Единение

— Я — Ви. Отражение в грязном зеркале имело бледное лицо, глубокие тени под глазами и напряжённое но упрямое выражение. Ви наклонился ближе, рассматривая его/себя во всех деталях, пытаясь запомнить форму носа, губ, челюсти, разрез глаз, наклон бровей... Привычное лицо казалось непривычно чужим и Ви никак не мог понять в чём дело. Шрамы на брови и носу, едва заметная родинка под глазом, импланты, которым уже лет десять - всё то же и всё же неуловимо другое. Только взгляд, быть может, стал более диким, но каким ему ещё быть, когда играешь в гонки со смертью? Раздражённо и разочаровано выдохнув через нос, Ви плеснул себе в лицо ледяной водой. Повторение собственного имени перед зеркалом было глупым занятием и явно не тем, на что стоит тратить время, которого у них и так нет. В продолжение его мыслей, разнесся голос: - Налюбовался? Тогда пошли уже, сколько можно торчать в засранном туалете задрипанного клуба. Наверняка, тот хер уже ушёл. Ви снова посмотрел в зеркало: позади него стоял Джонни как всегда в расслабленно-пренебрежительной позе. Со скрещенными на груди руками он облокачивался на изрисованную граффити стену. Тусклая и к тому же постоянная мигающая лампочка погружала тесную туалетную комнату в полумрак, так что Джонни окутывали тени и создавалось ощущение будто он вышел из самой Тьмы. Ви подумалось, что это и есть его Смерть, пришла наконец забрать постоянно ускользающую добычу, но не успел он задержаться на этой мысли, Джонни мелькнул в синих сполохах помех одновременно с лампочкой и переместился к самому зеркалу, схватив Ви за челюсть и резко повернув его голову к себе. — Нам пора. - с нажимом повторил он. Ви попытался с силой оттолкнуть его, но руки прошли сквозь, а он сам потерял равновесие, сделав неуклюжий шаг назад и ударившись спиной о стену. С глухим стуком он запрокинул голову и закрыл глаза. — Разве нам куда-то надо? — Твоему телу надо на встречу, - голос Джонни неожиданно едва уловимо смягчается, — Давай, Ви, немного осталось. — И будет Финита ля комедия. Я спрашиваю, нам действительно надо это всё? — Что? — Хватит притворяться, ты знаешь что! - заводится Ви, но тут же успокаивается, - Мы перестанем опаздывать, если перестанем спешить. Сядем и переведём дыхание. — Тогда это будет последний вздох, встать мы уже не сможем. — Я о том и говорю. Некоторое время они смотрели друг на друга молча, но сотни слов и воспоминаний пробегали в их голове, не до конца оформленные в мысли и тем более без возможности облачить их в слова и, тем не менее, обжигающе яркие. Они чувствовали и понимали друг друга так, словно были одним человеком. — Нет. — Будем вгрызаться в жизнь изо всех сил, сколько бы дерьма она нам не дала. Как делали всегда. — Если надо будет убить... — Убьём. Если надо будет сжечь... — Сожжём всё дотла. Ви оттолкнулся от стены и его тут же догнало сильное головокружение. Сбой в работе биочипа. Кинув взгляд в зеркало, ему показалось, что в ответ на него смотрит Джонни. Только он. Мотнув головой, что вызвало продирающую боль в виске, Ви направился к выходу из туалета, держась рукой за стену. Едва он открыл дверь на него налетел огромный бугай, крича что-то о разбитой машине. Тяжёлый кулак ещё и улучшенный руками гориллы был последним, что увидел Ви, перед тем как его сознание погрузилось во тьму. — Чё морды такие кислые? Или после смерти Джекстера улыбаться запрещено? Он сидит, развалившись на диване и закинув ноги на стол. Ночные огни города болезненно режут глаза; натягивает тёмные очки на нос. Хочется курить. Он, Виктор и Мисти сидят на крыше над клиникой, в закутке, с которым связаны какие-то важные воспоминания — память подводит. На столе пустые бутылки из-под дрянного разбавленного пива, предоставленного