Всё для твоего счастья

Засыпать лёжа на полу непросто, пусть это намерение и преисполнено благородства. Шутка ли: уступить кровать наставнице, вернувшейся из глубин Бездны. Марулк был уверен, что Озен оценила этот жест, поскольку её дыхание очень быстро выровнялось, а вот молодой Джесеку ещё поворочался некоторое время. Дело было не только в жёсткости пола, который при всём желании не мог подгибаться под нужды человеческого тела. Слова Озен насчёт потери памяти очень встревожили парня. Так надолго исчезнуть – и никакого беспокойства. Ни дать ни взять, зубочистку потеряла, а не цель экспедиции. «Надо будет утащить её на осмотр к лекарю, даже если будет сопротивляться» – мрачно решил Марулк, понимая, насколько это будет нелегко. Несмотря на почётный, пусть и практически не отражавшийся на внешности возраст, Озен считала врачей некоей категорией шарлатанов. Лекарства ещё куда ни шло, но осмотры и вопросы о самочувствии только раздражали старшую из ныне живущих Белых свистков. Утомившись от дум, Марулк заснул только за час перед рассветом, а когда проснулся, с удивлением понял, что не может встать: Озен лежала на животе, и одна из её рук крайне удачно свесилась, коснувшись грудной клетки парня. Чудовищная сила, заключённая в унизанном артефактами теле, никуда не уходила и во сне. Создавалось ощущение, что Марулка держит один из камней, которыми придавливали суповых черепах, живьём продаваемых на рынках его далёкой Родины. Парень скосил глаза на восходящее солнце: если не успеет накинуть плащ, будет весь в ожогах. Попытки аккуратно вывернуться результата не возымели, с возрастом тело стало костистее, без спасительного жирка. Увы, придётся будить. – Учитель… Учитель! Она пробурчала что-то неразборчивое, но руку подобрала. Освободившись, Марулк прислушался. – Только покопаю, Бондрюд. Последнее имя заставило кожу парня покрыться россыпью мурашек. Бондрюд, безжалостный лорд Рассвета, экспериментатор, не чуравшийся бесчеловечности своих научных изысканий… Озен всё это время была у него? – Не занудствуй, с тебя не убудет, – пробормотала наставница, поворачиваясь на другой бок. Непонятно, что напугало Марулка больше: наличие Бондрюда или уровень фамильярности. Интересно, ещё хоть кто-нибудь из ныне живущих мог бы сказать этому маньяку «не занудствуй»? Едва ли. А уж не лорд Рассвета ли виновен в потере памяти? Нет, едва ли: стычка с Озен обошлась бы ему втридорога. Белые свистки, как сверххищники, предпочитают обходить друг друга стороной. Но тогда… что именно копала Озен в его владениях? Артефакт? Или наоборот, помогала что-то достать? Если так, с чего Бондрюду противиться? Возможно ли, что Озен вернулась не с пустыми руками, спрятав находку где-то на полпути? – Я слишком стара для этого дерьма, – раздалось знакомое бурчание, и Марулк тут же пожалел, что полез за солнцезащитной мантией, скрипнув дверцей шкафа: – О, уже проснулась? Доброе утро. – М-м… – она без особого энтузиазма подправила сбившиеся от подушки пряди, оглядываясь и явно припоминая, что было вчера. – Полежи ещё, я принесу тебе завтрак, – предложил Марулк. – Прихвати заодно таз тёплой воды, мыло и губку, я чуток обмоюсь… Что ты краснеешь, ты не моешься? – А… я… За шкафом есть ширма, всё принесу. – Скажи, – Озен остановила его в последний момент, – Ты намерен вернуться со мной в лагерь? – Спрашиваешь. – Спрашиваю, – взгляд её чёрных глаз был серьёзен, – Ты уже не ребёнок, хотя я в силу возраста могла бы и поспорить с этим утверждением. – Моя жизнь неотделима от твоей, – Марулк выдержал её взгляд, – И так будет всегда. Я не уверен, что стану великим искателем приключений, но я счастлив заботиться о благополучии лагеря и его гостей. – Если уладишь все дела за день, ночью спустимся, и на рассвете уже будем дома… Не стой столбом, я умираю с голоду. – Уже бегу! Утром наш повар позволяет мне пользоваться плитой, сделаю тебе яичный скрэмбл. – Десять яиц, – согласно кивнула Озен, – Можно двенадцать, если мелковаты. – Ты точно не ела ничего вкуснее! – Марулк вылетел за дверь, чуть не столкнувшись со служанкой, которая весьма смутилась: – Я н-не подслушивала, честно! – Летира, пожалуйста, принеси моей наставнице таз и принадлежности для омовения, – попросил дитя Теней. – Могу зайти? – Да, только одна нога здесь, другая – там, она голодная, – со знанием дела кивнул юный Джесеку. Кто он такой, чтобы разрушать этот опасный флёр? – Добавь побольше грудинки, – оценив промежуточные результаты готовки, предложил мистер Павенья. Вид у повара был сонный, всё же видит Белого свистка или нет, и «Полуночный перекус» работал всю оставшуюся ночь, – Мы не знаем, насколько хорошо она питалась в походе. – Озен не слишком любит кулинарить. У неё если перестало отбиваться – уже вполне пригодно для употребления в пищу, – не без содрогания вспомнил Марулк, – В первый мой день в лагере она принесла мне кусок трухлявой колоды, милостиво разрешив