***
Форт Салем выглядит непривычно. Непривычно только потому, что он наконец выглядит нормально. Небо не устлано чёрными тучами из-за убивающей все живое сущности. На нем нет ни облачка. Ярко-голубое полотно, теплое солнце и прохладный ветер. На территории все еще есть разрушенные здания, на восстановление которых уйдёт достаточно времени, но сейчас, сидя на ступеньках главного корпуса, Талли их не видит, и создается иллюзия, что все снова в порядке, что последствий нет. Единственная вещь, которая выбивается из окружения, каким оно было раньше, — мемориал, выполненный в форме пентаграммы из шокши. Несмотря на то, что круг и звезда были достаточно большими и широкими, имена всех погибших в этом противостоянии камарилье явно не поместятся на окружности. Имен ещё не было на пентаграмме или плите рядом, но Талли знала, что задумка была именно такой. Она не знает, сколько ведьм они потеряли, но уверена, что реальные цифры страшнее ее самых пессимистичных предположений. — Хэй! — Раэлль плюхается на ступеньку рядом с Талли. Между ними немного выше садится Сцилла. Талли молчит, не обращая внимание на подруг. Она завороженно смотрит в сторону мемориала. — Это так ужасно. Все закончилось, но будто не стало лучше. Представить не могу, сколько ведьм мы потеряли. — Мы потеряли Анакостию, — произносит Сцилла. Ее мораль всегда была серой, поэтому неудивительно, что ее заботит судьба только тех ведьм, которых она знает, которые ей дороги. Анакостия была одной из них. — Тал? — зовёт ее Раэлль, прослеживая ее взгляд, направленный на Сару Алдер. Та стоит возле памятника, и Коллар может догадаться, чье имя появляется на нем, когда Алдер тихо, неслышно для них, поет. Работа определённо сложная и тонкая, доступная далеко не каждой ведьме. — Тал? — повторяет Рэй. — А? Что? — Крейвен смахивает подступившие к глазам слёзы и поворачивается к подруге, как ни в чем не бывало. — Ты в порядке? — начинает Раэлль, когда Талли наконец смотрит на нее, пусть и отсутствующим взглядом. — Знаю, что это невозможно, но… ты справишься? Мы всегда рядом, если тебе что-то понадобится. — Я буду в порядке. Есть те, кому явно хуже, чем мне, — устало произносит Талли. — Ты переживаешь о… — начинает Сцилла, но ее прерывает звонкое «Хэй!» от Эбигейл позади них. — Моя мама хочет нас увидеть. Поговорить о том, как нам быть дальше, что делать и все такое, учитывая все обстоятельства, — продолжает она, кажется, совершенно не обращая внимание на отнюдь не радостные лица подруг. — О, окей. Не думала, что нам нужно встреча с генералом ради этого, — произносит Раэлль, вставая. Следом поднимается Талли. — Сцилла? — У меня нет никаких дел с генералом. Меня помиловали, верно? Больше мне ничего не нужно от армии. Я лучше останусь здесь ненадолго. Эбигейл хочет возмутиться, что о ее матери и армии так отзываются, но сдерживает себя, коротко кивает и поднимается обратно по ступенькам. Раэлль следует за ней, бросая на Сциллу понимающий взгляд, и ненавязчиво тянет за руку вновь застывшую Талли. Разговор с генералом идёт не слишком продуктивно. Только Эбигейл готова поддержать любую рекомендацию Петры и смотрит на подруг удивлённо, когда не видит от них инициативы. Раэлль говорит о том, что ей нужно поговорить со Сциллой, потому что она не собирается с ней разлучаться, а значит план Петры по своеобразному турне мог остаться нереализованным. Но они все, хоть и неохотно, соглашаются на обращение по телевизору. Талли надеется, что ей удастся отдать большую часть работы Эби, которая так этого хочет, потому что для нее сейчас любые планы кажутся настоящей пыткой. Она должна жить дальше, она знает это. Но все, что предлагает генерал Беллвезер, ей не нравится. — Нам не понадобятся новые базы? — спрашивает Талли задумчиво. — Не армейские. Просто академия для тех, кому нужно научиться контролировать свою силу, может использовать, а может просто грамотно держать в себе даже в периоды эмоциональных потрясений? Сейчас появится много людей с таким запросом. — Я уже работаю над этим вместе с президентом Уэйд, — Петра звучит удивлённо, будто не ждала, что кому-то из них может прийти такая мысль в голову. — Нам много предстоит сделать: набрать персонал, не оставив при этом армию без людей, нужны будут