***
Снег перестал идти поздним вечером, когда на улицах уже было тихо, а над домами из труб поднимался сизый дым, как будто тот стремился превратиться в облака. Но их на небе не было, поэтому месяц и звёзды светили ярко, окрашивая лежащие кругом сугробы в серебро. Чонгук и Тэхён стояли на улице и уже минут пять молча наблюдали за сгустившейся над городом ночью. Разноцветные огоньки, горящие внутри их дома и под крышей, откидывали от их тел на землю две длинные тени. Ворота рядом, ведущие на задний двор, были широко распахнуты, чтобы впустить автомобиль, который должен был привезти к ним гостей с минуты на минуту. Сами в аэропорт они не поехали, расценив, что даже это слишком опасно. Мало ли, чьи взгляды могут притянуть пятеро мемберов, пусть и отправившиеся в новогоднее путешествие инкогнито. Где-то вдалеке послышался звук работающего двигателя и скрип снега под широкими колесами. Внутри у Чонгука все органы сжались до размеров горошины, а затем решили устроить чехарду. Он растерянно взглянул на Тэхёна, но понял, что тому не лучше, и отвернулся, чтобы отыскать в начале улицы черный внедорожник, медленно приближающийся к ним. Черт возьми, кажется, он сейчас откинется или что-то типа того… Все это напоминало Чонгуку тот день, когда он впервые увидел Тэхёна в своей пекарне. Да, точно, эти чувства были очень похожими. В обоих случаях сделать очередной вдох казалось чем-то неосуществимым. – Не трясись так, пятью айдолами больше, пятью меньше, разница не велика, – подмигнул ему Тэхён, сжав напоследок ладонь. – А то я так скоро начну ревновать, знаешь ли. И отпрянул, не дав Чонгуку ни единого шанса придумать достойный ответ. Тэхён отступил за калитку, во двор, где уже мягко останавливалась заехавшая машина, а сам Гук, не теряя времени, потянул за ворота, чтобы как можно быстрее те закрыть и спрятать их всех от любопытных глаз. Все четыре дверцы открылись почти что синхронно, кто-то спрыгнул из салона, заскрипев подошвами по свежему снегу. Чонгук тихонько прошел к стене дома, чтобы видеть Тэхёна. А тот стоял на заднем крыльце, с красными от холода щеками и огромными глазами, взгляд которых лихорадочно бегал по пяти фигурам, уверенно приближающимся к нему. Для Чонгука все это было, как в кино: будто в замедленной съемке и тишине. Шаг за шагом мемберы приближались к Тэ, а тот стоял столбом, беззвучно шевеля губами, а в глазах его собирались кристаллики слез. А потом его схватили в объятия. Сразу стало катастрофически громко! – Тэхён-а!!! – Тэ-Тэ! – Бро, наконец-то! – Смотрите-ка, он и правда жив-здоров, ахах, а то я уж было начал сам сомневаться! – Хён, если ты сожмешь его ещё хотя бы чуточку сильнее, он точно перестанет быть живым, отпусти и дай его мне, эй, хён, моя очередь!.. Тэхён-а!!! Чонгук тихонько стоял в стороне от развернувшегося балагана, наблюдая за счастливым семейным воссоединением, и сам, как и его парень, не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Пусть эта идея – пригласить парней отпраздновать вместе Новый год и день рождения Тэ – и пришла пару месяцев назад именно ему, он не верил. Но мысль, что любимый им человек в этот момент счастлив, могла побороть любое неверие, потому что счастье было тем самым, что Чонгук так отчаянно Тэхёну желал. – Чонгук-а? Чон вынырнул из собственных мыслей на звук родного, немного дрожащего голоса, и вдруг обнаружил, что внимание абсолютно всех сейчас сосредоточено только на нем одном. – Эм… привет? Мемберы переглянулись, прежде чем расступиться вокруг Тэ и дать ему подойти к своему парню, торопливо и радостно начиная бормотать ещё по дороге: – В общем, вы уже и так знаете, это… – Чонгук, вор твоего сердечка, – перебил его Хосок, начав после громко смеяться, заставляя Юнги, стоящего рядом с ним, закатить глаза. – Будем знакомы! – Нам правда очень приятно, – Чимин, подошедший к Гуку первым вслед за Тэхёном, протянул ему руку. И ладошка