риппером. Любезность, оказанная покойнику; Джонни действительно ценит. Вставленный на место нос неприятно пульсирует, швы на скуле тянет. Он растягивает рот в подобии ухмылки, чувствует притупленную боль, пробивающуюся сквозь тройную дозу анальгетиков; хочет разорвать всё в кровь. Атмосфера похоронная. Сейчас бы в Посмертие, закинуться какой-нибудь дрянью, выкурить пачку Мальборо, залить всё хорошей бутылкой текилы и найти цыпочку на ночь, а не вот это вот всё. Тянется к карману, достаёт мятую сигарету, вертит в руках. — Ви. - голос Вика низкий, предостерегающий. Скука, раздражение, злость. С этим стариком никакого веселья. Ему хочется давить до тех пор пока не станет больно и на него не огрызнуться в ответ. — Шучу. Улыбаться вы будете и после меня и боюсь даже представить, чем ещё вы будете заниматься: говорят, смерть близкого человека сближает, а? Представьте, если таких мертвецов будет двое! Ви разламывает сигарету надвое. Мисти и Вик сблизились в своей общей скорби, обретя друг в друге опору, только вот его пригласить в маленький круг поддержки почему-то забыли. Должно быть потому, что причиной горя, был частично и он сам. Сложно было быть по обе стороны линии сразу, поэтому он постоянно был на самом краю. Среди живых Ви чувствовал себя неуместным, среди мёртвых лишним, а среди друзей виноватым за то, что в полной мере не был ни тем, ни другим. Тугой комок эмоций стягивал его внутренности, но он отказывался выделять из него что-то помимо злости, его теперь постоянного спутника. Неоформленное в мысли неясное бурчание Джонни прозвучало где-то на задворках его сознания. — Прекрати. - Вик со стуком поставил бутылку пива на стол. Тонкая рука Мисти легла на его в, видимо, успокаивающем жесте. Она не поднимает глаз. — А то что, Виктор? Встанешь и надерёшь мне зад? Я и в свои лучшие дни не всегда тебя побеждал, а сейчас-то у тебя вообще все тузы. Может, даже сможешь прикончить нас раньше чипа, чтоб не мучались, а? Виктор отводит взгляд, между бровей, как и вокруг рта, ещё отчёливее обозначаются глубокие морщины. Мисти закрывает глаза, что-то в её лице неуловимо дёргается, как будто она сейчас заплачет. Узел в груди стягивается, умелыми движениями Ви скручивает из него знакомую и оттого комфортную ненависть; боль можно победить только болью. Снизу доносится несколько криков и последовавшие за ними выстрелы. Он смотрит на пустой стул, который раньше обычно занимал Джеки, мнёт в руке сигарету, и, размахнувшись, со всей силы бросает туда бутылку недопитого пива, разбрызгивая остатки. Мисти отшатывается, в неё прилетает несколько осколков; Виктор грязно ругается, вскакивая. Оба теперь смотрят на него. Ви задушено смеется. — Блядь, Ви, какого чёрта!? - Виктор почти кричит и это первый раз, когда Ви видит его таким... На грани. — Так держать! Курс на самозатопление взят! Хорошо идём! - противный голос зудит где-то внутри черепной коробки, сложно даже понять чей. Отстранённый слегка растерянный взгляд Мисти скользит по стулу перетекает на разбитое стекло и останавливается на брызгах на собственной одежде. Тени под глазами выделяются особенно ярко. Он говорит издевательским тоном, растягивая слова: — Мисти, где же твои сраные предсказания, когда они так нужны? Глядишь, и кофту бы не испортила, если знала бы всё наперёд? Впрочем, если хочешь переодеться, Виктор может тебе помочь, может у старика получится лучше о тебе позаботиться, чем у Дж– Ви обрывает себя на полуслове, кажется, что на языке у него очётливый вкус желчи; в следующую секунду тяжёлый кулак проезжается по лицу прямо по недавно наложенным швам, разрывая их, окрашивая всё красным. Боль подобна электрическому току, прошивающему всё тело, но рот разрывает злобно-довольный