наставники, преподаватели. Мы уже на полпути к решению, реализуем в ближайшее время, но совершенствовать методы будем позже. — Я хочу в этом участвовать, — уверенно произносит Талли, обращая на себя внимание трех пар глаз. — Я могу помочь. У меня нет за плечами многолетнего опыта, но есть чертовски сложный год, который мне удалось пережить. И я хорошо владею своей силой. — Я подумаю, как это можно устроить. Петра не выглядит довольной этим желанием Талли, скорее похоже, что у нее просто нет выбора. Возможно, они втроем сделали достаточно для спасения мира, чтобы иметь карт-бланш на любые прихоти в рамках армейской структуры. Но Крейвен не стремится, чтобы генерал была довольна. Это больше по части Эбигейл. Ей нужен результат, место, где она может чувствовать себя полезной, которое связано с армией весьма опосредованно. Буквально через несколько минут они уже выходят из кабинета Петры, но Талли останавливается в дверях. — Генерал? — Беллвезер поднимает на нее глаза, не ожидая, что та еще не ушла. — Я видела возле мемориала Сару… Алдер, — поправляется она. — Вы не знаете, она еще здесь? Задержится до официальной церемонии, полагаю? — Я думаю, да. Но, Крейвен, за все дни, что она здесь, я видела ее лишь однажды. Возможно, она большую часть времени проводит в своей комнате. — И прежде чем Талли спросит, добавляет, видя ее интерес, — на третьем этаже. Крайняя возле лестницы. — Спасибо, генерал. Не успевает она нагнать подруг в нескольких метрах от кабинета Беллвезер, как ураган Эбигейл обрушивается на нее: — Талли, ты серьёзно? Я могу понять Раэлль, она никогда особо не хотела служить, но ты ведь говорила, что хочешь этого. Это ли не шанс? — Эби, ты правда этого хочешь? — хмуро спрашивает Крейвен. — Ты была той, кто сказал, что нам нужно сдаться, чтобы остановить кровопролитие, хотя это было безумие, смертный приговор! А сейчас хочешь вернуться к истокам? — Но сейчас все иначе. Нет смысла в войнах и в ненависти к ведьмам, когда все люди на равных. Мама не собирается использовать нас для запугивания или что ты там представляешь. — Эби, — Раэлль мягко касается ее плеча, пытаясь успокоить подругу. — Она ведь не это имела в виду, но я понимаю Талли. Я не хочу ввязываться в это снова. Просто я не знаю, что мне нужно. Талли знает. — Ты так же относилась и к ведьмовской бомбе! — вспоминает Эбигейл. — Как ребёнок. И никакого патриотизма. Когда они выходят из корпуса, на небе сверкает молния. Даже Сцилла поворачивается в их сторону, предчувствуя, что это не природное явление, а Беллвезер. — Тебе нужно выдохнуть, ты так не считаешь? Знаешь, пока не сказала что-то, о чем будешь жалеть, — перебивает ее Талли, спускаясь по ступенькам следом за подругами. — Я просто думала, что мы наконец сделаем что-то значимое вместе, — уже спокойно объясняется Беллвезер, останавливаясь у мемориала и поворачиваясь к ним. — Я хотела чего-то общего для нас, значительного, что действительно повлияет на жизни других людей. — Вы уже сделали невероятное, Эбигейл, — вмешивается Сцилла. — Я была там. Мы все были. И это было потрясающе. — Черт, — опустив голову, устало произносит Беллвезер через пару секунд. — А я снова все порчу, да? — добавляет она с усмешкой. — Все в порядке. Раэлль и Талли одновременно тянутся к подруге, заключая ее в крепкие объятия. Кажется, в последний раз так они обнимались перед капитуляцией в Цессии, когда понятия не имели, что их ждёт дальше. Сейчас, несмотря на невозможность предугадать будущее, эти объятии были теплыми, полны поддержки, а не отчаяния. Эбигейл с восторгом вспоминает, что у нее в заначке есть бутылка виски, что им осталось найти Адиля и Григорио, и они могут расслабиться этим вечером. Но это определённо не та компания, которая нужна Талли. — Я присоединюсь позже, ладно? — останавливаясь перед входом в кадетский корпус, произносит Талли, стараясь звучать непринужденно. — Напишите сообщение, где вы будете, чтобы я вас нашла. — А ты куда? — Да так. Вспомнила об одном деле, — небрежно бросает Талли и замечает внимательный взгляд Сциллы на себе. Она предпочитает не зацикливаться на этом и быстро уходит. Обратно по аллее, мимо мемориала, на котором вынесено несколько имён, и вверх по ступенькам. Крейвен невольно вновь читает