Знакомство за полтос

— Что вы тут забыли? — в презрении, скрестив руки, сощурил глаза учитель биологии. Парни успели подняться на ноги и отряхнуться. Идея общаться с раздраженным учителем на полу - не лучшая. Только Гоголь открыл рот, Дзено продолжил: — Если скажешь про шоколадку - за дверь и к директору. — кажется, ухмыльнувшись, произнес учитель. — Понял! Так получилось... У Феди диарея, и я отпросился с урока его проводить. Идём мы, и видим нашего любимого учителя, который не явился на урок! Вот, хотел спросить, поздороваться, но как получилось - так получилось... — тяжело вздохнул Гоголь, заканчивая свой душещипательный монолог. — У меня что?! — прошипел Федя, позволяя услышать всем присутствующим. Фукучи хохотнул в кулак. — Ну, чего ты прикапался к ним? Видишь же - у мальчика... проблема со здоровьем. Тебе это, уголь нужен? — Нет... — если бы не благие намерения учителя, Федор обматерил всех присутствующих. Особенно одного конкретного. — Это не отменяет того, что вы не на уроке. Насколько я понял, Достоевский свои дела закончил? — возник учитель биологии. — У меня нет никаких дел... — Не стесняйся, пацан! Что естественно - то не безобразно! На перемене поговорим, топайте на урок. — радушно вскинув руки, произнес Фукучи. Юноши решили больше ничего не говорить и выйти. У Достоевского просто не было слов, а Гоголь, если бы сейчас открыл рот, единственное, что он бы смог - смеяться. Отойдя от двери кабинета на приличное расстояние он не выдержал. — Блять, Коля! Не вижу ничего смешного. — раздражённо воскликнул Федя. Гоголь начал смеяться ещё сильнее. — Конечно не видишь. Тут все смешное лишь для меня. Достоевский больше ничего не сказал и в нежелании слушать смех друга, быстро зашагал к лестнице. Впрочем, Гоголю отставать нельзя. Успокоившись, он нагнал Федю и дошел с ним до кабинета технологии, периодически хмыкая в кулак, вспоминая недавно произошедшее. До конца урока оставалось всего каких-то 15 минут. Коля периодически отпускал какие-то тупые, но смешные только для него одного шутки, за что получал толчок в плечо как минимум. Как максимум: «мальчики, потише.» от директора, которого уже вымораживали смешки с последней парты. Как и обещали, парни собирались идти к Фукучи поговорить. Идти, к счастью для них, не пришлось. К концу урока учитель собственной персоной явился на свой урок. Со звонком перекинулся парочкой фраз с Фукудзавой, и любезно намекнул, что директору пора идти, что тот и собирался делать. — Феденька, давно я тебя не видел! Ну, чего как не родной? — Фукучи с радостью закинул руку на плечо ученику, под вопросительный взгляд Гоголя. — И вам не хворать. — аккуратно скинув руку со своего плеча, намекая на неудобства, произнес Федор. Коля все так же не находил чего сказать. Откуда учитель и его друг знакомы, если видятся впервые? Достоевский тихо хмыкнул, наслаждаясь беспокойным видом одноклассника. — Ты чего в Россию то перебрался? Как дядька? — По родине заскучал. С Шибусавой все хорошо. Вы с ним не связываетесь? — как давние друзья, непринужденно вел беседу Достоевский, оставляя друга со своими вопросами в стороне. — Занятой человек Тацухико. Случая не подвернулось. — Ну, ничего. Подвернётся ещё. Как дочь? — О, да ты Теруко помнишь? Не ожидал. Так приглянулась? — не дожидаясь ответа, Фукучи продолжил, — Эта негодяйка осталась в Японии на службу, представляешь? — Ей подходит армия. Всегда была со... взрывным характером, да. — Хах, это точно! Ну все, приятно было поболтать. У меня скоро урок, да и у вас думаю тоже. — До скорого. На выходе из кабинета у Гоголя было много вопросов. Федя решил заранее заткнуть друга и объясниться. — Он друг моего дяди, думаю ты догадался. Пару раз пересекались. Не ожидал увидеть его здесь. Коля пробубнил себе под нос сухое «вот как» и предложил другу пойти домой. Есть ли им куда торопиться? Конечно нет, да и ещё два урока. Но на "взрывные" занятия по химии не хотелось никому. Мотоджиро Каджи - их необычный химик, со своими грандиозными планами на изменение строения мира благодаря его гениальным идеям. В чем заключалась их гениальность? Наверное в том, что до них мог додуматься и детсадовец, но говорить