***
Нань Фэн тем временем уже начинает сдавать позиции. Противницы задали ему жару… Хотя, скорее, только одна противница. Женщина в белом вообще не торопится сражаться, её устраивает наблюдение, а вот её спутница гоняет младшего небожителя, как кот — зазевавшуюся мышь. — А он на удивление выносливый, — весело говорит Ши Цинсюань, сидящая на полуразрушенной стене. Нань Фэн как раз едва увернулся от одного огненного заряда, а вот второй впечатал его в ближайший дом. — Хотя магия огня у тебя самая слабая. Как думаешь, что он за заклинатель такой? — Он служащий Средних Небес, — Мин И отступает на шаг, стряхивая сажу с пальцев. — Думаю, его послали приглядеть за наследным принцем. — Никто его не посылал, — Ши Цинсюань качает головой и надувает губы, болтая ногами. — Никому на Небесах дела нет до этого места. — Тогда он доброволец. Интересно… Особенно если знать, как редко небожители помогают друг другу без прямого приказа. На такое готовы пойти только давние друзья, но Наследный Принц Сяньлэ печально известен их полным отсутствием. Ну если уж говорить о давних связях… — Мин-сюн… — тянет она, болтая пятками. — Когда мы здесь закончим, останешься в этой форме? — Нет. — Пожалуйста? — дуется Цинсюань. — Она мне так нравится, и ты такая красивая, а ещё ты почти никогда не соглашаешься подыграть мне… — Ты и я вкладываем в это разный смысл. Повелительница Ветров надувает губы… но Мин И права. Она единственная, кто никогда не стыдил младшую Ши за любовь к женскому облику. Она не всегда понимает эту любовь и иногда раздражается, устав от глупостей Цинсюаня, но она никогда не издевается. И Повелительница Ветров подозревает, что это потому, что где-то в глубине души… Мин И понимает, насколько хорошо ей в этом облике. Что иногда ей так гораздо лучше. Для неё женское тело такое же настоящее и такое же её, как и мужское. Но облик Мин И… Всего лишь маскировка или красивый наряд. Она позволяет втянуть себя в это, иногда даже получает удовольствие, если брать в учёт её умение ценить женский облик — (И Ши Цинсюань может подтвердить: Мин И действительно более чем способен оценить женское тело, и не важно, носит ли он его или прижимает к постели.) Но женский облик для Мин И значит не то же самое, что для Ши Цинсюаня. — …Но так всё равно интересно, правда? — просит Ши Цинсюань, чуть нахмурившись. — Ты теперь такая мягкая, и ты вкусно пахнешь… Мин И в мужском облике — сплошные твёрдые мышцы и острые грани. Ши Цинсюань всегда немного мягкая, в любом теле, но настоящее тело Мин И жесткое, почти причиняющее боль. Если быть честной, она обожает это тело — но временами оно пугает её. — А до этого я пах плохо? Нет. Он никогда не был чем-то неприятным. Он пахнет железом и кожей — в этих запахах нет ничего нежного или приглашающего, но они притягивают всё равно, заставляют Ши Цинсюаня желать, желать, желать. Редко когда ей что-то запрещают. Если ей что-то нужно, брат всегда достанет это для неё, хоть и поворчит для приличия. Из-за этого Цинсюань так и не выросла окончательно из образа избалованного ребёнка; она щедрая и доброжелательная, но при этом иногда нетерпеливая и даже жадная. Пока в её жизни не появился Мин И, ей никто никогда не говорил «нет». Твёрдый и решительный отказ. Сначала это потрясло её до глубины души; потрясло и взбесило. О Небеса, как она наслаждается теперь каждым отказом. Какое удовольствие ей приносит Мин И, даже когда всё усложняет, даже когда заставляет её плакать. — Нет, — признаёт она, надувшись. — Но я так ждала… Она замолкает, когда глаза Мин И вспыхивают; она следит, как младший небожитель начинает выбираться из обугленных обломков. — Подбрось в воздух его на минуту, — едва слышно говорит Мин И. — Сейчас. Ши