***
— Ха... – громко вздыхает старшеклассник. У него в голове тысяча планов: начиная от "разберусь с семейными проблемами" и заканчивая "разберусь со своими проблемами". Тяжело и морально, и физически. Отвратительные чувства, как с ними справляться Чхве не имеет понятия. Осеннее солнце боязливо проглядывает из туч цвета металла, в воздухе пахнет надвигающимся ливнем. Хоть сейчас день, на улицах нелюдно. Непонятно с чем это связано с погодой или с убийцей, который метит на звание "серийный". Бомгю идёт неспешно, ему некуда торопиться, он никуда не хочет прийти, никого не хочет видеть, всё в секунду потеряло первоначальный смысл. Чхве свалит всё на "осеннюю хандру" и перетерпит гадкое, расползающееся по нутру, чувство неведомой доселе печали и отвращения к себе. Он придёт домой и покорно примет дальнейшие действия судьбы, какими бы они не были. Дом, кстати, привычно стоит на месте. Ничего не изменилось за те часы, в которых Гю умирал и заставлял себя воскрешаться, чтобы дать отпор неизвестно кому и выглядеть сильным неизвестно перед кем. Стук — ничего. Звонок в дверь — молчание. Ещё один стук — тишина. В такой поистине жуткой тишине слышнее становится даже биение собственного сердца. Бомгю его слышать не хочет. Он предпринимает попытку дёрнуть за ручку двери, ожидая, что та заперта, но она поддаётся. Гю удивляется на момент и входит в открытую, тёмную, и кажется вовсе не живую, квартиру.***
Ёнджун распахивает глаза. — Какого хуя... – кровь с носа капает на штаны от чего к горлу подступает тошнота. Всё тело, будто протыкает настойчивая армия маленьких острых иголочек. Чтобы хоть что-то развидеть за замыленными глазами, пришлось проморгаться не один раз. — Блять, что произошло, где я?! – Джун аккуратно дотрагивается носа, проверяя на целостность, и тут же жалеет: боль страшная. — Да ёб твою!... – зло шипит Чхве и соскребает себя с ледяной деревянной лавки. По правую руку слышится чьё-то задорное хихиканье. — Дяденька такой смешной. – маленькая девочка, которую Джун сперва не заметил, кое-как спрыгнула с той же лавочки и встала напротив. — Другой дяденька не такой: он был страшный и глаза у него точно мёртвые! Мама не верит, а мне — страшно! – ребёнок сильнее прижала куклу без лица к груди. Непонятный лепет голову ещё больше нагрузил. "Какой дядя? Бомгю что ли испугалась?" – Ёнджун хмыкнул, "Бомгю." – мужчина снова попробовал имя на вкус. Мелкий засранец, это же он посмел поступить, как последний мудак совсем не с тем, с кем должен был. Значит вот как: Джун ему помогает, сопельки подтирает, а этот неблагодарный ведёт себя следующим образом. Хотя с самого начала было понятно, что для этой пубертатной занозы чувство благодарности пустой звук, поэтому сильно удивляться не стоит. Однако, злость всё равно бьётся загнанной птицей в груди, это ведь не просто "какой-то там Чхве Бомгю", это непосредственно объект его страсти, только зарождающейся любви. Видит Бог, Ёнджун хотел по-хорошему. — Так, малая, – Джун поднял почти плачущего дитя на руки. — Показывай, где родители. Разберёмся.***
— Есть кто? – Бомгю прошёл по коридору, который раньше казался более родным, и попал на кухню. Кажется за столом кто-то сидит. Электричество везде отключено, а шторы надёжно закрыты, только через лучик уличного света, который пробивается сквозь ткань, можно разглядеть силуэт. — Отец?... – по телу пробежались мурашки. Сложилось впечатление, будто Гю целую вечность не говорил этого слова и сейчас пробудил древнее зло. Школьник кладёт руку на плечо незнакомца и разворачивает к себе лицом. — Я ждал тебя. – раздался папин голос. Бомгю лучше было не видеть до боли родные черты лица, потому что сейчас у него сердце сжалось, как никогда раньше. Захотелось даже обняться, но желание пропало в ту же секунду, как в нос ударил запах спиртного. Теперь взгляд зацепился за множество бутылок, что скрывала спина отца. — Где мама? – вышло более грубее, чем хотелось. — Мегера почивает в своей норе, подпитывается кровью младенцев, сбрасывает шкуру, ну, ты понял — она у бабушки. – мужчина хмыкнул. — Твоя мать в полном порядке, и двух часов не