оскал. Виктор тяжело дышит, глаза закрыты, рука с окровавленными костяшками крепко сжата в кулак и слегка подрагивает. Он не двигается. Мисти, стоящая рядом, больше похожа на статую: ни единой попытки вмешаться или как-то исправить ситуацию. Больше похоже на то, что ей всё равно, хоть бы они тут поубивали друг друга. Может, именно этого она и хочет. Разочарование накатывает волнами, превращаясь в уязвлённое рычание. Неужели его окружают одни трусы? Он как будто играет со сломанными куклами, всё не так, и ничего не выходит так, как надо. Комок в груди сжимается так болезненно, что на секунду становится трудно дышать, страх ползёт по краям, заполняя собой развороченную темноту. Может дело не в них, может дело в нём? Осознавая вдруг свои только что совершённые действия, он отступает назад в глупой попытке то ли сбежать, то ли раскаяться. Ноги подгибаются, врезаясь в край стула. Ви не знает, что делать. Мисти говорит что-то, её тихий голос расплывается, смешиваясь с порывом пронизывающего ветра. Осторожными шагами она покидает крышу, и они остаются втроём. Ви не находит в себе сил последовать за ней. Вместо этого он на негнущихся ногах подходит к краю, окутываемый помехам, прислоняется к ограждению. — Мне взять большой попкорн или дело обойдётся малым? - голос Джонии как всегда не вовремя. Виктор бросает на него раздражённый взгляд из-под полуприкрытых век, тяжело вздыхает, пытается успокоится, собрать воедино то немногое, что осталось. — Ви? Это.. Ты? В чуть дрожащем голосе сквозят досада, недоверие, обида, страх, волнение. И усталость. Так много усталости. — А ты как думаешь? Виктор подходит к столу, тянется к своим очкам, но берёт вместо этого полупустую бутылку, прикладывается к горлышку, залпом выпивая остатки, больше проливая на себя; руки дрожат, не слушаются. — Я не знаю. И это бьёт сильнее, чем гориллы, чем даже кулак, разрывающий собственноручно наложенные швы. Это также гораздо больнее. Как будто этого недостаточно… — Ты сам-то знаешь, кто ты? — Я- Его прерывают резким взмахом руки. — Не надо отвечать на этот вопрос мне. Тишина в голове сматывает его в болезненные узлы. Виктор охлопывает себя в поисках сигарет, достаёт их из заднего кармана: старая мятая пачка сигарет, почти пустая. Он не курит, но эта "на чёрный день". В последнее время чёрных дней слишком много. Привычным жестом Ви щёлкает зажигалкой, подносит к чужому лицу, держит во время долгой затяжки. Цепкий взгляд Виктора прослеживает это движение от и до, морщины на лбу отчётливо обостряются, как бывает, когда о чём-то глубоко задумается. Он выпускает дым, вместе с этим опускаются напряжённые плечи. Голос чуть мягче, а может так просто кажется из-за того, что он становится тише: — Что вы делаете? Вы ведь что-то делаете, а не просто вспыльчиво разбрасываетесь бутылками и ведёте себя как мудаки? Ви слабо улыбается поддразниванию с ноткой потушенной злости, но медлит с ответом; сам не знает почему. — Завтра у нас важная встреча. Виктор бросает на него взгляд, ждёт продолжения, но получает только упрямое молчание. Снова затягивается, смотрит на город; в глазах у него пляшут неоновые отсветы; выдох медленный будто неохотный. Горький дым щекочет нос, так что хочется отобрать и почувствовать вкус никотина на языке в полной мере, вместо этого Ви пытается сосредоточиться на убогом пейзаже, стараясь не щурится от режущего рекламного света. Виктор тушит сигарету, подбирается, но не двигается. Неуверенность плещет в воздухе. Джонни ненавидит неуверенность, колебания и сомнения. Чужая рука приземляется на плечо в подобии подбадривающего жеста, неловко елозит туда-сюда, и только задержавшись ещё на долгие несколько секунд, пропадает. Виктор откашливается. — Тогда удачи, мал- …вам