Цинсюань не всегда послушно следует приказам, но, если их говорят таким тоном… она обычно подчиняется. Из её рукава вылетает веер, и небольшой смерч послушно возникает от одного движения запястья. Закрученный воздух подхватывает младшего бога и уносит высоко в небо. Пока он барахтается там, Мин И подходит ближе. Она идет медленно, не отрывая глаз от своей цели, пока не останавливается между коленей Повелительницы Ветров. — Я собираюсь избавиться от этого облика, когда мы вернёмся, — чётко говорит она и ловит Ши Цинсюань за подбородок, когда она начинает дуться. Длинные чёрные ногти впиваются в плоть, пока Повелительница Ветров не обмякает. — Ты можешь остаться в любом, для меня это не имеет значения. Строго говоря, её не нужно успокаивать, но Ши Цинсюань всё равно улыбается. Хотя её и прижали к стенке, ей совсем не тревожно. — Потому что когда мы вернёмся, — низким голосом продолжает Мин И, не сводя глаз с лица напротив. — Я тебя выебу. Глаза Повелительницы Ветра широко распахиваются, а щёки заливает краска. Мин И шагает ещё ближе, их лица почти соприкасаются. — Я думала об этом весь день, — мурлычет она и чувствует, как Цинсюань пытается свести дрожащие бёдра, но только крепче сжимает ими Мин И. — И я не успокоюсь, пока не окажусь внутри тебя. Резкие слова и грубый тон — она никогда не говорит так с другими богами. Для других её ум и отстранённость учёного остаются непроницаемой маской. Ши Цинсюань вздрагивает всем телом, лицу становится горячо. Её брат убьёт каждого, кто посмеет говорить с ней в такой манере — если узнает. Его неведенье здесь — половина удовольствия. — Как тебе такой план? — шепчет Мин И. Её губы замирают на расстоянии одного вдоха от губ Повелительницы Ветра, и она чуть отстраняется каждый раз, когда та подаётся навстречу. Она не позволит украсть поцелуй, и от несправедливости Ши Цинсюань стонет. Но, как и всегда, поддаться искушению — это её выбор. И она поддаётся, как и всегда; любое сопротивление оказывается не прочнее листа бумаги. — Да, — выдыхает она, сжимая своими бёдрами бёдра Мин И. — Хорошо, очень хорошо, я— Только тогда Мин И целует её, глубоко, беспорядочно и быстро. Она отстраняется, и порозовевшая Ши Цинсюань вытирает смазанную помаду. — Хорошая девочка, — шепчет она, напоследок сжав подбородок Повелительницы Ветра (у неё вырывается короткий задушенный стон). — Теперь отпусти его. Она делает шаг назад, и единственный скучающий взмах веера младшей Ши отправляет Нань Фэна в свободное падение. Он приземляется с оглушительным грохотом и оставляет после себя кратер.***
Дворец Баньюэ больше похож на склеп. Он сохранился точно таким, каким его оставили в день осады: земля во дворе усеяна обломками мечей и костей вперемешку с доспехами, и Се Ляню приходится ногой ощупывать тропинку, чтобы не споткнуться. Сначала Саньлан настаивал, что ему стоит остаться рядом, но Се Лянь наотрез отказался. Это было бы очень глупо: Се Лянь может обойтись и без зрения, он не беспомощный, а Саньлан потеряет время, приглядывая за ним. Ему не сложно в этом признаться. Он прожил восемь сотен лет, и только первые восемнадцать из них он мог видеть. Се Лянь давно научился принимать свои возможности и ограничения. И благодаря этим ограничениям он может слышать нервное дыхание кого-то, кто прячется от них в траве. Се Лянь останавливается и чуть приоткрывает глаза в темноте, проверяя, нет ли вокруг опасных тварей. Но вокруг только плотная демоническая энергия, накрывшая город, как покрывало. Снова закрыв глаза, он быстро, как скорпионовая змея, бросается вперёд и ловит чьё-то запястье. Оно тонкое и костлявое, и прикреплённое к нему тело в панике подпрыгивает. — Кто ты? — Господин Даос, это… это просто