выдержала в больнице. Во-первых, она переживала потому что ты пропал, кстати, сейчас мне объяснять всё будешь, – Бомгю сжался, как и что объяснять он понятия не имеет. — Во-вторых, "королеве завтра на работу выходить", мы с твоей бабушкой еле заперли её в доме, всё порывалась в этот свой треклятый отель. Отец ненавидит работу мамы настолько же, насколько мама работу папы, ведь они оба на ней пропадают, не оставляя время на семью. Однако, хочешь жить — работай, хочешь жить хорошо — работай, как проклятый, верно? — Я... – начал Гю, зная, что неизбежное не оттянуть. — Как очнулся, первое, что почувствовал — разбитую щеку, – парень указал пальцем на самую примечательную рану, чтобы не возникало лишних вопросов по поводу неё. — И... поняв, что в целом остальное в порядке и я могу встать, найти себе помощь так и сделал. – Гю сложил руки, надеясь, что отец догадается об окончании нежеланного разговора. — Тебе что, совсем было плевать на собственную маму? – нетрезвый мужчина развернулся, чтобы лучше разглядеть сына, который сейчас хочет со стеной слиться. — Это не так. – холодным тоном объявил юноша. Да он прекрасно осознаёт, что всё выглядит именно так, но нужно попытаться выкрутиться, так, чтобы не выглядеть совсем уж злодеем. — Не забывай, что я ребёнок, это моя первая и, дай бог, последняя авария, в такие моменты думать о других — это назвать себя ангелом во плоти. – конечно мастерские навыки актёра помогли сказать этот бред уверенно, но сам Чхве внутри уже задыхался от чувства, будто он последний мудак. — Это очень странно, но пусть будет так. – внутренний Бомгю выдохнул: "Слава богу". — По сути, ты поступил правильно, – мужчина водрузил свою руку на плечо школьника и продолжил более серьёзно. — Но к кому ты пошёл, если не к своей семье? – Бомгю предполагал развитие разговора в таком направлении, поэтому особо не удивился. — К новому знакомому, Чхве Субину — племяннику Нобу-сенсея. Мы с мамой возвращались от него домой... Но как ты знаешь до пункта назначения так и не добрались... – Гю мастерски уводит нежеланную тему посредством давления на жалость. Он "невзначай" напоминает о том, что вообще-то жертва, кидает украдкой разбитый взгляд, отводит стеклянные глаза, поджимает губы, будто сердце проглотил и тогда папа, как по заготовленному сценарию, произносит: — Айщ, ну, что я за отец такой, неважно куда ты пошёл, главное живой, а в целом как вообще, порядок? – да, абсолютно в точку. Бомгю знает за какие ниточки тянуть. Правда откуда у него эти знания он не задумывался, но благодарить Бога от этого не перестаёт. Полезные знания, а когда умеешь применять их на практике — в тысячу раз полезнее. — Наверное, в порядке. – севшим голосом выдавил из себя Чхве. Отец с усталой улыбкой потрепал напоследок по голове и подошёл к холодильнику. — Я рад. Тогда сейчас поедим и отправимся к твоей бабушке узнавать, как там мама. – уста Бомгю тронула лёгкая улыбка. Он уже и не надеялся, что почувствует такое облегчение, как чувствует его сейчас. Да, проблем ещё куча, но разобраться даже всего с одной — гора с плеч. Хотя, насладиться данным моментом было куда более приятней, если бы ключи от спорткара, покоящиеся в кармане, не прожигали бедро, негласно напоминая: забываться не стоит.***
На поиски мамы девочки ушло где-то минут десять, однако, как оказалось, быть с ребёнком даже такое время очень тяжело. Девчонка чем-то напоминала Ёнджуну Бомгю: такая же требовательная, не имея никаких оснований, так в придачу и брыкалась в его руках. Дети все похожи. — Благодарю вас, Наён любит убегать если говорят не то, что она хочет услышать. – молодая девушка строго посмотрела на ребёнка. — Да без б, – Чхве снял с рук дитя и потёр расцарапанный затылок, за который она своими маленькими болючими пальчиками цеплялась, когда говорила, что ей страшно и она боится высоты. — Мадам, а сигаретки, случаем, не найдётся? В качестве сладкого приза, так сказать. – Джун засунул руки в карманы и обворожительно улыбнулся. — Найдётся. – женщина заговорчески подмигнула и принялась рыться в аккуратной сумочке. Ёнджун хмыкнул, он знает как