об этом учителю прямо никто не стремился. Химик был слишком воодушевлен этим. Порой мог и целый урок вести монолог сам с собой про бомбы-лимоны и про то, как они изменят мир. Как ему в голову ещё не пришло положить начало революции вместе со школьниками? Наверняка до этого недалеко. Впрочем, Федя согласился. Перед двумя конкретными одноклассниками они уже отметили свое присутствие, да и перед классной тоже. Уже не обговаривая свое направление, парни пошли в сторону дома Достоевского. Да, они уже третий день проводят только в компании друг друга. — Коль. — вышеупомянутый откликнулся направленным на Федю взглядом, — Что у вас с Сигмой случилось? — Это так заметно? — на лице Достоевского появилось некое удивление, будто Коля спрашивает максимально очевидную глупость, — Ах, забыл. От тебя ведь ничего не скроешь. Федя фыркнул. — Мы поссорились? Я не знаю как это назвать. — Как это не знаешь? Вы либо поссорились, либо нет. — Наверное, для него это выглядело как ссора, но я просто перевел тему на скорое начало урока... — замялся Коля, искренне не понимая свою ошибку. — И какую тему ты перевел? — Он догадался насчёт... всего. Даже не понимаю как... — Федя снова посмотрел на него, заглядывая прямо в глаза с каплей презрения, из-за глупости Николая. У него же на лице буквально написано все, что с ним произошло за неделю отсутствия. Если приглядеться чуть больше, чем никак. Да те же самые бинты, которые просвечивает белая рубашка Федора. — Коль. Это довольно таки очевидно... Он попросил показать руки? — Блять, да для тебя все очевидно. — ожидая того, что Федор съязвит в ответ, и они закончат этот разговор, парень не заметил, как молчит уже подозрительно долго, — Да. И не попросил, а потребовал. Я сказал, что все в порядке и что нам стоит торопиться на урок. Он в крайнем недовольстве ушел. Я, если быть честным, ничего не понял. Мне надо было на месте раздеться и снять бинты ему на любование? — Он злится не на тебя. — Да? На кого тогда? — с ноткой сарказма спросил Гоголь. — На себя, я полагаю. Коля замолчал, стараясь все обдумать. Они не такие уж и друзья, чтобы Сигма так загонялся из-за его проблем... Или все же друзья? В таком случае, что ему делать? Если злятся не на него извинения бесполезны. Заметив смятение, Федя продолжил: — Он должен обдумать это сам. Завтра придет к тебе с извинениями, готов поспорить. — На желание? Не ожидая настолько скорого ответа, касательно его шутки про спор, Федя опешил. — На желание. Гоголь почти нагло схватил Федора за руку, переплетая их пальцы в рукопожатие и тут же разбивая его. — У нас нет свидетеля. — И что? Ты ведь не станешь отрицать проигрыш? — Коля не дал другу как-либо ответить: вопрос риторический, у него в принципе нет выбора, — Вот и я. Путь до дома не прошел в тишине. Гоголь вечно что-то пиздел, причем не всегда Фёдору: просто бубнил под нос и тут же себе отвечал. Прохожие по-любому видели его как шизоидного, но тот делал это просто потому что. Потому что смотреть на осуждающие лица было весело. От этого шизоидного последовало предложение купить чипсы с выпивкой и посмотреть фильм. На выпивку Федор сразу ответил отрицательно. Хватило утреннего опыта и боли в висках на протяжении всех уроков. А вот чипсы идея неплохая. Давно таких у Гоголя не было. Выбор за вкусом был на Коле: Достоевский отмахнулся, мол, он редко ест их и во вкусах не разбирается. Парень взял крабовые и под шумок схватил две бутылки лимонного гаража. На хмурые взгляды Федора он отмахнулся: — Ой, да ладно тебе! Это даже не пиво! — Федя посмотрел ещё более хмуро, хотя, казалось бы куда хуже и вздохнул, — Ну, пиво... Но надо же чем-то запивать. Нас что, от двух бутылок разнесет? — Я больше не буду с тобой пить. Гоголь хмыкнул, зная, что это не так. А даже если намерения парня серьезны - не надолго. И все же, пиво Федя взял. Серьезный разговор начался уже у Достоевского дома. Выбор фильма. Федя, как оказалось, совсем не фанат кинематографа. В отличие от своего друга, который со скуки смотрел телевизор целыми днями. Коля настоял на классике ужастиков - астрале. Мол, не смотрел астрал - не знаешь этой жизни и всякое в этом духе. Он так говорил про