имя своего наставника на камне — сердце сжимается, дышать становится сложнее, а все движения она будто совершает на автомате. Заставляет себя двигаться дальше, войти вновь в здание и сосредоточиться на том, что она здесь делает. Талли вспоминает слова Петры и поднимается на третий этаж. Есть только одна комната, которая подходит под описание. Она останавливается напротив и стучит. Тишина. Снова стук. Дверь распахивается практически сразу. На лице Сары читается неприкрытое удивление. Она явно никого не ждала, по крайней мере точно не Крейвен. — Привет, — легко произносит Талли. В глазах Сары немой вопрос, который девушка игнорирует. — Я пройду? Талли дожидается короткого кивка и ступает через порог. Это не та комната, что была закреплена за Алдер в дни ее командования. Практически пустая и достаточно просторная комната, какие скорее всего достаются преподавателям и руководящему армейскому составу. Кровать, кресло, стол, шкаф и книжная полка. На полке лежат лишь шесть книг, наверняка те, что успела прочитать Алдер за пару дней, что находится в Форте Салем. Если верить Петре, она редко выходила из своей комнаты. С другой стороны, Беллвезер даже с натяжкой нельзя назвать другом Сары. Вряд ли у Алдер возникло бы желание добровольно провести с ней время. — Я хотела узнать, как ты, — Талли сложно дается смотреть в глаза Алдер, но она выдерживает взгляд, задавая вопрос. — У меня чувство дежа вю. — Прости? — хмурится Талли, не понимая. — Насчет тебя в моей комнате, — поясняет Сара. — Сейчас, конечно, рановато, но тем не менее. — Точно, — задумчиво произносит Талли. Бессмысленные слова выигрывают ей время, чтобы подобрать подходящие. — Я видела тебя возле мемориала, — начинает она, но вновь молчит несколько секунд. — Мне больно даже мимо проходить. Анакостия была дорога мне, но для тебя это другое. — Я в порядке. Я уже теряла близких, — отмахивается Алдер, садясь в кресло. — Ты об этом хотела поговорить? — небрежно спрашивает она. Алдер никогда не любила демонстрировать свои эмоции, но все еще сложнее и глубже, когда речь о потере. — Сара, я… — вновь начинает Талли, делая шаг вперёд. — Я умею справляться с потерями, Крейвен, — отрезает Алдер. — И мне не нужно твое сочувствие. — Когда мне было 15, я потеряла отца. Мы даже не были близки, но я не была в порядке, — зачем-то вспоминает Талли, пытаясь дать понять, что и она хоронила близких. — Мои отец и мать погибли, когда мне было 16, — начинает Сара, поднимая на Талли холодный взгляд. — Сестра — когда мне едва исполнилось 18. Как ты помнишь, ее казнили у меня на глазах. Всю мою деревню, где я выросла, истребили камарилья. Тысячи ведьм умерли за три сотни лет службы, находясь под моим командованием, выполняя мои приказы. Больше сотни из них были мне очень близки и все до единой были дороги, — от холодного голоса и взгляда Алдер кровь стынет в жилах. Талли не может лишний раз вздохнуть, завороженно слушая, словно не знает всего этого. Она чувствует себя глупо, но что-то все равно не дает ей возможность отступить. — Мне жаль, что ты потеряла отца так рано, Крейвен, что тебе было сложно с этим справиться. Это несправедливо. Но это не мой первый раз. И я привыкла к тому, что мир несправедлив. Талли не знает, какие чувства ей руководят, но это точно не разум. После такой тирады любой бы отстранился, ушел, чтобы не навлечь гнев. Вместо этого она подходит к Саре и присаживается на пол рядом, подгибая под себя ноги. Она ловит взгляд голубых глаз, в которых на какую-то долю секунды чувствуется растерянность, а затем вновь непроницаемый холод. — Я знаю, кто ты, и имею представление о том, сколько тебе пришлось пережить, но, Сара,… это другое, и ты знаешь это, — ее тёплая рука накрывает ладонь Алдер, а глаза неотрывно следят за ее, надеясь поймать момент, когда ей удастся пробиться через ледяную стену. — Анакостия была особенной. Она была рядом не только потому, что хотела этого, но и тебе она была нужна. Пожалуйста, Сара, скажи, что я могу сделать, чтобы тебе было легче. Талли едва успевает вздохнуть, когда Алдер опускается с кресла, чтобы поравняться с ней, а затем чувствует ее губы на своих. Требовательные, грубые, жадные. У нее не было ни секунды на рациональную мысль, а сейчас нет ни единой