его в чонгуковой руке оказалась правда такой чертовски маленькой, что отделаться от этой мысли у Чона вышло с огромным трудом. Ахренеть. – Пак Чимин. – Чон Хосок! – Мин Юнги. – Ким Намджун. – Ким Сокджин… Хэй, а у вас тут очень миленько. А пахнет из дома приятно, что-то печёте? – Надеюсь, это не Тэхён, иначе попытка выпекания станет попыткой поджога. – Вообще-то я стал весьма неплохо готовить… Чонгук-а, скажи? – Ну… ты продвинулся. Теперь поджог, если случится, сможет ограничиться только кухней… Под разноголосый смех собравшихся Чонгука за плечи обнял Хосок, осторожно сжав через толстую куртку. – Эй, а ты мне уже нравишься! Тэхён, впереди всех отпирая входную дверь, лишь фыркнул. – Заходите уже в дом, пока я вас всех, предателей, не оставил на улице.***
Время перевалило за полночь, когда всех наконец-то получилось устроить и усадить за стол на кухне. Уместилась их компания за круглой столешницей с трудом, и Чонгуку даже, чувствуя, как адски горят его щеки, пришлось присесть Тэхёну на колени… Что удивило, так это Юнги с Хосоком, повторившие за ними их позу в стоящем напротив кресле. Гук только встретился взглядом со своим бойфрендом, а тот ухмыльнулся и коснулся его уха губами, прежде чем шепнуть: – Что ж, иногда и на улице беливеров должен наступать праздник. Шум, казалось, ни на минуту не прекращался. Впервые на чонгуковой памяти в этой кухне было так громко и радостно. Голоса мемберов звенели восторгом и возбужденностью от долгожданной встречи, они шутили и смеялись, постоянно находили что-то новенькое, насчёт чего можно было бы подколоть. И тут и там слышалось такое до слез знакомое и не звучавшее уже целых полтора года: – ВИ! – Нуга нарыль магадо… – Черт, да неужели опять?.. – Не опять, Тэ-Тэ, а снова. ВИ! Чонгук и сам не понял, как успел расслабиться, и вскоре смеялся вместе со всеми, сам шутил и подкалывал Тэ, а после весь изворачивался, как уж на сковородке, когда тот в отместку наказывал его щекоткой. Он не замечал, как за ними двумя наблюдали. Не замечал, как заговорщически переглядывались мемберы, растягивая губы в хитрых улыбках, и согласно кивали друг другу, как будто поддерживая теплое одобрение. Им нравился выбор их младшего товарища, им нравился Чонгук, как человек и как бойфренд Тэ-Тэ. Они уже много о нем слышали, даже приняли участие в решении Тэхёна остаться в Моркоте, слегка подтолкнув его к принятию собственных чувств и отогнав страхи, что мучили его, куда подальше. Конечно, и у них были свои опасения, потому что людям, какими бы те иной раз не казались невинными, сломя голову доверять не стоит. Особенно если речь идёт о таких, как они. Особенно Тэхёну, который уже один раз обжёгся и не факт, что выдержал бы подобное снова. Но Чонгук, хоть и был его огоньком, не причинил никакого вреда. Он только отогрел, заставил Тэ наконец-то оттаять и снова зажить настоящей жизнью, а не блеклой копией прежнего себя, без имени и без прошлого. Чистый лист Ким Тэхёна в маленьком городке Швейцарии неожиданно заиграл яркими красками, будто свет новогодней гирлянды, пятнами ложащийся на белый, только что выпавший снег. Ужин был съеден, тарелки быстро помыты, и уставшие после долгой дороги мемберы развалились в гостиной на специально купленных для них футонах вокруг дивана, на котором с королевским комфортом устроился Джин, выиграв у всех остальных в камень-ножницы-бумагу. – И чтобы ни одного постороннего звука из вашей спальни, – засмеялся хённим, и к нему присоединилось сдавленное хихиканье остальных. – У меня чуткий слух! – Ну, ты очень ошибаешься, хён, – вздохнул Юнги, переглянувшись с Хосоком. – В каком это смысле? – В том самом. Спокойной ночи! – Спокойной ночи, – улыбнулся Чонгук им всем, закрывая за собой и Тэхёном дверь в их комнату. Тэ тут же упёрся лбом куда-то в его шейный позвонок, тихо выдохнув теплый воздух. Чонгук развернулся, чтобы крепко его обнять, притянув ближе к себе. Он снова по привычке зарылся пальцами в мягкие каштановые кудряшки, второй рукой выводя круги по чужой спине. Электронные часы рядом с кроватью, мигнув, показали три часа утра. На календаре значилось тридцатое декабря. – С днём рождения, Тэ, – прошептал Чонгук, сухо целуя парня в мягкую, недавно выбритую щеку. – Я люблю тебя.***