добрую половину просмотренных фильмов, и все же. Решив оставить разговор об ужасной осведомленности Федора, который если бы и состоялся, то не на один час так точно, Николай включил на телевизоре фильм. Что очень удобно, у Фёдора, который даже почти не смотрит телевизор, есть подписка на иви. Достоевский, видимо, очень любил распивать любые напитки из бокалов, и прямо сейчас они пили пиво из бокалов, лёжа на диване с пачкой крабовых чипсов под боком. Изысканно, нечего сказать. Коля устроился как можно ближе к Феде, почти запрокинув голову на его плечо. Если запрокинет полностью пить будет неудобно. Впрочем, парень не сильно возражал такой близости, а зря... — Кха! Прямо за секунду до громкого скримера Гоголь отпил. И угадайте на ком оказалась половина содержимого бокала. — Блять, Коля! — резко отодвинувшись, Федор пролил содержимое своего бокала. И снова на себя... Гоголь засмеялся. Правда, после того, как подавился, особо не посмеешься. Параллельно смеху приходилось откашливаться. И выглядело это... Как предсмертные судороги. Достоевский, которому сейчас точно не до смеху, улыбнулся. Улыбаться долго не пришлось. Пропитавшееся пятно дало о себе знать неприятным и мокрым отпечатком на коже. Холодная дрожь на секунду пробила тело, и Федор почти рванул за сменной одеждой. То, что первое попалось под руку - черная футболка и какие-то зелёные треники... Откуда они вообще у него? Впрочем, что угодно сейчас будет лучше, чем мокрая и липкая одежда. Гоголь даже додумался поставить фильм на паузу. И как так получилось, что ни капли не попало на диван и него, но зато все на бедняжку Федю? Не везёт парню сегодня. Да что там сегодня, уже как три дня подряд, в компании лучшего друга! Гоголь уже сам для себя обозначил, что они лучшие друзья. Как же иначе после всего, что с ними произошло? После скуренной одной на двоих сигареты, после принятием Феди его, как своего друга, после двух ночей сна в обнимку, после поцелуя на набережной... Стоп. Он слишком часто вспоминает происшествие вчерашнего дня. Хотелось все списать на алкоголь ударивший в голову, но на утро осознание, что он был полностью трезв ударило в голову сильнее. Ни к черту ему сдалась эта победа в игре. Простое желание. Желание поцеловать своего друга... Коля вздрогнул, ощутив падения чужого тела на диван. Достоевский успел переодеться и даже сходить в душ. С маленького расстояния приятно веяло запахом персикового геля для душа. Слишком резко обернувшись, парень обнаружил почти впритык смотрящего на него Федю. Мокрые волосы были собраны в привычный хвост, а пара капель спадали на изящные ключицы. — Напугал? — вывел из транса своим голосом Федор. — Ага..Давай дальше смотреть. — После фильма тоже пойдешь в душ. — Да блять... — обречённо вздохнул Гоголь, нажимая на паузу. Сходить в душ он был не против. Решение больше не пить на диване было принято единогласно. Хотя, пить было уже нечего. Чипсы тоже быстро закончились. В основном ел один Гоголь. Как и сказал Федор, после фильма гость пошел в душ. Слова хозяина квартиры - закон! А если этот хозяин ещё и Федор, то закон вдвойне. Мысли спутаны, а отмахнуться на алкоголь не получается. Струя воды не может упорядочить все, и привести путаницу в одно логичное соглашение. Вот он, недавно лежащий полу-мертвый на полу своего дома, сейчас дома у самого близкого ему друга. Этот друг не отрекается от него, хорошо относится. Уже третий день носится с ним и делит одну постель. Что ещё нужно для счастья? Гоголь не знает. Не понимает своих чувств в принципе, а к этому человеку особенно. Долго ли продлится такая беззаботная пора, когда они могут ни о чем не задумываться, остаётся только гадать. Его мысли выглядят, как мысли по уши влюбленного человека, который наконец постиг объект своего воздыхания. Глупо, ужасно глупо. Ещё совсем недавно Коля мечтал его не встречать, а сейчас что? — Долго ты. По приходу в гостиную его уже ожидал сидящий на диване с расчёской Федор. К черту всю путаницу в голове, пустить все на самотёк - лучшее решение. Поэтому сейчас, он как верный песик бежит к хозяину. Если этот хозяин Федя, он и не против. Достоевский как мог высушил длинные волосы