я! — всхлипывает мальчишка, и Се Лянь вспоминает голос. Тянь Шэн. В другой ситуации принц бы заподозрил обман, но он уже проверил местность на демоническую ци. — …Что ты здесь делаешь? — вздыхает бог. Его тон становится строгим: — Здесь очень опасно. — Мы, эм… — раздаётся ещё один голос, тоже принадлежащий кому-то из торговцев из той пещеры. — Мы подумали, что вы найдёте траву быстрее, если у вас будет помощь, так что мы пошли за вами. — Ваш друг, которого вы оставили с нами, — встревает Тянь Шэн. — Он вывел из пустыни тех, кто остался с ним. Мы решили, что так будет лучше! Се Лянь вздыхает, разминая переносицу. Что ж, хотя бы несколько смертных будут в безопасности. — Не теряйте друг друга из виду и не отходите от нас ни на шаг, — говорит он, выпрямляясь. — Для обычных людей это место очень опасно. — Дважды можно было не повторять, — Тянь Шэн ёжится. — У меня от одного вида мурашки! — Гэгэ? — раздаётся голос Саньлана, и Се Лянь мгновенно оборачивается на него, чувствуя немедленное облегчение. — Я нашёл шань-юэ. Все торопятся к нему, едва заслышав хорошую весть, но Саньлан шагает к принцу, не обращая ни на кого внимания. Он без слов берёт руку бога в свои, а потом измельчает лист шань-юэ в пыль, лишь сжав его в кулаке. Получившуюся мазь он наносит на место укуса, не сводя с воспалённой кожи пристального взгляда. В тишине Се Лянь начинает подозревать, что Саньлан действительно расстроился из-за змеи. Это потому, что Се Лянь поторопился его защитить? Тогда в пещере юноша явно был горд собой, легко справившись со змеёй, но… — Оно сработало? — осторожно спрашивает кто-то из торговцев, и Се Лянь поворачивает голову на голос с чуть болезненной улыбкой (не имеющей к укусу никакого отношения). — Да, я уже чувствую разницу. Это и правда отличное лекарство. Стоит ему договорить, и он чувствует, как рядом с ним расслабляется Саньлан, как из его груди вырывается тяжелый и долгий вздох. — Эй! — кричит кто-то ещё с другой стороны двора. — Я нашёл ещё! Её тут целая куча! Остальные стекаются к кричавшему, и Се Лянь тоже собирается пойти на голоса, но Саньлан останавливает его, удержав за руку. — Не ходи туда, — тихо говорит он, покачав головой, и Се Лянь непонимающе склоняет голову к плечу. А потом слышит: — АААААААААА! Его первой мыслью были змеи. Что кого-то ещё укусили, но… С голосом кричащего что-то не так. Он хриплый, булькающий. Нечеловеческий. — СМОТРИ КУДА ИДЁШЬ! ТЫ НАСТУПИЛ НА МЕНЯ! — завывает голос. Се Лянь непроизвольно крепче сжимает пальцы Саньлана. Конечно, он мог бы уже давно отпустить юношу, как того требуют правила приличия, но… Вместо этого он крепко держит его за руку. Даже когда они подходят ближе (Се Лянь настаивал, и юноша побрёл за ним, волоча ноги), он всё ещё держит другую ладонь. Се Лянь слушает хриплые причитания: — Чего вы сюда заявились? Кто вас звал? Кто вы такие? Се Лянь хмурится и вертит головой, пытаясь понять, откуда доносится странный голос… — Он закопан в земле, гэгэ, — шепчет Саньлан ему на ухо. — Его похоронили заживо. Се Лянь цепенеет, стиснув руку юноши так сильно, что ему приходится практически сразу отпустить, бормоча извинения. Это место… просто кишит мрачными воспоминаниями. — …Мы проезжие, из каравана, — объясняет один из торговцев. — Мы пришли за травой шань-юэ. — Ах, хорошшшшо, — шипит голос, будто что-то склизкое ворочается у него во рту. — Я тожжже был в караване… шшшесссстьдесссят лет тому назсаааад… Шестьдесят лет? Он… Он не может быть человеком, но Се Лянь не может открыть глаза и проверить, ведь он окружен смертными. — Я так давно не видел нассстоящих жжживых людей… — воркует голос, и что-то уродливое в нём вызывает в Се Ляне мгновенную дрожь отвращения. — Можжет… подойдёте