– Чон Хосок! Маленькие темные глаза Юнги, кое-как выбравшегося из высокого джипа, метали молнии. За собой он стащил с сиденья набитый барахлом под завязку спортивный рюкзак, вторая же его рука сжимала что-то небольшое, светлое и шерстяное. Быстро и неуклюже перебирая худыми ногами по узкой тропе на снегу, парень двинулся к остальным, набирая в грудь побольше воздуха и раздраженно крича: – Хосок, твою мать, а ну подошёл ко мне и надел шапку! Мы, блин, не на Чеджу! – Клянусь, где-то в других мирах… – вздохнул философски Намджун, наблюдая за развернувшейся драмой, – …существует параллельная вселенная, где эти двое поменялись местами. – Суровый Хоби и взбалмошный Юнги-хён? – переспросил Чимин, ненадолго задумываясь, чтобы представить картину, а затем фыркнул. – Да ну, бред какой-то. Чонгук давненько нашел это место. Проехать к этой части озера, не зная маршрут, было сложно, потому никто из туристов, да и из местных тоже, сюда не захаживал. Небольшая часть хвойного леса, заснеженный пляж и кусочек замёрзшего озера являли собой красивую, а главное – уединенную картину. И можно было со спокойной душой покататься на коньках вдали от посторонних. Выехали они, как только проснулись, но время тогда уже было почти обеденное, а когда с коньками было покончено, солнце клонилось к закату. Парни вытащили из машины привезенный с собой гриль и мясо, решив устроить барбекю посреди зимней природы. К счастью, день был тихий и бесснежный, как по заказу, и огонь вскоре весело затрещал на сухих углях. Недалеко от мангала расставили складные стулья и небольшой низкий стол. Но пару стульев мемберы зачем-то поставили отдельно от остальных. Пока Джин с Юнги раскладывали на гриле мясо, Намджун, Хосок и Чимин, толкаясь, что-то настраивали в телефоне, принадлежащему лидеру. Тэ, не понимая, в чем дело, свёл к переносице темные брови. Переглянувшись с тоже ничего не понимающим Чонгуком, он спросил: – Ребята, что вы там задумали? – О, ничего такого, но вы двое должны вести себя потише, ладно? Займите лучше свои места. – Какие ещё места? Им, не церемонясь, указали на два отдельно стоящих стула, и Тэхёну с Чонгуком не оставалось ничего другого, как послушно присесть в них, до сих пор не понимая того, над чем трудятся остальные. – Итак… не пойму, он работает? – Кружочек мигает, хён. – Они снова что-то обновили? Я не могу разобраться… – Поставь лучше телефон вот сюда, я не хочу, чтобы ты сломал трансляцию. Снова. Поставь! – Окей… не нервничайте вы так… – В общем… черт, я, кажется, совсем забыл, как это делается, ахах… – Смотри, уже столько людей в эфире… Эй, Сокджин-хён, Юнги-хён! Мясо никуда не убежит, идёмте к нам! Чонгук с Тэ лишь молча переглянулись, не веря в то, что разворачивается у них перед глазами. Неужели они… – А, да, мы здесь. Мы все здесь! Привет, Арми! – Давно не виделись! – Ох, я скучал… – Да, мы все скучали. – Безумно! – И, что ж, теперь мы все снова вместе, мы решили собраться, поболтать с вами именно в этот день. Думаю, вы понимаете, почему мы это делаем… – Да, это не простая трансляция… и это не трансляция-возвращение, это просто… Взгляд каждого мембера всего на секунду оторвался от смартфона, чтобы встретиться со взглядом Тэ. А тот молча вздрогнул, не веря до сих пор. Его рука сжалась поверх руки Чонгука в поисках его поддержки. – Это трансляция-поздравление. Для нашего Ви. Ведь сегодня такой замечательный зимний день. С днём рождения, Тэ-Тэ! Мы все очень сильно любим тебя, наш макнэ. – И скучаем. – И желаем тебе счастья, где бы ты ни был. – Да, огромного счастья. Хорошо