обоим. Как будто хочет сказать ещё что-то, даже открывает рот, но так ничего и не произносит. Когда они остаются вдвоём, Джонни, закуривает и выпускает дым прямо Ви в лицо. Ви мгновение смотрит на сигарету, что вертит в руках и со злобой бросает её за перила, подавляя желание броситься за ней следом. Со стоном он тяжело оседает и утыкается головой в колени. Если закрыть глаза и представить... представить, что всё хорошо... Тяжёлая рука опускается на плечо и её осязаемость пугает. Ви находит Мисти в Эзотерике. Она стоит с закрытыми глазами перед статуей четверорукого монаха и выглядит так, будто молится. Он прочищает горло, привлекая к себе внимание. — Эм, Мисти? Я хотел... Она открывает глаза и смотрит на него с лёгкой улыбкой, не доходящей до глаз. — О, ты всё же ко мне зашёл. Ты можешь быть действительно злым, не так ли? — Э, я.. - чувство вины и горящего стыда окатило его внутренности, Ви переминается с ноги на ногу, почёсывая затылок: - В общем, там, на крыше... То, что я сказал про… ну, про всех вас… я просто... — Хотел причинить боль. Ви отшатывается как от пощёничы, Мисти смотрит на него почти насмешливо. — Это… Прости. Она подходит к нему ближе, кладёт руку на плечо, едва касаясь. Её голос звучит мягко, когда она говорит: — Тебе страшно. Вам обоим. - Ви поднимает голову, но ему не удаётся поймать её взгляд, Мисти снова смотрит на статую, - У вас сложные судьбы, конец которых переплетён так крепко, что не разорвать. Но скоро всё закончится. Смерть ближе, чем ты думаешь. — Куда уж ближе. — Не бойся. Вечный сон заберёт все тревоги. Охранная система в особняке Керри давно уже пропускает их без проблем, как внесённых в список "особых гостей", которым рады в любое время суток и с любым арсеналом оружия. Нестройные рваные аккорды он слышит ещё с первого этажа, но не спешит подняться на второй, к источнику звука. Вместо этого ищет открытый алкоголь, а найдя, возносит благодарность непрекращающемуся пьянству Керри. Первый глоток обжигает горло, сразу за вторым следует чувство тошноты, от третьего его ведёт так, что он прислоняется к ближайшей стене, чтобы не упасть. Где-то на краю маячит мысль, что Виктор такого не одобрил бы. Его хватает ещё на несколько глотков, прежде чем чувствует, как желчь поднимается к горлу. Бутылка выпадает из ослабевших пальцев, он оседает вслед за ней на пол, ждёт: мир вокруг тонет в синих сполохах, мешаясь с многочисленными красными предупреждениями. Шатаясь из стороны в сторону, словно он выпил несколько бутылок крепкого алкоголя подряд, а не жалкие остатки, он поднимается по лестнице, только чудом с неё не свалившись. Тяжёлая одышка настигает его на вершине, мгновения ему кажется, что лёгкие сгорят, самовоспламенившись. — Ви! Какой сюрприз! Он морщится от слишком громкого, слишком пьяно-радостного голоса. Керри полулежит на диване в своём ничего не скрывающем блестящем халатике и не вставая, салютует ему полупустым бокалом, чуть не расплескав содержимое, второй рукой продолжая бряцать по струнам, лежащей на нём гитары. Не с первого раза взяв нужное направление, он преодолевает расстояние между ними, почти падает на Керри, так что тот еле успевает убрать инструмент, а содержимое бокала всё же проливается. Керри недовольно шипит, но не успевая сказать и слова тут же оказывается втянут в грубый поцелуй. Ви заползает на него сверху, дёргая за волосы одной рукой и вцепляясь в плечо другой так, что наверняка оставляет следы. Но Керри, кажется, всё равно, он довольно мычит в поцелуй, начиная оплетать руками чужое дрожащее тело, бросив теперь пустой бокал куда-то на пол, однако всё прерывается так же резко как началось. Взгляд Керри чуть плывёт, на губах играет хитрая ухмылка, он облизывается и выглядит довольным