выковырять всё, что там есть живого, и употребить по назначению. – И после такого ты готовишь ей шедевр? – Так ведь не её вина, что она не умела и не умеет обращаться с детьми. И… – взгляд Марулка потеплел, – Озен многое для меня сделала. По-настоящему многое. Она чудесный наставник, и мне нравится готовить для неё. – Похоже, это любовь, парень. Марулк чуть было не выронил лопаточку: – Скажете тоже! – О, нет-нет, я не в том смысле, – замахал рукой мистер Павенья, – Вообразишь же такое. Я имел в виду, что ты любишь её как учителя и дорожишь ею. Я вижу, насколько ты рад возвращению Озен, в твоём взгляде пропала эта… растерянность. – Готово, – сняв сковородку с огня, Марулк бережно переложил её содержимое на тарелку. – Сам поел бы. – Потом, ещё успеется. Кстати о возвращении, я… – Ничего не объясняй, парень. Мне будет жаль терять такого старательного работника, но твоё место подле Озен Недвижимой, тут и спорить нечего. А теперь беги наверх, нельзя заставлять голодную гостью ждать. Я высчитаю твоё жалование от начала месяца и положу деньги в твой шкафчик с форменной одеждой. Заберёшь, когда будешь уходить. Если понадобится готовить сегодня, кухня в твоём распоряжении, бери что надо, за счёт заведения. – Но мистер Па… – Мчи. Наверх, – по-дружески потрепал его по плечу повар, – А то скрэмбл остынет. Когда Озен видела еду, она иногда облизывала губы почти что по-кошачьи, с негромким чавканьем. Сложно было сказать, привычка это или же часть эпатажа, но Марулку, когда он был помладше, казалось, что у наставницы и язык как у кошки – шершавый. Именно им она и наводит эдакую замысловатую причёску, чем не стройная теория? Но, будь так на самом деле, целоваться бы с ней было тем ещё испытанием. Так, а это ещё что за мысли? Юность иногда давала о себе знать в наименее подходящий момент. Впрочем, Озен тоже постаралась: к его приходу она закончила с омовением и за неимением подходящего полотенца завернулась в простыню, словно древнеримский патриций. С ростом более двух метров простыня справлялась с переменным успехом, так что выглядело это не то чтобы очень благопристойно. Точнее, вообще нет. – За шкафом же была ширма… – негодующе протянул Марулк, ставя перед ней тарелку и стараясь не смотреть на наставницу. – Да брось. Всего лишь тело в артефактах, нечего бояться. – Я и не боюсь! – А… – только теперь расшифровав его румянец, Озен усмехнулась, – Ну ты и извращенец. – Эт-то ты сидишь тут в мокрой простыне! – молодой Джесеку уперил взор в стену, делая вид, что в жизни не видел узор на обоях. – Извини уж, не удержалась, вода была очень приятной температуры, – судя по звяканью вилки, Озен принялась за завтрак, – Весьма сытно, и даже мясо есть. Спасибо, ты стал готовить гораздо лучше. – Рад, что тебе нравится, – чтобы не смотреть на сохнущую наставницу, Марулк выволок чемодан, принимаясь за сборы пусть и немногочисленных, но пожиток, – Кстати. Ты бормотала во сне. – Правда? Что именно? – Что-то о Бондрюде. – Напасть, – Озен Недвижимая поморщилась, оторвавшись от своего съедобного облака, – Как обычно, мне не могло присниться ничего приятного. Но чтобы Бондрюд… Бр. А ещё что? – Ты говорила что-то про копание. – Копание? – Если я верно расслышал. «Только докопаю, Бондрюд» и «Не занудствуй, с тебя не убудет». Озен хмыкнула, чуть заметно улыбнувшись: – Надеюсь, я реально сказала это, а не просто подумала его осадить. А вот в раскопки я могу поверить. До сих пор чувствую усталость. – Может… – Марулк задумался, – Ты добывала один из клиньев Тысячника? – Не, – она пошевелила пальцами правой руки, рассматривая свою коллекцию инклюзов, – Мне довольно и этих, я и без того сильная, да и куда дальше расти? И, если мне не изменяет память, они не встречаются на уровне моря Трупов… Кофе будет? – Да, конечно. Спустимся вниз и попьём там, я научился варить его на песке, – похвастался Марулк. – Ждёшь не дождёшься, пока я оденусь, – она встала, намереваясь развязать уже ненужную простыню. – Учитель, ширма! – возопил молодой Джесеку, выскакивая за дверь. – Она слишком низкая, дурья твоя башка, – раздалось вслед усталое ворчание, – Только ноги и прикрыть… Ладно, главное, не помри там. Оставшись одна и не особо вслушиваясь в полные негодования реплики ученика, Озен натянула привычную одежду, как обычно стараясь не смотреть на то, что прикрывала тканью. Силуэт уцелел, но вот плоть, унизанная клиньями Тысячника, но мнению Озен могла привлечь разве что собирателя анатомических диковин. Марулк пытается помочь ей вспомнить. Наверняка ещё и к лекарю будет звать. Видимо, думает, что ей самой плевать на потерю памяти. Озен привычным жестом потёрла виски кончиками пальцев. Шрамы от собственных ногтей, дары подъёма с глубины. Где-то под ними крылась и причина этого долгого путешествия. Белый свисток бросила взгляд на остывший тазик. Журчание стекающих с губки струй натолкнуло её на определённые мысли. Кажется, дело было в воде.