кушай и не болей. – Да, Тэхён-и, будь счастлив и наслаждайся своим днём рождения, а мы здесь, чтобы отпраздновать его вместе с тобой и загадать желание. Чонгук следил, как по щекам Тэхёна вновь струятся крупные горячие слезы, и он трясется, зажимая себе рот, чтобы сдержать внутри рыдания, пока мемберы под нескладную громкую песню выносили припрятанный торт с клубникой и поджигали свечки. Гуку пришлось крепко его обнять, чтобы быть уверенным, что тот останется сидеть на своем месте. – Что ж, время загадать желание, Тэхён! – Советуем хорошенько подумать! Тэхён крепко закрыл глаза, что-то неслышно прошептал дрожащими мокрыми губами, а, открыв глаза вновь, уверенно кивнул парням. И те впятером дружно задули свечи на его праздничном торте. – Что ж, раз уж мы так старались, думаю, это желание обязательно сбудется. – Тэхён-и заслужил исполнения всех своих желаний. – Да… Ты слышишь нас, Тэ-Тэ? Ты заслужил, чтобы все твои желания исполнились. Будь счастлив, просто будь счастлив, где бы и с кем бы ты ни был, пожалуйста, ладно? Мы любим тебя, скучаем по тебе и с тоской в сердце ждём того дня, когда в следующий раз встретимся все вместе. Мы вспоминаем о тебе постоянно, ты так же, как раньше, огромная часть нашей жизни, и ты… живёшь до сих пор и будешь жить всегда в каждом из нас… в нашей музыке, в наших воспоминаниях – и в старых, и в тех, что ещё только предстоит получить, – в сердцах Арми… во всем. Ты наш брат, наш лучший друг, часть единого целого, ведь шесть минус один всегда будет равняться нулю. – Что ж… наверное, нам уже пора. – Ага… ещё немного, и мясо начнет подгорать. – Тебе лишь бы набить живот, хён! – Я просто голодный! Мы на свежем воздухе, эй! – Кстати, а можно уже попробовать торт? – Почему все наши разговоры всегда сводятся к еде… почему вы все такие… – Хм… так, ладно, кажется, нам и правда пора заканчивать. Арми! Любим вас! – Спасибо, что пришли на праздник! – Спасибо! Мы позаботимся о том, чтобы Тэ-Тэ получил все ваши теплые поздравления! – Любим вас ещё раз! – Пока! – Пок-а-а! – Хён, ты точно выключил? – Да, Чимин, точно. – Дай, я проверю. – Чимин, да я точно все выключил! – Да нет, кружочек все равно горит… отдай!.. Вот, теперь все. На пляже повисла тишина. Как только внимание мемберов к смартфону иссякло, все переключились на Тэ, что продолжал шмыгать красным носом у Чонгука в объятиях. Все же распрямившись, он медленно встал, не отпуская чонгуковой руки, чтобы тот пошел за ним следом, он молча доковылял до парней. – Мне необходимы коллективные обнимашки, – пробормотал он, заставляя их с облегчением рассмеяться и заключить их с Чонгуком в тесный круг из обнимающих рук и хохота. Мемберы снова начали петь поздравительную песню, все громче и громче, пока у Чонгука не заложило уши. Он все не отпускал из своей руки горячую ладонь Тэ. Сегодня он был его поддержкой и опорой, сегодня он следил, чтобы никакая боль не могла омрачить счастья его близкого человека. И тому, хоть и было чудовищно больно, всё до сумасшествия и пронзительной радости – нравилось.***
– Мне все ещё не по себе. Вдруг кто-то из них ночью проснется… – Поверь, они все большие мальчики, Гук-а, разберутся, что к чему. – Но вдруг они подумают, что с нами что-то случилось. – Ничего, позвонят. – А мы… возьмём трубку? Тэхён, с глухим выдохом оторвавшись от его уже влажной из-за поцелуев шеи, заглянул ему в глаза, показывая свои собственные, где на дне глубоких зрачков тлело обжигающее нетерпение. – Конечно же нет. Мы тут, если ты ещё не заметил, как бы очень заняты. Отступив на шаг от парня, Тэхён бессовестно толкнул его в грудь, заставляя попятиться и упасть на узкую кровать, что подпирала стену в чонгуковой студии над пекарней. На дворе стояла тихая ночь, пекарня была закрыта на все замки, тридцатое декабря сменилось на тридцать первое, и значит, до Нового года оставалось меньше суток… а у Тэхёна совершенно не