Коли и сделал небрежную косичку. Все равно к утру его творение расплетется, смысл тогда стараться? — Федя, ты бы знал как неудобно делать эту косичку самостоятельно. Ты, случайно, не собираешься взять меня в долговое рабство за это? — Я подумаю над этим. — Гоголь усмехнулся. Впервые, на большое удивление Коли, они поменялись местами. Достоевский уснул с первого раза без последующих пробуждений, а вот Гоголь... Да, тоже без пробуждений. Ибо он вовсе не смог уснуть. Хотелось, но как только парень закрывал глаза, терзающие мысли разъедали разум. И каждая была о Федоре. И каждая была плохая. Что обычно делают в таких ситуациях? Обсуждают и решают. В его случае это игра в молчанку, пока Федя не догадается, и не заставит Колю расколоться. Он опять заставит друга в чем-то его подозревать. Опять решать его проблемы, которые должны терзать одного, а не двух. Утро началось совсем незаметно. Стрелка чуть перекатила за шесть, и Федор с зевком потянулся. Близлежащего будить не пришлось. Он решил не притворяться спящим, ибо за ночь успел сделать это не раз. — Коля? Ты чего так рано? — сонным, немного хриплым от сухости в горле голосом, произнес недавно проснувшийся. — И тебе доброе утро. Уснул рано, вот и проснулся... — Тебя обычно не разбудить. — Ой, да это было всего один... два раза! Но ты и сам знаешь почему. — Знаю. Бессонница и похмелье. — Гоголь посмотрел острым, как лезвие ножа взглядом, надеясь, что Достоевский закроет тему его сна. Упущенного сна, о чем знает только он, — Завтракать будешь? — Буду! — с особым воодушевлением ответил Коля. Как ни странно, есть не хотелось. Но отказываться от еды совсем не в его репертуаре. — Умойся и оденься во что-нибудь. Там вроде твоя одежда постиралась. — ещё раз зевнув, произнес Федя. Он был бы отличным родителем, вот правда... — Понял! Возражать нечему. Оказавшись на полу в глазах резко потемнело, а голова закружилась. Как же хорошо, что он смог устоять на ногах и пройти в ванну. В стиральной машинке, как и сказал Федор, почти сухая одежда. Холодная вода приятно отдалась на коже лица. Довольно таки ободряюще. Воспользовавшись одноразовой щеткой, Коля пошел вместе с одеждой в гостиную. Недавно дали отопление, и он повесил вещи досушиваться на батарее. Как и ожидалось - волосы растрепаны. Утренняя повседневность, а такая неприятная. Беспокоить занятого готовкой друга не хотелось. Расчесать волосы самому равнялось либо самоубийству, либо облысению. С такой же нежностью относится к своим волосам, как это делал Федор парень не умел. Зато умел оттягивать волосы расчёской, пока они не расчешутся как-то сами. В основном этого "как-то сами" не удавалось. Он сломал так три расчёски. Попробовать как Достоевский? Николай не видел его действий, сидя спиной к нему, но почувствовать то мог. И... Блять. Аккуратные касания друга повторить совершенно не получилось. Было неприятно. Кожа головы неприятно отдавала болью от оттянутых с особой силой волос. — Что ты делаешь? — картина, которую застал Федя, зайдя проверить друга, была такова: расческа валяется на полу с небольшим клочком белых волос, а сам обладатель этих волос поглаживает голову. — Пытаюсь расчесаться. — Вижу, плохо пытаешься. Меня позвать не мог? Тебе так до облысения недалеко. Коля не ответил. Федор поднял расчёску с пола, оценивающим взглядом посмотрел на Гоголя и жестом руки позвал на кухню. — Тебе помочь чем-то? — Сначала расчешу тебя, потом чем-нибудь да поможешь. И как Гоголь должен был повторить столь аккуратные и изящные, но в то же время нежные и бережные касания? На кончиках пальцев Достоевского как будто скопились все чувства, и каждый раз, касания на волосах отдавались лёгкой электрической волной. — Поставь тарелки и положи хлеб в тостер. — командовал шеф-повар-Достоевский. — Да, шеф! — Мне тебя стажёром звать? — тихо вздохнул парень. — Как хотите, шеф. — выполняя поручения Феди, ответил Коля. Впрочем, названный шефом Федор это проигнорировал. Но звания он был достоин. Даже его яичница просто ахуеть насколько вкусная. У Гоголя до сих пор были вопросы, не собирается ли он в кулинарный? В прошлый раз ответа не было, измениться ли что-то сегодня? Навряд ли.