поближжже? Что-то в нём напоминает принцу о грызунах и ползучих гадах. Что-то вроде крысы, но более опасное. Что-то слабое, и оттого жестокое. — К…как вы оказались закопаны в землю? — спрашивает Тянь Шэн. Он отходит поближе, к Се Ляню и Саньлану. Принц задвигает мальчишку себе за спину. — Меня зззакопали… как удобрение… для травы шшшшань-юэ… Се Лянь морщится, заслышав это, и Саньлан торопится успокоить: — Твоё лекарство я взял не отсюда. Бог с облегчением выдыхает, а лицо в земле продолжает клокотать: — Шшшшто… ниххто не подойдёт? Какая жжжалость, — оно захлёбывается каркающим смехом. — А ведь я ужжже видел… одного из вассссс… Как это возможно? Се Лянь уже убедился, что все в группе — смертные. За шестьдесят лет человек превратился бы в старика… но все здесь молоды. — Прошшшу… я такой жжже человек, как и вы, — всхлипывает лицо. — Разве? — холодно спрашивает Саньлан. — Как по мне, ни капли не похож. — Я человек! Человек, клянуссссь! Я— В середине его завывающей тирады кто-то из торговцев присел на корточки, чтобы подобрать упавшую шляпу. У Се Ляня оборвалось сердце. — Назад—! Но уже слишком поздно. Длинный змееподобный язык щёлкнул в воздухе и вонзился глубоко мужчине в ухо, пока не вытянул наружу кусок плоти, забрызгав всё кровью. Мужчина умер, ещё не ударившись о землю. — ХАХАХАХАХАХА! — резкий гогот пронзает ночь. — ВАМ ПРИДЁТСЯ МЕНЯ ПРОСТИТЬ, Я БЫЛ ТАК ГОЛОДЕН! Се Лянь тянется потереть уши: после стольких лет без зрения его слух стал невероятно тонким и чутким, слишком чувствительным. В желудке у него сворачивается тошнота. — ГЕНЕРАЛ! — завывает лицо в земле. — Я ПОЙМАЛ ИХ! Я ПОЙМАЛ ИХ ДЛЯ ТЕБЯ! ОТПУСТИ МЕНЯ ДОМОЙ! Се Лянь замирает, кровь стынет у него в жилах. Генерал. Значит… Кто-то уже наблюдает за ними. Одновременно с этой мыслью Саньлан хватает бога за запястье и задвигает себе за спину. БУМ! В то же мгновение, как Се Ляня отдёрнули прочь, что-то тяжеленное врезается в землю; судя по звуку, это железная дубина. Принц оглядывает собравшихся, чуть приоткрыв глаза, и видит несколько сгустков тёмной энергии. Скорее всего, это «генерал» и его солдаты. — ВИДИШШШЬ? — шипит лицо в земле. — Я ИХ ЗАМАНИЛ ДЛЯ ТЕБЯ! ТЕПЕРЬ МНЕ МОЖНО ДОМОЙ? Я ХОЧУ ДОМОЙ! Самый высокий из группы — огромный бородатый мужчина с чёрными глазами и желтоватой кожей — переводит на него взгляд и недолго смотрит. Тень отвращения мелькает на его лице, и дубина снова врезается в землю. Глина и песок разлетаются во все стороны, оголяя тело закопанной твари. Только вот тела у неё давно нет, оно превратилось в скелет, осталось только мумифицированное лицо. Се Лянь не может этого увидеть, но слышит внезапный резкий смех Саньлана. — Маленький уродец ещё не понял, что умер! Его слова, кажется, искренне пугают это создание, оно всхлипывает, извивается и постоянно причитает: — Я не умер! Я могу пойти домой! Я не умер! Не… Саньлан опускается на корточки рядом с лицом, ничуть не испугавшись длинного языка. — После того, что ты только что сделал, ты правда до сих пор считаешь себя человеком? — насмехается он. Какая ужасная деталь — тварь даже не понимает, что Саньлан говорит о пожирании человеческой плоти. Она решает, что юноша просто высмеивает её язык. — Что в этом странного? Всего-то… Всего-то язык, немного длиннее, чем у обычных людей! Ты… — тварь замолкает. Затем она говорит кое-что, что в других обстоятельствах заставило бы Се Ляня крепко задуматься. — Ты… Ты можешь мне помочь, ведь так? — всхлипывает лицо, не сводя с Саньлана наполненных безумной надеждой глаз. — Т-ты поможешь мне? Юноша склоняет голову набок, его глаза вспыхивают в темноте. Он тихо отвечает: — Нет. Я не стану. Но он не говорит «я не могу». Раньше, чем Се Лянь успевает