(не)красивые глаза

      Ладони у Луффи обжигающие. Он совершенно беспардонно хватает лежащего Усоппа за высокий каблук сапога, задирает его ногу и ведëт по плотной белой коже своей раскалëнной рукой. И Усопп не должен чувствовать касаний, потому что Луффи трогает его ногу через сапог, но ощущает так явственно, так ярко, что его размазывает по палубе.       Когда это началось — вспомнить не получается. Просто однажды Усопп проснулся, прижатый горячим телом Луффи к сетке гамака. Капитан сидеть ровно никогда не мог и даже тогда елозил прямо по чужому утреннему стояку, раскачивая гамак, а на визг-вопрос Усоппа ответил молча и весьма красноречиво. Самозабвенно облизал чужой нос, откровенно пошло, как в глянцевых журналах Санджи с девушками в масках-пандах. Журналах, которые Винсмок не очень старательно прятал — потому что если уж Усопп успел нос в них сунуть, то что говорить про Луффи.       Луффи прижимается щекой к замку на голенище сапога, а взгляд у него почти пьяный — опьянëнный. И ни намëка на обычную улыбку, а с губ срывается не смешок — какой-то неистовый прерывистый выдох. И в его чëрных, поглощающих глазах плещется та тьма, что прорывается, когда Луффи вбивает в тело очередного врага свои резиновые кулаки. А Усоппа ведëт, его слабое, безвольное, предательское тело стелется по дереву. И почти болезненное возбуждение разливается в его животе, струится электрическим угрëм по икрам, ползëт по бëдрам.       Луффи не остановить. Луффи — всепоглощающий, настырный, абсолютный, ненасытный. Он создан для того, чтобы жить на полную катушку, есть, пока еда не начнëт лезть из ушей, танцевать, пока не сотрëт ноги в кровь, петь, пока не сорвëт горло, целоваться, пока губы не онемеют. Луффи жадный и его аппетит не утолить. И самого Луффи не остановить — Усопп это всегда знал, а убедился в тот раз, когда из последних сил утащил капитана из каюты, где спали Зоро и Чоппер. Потому что с Луффи сталось бы отыметь Усоппа прям там. Луффи тогда отсосал ему так, что Усопп не мог стоять — выжал, высушил до боли, совершенно пошло насаживаясь резиновой тянущейся глоткой на всю длину, и абсолютно вульгарно проглотил всë до капли.       Усопп знает, что Луффи не остановится, да и он сам не очень хочет, но всë ещë пытается призвать к разуму. Каждый раз пытается. Всë-таки в их паре мозг у него. И каждый раз никакие слова не действуют. Где-то вдалеке шум и играет музыка, а фестиваль той певицы вот-вот начнëтся. Пустой корабль покачивается на волнах, и прибрежный ветер холодит разгорячëнную кожу Усоппа, когда Луффи непристойно хватается зубами за замок на белом сапоге и тянет его от бедра до ступни. В этот раз началось так же, как и всегда — спонтанно. Луффи — стихия, не предугадать.       Они прибыли на остров на музыкальный фестиваль. Луффи надел совершенно нелепую футболку с микрофоном, а Усопп оделся под Джина Симмонса — белые сапоги на каблуке по бëдра, кожа, шипы, красная помада и белый грим. И пока команда совершенно предательски насмехалась над ним — «я не знал, что ты знаком с драг-королевой Иванковым, а как ты сражаться собрался, ты сбежал с БДСМ-вечеринки?», у Луффи в глазах разгоралась какая-то безумная стихийная страсть. Поэтому вместо того, чтобы позволить Усоппу переодеться, он повалил его на палубу, не интересуясь мнением команды. — Мы же опоздаем, — бормочет Усопп, а завязки на его кожаном шипастом топе трещат и, кажется, рвутся под напором капитана. — Ты так хотел на фестиваль.       Луффи его совершенно бесстыже игнорирует, клюëт поцелуем куда-то в ключицу, пропуская лицо. И это вызывает у Усоппа улыбку, как бы он не старался натянуть раздражëнный вид — Луффи не хочет портить его грим. Мысли в голове не задерживаются, потому что Луффи смыкает губы на его соске, облизывая и кусая его с настойчивостью голодного ребëнка. Настолько… настолько… Усопп хватается за чужие, спутанные от соли волосы, тянет за них то ли от себя, то ли ближе, а Луффи почти гортанно урчит — совершенно по-животному. Его руки беспорядочно плутают по телу Усоппа, прожигают кожу костюма, плавят, царапают и пытаются разобраться с застëжкой на поясе. — Расстегни это, — почти рычит капитан, поднимая размазанный, горящий взгляд.       