оставалось терпения. Ни единой капельки. – Хочу тебя. Уж что, а это Чонгук, вытащенный посреди ночи из теплой постели на мороз, однозначно успел понять. От справедливой расправы Тэхёна уберегли лишь его только-только окончившийся день рождения и то, что в самом Чонгуке желания успело скопиться не меньше. Всё-таки правду говорят: запретный плод сладок… – Позволишь распаковать мой подарок? – игривый Тэхён – это смерть. Чонгук данный факт осознал ещё несколько месяцев назад. И сейчас снова пришла пора ему сыграть в ящик. – Но твой подарок на день рождения ведь и так уже… – О, думаю, у тебя для меня припрятан ещё один, Чонгук-и. – Молния на джинсах Чонгука тем временем характерно вжикнула под напором чужих рук. Проворные длинные пальцы, ухватившись тут же за ткань, уверенно потянули вниз и джинсы, и нижнее белье, цепляя следом и носки. По телу Чонгука вмиг прошла судорога, когда на своих коленях он ощутил поцелуи, которые выше вдруг сменились укусами на внутренней стороне раздвинутых бедер. – Я сегодня поведу, ты не против? Чонгук молча закивал, прекрасно понимая, что в темноте этого никому не заметно, но и подтверждения согласия Тэ у него не потребовал, лишь подтянулся ещё выше, не отрывая губ от чужой распаленной желанием кожи. Целуя, кусая, оставляя красноватые метки, обводя тазовые косточки по-очереди языком, прежде чем скользнуть к паху и выдохнуть горячий воздух прямо на поджавшиеся от возбуждения яички. – Я люблю то, как высоко и мягко ты стонешь, – шепнул Тэ, удобнее располагаясь у него между ног и устраивая одну из них у себя на плече. – Ты всегда стараешься сдерживаться, но у тебя не выходит, и это так возбуждает… Мокрый язык с давлением провел от мошонки вверх по стволу, но головку не тронул. И снова Чонгук, не выдержав, застонал, уже болезненно возбуждённый, потому что желание всегда сносило ему голову, если он не получал от Тэхёна то, что хотел, сразу же. А Тэ, как назло, очень любил поиздеваться. Понаблюдать за ним, таким нуждающимся, разгоряченным, подающимся слепо тазом вверх в поиске необходимого контакта. Его возбужденный член был до того напряжен, что приподнялся от впалого живота, оставив на коже влажный след предсемени. – Проклятье, какой же ты красивый, Чонгук! Стеснение давно уже потерпело поражение. Если поначалу их совместной половой жизни Гук ещё и смущался такого несовершенного в сравнении с настоящим айдолом себя, то теперь, множество раз прошедший через чужую любовь, он отбросил все свои предрассудки и комплексы в сторону. Тэхён боготворил его тело, Тэхён хотел его и не стеснялся это каждый раз показывать, и Чонгук рядом с ним старательно отвечал тем же, сгорал над ним и под ним, разбивался, взлетал выше звёзд и погружался в удовольствие так глубоко, что иной раз забывал, как дышать… Но сейчас он дышит старательно, шумно, втягивая кислород через приоткрытые влажные губы, по которым торопливо раз за разом проводит языком – те уже зудят от сумасшедшего желания поцелуев. Но Тэхён несколько занят… он водит по члену губами, ощущая, как тот пульсирует, носом трётся о мягкий живот, а потом на секунду всего отстраняется, чтобы сделать глубокий вдох, и пропускает в свой рот крупную нежную головку, заставляя Чонгука от неожиданной ласки всего выгнуться. Тэ сдерживает довольную улыбку, обводит головку по кругу языком и, расслабившись, скользит губами вниз по стволу, пока не касается ими гладкого лобка. Они оба замирают ровно на два чонгуковых задушенных вздоха, прежде чем Тэхён мягко скользит обратно вверх, вдыхает через нос, а потом опускается… язык ласкает вены, ярко ощутимые под тонкой кожей, губы и пах блестят от слюны и смазки. – Тэхён… У Чонгука трясутся руки, когда он шарит по тумбочке рядом с кроватью, на которой давно для подобных случаев валяется лубрикант. Найдя бутылек, он без слов вкладывает его в тэхёнову большую ладонь, а после обе свои запускает в любимые