воздействует на женский пол, и ему это льстит. Только "с прицепом" он всегда сразу отметает, ему эта канитель не нужна. — Конечно, ублюдок педофильный, для тебя у меня всегда найдётся! – не успел Чхве удивиться, как содержимое газового балончика оказалось у него в глазных яблоках. — Сука! – прошипел Джун и, согнувшись пополам, осел на землю. Глаза жжёт неимоверно. — Этот урод тебя напугал, любимая? – девушка присела на корточки к испугавшейся девочке, у которой уже слёзы на глаза навернулись и заправила прядки её волос за уши. — Мамочка... – ребёнок уже вовсю рыдает, хочет сказать, что он не тот и ничего не сделал, но ей так страшно и сердце колотиться сильно, невозможно успокоиться. — Ничего, милая, на этих ещё найдётся управа. – мама обняла дочку и, погладив по спине, подняла на руки. — Выродок, – женщина ткнула пальцем в сторону трущего глаза Ёнджуна. — Лично прибью если увижу ближе, чем на километр к моей девочке. Я на уши тут всех подниму! – женщина поспешила удалится прочь. — Иди, блять, поднимательница. – пелена непрошенных слёз застелила мир перед глазами. Мужчина чувствует, как сильно покраснели и потяжелели его веки. Одна заноза, значит, сбежала на его любимой тачке, предварительно разбив нос, а другая, в лице какой-то сумашедшей мамаши, лишила зрения. Что и кому, по итогу, Ёнджун сделал не то, он так и не понял. "Пошли вы все далеко и надолго, твари неблагодарные." – Чхве поднялся с земли, ещё раз протёр глаза от влаги и решительно направился вдаль. Сейчас хочется закурить и добраться до дома, где остаётся только упасть и заснуть. Он обязательно вернёт своих двух потеряшек. Одна из которых лично отвечать за все сюрпризы будет.***
До самого вечера Бомгю был окружён людьми: то бабушка, сновалась туда-сюда, повторяя, что ребёнок уже сутки горячего не кушал и пыталась запихнуть с любовью приготовленную еду; то мама, почти рыдая, обнимала школьника и говорила, что это всё её вина. Конечно не её и Бомгю это знает, а от этого знания сердце сжимается, ведь он почти всё время провёл с тем, кто по-настоящему виновен. Время пролетело незаметно. Примерно в полночь родители и Бомгю вернулись к себе в квартиру, на твёрдом обещании мамы минимум неделю сидеть дома и лечиться. У неё по сути не было особых травм, их Hyundai по словам полицейских, "просто в смятку", но пассажирам сильно повезло. Действительно всё обошлось лучше, чем могло. И на том спасибо. — Сын, – окликнул Чхве старший младшего, что уже направлялся к себе в комнату. — Мне ещё много чего неясно, соответственно, много вопросов. Я буду ждать того времени, когда ты сможешь рассказать мне всё в полном объёме. – отец легонько улыбнулся, не показывая намерения давить. Бомгю всё равно поёжился, ведь врать придётся ещё и ещё, а это нехорошо. — Я тебя услышал. – Гю тоже выдавил что-то наподобии улыбки и скрылся за дверью. Место, которое подросток за целый день ещё не успел посетить была его собственная комната. Холодная, недружелюбная, оформленная в абсолютном минимализме, но своя. Отражение души владельца. — Устал... – юноша прикрыл веки и выдохнул. Тело везде ноет, однако в душе, по крайней мере, нет прежнего беспорядка. Всё таки дома, с родными, в сто раз лучше. В уютной кроватке, с пустой головой, старшеклассник медленно проваливается в сон. Сейчас его никто не сможет потревожить: ни открытое кем-то извне окно в его тёмной комнате, ни холод, сразу въевшийся под кожу. Даже человек в чёрной маске, что будто сама смерть, стоит над спящим Гю и держит в одной руке записку, а в другой букет цветов, — не волнуют уснувшего школьника. Замечательные цветы синие гладиолусы — издавна символизируют храбрость и мужество, а ещё независимость. Иногда их дарят людям, которым хотят пожелать победы: по своей форме гладиолус подобен стреле, устремлённой к своей цели. — Глупо желать победы тому, кто уже победил. – незнакомец оттянул маску и приблизился, оставив между собственным лицом и лицом Бомгю, менее пяти сантиметров. — Но ты всегда моё исключение. – человек накрыл своими губами губы Гю в невесомом поцелуе. — С началом новой страницы твоей жизни, малыш Бом.