как лис: — Сразу к делу, м? Горячие руки ползут под одежду, жадно оглаживая выступающие рёбра, но тут же застывают от следующего вопроса. — Как по-твоему, кто перед тобой? — Что?.. - секунду на чужом лице отображается полная растерянность, но в следующую его уже искажает злоба, и он почти истерично кричит, — Какого хера?! С силой отталкивая Джонни/Ви от себя, так что тот падает на пол еле успев подставить руки, Керри вытирает рот тыльной стороной ладони. От неожиданности и злости он как будто даже трезвеет, фокусируя более осознанный взгляд на чужом лице. — Ты..? — Как ты думаешь? Керри смотрит на него с подозрением, раздражением, неуверенностью. Ви всегда был немного похож на Джонни, но в последнее время их почти не различить. Он хмурится, приподнимает руку: то ли помочь подняться, то ли врезать со всей силы. Усталое: — Это я, Кер, - только больше путает. Они обмениваются взглядами, но связи не устанавливается. Джонни (или Ви?) роняет голову на пол с глухим стуком, закрывает глаза. Некоторое время Керри рассматривает их со сложным выражением лица, не зная к какой категории отнести такое поведение: "предсмертные чудачества" или "в край оборзели" и соответственно как на это реагировать. Он устало трёт виски руками. — Пиздец, ты ебанутый. Вы оба. Кривая улыбка в потолок, неуклюжее пожатие плечами. — Тебе ведь это и нравится. Во мне. В нас. — Блядь, как вы меня заебали, нихуя уже не смешно! Джонни наконец-то отлепляет себя от пола и встав, возвышается над Керри, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Его улыбка всё такая же кривая, когда он говорит: — А что тебе не нравится, собственно говоря? Ви, Джонни какая разница? Тебе ведь мы оба нравимся, так вот, пожалуйста, сука, акция: два по цене одного! Удобно, скажи? - он склоняется над Керри, при этом чуть не падая на него и ставит руки по обе стороны от его головы: — Разве это не апогей твоих влажных мечтаний? Трахать старого друга в теле нового парня! Тройничок сознаний! Голова резко дёргается в сторону, место удара горит. Не давая опомнится, Керри хватает его за волосы и притягивает так, что между ними остаётся не больше пары сантиметров. Он почти шипит: - Слушай сюда!.. Нет, слушайте вы оба, ублюдки: я, конечно, понимаю, ситуация у вас сейчас сложная, умирать никто не хочет, и настроение, наверняка такое, что всем въебать хочется, но заваливаться ко мне домой, нажираться как свинья и обвинять меня в какой-то ёбаной надуманной хуйне!.. Нет, спасибо, я этого дерьма ещё пятьдесят лет назад нахлебался, мне хватило. Так что.. Иди! Нахуй! Джонни не отвечает, разворачивается и нетвёрдой походкой доходит до барной стойки, падая на ближайший стул. Сгорбившись, он подтягивает к себе стоящую тут же бутылку и присасывается к горлышку, совсем не различая вкуса. Надо было всё-таки в Посмертие идти. Чёрт их сюда потянул. Проклятая сентиментальность Ви. Или собственная? — И что, всё? Поговорили называется? — А что, ты хочешь продолжить? Выбери тогда сначала, к кому из нас обращаешься. Советую действовать по принципу: кому ты больше хочешь отсосать. Керри хватает валяющийся рядом бокал и запускает им в стену; осколки разлетаются повсюду. — Блядь, ты ебанутый? — Сам же сказал, что да. — Ёб. Твою. Мать. То есть говорить со мной ты не собираешься? Ответом ему служит кривой чуть подрагивающий фак. Керри напоминает себе, что убивать умирающего неэтично, так что вместо этого он подходит к барной стойке, отбирает бутылку, прикладывается к ней, делая несколько больших глотков и запускает её вслед за бокалом. Спустя час Керри хочется попросить обратно свой Архангел, чтобы таки закончить начатое им дело. Или хотя бы разрядить обойму в оккупантов его бара, Он задаётся вопросом, почему это чудо