Принцесса и Тёмный Лорд

      Солнце пыталось пробиться сквозь завесу туч. Домино впервые за долгое время погрузился во мрак. Небо скорбело вместе со всеми.       На бледное лицо Оритела упал солнечный луч. Зрелище было настолько завораживающим, что многие, и даже сама королева, поверили в суеверность обычного совпадения. «Небеса благословили его», «Врата рая были открыты» — шептались присутствующие, не обращая внимания на монаха, произносящего молитву на деревянной сцене. Он просил принять короля в царство рая, очистить от грехов всех, кто любил и почитал его, а главное даровать сил и терпения семье.       Силы как раз-таки были нужным всем, особенно королеве Марион и её дочери Блум. Они обе держались из последних сил. Все слёзы были выплаканы несколько дней назад, когда только стало известно о кончине Оритела. Тогда ужасные крики разносились по всему замку. Королева задыхалась, ползала по полу и кричала имя своего мужа. Всячески помогая, слуги пытались поддержать хозяйку.       Истеричного состояния Блум они не застали. Всё произошло в Алфее, далеко от Домино. Ей пришло письмо от камергера, написанное под диктовку королевы, почерк был кривой, некоторые слова были зачёркнуты из-за сбивчивости мыслей у хозяйки.       Сразу после письма, после литров слёз, Блум отправилась в Домино, надеясь, что всё это проделки кого-то из Трикс. Текна выдвинула предположение, что это кто-то из них решил отвлечь Блум, да и всех остальных, чтобы нанести удар по Алфее. Не стоило её слушать, надежда только усугубила боль после подтверждения камергером написанного.       От песнопений монаха у Блум кружилась голова. Девушка, одетая в белое длинное платье, сжимала четыре белоснежные розы. Шипы впивались в кожу. Капельки крови стекали по ладони и падали на землю. Кровь запачкала рукава, красные пятна расползлись по ткани, она стала походить на раненого зверька.       Скай коснулся кончиками пальцев холодной руки Блум и слегка сжал её. Он был одет в белый костюм, расшитый золотом – такая цветовая палитра являлась обязательной для тех, кто скорбит и держит траур.       Лейла и Стелла после официальной части, проводимой в зале замка в присутствии узко приглашенных гостей, отказались покидать Домино со своими королевскими семьями. Они остались, чтобы поддержать королеву Марион и Блум.       — Что тебе ответил папа? — прошептала Стелла, опустив голову и рассматривая свои голые пальцы, выглядывающие из-под подола. Ей не хотелось, чтобы кто-то заметил, что они говорят во время проповеди монаха.       — Папа сказал, что Совет соберётся не раньше, чем через два дня. Он будет проходить без королевы, в закрытом помещении, и вход будет только для членов Совета. Короли других Измерений, да и королева Марион, слова не имеют, — вздохнула Лейла и взглянула на Блум. — Мы не сможем повлиять на решение Совета, какое бы оно не было.       Стелла огорчилась — ещё одно окошечко в ясность будущей судьбы королевы Марион захлопнулось. Девушка медленным шагом направилась к Скаю, Лейла, не желая стоять в одиночестве, гуськом последовала за ней.       — Как она? — задала глупый вопрос Стелла, по Блум и так видно, каково ей. Скай неопределённо покачал головой, не решаясь нарушить тот обет молчания, который он держал с самого начала церемонии.       Неожиданно из толпы вышел мужчина в чёрном. Опираясь на трость, он подошёл к королеве и, тряхнув кудрявой чёрной шевелюрой, поклонился. Королева Марион перевела красные глаза на неизвестного.       — Прошу принять мои соболезнования, Ваше Величество. Представляю каково вам и вашим подданным.       Королева кивнула, ощущая ком слёз в горле, не пропускающий даже звуки, не то что слова. Мужчина будто не заметил нежелание королевы говорить: он втиснулся между ней и камергером. Марион захотелось отойти.       — Он был хорошим уважаемым человеком. Помню, как-то столкнулся с ним на светском приеме… Светлой души человек, — улыбнулся незнакомец в чёрном и краем глаза взглянул на королеву. Каждое хорошее слово о муже воспринималось от этого мужчины как издевка. — Надеюсь, Совет найдёт вам достойную партию, такую, чтобы о первой не пришлось вспоминать.       — Замолчите! — не выдержав, шикнула королева. — Достаточно. Я не хочу слушать колкости, оставьте меня в покое хотя бы в этот траурный день, господин…       — Господин Белиал.       Рыжие волосы всколыхнулись, Марион повернулась к господину:       — Так вот, господин Белиал, вне вашего общества я бы чувствовала себя спокойнее.       Глаза мужчины сузились. Во взгляде мелькнул огонёк злости. Отдёрнув себя, он тут же вернулся к любезностям: извинился и сообщил, что без каких-либо проблем оставит королеву Марион для её же душевного спокойствия.       Незнакомец перешёл на так называемую другую сторону прямоугольника, созданного толпой. Там он тут же завёл разговор с графом, тем, что был в очках с цепочкой. Мужчина смотрел на монаха и кивал, слушая правым ухом болтовню малознакомого господина Белиала.       Как только господин покинул своё место, а монах замолк, камергер приблизился к королеве и сообщил, что пора завершать церемонию. Женщина кивнула и вложила в руку слуги свою. Он подвел её к ступеням и помог подняться.       Развернувшись лицом к подданным, она встретилась с сотней, если не больше, сочувствующих глаз. Кто-то плакал, кто-то просто стоял и наблюдал, словно за спектаклем в театре. Королева взглянула на свою дочь. Та бросила цветы с кровавыми стеблями в кучу ко всем. Куча белых бутонов обрамляла бортики со всех сторон. Марион сглотнула.       — Уважаемые поданные! Говорит королева Домино Марион! — крикнула женщина так, чтобы услышали даже те, кто стоял далеко. — Ваш король, мой драгоценный муж, ушёл на покой. Эта потеря стала неожиданной для нас, спешу сообщить, что смерть моего мужа произошла не по естественным причинам!       Поднялся гул. Люди зашептались.       — Кто-то убил его. Кто-то убил нашего правителя, и пусть тот, кто это сделал, захлебнется своей же желчью. Мужчина, чьей справедливости и чести мог позавидовать любой, скончался, пусть стыдится и мучается тот человек, кто отобрал у нас наше солнце, нашу землю, на которой мы уверенно стояли. Я любила люблю и буду любить Оритела, — слёзы потекли по раскрасневшимся щекам. — И я с огнём этой любви в своём сердце стану намного сильнее. Нас никто не сломает! — закричала Марион, и горожане закричали «Да». — Будьте уверены, те, кто совершил это, получат своё!       — Да! — закричал народ.       Королева ещё раз пробежала глазами по лицам и спустилась со сцены. На неё тут же, перепрыгивая через две ступени, забрался камергер и воскликнул:       — Церемония завершена! Спасибо тем, кто пришёл почтить память короля!