кудряшки, безжалостно путая пряди. Его ноги разводят чуть шире, а член выпускают из горячего тесного плена, лаская на этот раз лишь головку и дразня углубление уретры самым кончиком языка, от чего живот Чонгука непроизвольно втягивается, выделяя сильнее ребра и косточки таза. Тэхён сжимает его ягодицы, прежде чем раздвинуть их сильнее и с нажимом пройтись двумя пальцами по расселине. Вход там податлив из-за того, что сексуальная жизнь у них достаточно регулярная, и позициями они меняются частенько. Влажные от смазки пальцы легко проникают сквозь кольцо расслабленных мышц, срывая полный предвкушения выдох. – Ещё… Это не затягивается надолго, как бы Тэхёну не хотелось помучить своего красиво стонущего под ним парня, как бы не нравилось ему наблюдать, как тот шире разводит ноги, чтобы оказаться перед ним максимально открытым, Тэ сам на ужасном пределе. Возбуждение болезненно упирается в жесткий шов на брюках, которые уже адски ему тесные, и тело колотит, как в лихорадке. Внутри у Тэхёна буря: там эйфория и боль, память об одиночестве и жалкая благодарность к тому, кого до безумия любит. Всем сердцем, всем своим существом. Любит и боготворит свое сентябрьское чудо, своего маленького фаната, укравшего его разбитое, для всех уже давно остановившееся сердце. Сейчас сердце Тэхёна отчаянно бьётся – так сильно стремится навстречу Чонгуку, так сильно хочет ему показать, что до смерти любит его. – Я люблю тебя, Чон Чонгук. Люблю навсегда. Ответа он не ждёт, да и не даёт ответить. Он подаётся вперёд, чувствуя, как Чонгук оплетает его всем собой, руками обхватывает за плечи, скрещивает щиколотки на пояснице. Тэ медленно входит в тело под собой, заполняет своим возбуждением, проваливаясь в горячую темноту и видя, как взрываются фейерверки под веками… и за окном, потому что кто-то, не дождавшись Нового года, уже решил запустить в небо салют. У Чонгука поджимаются пальцы на ногах, и он мелко дрожит в любимых объятиях, навсегда готовый отдать себя и отдающий. Он подаётся навстречу Тэхёну каждый раз, когда тот лениво толкается все глубже в узкий проход, глуша низкие стоны в чонгуковой коже. Он опаляет жаром с каждым толчком, с каждым касанием и жадным поцелуем, печатью ложащимся на губы, с каждым укусом ключицы, с каждым выдохом, мягкость которого ощущается кожей. Они становятся чем-то единым, чувствуют друг друга изнутри и снаружи, ощущают, как близится прилив обоюдного удовольствия… Чонгук резко откидывается назад, упираясь влажным затылком в подушку, он жмурит глаза, чувствуя, как требовательно чужая ладонь смыкается на его члене, начиная яростно толкать его к краю. Безжалостно не останавливая пытки до самого конца… и даже после, когда семя пачкает тэхёнову ладонь, а Чонгук весь внутри сжимается от сладкой конвульсии, ему не дают отдыха, продолжают мучить до ослепительных звёзд. Темп все нарастает, заставляя обоих стонать и голодно шарить руками по телам, оставляя красные следы на коже. Ступни давят на поясницу, чтобы притянуть ближе, вдавить в себя глубже, до самого предела, чтобы и Тэ смог наконец потерять от Чонгука голову… И он срывается следом за ним, не успевает пройти и минуты. Мышцы его становятся каменными, он крепко жмурится и глубоко шумно дышит, переживая мощный оргазм. А потом обмякает, осторожно скатившись на пустой край кровати Чонгуку под бок. Обессиленная рука опоясывает влажный, испачканный семенем живот. – Ничего себе, – бормочет через какое-то время, отдышавшись, Чонгук. Тэхён в ответ ему только усмехается, приникнув губами к чужому плечу. – Хорошо, что мы ушли сюда, – между тем, Гук продолжает бормотать себе под нос, наблюдая за тенью, танцующей на потолке. – Иначе нас бы точно услышали, даже те, у кого проблемы со слухом. Тэхён с ним в этом был абсолютно согласен.***
