Всё для твоего счастья

Джируо исполнил обещание и действительно вскорости покинул их пристанище, забрав с собой пару артефактов и некоторые записи Марулка насчёт флоры и фауны с просьбой передать их в лагерь. Проводив его и пожелав всяческих удач, в том числе и со сдачей экзамена, обитатели убежища занялись подготовкой к дождю: перетаскали всё, что можно, в укрытие. – Закончим с этим, пока есть солнце, – решила Недвижимый лорд, – Если хочешь, можешь поглядеть, как я буду делать пилюли. Марулк, только что закончивший с раскладыванием вещей, тут же сел рядом, глядя на то, как Белый свисток сначала сильно трясёт склянку с личинками горбылька – в плодах их нашлось целых четыре – а затем выливает получившуюся кашицу на широкий лист. Желтоватая смесь пахла чем-то острым, совсем как перец. Даже нос зачесался. – У нас есть семена вечной удачи? – Да, конечно, – закивал юный Джесеку. Эту приправу любили многие повара. – Сколько? – Вот, – порывшись в рюкзаке, Марулк протянул ей матерчатый мешочек. – Не хватит. Но ничего, добавлю тогда древесного угля для обвалки, – одолжив ещё и ступку с пестиком, она принялась размалывать ингредиенты. – Тебе помочь? – Да. Разрежь заготовку на равные квадраты. А пока ты это делаешь, расскажи мне, зачем ты напугал Джируо. Эта фраза несколько выбила Марулка из колеи: – Я… – Ты думаешь, что я кидаюсь на всех без разбора? – Нет, что ты! – Тогда почему? – Вы очень мило беседовали, и я испугался… Испугался, вот! – он сделал неловкий жест ладонями, не в силах объяснить свой поступок. Озен ненадолго оторвалась от получаемой смеси, но затем снова принялась за помол. – Ты думаешь, Джируо разболтает? – осторожно спросил её юный Джесеку. – Не думаю. Хоть бы и так, мне без разницы. Собака лает – караван идёт. Всё равно рано или поздно узнают, если ты, конечно, не пожелаешь завершить это здесь, в Бездне. Марулк сжал челюсти: – Я не такой. – Ты молод. – Не говори так, будто это диагноз! Озен отставила ступку в сторону, выпрямляя спину: – Бездна мне в свидетели, я видела много историй, которые начинались как «раз и на всю жизнь», а заканчивались ничем. – Знаешь что? – он даже вскочил, – Если ты так сомневаешься в своей способности влюбить в себя до потери сознания, думаю, тебе бы не помешало принять одну из этих напастных пилюль! Белый свисток замерла, а затем, откинув голову назад, заливисто расхохоталась: – Прекрасно сказано! – И вовсе не смешно, – буркнул Марулк, снова садясь на место, – Я к тебе со всей душой, а ты всё проверяешь меня. – Иди сюда. – Вот ещё. – Иди, не капризничай. – Озен, я уже не маленький! – Знаю, знаю, – Недвижимый лорд поцеловала его в краешек губ, – Прости. Наверное, у меня нет оправдания. – Кажется , я понимаю, к чему все эти проверки, но мне от них не легче. Я будто сдаю какой-то замысловатый экзамен. – Свистка по итогам обещать не могу. – А что есть? – Дерзкий мальчишка, – Озен шутливо клацнула челюстями у его шеи, – Есть недоделанные пилюли, хочешь? – Нет, я в самом расцвете сил. – Откуда такая уверенность? – Озен! – Всё-всё, – убедившись, что пластинки с лекарством подсохли, Недвижимый лорд принялась сковыривать их ногтем, а затем, обмакивая в муку из семян и пепла, ловко скатывала крошечные шарики. – Ух ты, – невольно залюбовался её движениями юноша,– Где это ты так научилась? – Подрабатывала в лавке гомеопата, пока была ещё Колокольчиком. Приют практически не обеспечивал нас, а там хотя бы платили. Раньше, когда пальцы гнулись лучше, я могла делать многие другие формы. У того гомеопата ещё были цветные обсыпки, и это казалось мне