возможности взять себя в руки, подумать, отступить. Тяжелое дыхание Сары на губах, настойчивый язык, тёплая ладонь на талии под ее майкой. Чувства сводят с ума, пелена застилает сознание, а каждая секунда контакта ощущается так ярко. Талли чувствует соленый привкус на языке. Осознание приходит не сразу. Контроль ещё через пару секунд. Крейвен разрывает поцелуй и цепляется руками за полы жакета, не позволяя Саре отстраниться. — Это не поможет, — шепчет Талли в губы напротив. — Ты спрашивала, что можешь сделать. — Не стоит… — Талли распахивает глаза, убеждаясь, что права, что на левой щеке Алдер блестит влажная дорожка непрошеных слез, над которыми она не смогла удержать контроль. — Тогда уходи, я не собираюсь изливать тебе душу! — гневно отвечает Сара, отстраняясь от Крейвен, насколько позволяет их положение. — Нет, — упрямство было одной из самых ярких характеристик Крейвен. — Когда я думала, что Раэлль и Эбигейл умерли, ты дала мне шанс вернуть свою прежнюю жизнь и пыталась заставить меня им воспользоваться. И я тебя не оставлю. Можешь злиться, что я такая упрямая, но это ведь не новость. А ещё не новость, что ты не можешь как раньше подавлять все свои эмоции без последствий. Ты изменилась. — Это полная чушь, Талли! Сара отстраняется от нее и встаёт. Внутри кипит гнев. На себя, на Крейвен, на мир. Права ли Талли, что она изменилась? Действительно Сара чувствовала, как после несостоявшейся казни Никты что-то изменилось в ней. Помимо ущемленной гордости. Если точнее, проявились те ее стороны, что она считала давно потерянными. Но разве это делало ее другим человеком? Она отходит к окну, а затем поворачивается к Талли с усмешкой на губах. — Я убила человека, недавно. Это не была самозащита, мне или кому-то еще ничего не угрожало. Это мой выбор. Я могла не трогать его. Когда-то он был одним из камарильи, но он говорил о том, что раскаивается в своих прошлых деяниях, что сейчас не поддерживает их деятельность. Я не знала, правда ли это, и предпочла не верить ему, чтобы убить и получить от этого удовольствие. Я не сожалею об этом и сделала бы это снова. И где же тут другой человек, Крейвен? Талли смотрит на Сару с другого конца комнаты. В первые секунды после ее слов она испытывает страх, но не может поверить в реальность слов Алдер. Картинка не складывается, и Талли остается гадать, это она идеализирует образ Алдер или действительно есть что-то еще, что женщина не рассказывает, что могло бы объяснить ее поступок. Что-то свойственное человеку. Обычному человеку с душой, которым движет не слепая ярость и жестокость. — Это… это было личное? — голос Крейвен дрожит. — Ты серьёзно? — усмехается Алдер. — Пытаешься оправдать меня? Тебе не идет на пользу общение со мной. — Это было личное? — вновь повторяет вопрос Крейвен уже более уверенным голосом. Она видит, как гнев и боль отражаются в глазах Сары. — Что он сделал? Алдер сжимает кулаки, пока ногти не врезаются в ладони, а пальцы бледнеют. Она хочет ответить, что-то холодное и жесткое, но голос не слушается. Крейвен решительно подходит и обнимает Сару. Руки ложатся на спину, притягивая ближе к себе, будто она пытается слиться и забрать часть неприятных чувств на себя, хоть это и невозможно. Сара чувствует тепло, которым делится с ней Крейвен, расходящееся по всему телу, и барьеры не выдерживают, она не осознает, но физически ощущает, как по щекам катятся слёзы, оставляя мокрый след на майке Талли. Слышит свое тяжелое дыхание будто со стороны, чувствует, как боль, которую она пыталась подавлять, захлестывает ее, выбивая воздух из легких. Талли молчит, лишь крепко держит в объятиях, позволяя выпустить скопившиеся чувства. — Прости. У Талли есть не меньше трех вариантов, за что Алдер может просить прощения. Но это не имеет значения, даже если это то, о чем она не подумала. — Все в порядке. Тепло приятно разливается по телу. Сара чувствует, как Крейвен медленно гладит ее по спине, наверняка инстинктивно, желая успокоить. Она могла бы даже наслаждаться этим моментом, если бы не острая, щемящая боль в груди. Она не пройдёт никогда, но станет слабее со временем, позволяя испытывать и другие чувства. Может быть разочарование или радость, вину или восхищение, тревогу или влюбленность.***