Новый год в их ставшей неожиданно большой семье проходит суетливо, громко, радостно и с маленькой капелькой грусти, потому что расстаться мемберам предстоит уже на следующий день. Но а пока – кругом все ещё праздник. По пробуждении каждый в тесном пространстве дома занят своим делом. В этой части парни оказываются на удивление организованными. Видимо, прожив вместе большое количество лет, каждый заучил назубок свою роль. Юнги и Сокджин вслед за Чонгуком весьма гармонично втянулись в готовку, остальные навели чистоту и устроили место для праздничного ужина, который должен был состояться ближе к полуночи. Они включили какой-то рандомный плейлист с новогодними песнями и все вразнобой подпевали, старательно соревнуясь, кто лучше сфальшивит. Танцевали, даже затянув в свой круг дико смущающегося от собственной неуклюжести Чонгука. С этими парнями время по-страшному быстро летело, и день сменялся в очередной раз ночью со скоростью мигающих фонариков в гирлянде на праздничной ёлке. Ближе к кануну Нового года основное освещение выключили, оставив лишь гирлянды и плазму, по которой транслировалось выступление на Тайм Сквер. Это для парней отдавало небольшой ностальгией… И когда часы пробили двенадцать раз, когда желания были загаданы, а шампанское – выпито, в душе Чонгука прогремел самый настоящий, самый красивый и мощный салют за всю земную историю. Наверное, так и должен был закончиться две тысячи двадцать второй год и начаться другой – счастливый, радостный и до самых краев наполненный любовью. Ведь правда говорят: как ты встретишь год, так ты его и проведешь. Чонгук встретил новый год в объятиях любимого человека, который уже после последнего боя часов тянулся к нему, чтобы подарить поцелуй. Он встретил год в окружении самых потрясающих в мире людей, перед которыми уже очень давно нараспашку открыл свое одинокое сердце. Теперь же он позабыл о том, что такое одиночество, и поклялся себе сделать все возможное и невозможное для того, чтобы о том же самом навеки позабыл и Тэхён. Ким Тэхён. Он же Ви. Айдол, сын, друг, брат, возлюбленный. Живой, здоровый и преисполненный искренним счастьем, от которого в его прекрасных кофейного цвета глазах вновь собираются слезы. – Я люблю тебя, Гук-и, – шепчет он Чонгуку на ухо, надеясь, что его слышно через стоящий на всю гостиную балаган. – И я счастлив, что остался с тобой. – Навсегда? – вдруг спрашивает Чонгук, заглядывая ему в глаза с лёгким неверием и беспокойством, на что тут же получает мягкий, но уверенный ответ: – Навсегда. Я – останусь.***
А на следующий день первой новостью на развлекательных корейских каналах и не только прогремит та, что будет рассказывать о новом мини-альбоме, который совершенно неожиданно выложили в сеть мемберы некогда самой популярной k-pop группы в мире BTX. Альбом этот будет содержать всего три песни с короткими названиями: смерть одиночество любовь. И каждый, кому выпадет шанс их послушать, сумеет понять, что песни эти посвящены одному человеку, тому самому, с кем общество в прошлом поступило до ужаса несправедливо. И все будут, слушая их, тосковать, винить себя и других, плакать и жалеть о том, что случилось. Пока не дойдут до последнего куплета последней песни. Пока не услышат Любовь. Ведь там, в самом конце, их будет ждать тот самый голос. Живее всех живых, он будет петь о том, как счастлив возродиться и расцвести, подобно подснежнику, посреди льдов одинокой снежной пустыни. Согретый искренней любовью, тянуться на свет своего личного солнца. Обретший заново веру, он воскреснет. И для всех в мире навсегда останется живым, ведь смерть не имеет власти над искренней любовью. Чонгук тоже услышит эту песню. Песню, что целиком и полностью будет адресована ему одному. Он тоже будет плакать. И будет клясться, что внутри него живёт чувство такое же сильное. И душа его точно так же поет. Их души будут петь всегда, какой бы из месяцев не подходил к своему завершению. Ведь любовь не исчисляется ни словами, ни временем. Она – безразмерна.