***

— Федя-я~ — игриво растягивая последний слог, пропел Коля, — Это последний урок, Сигма ко мне даже не подошёл. — с победной интонацией произнес Гоголь, уже мысленно возвышая свое положение над другом и придумывая желание. — Не торопи события. — А то что? Уже и так ясно, что я - победил. — Мы спорили на то, что он извинится в этот день. День не закончился, а значит спор тоже. — Ты - зануда, которая просто не хочет признавать свой проигрыш. Федя просто пожал плечами, выражая все свое безразличие к словам соседа. Последний урок - общество. Федор настоял на том, что они не прогуливают сегодня. И вот, на восьмом уроке под убаюкивающий голос Анго Сакагучи, Гоголь был готов завалиться на парту и уснуть. Во время обеденного перерыва он успел сбегать в ближайший магазин за манговым монстром. Особо энергии напиток не добавил, куда эффективнее было выпить чашечку крепкого эспрессо, но зачем идти лёгкими путями? Зато, энергетик сладкий и вкусный, в отличие от горького кофе. Мертвецкий вид Коли не скрылся от взора Достоевского. Что он, впрочем, не скрывал. То есть старался, но его попытки выглядели жалко, как и залегшие сине-фиолетовые мешки под глазами. На слова Федора он откликался только спустя несколько попыток позвать и тряску за плечо. Если вкратце - спал на ходу, и, что заставило поразиться выдержке Гоголя, тот не уснул за партой. Достойно восхищения, если бы не волнение, которое сейчас испытывал Федор. Прозвенел звонок. — Ну, и? Урок закончился. — Я заметил. — Я могу считать, что выиграл? — Подожди ты. — Федор заметил беспокойно оглядывающего Гоголя Сигму. Тот собирался подойти к парням. — Эм, Коля? Мы можем поговорить? Одни. — почти презрительно, Сигма оглядел близстоящего к Николаю парня. Второй видимо совсем не ожидал, что друг все же захочет поговорить. Откуда в нем столько уверенности, в настолько глупых вещах? Часто этим вопросом задавался Достоевский. Гоголь, видимо в потрясении, кивнул без лишних слов и прошел за Сигмой из класса в коридор. Печальный отблеск отражался в глазах друга и не ясно, от предстоящего разговора или от проигрыша в споре. На самом деле, когда парень удалился за дверью, Достоевский не без облегчения выдохнул. Мало ли, что там придумал для желания Гоголь. Судя по азартному прищуру и почти не сползающей ухмылке - дело было точно не в принципе победить. — Коля, прости. — не дав другу шанса переварить услышанное или что-то сказать, он продолжил, — За то, что давил на тебя. Не хочешь - не рассказывай. Просто знай, что ты - мой друг, и я за тебя волнуюсь. Особенно, когда ты ничего не объясняешь... Ну ты только представь как я испугался, когда увидел на тебе свежие бинты после недели прогулов. — Не беспокойся так сильно. Считай, что извинения приняты! — с ободряющей улыбкой, он закинул руку на плечо одноклассника и потрепал тому волосы, — А сейчас, мне нужно удалиться. Пока-пока, Сигмушка! Коля ещё раз мило улыбнулся и, помахав другу, в спешке удалился. Таким действием он вновь поставит себя под подозрения в чем-то. Но что поделать? Он извиниться за это позже. Точно извиниться, а сейчас в приоритете попасть к себе домой и поспать, ну и проводить Федю, конечно же. Тот стоял в ожидании друга у кабинета обществознания. Что удивительно, он не ушел домой. Видимо, как и Гоголь, принял их совместные походы домой обыденностью. На это понадеялся один Коля. — Ты проиграл. У меня желание. — констатируя факты, победно ухмыльнулся Достоевский. — Да? И что загадаешь? — Ещё не придумал. — Если не загадаешь желание сегодня - оно аннулируется. — победно ухмылялся уже другой, выдвигая свои условия из ниоткуда. — Как скажешь. Парни дошли до гардероба на первом этаже и, быстро собравшись и снова не обговаривая свои пункты назначения, вышли из школьного здания. — Кстати, Федь. Я сегодня у себя ночую. — Да? И как же мне загадать желание, пока ты у себя дома? — Ай, не подумал... Ну, значит у тебя! Боюсь, как бы сильно тебя не стеснять. — Заваливаясь бухим на мой диван, в уличной одежде, а после прося меня спать с тобой, ты об этом не задумывался. — Ой, да это было один раз! — театрально надувшись, воскликнул Гоголь, — Все, как ни посмотри, я тебя не стесняю. — Я к тому же. — Вот и славно! Федор обречённо вздохнул, как будто бы уже подписал себе предсмертный договор. На деле - хуже.