обдумать его слова или спросить Саньлана, о чём он, принц улавливает краем уха разговор призраков. Его лицо становится мрачным. — Послушайте, — бог старается говорить спокойнее. — Не пытайтесь с ними драться. Призраков много и неизвестно, насколько они сильны. Се Лянь не уверен, что сможет одолеть их в одиночку, а ведь напавшие на них женщины всё ещё где-то здесь. Кроме того… Его лодыжка и горло… ноют, как он и предсказывал. — Они собираются увести нас отсюда и допросить, предлагаю пока плыть по течению. Как будто у них есть другие варианты. Саньлан выпрямляется и подхватывает Се Ляня под локоть, спокойный, как и всегда. Он помогает принцу не отставать от остальных. — …Саньлан, — тихо зовёт юношу Се Лянь, склонив к нему голову. — Когда ты читал о Королевстве Полумесяца, в свитках не было никаких упоминаний этого призрака? Что он за генерал? Юноша оглядывает ведущего их здоровяка. — На момент падения у Баньюэ был лишь один генерал, — отвечает он, не повышая голоса. — Его звали Кэ Мо, гигант недюжинной силы, верный приспешник Советницы. Се Лянь подбирается. Значит, он ведёт их к ней? Сильный Свирепый призрак с небольшой армией духов в услужении… а вокруг столько смертных, которых Се Ляню нужно защитить… Всё может стать очень плохо очень быстро. У них уже есть листья шань-юэ, и им нужно успеть с противоядием в срок. Надо убираться отсюда, и поскорее. Желательно до рассвета. Только вот как такое провернуть? Они идут уже долго, и Се Лянь всё ещё чувствует уклон: они поднимаются вверх. Он знает, куда их ведут. К Яме Грешников. Он отсюда чувствует печать, накрывшую это место. Она наполнена древней и сильной магией; заклятие, наложенное с единственной целью, — удержать внизу любого, кто упал туда. От одной мысли многих бы разобрал ужас, но Се Лянь не видит, с каким лицом А-Чжао идёт вперёд. Не видит тьмы в его глазах, когда он разглядывает подвешенного над ямой человека. Если бы Се Лянь мог увидеть то же, что и он… Ситуация сложилась бы совсем иначе. Саньлан ведёт его под руку всё время, пока они поднимаются, и его чуткость заставляет Се Ляня улыбнуться. Это знакомое ощущение, и Се Лянь рад ему. Но ничто не длится вечно, и зычный голос взрезает тьму: — БРАТЬЯ! — взывает Кэ Мо, потрясая над головой своей дубиной. Ответный рёв оглушает Се Ляня, и он зажимает уши. Должно быть, это кричат духи погибших солдат. Сколько их там? Сотни? Может быть даже тысячи. Сама мысль о таких количествах подавляет, лишает воли. Сколько простых смертных заманивают сюда каждый месяц, чтобы прокормить эту орду? И почему Небеса ничего не замечали? Се Лянь чувствует, как совсем рядом трясётся от страха Тянь Шэн, и оборачивается успокоить мальчика: — Не бойся, — говорит он. — Что бы ни случилось, я пойду первым. Может, это и принесло бы ребёнку какое-то утешение, если бы Кэ Мо не рявкнул своим солдатам: — Пошевеливайтесь и сбросьте вниз двоих! Остальных оставим для допроса. Се Лянь напрягается, стиснув зубы. А ведь он так хотел избежать драки. Но если другого выбора нет… Мысль обрывается, стоит ему почувствовать порыв воздуха и вскрик — кто-то из их группы сам спрыгнул в пропасть! Кто-то… Се Лянь не может пошевелиться от удивления: это был А-Чжао. Тихий, сверх меры осторожный проводник… вдруг бросился туда, откуда ему не выбраться. Се Лянь бросается за ним: — Стой—! Но уже поздно: Кэ Мо, схватив мужчину за руку, одним движением зашвырнул его вниз. А-Чжао проглатывает тьма. Се Лянь замирает с протянутой рукой, потом удивление отступает, и он опускает её, стиснув зубы. Очередная ненужная жертва. Как и когда-то на горе Юйцзюнь, Се Лянь с новой злостью думает о кангах, сковавших его тело. За всё время изгнания он так и не научился их ненавидеть, но