Единение

121 С Альдекальдо они провели чуть меньше двух месяцев - пятьдесят девять дней, если быть точным. Сто двадцать один остался. Для них это было подобно местной шутке: - Пошёл к чёрту, Джонни! - Да ладно, пацан, ты первее его встретишь, чем я. Сто тридцать девять дней осталось подождать! - Клянусь, я утяну тебя в ад, если только он существует, за собой! Сто сорок дней тебе не протянуть! - Мечтай. Их провожали странными взглядами, когда они перебрасывались такими фразами. Время утекало сквозь пальцы. Им казалось, если считать, то можно будет поймать за хвост - в ожидании всё замедляется. Однако всё меньшая цифра каждый день словно гвоздём вбивалась в метафорический гроб, лишая возможности побега от реальности. Теперь это было что-то вроде проверки на смелость - кто дерзнёт продолжать счёт? Оба были непозволительно упрямы. Сбор, пересечение границы, поиск нового места, разбитие лагеря, столкновение с местными бандитами, налаживание новых связей и пара мелких заказов - когда приговор вынесен, все события становятся такими неважными, как бы не хотел, но все мысли крутятся только вокруг одной темы, вокруг одной цифры. Полгода на самом деле подобны взмаху крыла бабочки. Каждая секунда кажется потраченной впустую, утерянной на абсолютное и невозможное всегда. Разве было это правильным решением? Сильный толчок в плечо, Архангела пихают в руки и кивком головы указывают на пассажирское. Водить машину ему теперь не доверяли. В красных солнечных очках отражается солнце и это режет глаза. Без них лучше. Он кивает сам себе и они едут на разведку территории. Память о том, как они покинули Альдекальдо разбита на невнятные куски, как и всё его сознание, личность. Помехи, боль, приступ, темнота и вот они в типично-дрянном мотеле в другом штате. Отражение в грязном зеркале соответствует обстановке - внутренней и внешней. Они не звонят, она да. Обещание навестить, раз уж всё же выбрался из той помойки, сдувает песчаной бурей и заносит песком на целых тринадцать дней. Они сидят в полуразрушенном заброшенном сарае, по очереди глушат дрянное и судя по вкусу испорченное пиво чуть ли не довоенных времён и также по очереди блюют. Его слова всё ещё слишком тяжелы, как и характер, чтобы иметь отговорки хоть и в виде стихийных бедствий. - Это плохая идея. - Она мой друг. - В пизду таких. - Нахуй тебя. - Это плохая идея. Новый цвет волос, загар, широкая улыбка - сразу и не узнать. Усталость в складках первых морщин, отросшие волосы, дикость во взгляде - сразу и не узнала. Они стоят друг напротив друга, смотря по разные стороны и обсуждают погоду. После расставания искреннее и оттого стыдливое облегчение накатывает волной. - Я говорил, что это плохая идея. - Я говорил тебе, иди нахуй. Солнце болезненно яркое, смотреть так больно, почему его так много? Выключите, пожалуйста, мешает! Красные отблики в красных стёклах ослепляют, раздражают. Очки разбиты, лежат в мусорке и карий цвет гораздо приятнее. Секунды, часы и дни, мелькавшие разрозненным калейдоскопом, вдруг замирают, растягиваясь на маленькие вечности. Он засыпает с пульсирующей болью в висках и желает услышать после пробуждения только заветную цифру ноль. 100 Они отмечают круглую дату, юбилей! Вооружённым налётом крадут всякую дрянь с ближайшей заправки и целый день он ходит как придурок в праздничном колпаке, запуская вместо фейерверков кучи протеиновых батончиков, неизменно приземляющихся на голову без колпака, за что получает каждый раз по пальцам прикладом Магнума. Это в общем не имеет значения, он говорит, что праздник каждый день и каждый день он будет устраивать прощальный фейерверк всего, что под руку попадётся. Когда он очнулся в следующий раз, то обнаружил толчок, забитый смятой горящей цветной бумагой. К их общему удивлению, пожарная сигнализация в этой дыре была рабочей, как и висевшее над стойкой на входе ружьё. Он решил, что и от праздников нужен отдых. 64 Встроенный телефон ни разу не беспокоил его, молча ещё с тех пор, как он видел кого-то другого. Иногда он начинает думать и это действительно не то чем стоит заниматься: страх и обида поселяются в его груди, пуская ядовитым корням прорасти в самое сердце. И всё же упрямство родилось вперёд него. - Им просто страшно не получить ответ. - Им просто похуй. 