технологий с простреленной головой вообще до сих пор у него дома, но он же радушный хозяин, поэтому не прогоняет. К тому у него хоть и отбитый, но есть инстинкт самосохранения, который говорит, что не стоит трогать вооружённого до зубов пьяного в стельку наёмника, с сидящим в голове Джонни Сильверхендом. Последний пункт особенно опасен в своей непредсказуемости. — Вы, блять, не можете просто сидеть там всю ночь и нажираться как у себя дома. - Почти тут же он жалеет о формулировке потому что этой упрямый козёл (два, в данном случае) будет назло сидеть и молчать, просто чтобы доказать, что может. Но на удивление ответ приходит почти сразу. — Отъебись. Керри закатывает глаза; ему не впервой справляться с подобным поведением. Мысленно Керри хвалит себя за терпение, он давно уже перерос этот период, зато кто-то другой видимо остался в двадцатом году. — Сколько лет ты уже топчешь землю, не думаешь, что тебе пора бы повзрослеть? — Пацану и тридцати нет, о чём ты? — Я о том, кто занял его голову и сидит там с самодовольной рожей, пожирая чужие мозги. — Пошёл ты, я не контролирую этот процесс! Вскидывается, злится, скалится, а глаза полны страха. Керри вздыхает. Почему всё всегда идёт по пизде? Отодвигает гитару, хлопает рядом с собой, приглашает. На него смотрят, оценивают: удивлённая настороженность человека, получившего неожиданную помощь от незнакомца. Или от человека, с которым знакомы всего месяц. — Иди ко мне, Ви. И он идёт, пошатываясь то ли от выпитого алкоголя, то ли от прогрессирующей болезни. Скорее всего всё вместе. Садится совсем близко, Керри тянет ближе. Тяжёлая пульсирующая голова ложится на чужие колени. Рука зарывается в короткие волосы, но не тянет, а легко поглаживает. Глаза закрываются сами собой. — Нам надо поговорить. Голос кажется чужим. Через мгновение он понимает, что голос и есть чужой — говорит Керри. Он ёжится от холода, недовольно гримасничает. В голове туман, во рту словно кошки нагадили, всё тело ломит. То ли заснул, то ли сознание потерял. — Я так не думаю. Звучание всё ещё не то, но теперь он точно знает, что звук больше похожий на скрип исходит из собственного горла. Хочется пить, отлить и курить. Именно в этой последовательности. — Зачем вы пришли сюда? Были неподалёку? За бесплатной выпивкой? В поисках человека, знающего ситуацию и не прогоняющего вон? Потакая желанию Ви? Или Джонни? Попрощаться? Ни один ответ не кажется правильным, ни один ответ не кажется искренним, и он молчит. — Знаешь, как я расстался со своей женой? - вопрос настолько неожиданный, что на секунду, выбивает из колеи, в следующую Джонни уже понимает, что за этим последует, заранее закатывая глаза. — Срань, блять, Господня. Керри был бы не Керри, если бы его легко было заткнуть. — Тишина. Просто грёбанная тишина развалила наш брак с двумя детьми. — А я думал тот факт, что ты гей. Естественно, его игнорируют, невозмутимо продолжая. — Ты, человек с эмоциональным запором, отказывающийся говорить о своих переживаниях даже под дулом пистолета, знаешь ли ты, как важно, сука, общение между людьми? Особенно между теми, кто как бы встречается? Или, мать твою, называет себя друзьями? Он ещё не успевает придумать оборонительную остроту в ответ, когда возмущение в чужом голосе набирает обороты. — А впрочем откуда, “мистер Я-всё-знаю-и-сделаю-сам”, буду вести себя в группе как мудак, как будто я в ней один, потому что на остальных мне насрать, буду трахать всё, что движется, потому что на чувства тех, с кем я встречаюсь, мне тоже насрать, отправлюсь на миссию-самоубийство сдохну там как последняя собака, потому что на единственного друга мне, блять, тоже насрать! Керри срывается на крик в конце. Глупо хочется сказать, чтобы поберёг своё хромированное