невероятно красивым. Возвращалась на ночлег вся перемазанная, не дать не взять, меня заблевала радуга. – Наверняка выглядело забавно, – тепло улыбнулся ей Марулк, – А что было потом? – Как и со всей нетрадиционной медициной: прошла мода, исчез и торговец. А навыки вот, остались. – Ты поэтому... не указала в завещании, чтобы я продолжал учёбу? – Нет, – она чуть заметно помрачнела, – Мне была невыносима мысль о том, что тебя начнут рвать то одни, то другие, якобы преисполнившиеся чести доучивать воспитанника Озен Недвижимой. Так что я оставила решение за тобой. – И ты не разочаровалась во мне? – Ты чудесно готовишь. – Озен, я не о том. Двухцветная чёлка боднула его в плечо: – Твоя жизнь для меня стоит выше твоего призвания. Равно как и твоё счастье. Если ты решишь быть поваром, то так тому и быть. Сам-то что думаешь? – Ты всегда будешь связывать меня с Бездной, – юный Джесеку нежно приобнял Озен, садясь рядом. – Не прилипай, мне нужно доделать пилюли. – Я помогаю! – Не помогаешь. Если бы помогал, приготовил бы ту посудину из коры. – Уже бегу! – И не забудь бумагу для простилки, – Озен даже поёжилась, когда он отошёл. Вроде дождь доставлял неудобства, но она в коем веке ждала непогоды. И непогода наступила, едва они стали собираться ужинать: ни дать ни взять, кто-то вспорол тучи, выливая на землю галлоны воды. – Ох ты ж! – Марулк шустро прикрыл котелок крышкой, радуясь, что убежище так близко, – Я, конечно, полагал, что твоё предсказание верно, но чтобы так стремительно… А Кюфта будет в порядке? – Да, не волнуйся, – Озен высунулась наружу, держа над собой металлическую шляпу, – Гляди. Самка шарокола пригладила своей обычной топорщащиеся в разные стороны иглы, и вода беспрепятственно стекала по ним на землю, не добираясь до кожи. Само животное выглядело умиротворённым: возможно, этот душ доставлял ей удовольствие. – Как здорово, что мы успели сварить суп, – юный Джесеку протянул Озен чашку, – Вот. Должно быть, ты проголодалась. Ещё и шкуру умудрилась перед дождём перевесить… Что такое, невкусно? – Я… – начала была Недвижимый лорд и тут же осеклась. Она терпеть не могла копаться в собственных чувствах, а уж озвучивать их было и того хлеще. – Что тебя беспокоит? О, этот вопрос чуть полегче. – Думаю надеть подарок Эмири. – Правда? Надень обязательно, наверняка отлично смотрится! – Хочу прямо сейчас. – Так вперёд, если хочется, – поддержал её Марулк. Озен странно застопорилась, хмурясь. В чём дело? – Если честно, – аккуратно начал юный Джесеку, – Мне уже давно хочется увидеть тебя в этом пеньюаре. Бинго! Даже чуток улыбнулась. Неужели так ценит его мнение? Или... хочет выглядеть красивой для него? Да ладно?! И это Озен, которая предпочитает прямоту и ставит комфорт выше всяких закидонов? Пока она шуршала одеждой в глубине их убежища, Марулк пристроил котелок в одной из ниш, чтобы случайно не натолкнуться на него в темноте. Ливень украл у них закат, и казалось, что убежище приютили объятья ночи. – Надела. Он обернулся. Лавандовый шёлк, чуть электризуясь, лип к обнажённому телу. Она не просто решила померить это, нет. Её мучил голод, никак не связанный с пищей. – Ты просто восхитительна в нём, – совершенно не кривя душой, оценил наряд Марулк, – Тебе удобно? – Я никогда не носила ничего настолько… дорогого. Но в этом очень удобно, – Озен повертелась, и её клинья Тысячника тускло сверкнули от смены ракурса. – Надевай что-то такое почаще. Ты достойна красивых вещей. – Марулк. – Да? – Я не привыкла просить, но… – её вид выражал растерянность, – И напрямую как-то грубо. – Я здесь, – он