола и завел руки за спину, — денег просить?
-Мне не нужны твои деньги, у меня своих полно. Я к тебе по другому поводу, — он уже более заинтересованно слушал меня, — отпусти Гонконга.
-Нет.
-Почему?
-Тебя это волновать не должно. Если больше нет вопросов, уходи, — я положил руки на стол, вглядываясь в светлые глаза отца.
-Нет, не уйду, — в моем голосе появилась угроза, — пора бы уже отпустить его. Ты уже некоторым дал свободу, так почему его ты все держишь подле себя? — отец встал из-за стола. Я продолжил уверенно смотреть на него.
-Не наглей. У тебя нет права мной командовать.
-Я и не командую. Я просто знаю, что он чувствует, — отец медленно пошёл ко мне. Сердце резко ушло в пятки от слишком спокойного взгляда отца. Я все ещё держался уверенно. Пока что.
-Конечно, ты знаешь. Я помню твой бунт против меня. Жаль, что Российская Империя тебе помог. Я бы собственноручно тебя задушил, если бы он не защитил тебя, — он подошёл ко мне и взял меня за горло. Дыши, Америка, только дыши.
-Если бы ты относился ко мне нормально, то ничего бы этого не было, — мне стало тяжело дышать. Отец не изменится, никогда не изменится. Все, что было в эти дни — не более чем временное улучшение, — прошу, отпусти его…
-С чего ты вдруг его жалеешь? Думаешь, что твой жалостливый голосок что-то изменит? Тем более ты накинулся вчера на собственного брата из-за какого-то слуги, — он поднял меня над собой. Голова загудела, сердце билось как сумасшедшее. Кислорода стало не хватать: он все ещё держал меня за горло.
-Он…ударил его… — кряхтел я, царапая пальцы этого тирана. Я смотрел на него безжалостно, со всей яростью, но глаза сами собой стали закатываться от недостатка кислорода. Нет, неужели я сейчас умру? — он из-за него…попал…в больницу…
-... — мое тело резко упало на пол. Я глубоко вдыхал воздух, хватаясь за горло. До чего же привычное состояние вечного страха и боли.
-Я за это избил его. Отпусти Гонконга, оставь себе его земли, но отпусти его, — мой голос был похож на скрип железа. Отец смотрел на меня свысока, — я больше ничего никогда не попрошу.
-… — он ничего на это не ответил. Ни один мускул на его лице не дрогнул. И мне ещё говорят, почему я таким вырос. Без наглости тут точно умрешь.
-Убирайся, и не смей здесь больше появляться, — бросил он, продолжая работу над бумагами.
Отдышавшись, я поднялся с пола и выбежал из кабинета. Уже придя в свою комнату, я дал волю эмоциям. Слезы подошли к горлу и вырвались в немой плач. Они текли по моим щекам и собиралась на подбородке, капая на рубашку, оставляя мокрые следы на ней. Прости, Гонконг, я не смог. Прости…
Я посмотрел на себя в зеркало. Мое отражение плыло от слез, но я видел, что шея стала синего оттенка. В голове начало пульсировать, снова затошнило: у меня началась мигрень. Я не мог даже пошевелить головой, потому что любое действие было для меня адской пыткой. Ни плакать, ни говорить — ничего не мог.
Не знаю сколько времени прошло с того момента, как это все началось, но после я опустошенным взглядом заметил под дверью документы, скрепленные скрепкой. Подняв их и прочитав пару страниц, я облегченно упал на пол, потеряв сознание.
Это были документы о служении Гонконга, с подписью отца, которые нужно будет просто отдать Китаю, чтобы он их сжёг и забрал Гонконга домой.
Он дал согласие.
***
-Гонконг.
-М?
-Не переживай так. Трясёшься ужасно, — сказал я, уже видя, как к месту встречи приближаются Россия и Китай.
-Я переживаю.
-Не переживай. Они твои родители, чего переживать? Лучше иди к ним, — я всучил ему папку с документами и кивнул в их сторону, — давай.
И он послушался. Я видел, как быстро он пошёл к ним. Минута, и они оказались в объятьях друг друга. Даже Россия обняла его, будто своего ребёнка. Невольно мне стало обидно и горестно за свою судьбу: меня так никто не встретил и не встретит больше никогда. Я не приду домой к родителям больше. Я вновь убедился, что меня там никто не ждёт. Что же, пусть оно будет так, не стоит забивать еще и этим голову.
Я невольно улыбнулся им и ушёл.
Хоть кто-то должен быть счастливым, правда?