И Усопп подчиняется. Его руки лихорадочно дрожат, и всë тело будто бьëтся в ознобе, потому что Луффи сползает ниже, экстатически жмëтся горячей щекой к внутренней стороне бедра Усоппа и грязно касается губами болезненно топорщащихся на паху штанов. Как только застëжка поддаëтся — с трудом, потому что трясущиеся потные ладони долго не могли еë найти, не то, что расстегнуть, Луффи хватается за ремень на своих штанах.       Усоппа ведëт настолько, что он готов отдаться прямо так, наплевав на здравый смысл, подготовку и свою гордость, но он собирает растëкшиеся по палубе мозги в одну кучу. — Смазка, — голос хрипит и звучит на пару октав ниже, будто и вовсе не его.       Луффи поднимает на него обиженный взгляд и смотрит надувшимся ребëнком, наконец на мгновение напоминая обычного себя. — А со мной мы можем и без смазки, — нахохлившись бормочет капитан.       Усопп поднимает ногу и пихает каблуком Луффи в подбородок. — Тупица, я же не резиновый, как ты.       Черпать знания из замусоленных журналов Винсмока — так себе затея, но они хотя бы узнали про смазку. До ближайшего острова было ещë около нескольких дней, зато Луффи, почувствовавший вседозволенность и уже однажды коснувшийся Усоппа, не собирался останавливаться. Так что Усоппу пришлось подключать всю свою изобретательность, чтобы придумать альтернативу. — Сумку, — Усопп протягивает руку, потому что чувствует — встать на этих дрожащих ногах он вряд ли сможет. Луффи растягивается, подтягивает жëлтую сумку к себе, и ухмыляется, когда Усопп достаëт баночку с полупрозрачными маленькими шариками. — Ты всегда с собой носишь? — Конечно! Ты же нормально себя вести не можешь, — бормочет снайпер.       После того, как Луффи едва не нагнул его в примерочной на одном из островов, с трудом согласившись поменяться — Усопп никогда не оставлял баночку на корабле. — Перевернись, — приказывает Луффи, стягивая свои шорты с бельëм.       Он давит Усоппу между лопаток, почти вжимает лицом в палубу — тот оттопыривает бëдра, стыд обжигает щëки, но нетерпеливое ожидание заставляет прогнуться в пояснице ещë сильнее. Луффи растягивает его почти грубо, слишком активно, но тщательно, и, вытянув шею, вглядывается в лицо Усоппа, обдавая горячим, отчаянно возбуждëнным дыханием. Скоро Луффи сменяет пальцы крепко стоящим членом, толкается резко, входит на всю длину и наматывает чужие длинные кудри на кулак.       Усопп всхлипывает, а от раскалëнного дыхания в шею по позвоночнику расползаются молнии Энеля. Он резко выдыхает имя Луффи, когда тот по-собачьи кусает его за основание шеи, куда-то в область седьмого позвонка, сжимает зубы крепко, до боли, и слишком грубыми толчками сводит с ума. Где-то на переферии сознания на мгновение появляется мысль, что их могут увидеть те, кто выйдут к морю, но Луффи легко переворчивает его, закидывает ноги в сапогах себе на плечи и кусает за торчащую полоску смуглой кожи в месте, где замок расстëгнут — быстро становится плевать.       И его руки везде. Они трут каждый кусочек кожи, торчащей из-под костюма, агрессивно смыкаются на горячем члене, размазывая по нему смазку, и Усопп бьëтся затылком о дерево палубы. А Луффи даже не думает тормозить — он прокусывает свой большой палец, а Усопп испуганно взвизгивает. — Не смей! Придурок, не на… — он толкает Луффи каблуком и срывается в гортанный низкий стон, когда чувствует, будто его распирает так сильно, так страшно, но приятно.       Луффи кладëт руку ему на низ живота, туда, где можно почувствовать движения члена, едва не рычит, ускоряясь, и кончает, забрызгав и палубу, и бëдра Усоппа. Тот неудовлетворëнно всхлипывает, тянется к себе, но Луффи перехватывает его руки, прижимает их к дереву, а сам смыкает губы на головке. Он что-то мычит, насаживаясь ртом, и от вибраций в горле Усопп снова кончает, грубо схватив капитана за волосы. — Ши-ши-ши, — смеëтся Луффи, ложась рядом с Усоппом. По его подбородку совершенно нецензурно стекает слюна и сперма. — Наверное, мы опаздываем.       Усопп жмурится, пока в глазах не перестают мелькать звëзды, и тянет Луффи за резиновую щëку. — Да что ты!