сглотнул, делая шаг навстречу, – Я твой. Делай со мной всё что пожелаешь. Сильные руки сразу же обвили его шею, и вопрос того, нужно ли зажигать лампу, отошёл в категорию незначительных. Привычную медлительность и холодность Озен как рукой сняло: она словно желала, чтобы её партнёр изучил буквально каждый сантиметр унизанного артефактами тела. Она отстранялась лишь для того, чтобы снова наброситься, и лишь трепет мышц, способных крушить камни, выдавал её самоконтроль. Каждый изгиб, каждый шрам – Марулк рассматривал её, словно карту неведомых земель, прокладывая маршруты согласно молчаливым указаниям владелицы. Свободная от клиньев Тысячника кожа была бархатистой и невероятно чувствительной, и при любом неловком движении Озен норовила схватить своего любовника за горло. Все эти годы Недвижимому лорду приходилось вести себя жёстко, так, чтобы никто не догадался, что за формой скрывается другая она, жаждущая ласки и бережного отношения. «Спали». Это слово не передавало и сотой доли того, что теперь происходило между ними. Они создавали связь, невероятно тонкую и при этом прочную под стать величайшим артефактам Бездны. И добились успеха. – Всё, – её голос было не узнать. Будто готова разрыдаться. Вот так выдохнула и зарыла нос в плечо, будто стесняясь. Марулк даже не сразу понял, что произошло, если бы не ощутил, как её ногти выводят кривоватые полосы на его спине и плече. – Да лад... Правда? – Хорошо. Очень, – Озен спрятала лицо на его груди, прижимаясь всем телом. – Всепоглощающая Бездна, – юноша так обрадовался, что собственные переживания отошли куда-то на периферию, – Ты дрожишь, холодно? Белый свисток пробормотала что-то неразборчивое, отказываясь поднимать глаза. Казалось, она не может справиться с нахлынувшими чувствами. Шёпот был еле слышим, и лишь спустя какое-то время удалось разобрать «С мужчинами не получалось». Наконец она отстранилась, мечтательно вздыхая: – Молодец. Наверное, совсем тебя умотала. – Нет-нет, что ты. Я в полном порядке, только если не придётся вставать следующие пару часов. – Ха, – Озен похлопала по плечу, приглашая его лечь, – Ближайшие пару часов я буду невыносимым треплом, а поскольку про сон ты ничего не сказал, придётся терпеть. – Ты? Треплом? Ни за что не поверю, – Марулк согласно пристроил голову на её плече, пока Белый свисток принялась ерошить его намокшие от пота пряди волос. Буквально через пять минут юный Джесеку был готов взять свои слова обратно: Озен начала свой монолог с «А я не рассказывала тебе о...», и их убежище наполнилось историями из жизни легендарной искательницы, когда мрачными, а когда и очень весёлыми. – Ты никогда не рассказывала мне, как получила титул, – решив, что сейчас самое время поинтересоваться, заметил Марулк в перерыве между рассказом о контрабандистах без свистков, за которыми охотились специальные отряды искателей. – А. Да? – она даже заморгала от неожиданности, – В самом деле? – Правда не рассказывала. Это как-то связано с теми байками о том, что ты тащила гондолу, полную людей или типа того? – Нет, – Озен лизнула пересохшие губы, – Всё вышло гораздо прозаичнее. Закри только-только перековали, и я была несколько заторможена, не веря, что вернула брата. Мне бы в таком состоянии бухать напропалую или дрыхнуть без задних ног, а не по Бездне шататься, но сам знаешь, гильдия редко даёт сидеть сложа руки. Доставай им то одно, то другое. В тот раз был Водяной Лев. – Водяной Лев? Тот самый артефакт, продлевающий срок службы других реликтов? – изумлённо приподнялся на локте Марулк. – А ты думал, он в Орт сам