горло, ему ещё в тур ехать. — Я много говорил с Джеки. - рука в волосах застывает, — Перед… всем этим. Мы обычно нажирались как свиньи в Эль Койоте после очередного мелкого заказа, праздновали “маленький шаг на пути к великой жизни”; потом нас, конечно, прогоняла мама Уэллс, когда празднование становилось особенно бурным. Шатаясь и еле как переставляя ноги, тут же спускали остатки только заработанных денег на такси, ехали к Вику в клинику, всегда уже, конечно, закрытую в такой час. Тогда мы через боковые ворота вваливались во двор, поднимались на старом лифте на крышу и сидели там до рассвета, пока губы от холода не синели. Просто сидели и говорили. Обо всём подряд. Иногда молча смотрели на город. Он замолкает, погружаясь в воспоминания. Словно целая жизнь была прожита с тех времён, такими далёкими они кажутся. — Это не помогло чувствовать себя менее хуёво, когда Джеки умер. - он поворачивается, встречаясь с чужим взглядом, — Так что может тебе повезло, Керри? Джонни сидит на крыше дома Джуди, на одном из этих дурацких цветных пластиковых стульев, закинув ноги на тут же стоящий столик, и вертит чужой портсигар Эвелин в руках. Сам не знает, что он здесь забыл. Ви здесь нравится. За короткий срок они с Джуди успели сблизиться; она умела слушать, и самое главное, слышать. Сейчас её не хватало. Отправленное днём сообщение так и висело непрочитанным: наверняка где-нибудь в дороге или общается с родственниками. Закидывает голову, пытается разглядеть звезды: когда-то давно это было ещё возможно, но сейчас видит только световое загрязнение, нескончаемых рекламных дронов и режущий неон. Надо бы накормить кота. Взял его зачем-то в угоду прихоти, а сам домой почти не заходит. Помрёт ведь бедняга с голоду. Отнести его что ли к Керри... Хотя там вероятность смерти даже выше, лучше тогда к Мисти. Она умеет заботиться о бродягах. — Выживал ведь как-то до тебя, значит и после выживет. Ви открывает глаза и, конечно, видит Джонни: Он развалился рядом на таком же стульчике, с закинутыми на стол ногами и даже без своих неизменных авиаторов. Ви невольно отмечает, что они сидят, отзеркаливая позы друг друга. Он чуть подбирается, спуская ноги и принимая более ровное положение. Потому что нахуй. — Не понимаю, ты вконец поганишь мне жизнь или делаешь её хоть чуточку терпимее? — Я просто в ней присутствую. Если ты хочешь как всегда обвинить меня в чём-то, то спешу напомнить, что все свои тупые решения ты принимаешь сам, вопреки моим, между прочим, советам. Ви снова смотрит на чуть светлеющее от приближающегося рассвета небо. Через несколько часов они встречаются с Ханако. — Правда? Правда сам? В его руках появляется сигарета с зажигалкой, он неспешно, глубоко затягивается, стряхивает пепел прямо на себя, который даже не успевая долететь, растворяется и, мерцая помехами, меняет позу, сидя теперь с широко расставленными ногами и упёртыми в них локтями. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? В голосе нет ни раздражения, ни снисхождения. Он звучит непривычно серьёзно и печально. — Ты знаешь. — Тогда ты тоже знаешь, что не услышишь от меня этого. - Слова кажутся далёкими, но звучат невыносимо близко. Голос невыносимо похож на собственный. Ви смотрит на город, полный света, движения, жизни. И несмотря на то, что явно выбивается из ритма, всё же не чувствует себя потерянным, ведь- — Но ты тоже это чувствуешь? — Да, чувствую. -он не один. - Так и будешь смотреть или всё-таки закуришь? - Что? - Сигареты, Ви. Если ты так рад, что я есть в твоей никчёмной жизни, то будь добр, порадуй и меня в ответ. Закури уже наконец-то блядскую сигарету. ... - За что мне это? - За всё хорошее, мурлычет Джонни, наслаждаясь наконец-то поступившим в их лёгкие никотином.