48? Тьма сменяла свет, песок сменял деревья, они сменяли машину, как только заканчивался бензин и снова и снова и снова. Всё мешалось и перемешивалось, цифры больше не имели значения, в том числе те, что подсчитывали количество обезболивающего, исчезающего со скоростью утекающей жизни. Разве это стоило того? Толчок в бок, довольная улыбка, только больше обозначающая старую усталость на лице, тёплые карие глаза, палец у рта, призывающий к осторожности и кивок куда-то в сторону. Сосредоточить плывущее зрение не так просто, но действительно стоит того, когда он может различить стайку небольших серых существ с переливающимися фиолетовым и зелёным оперением. Он хрипло смеётся, счастливо взирая на живых голубей. Можно ли теперь считать жизнь прожитой не зря? Джеки бы перевернулся в гробу, услышав его заниженные стандарты. 3... Тяжесть Архангела у бедра успокаивает, когда гребаное колесо обозрения застревает в четвёртый раз на всё ещё первом кругу. Они и от земли-то как следует оторваться не успели. Самое обидное, что даже накричать не на кого - снова заброшенный парк аттракционов, шаманство с электричеством и кажется во всём мире больше никого - де жавю. Только ко всему слишком активному доступ теперь закрыт, даже если формально перед ними открыты все двери - собственное тело предаёт и отказывается подчиняться, изрыгая казалось бы тонны крови и тысячи вольт продирающей боли при неправильным соприкосновением с воздухом. Гравировка Архангела изученным узором течёт под кончиками пальцев. - Мы ведь даже не попрощались. - Зато спиздили пистолет. Всё равно бы ничего у вас не получилось. - Думаешь, он...? - Это имеет значение? Толчок и они снова едут, сопровождаемые опасным скрипом проржавевшего аттракциона. - По-скотски как-то получилось. - То есть как всегда? - То есть как всегда. Покачиваясь в кабинке опять застрявшего колеса, он смотрит наружу, но перед глазами только помехи. - Тупое название Архангел. Надо было Символ несдержанных обещаний. - Пф, назови так свою следующую песню. - Ну, и назову, придурок, и посвящу её тебе и твоему тупому долбоэгоизму. - Сам придурок. С натягом, колесо вновь неспешно двинулось. ... Мелкое гадкое ничуть не греющее солнце всё продолжает вставать и вставать каждый грёбанный день, абсолютно равнодушное к мольбам замереть хотя бы на час, замедлиться хоть на секунду. Почему планета не остановится, почему жизнь не прекратится, почему всё продолжит идти своим чередом, как-будто мелкой букашки с крикливым голосом и непомерными амбициями никогда и не было? Почему ни его жизнь, ни его смерть ничего не значат? Он не хочет умирать. Это нечестно. Засыпая, меньше всего он хочет услышать после пробуждения заветную цифру ноль. *** Ви сказал, что умирать надо, чувствуя вечность, что бы это не значило, и Джонни привёз его на берег океана, на самый юг страны, до которого они успели добраться. Старая заброшенная лачуга у самой кромки воды размером вряд ли превышающем два на два, со сломанной деревянной кроватью и единственным окном больше похожем на дыру, стала их прибежищем. Шум волн едва ли пробивается сквозь шум в ушах и лучи заходящего солнца не доходят до полностью ослепших глаз; твёрдость прогнившего деревянного каркаса и жёсткость изношенной кожаной куртки, постеленного на него, не чувствуется онемевшим от боли телом. Только тепло лучей чуть уменьшает дрожь от озноба. Ви лежит, обволакиваемый закатным светом словно саваном, и Джонни не смотрит, отвернувшись к окну, выкуривая непрекращающуюся череду сигарет. - Красиво? Сизый дым облизывает губы, исчезая в окне и смешиваясь с кроваво-золотыми осколками неба, разбившими пространство на тысячу искрящихся оттенков, стекающих вниз в расплавленный блеск, утопающих в рубиновых брызгах волн. Джонни глубоко затягивается. - Отвратительно. Если честно, это самый худший закат из всех, что я когда-либо видел. Смех тут же сменяющийся натужным кашлем вырывается из горла Ви. Отдышавшись, он отвечает полушёпотом. - Я рад. Не хватало ещё, чтобы ты... Новый приступ кашля прерывает его, но после Ви не заканчивает предложение. Тишина окутывает пространство, расплываясь подобно сигаретному дыму в алом свете. - Джонни... Слабый голос, больше похожий на хрип, и он подходит к нему, садясь перед ним на колени, прикладывая сигарету к сухим окровавленным губам для последней затяжки. Он взводит курок. - Спи спокойно, Ви. Выстрел оглушает. Второй теряется среди крика взметнувшихся в небо белым полотном чаек. Океан шумит равнодушно и только солнце угасая пылает кровавым бликом.