притопал, что ли? Вот на этих самых ручках притащила с четвёртого уровня, – Для пущей убедительности повертела перед ним ладонью Озен, – Так о чём это я. А, прозвище, точно. Не мне тебе рассказывать, что гигантские чаши это живые растения, которым положено отмирать в своё время. Но своими глазами это мало кто видел. Водяной Лев был как раз под стеблем такой чаши, и именно он заставлял её держаться из последних сил. Марулк послушно затаил дыхание. – И вот мы берём этот артефакт – и раздаётся скрип, да такой громкий, будто мы сейчас на следующий уровень провалимся, а то и глубже. Мой отряд кто куда, а я что-то задумалась, но осталась стоять, глядя, как кренится огромная чаша надо мной. И знаешь что? Юный Джесеку взметнул брови, поскольку не мог предположить никакого правдоподобного исхода. – Эта штуковина была такая старая, что, накренившись, ударилась об соседние стебли и рассыпалась в труху. На меня упала куча пыли, вот и всё. Но, конечно, отряд сложил из этого байку, будто бы я спрогнозировала такой исход, хоть я и отрицала изо всех сил. Ну и, – Озен смахнула волосы, улыбаясь в потолок, – По возвращении на поверхность я уже стала подписываться как Озен Недвижимая. – Ну нет, на этот раз точно сочиняешь. – Это чистая правда, как на духу. Сочинитель из меня никакой, – изменив положение тела, она положила голову юноше на грудь, позволяя гладить диковинные завитки волос, – Твоя очередь. – А? – Расскажи что-нибудь. Вспоминал меня за годы отсутствия? – Тебя не вспомнишь, как же. Знала бы ты, как меня осаждали после устройства на работу. Оказывается, многие полагали, что ты едва ли не пытала меня за время жизни в лагере Искателей. – М-м, – Озен прищурилась и замерла, чувствуя, как пальцы Марулка следуют траектории одного из шрамов, скрытого волосами, – А что ты? – А я рассказывала им историю о гремящем опоссуме. – Её? Но почему? – Должно быть, потому, что в тот день я перестал себя бояться. – Тогда, – она устроилась поудобнее, подложив ладони под подбородок, – Расскажи, как запомнил. – О, это было незабываемо. Я прятался под столом в твоём кабинете, – начал Марулк, – Боялся. И немудрено, ты меня искупала и переодела, как зверька. Не спрашивая. – Ты пованивал машинным маслом. – Помню, и всё же я был в шоке. А ты не знала, как меня оттуда выманить. Еду поставила, странно, что не поддон с песочком. – И его бы поставила, если бы не вышел, – Озен закинула на парня ногу, зевая, – Но придумала другое. – Было дело. Сижу я, никого не трогаю, дверь открывается, и появляешься ты под грохот трещотки. В руках у тебя этот опоссум, хвостом с колотушкой по себе хлещет, челюсти распахнуты, но ты так его за шиворот держишь, что он и шевельнуться не может, уголки глаз аж к ушам съехали. И тут ты с абсолютно серьёзным лицом оттопыриваешь рукой сумку на его пузе, а оттуда на меня выпучиваются четыре совершенно ничего не понимающих детёныша. – И ты начинаешь смеяться, – отблеск доложил том, что Озен показала зубы, улыбнувшись. – Это было так неожиданно и смешно, что я не смог удержаться. Да ещё и у тебя был такой вид, будто ты изобретаешь способ подняться с шестого уровня, а не выманиваешь наружу ребёнка. – Вот видишь, мне категорически запрещено доверять детей, – она развернула одеяло, накрывая их, – Потому я так удивилась, что Лайза решила стать матерью. Какие из нас, искателей, родители? – А если… – Марулк задумался, устраиваясь поудобнее, – Если скажем, искательница и домохозяин?.. Озен? Белый свисток уже задремала, обняв его, и Марулк улыбнувшись, поцеловал её в плечо: – Спи сладко. Доброй ночи.