теперь он снова божество, и он не может… Он не может даже уберечь горстку людей, и это его изводит. Если бы у него только были духовные силы, хотя бы одна тысячная от его резерва, он смог бы… — Давайте второго! Живее! — рявкает Кэ Мо, и на этот раз его солдаты хватают мальчишку, Тянь Шэна. — …Генерал, постойте! — выкрикивает Се Лянь, выступая вперёд. Наконец-то что-то привлекает внимание гиганта: он останавливается и поворачивает к нему голову. — Чужак говорит на нашем языке, — он начинает обходить Се Ляня по кругу. — Откуда пришёл? — С Центральной Равнины, — мгновенно отвечает Се Лянь, и со всех сторон слышатся плевки и шипение. — Генерал, все эти люди — всего лишь ни в чём не повинные проезжие торговцы, среди них даже есть ребёнок. Послушайте… — Думаешь, мне есть дело? — рычит Кэ Мо, тряся головой. — Как пёс с Центральной Равнины выучил наш язык? Баньюэ исчезло в песках два столетия назад! Се Лянь замолкает. Как тут объяснишь в двух словах? Может, стоит просто сказать им всем, что он бог? Сработать на устрашение? Они ведь не знают, что он закован кангами, а Жое умеет вытворять впечатляющие трюки. Но… Скорее всего, не сработает. Пока он думает, духи внизу снова поднимают вой. — …Того щенка уже сожрали, — бубнит недовольный Кэ Мо, а потом тыкает пальцем в мальчишку. — Скиньте этого, да поживее! Се Лянь мгновенно заслоняет Тянь Шэна собой. — Прошу вас! — кричит он, раскрыв руки. — Если так нужно скинуть кого-то в яму, сбросьте меня! Падение, конечно, превратит Се Ляня в лепёшку, но такое уже случалось много раз, и он точно знает, что выживет. Кэ Мо, однако, его энтузиазма не разделяет. — Ты подозрительный. Тебя я оставлю для допроса, хватайте другого! Се Лянь стискивает зубы, пытаясь придумать новый способ оттянуть неизбежное, когда кое-что заставляет его замереть. Ладонь Саньлана соскальзывает с его локтя и снова обхватывает запястье. Се Лянь уже собирается открыть рот и сказать, что сейчас не время, но… Саньлан целует костяшки его пальцев, и сердце замирает у Се Ляня в груди. Оно разрывается от воспоминаний, таких болезненно знакомых, что он не может дышать. — …Саньлан? — шепчет он, с трудом совладав с голосом. — Что ты..? Се Лянь замолкает, почувствовав ещё один поцелуй — на этот раз к тыльной стороне ладони, к давно зажившему укусу. — Гэгэ, не бойся, — едва слышно говорит Саньлан, и в его словах столько заботы и нежности, что Се Лянь невольно смягчается. — Я ненадолго. У принца кожа превращается в лёд от этих слов, но Саньлан уже отпустил его, уже идёт вперёд. — Ч… Нет. — Что ты..? — спрашивает он, силясь унять спазм в груди. — Я же сказал, не бойся, — напоминает Саньлан. Голос у него спокойный и лёгкий. Бог трясёт головой, делает шаг вперёд. — Отойди от края, и я перестану бояться. Сердце колотится с оглушительным стуком. Се Лянь не может объяснить, но… Он и правда боится. Он прожил сотни лет и познал сотни потерь. Он видел, как его неудача обрушивалась на простых смертных везде, где он появлялся. Скорбь… Он привык к ней, он почти стал к ней нечувствителен. Он заводит друзей и приятелей, но ни к кому не привязывается глубоко. Больше нет. Но он хочет, чтобы Саньлан отошел от края. Се Лянь не… Ему с трудом удаётся дышать, у него трясутся руки. Он ничего не понимает, но Саньлан всё ещё там, и принц так не хочет, чтобы он был там, он— — Не беспокойся, — шепчет Саньлан с улыбкой, обернувшись на него. Раз его бог не видит, он может позволить себе не прятать своего взгляда. Не прятать тепло и очевидную мягкость, не скрывать всепоглощающую нежность, с которой он смотрит в лицо Се Ляня. Пусть смертные видят — они всё равно не поймут. — Я вернусь, как и всегда. Что-то в этой фразе заставляет Се Ляня замереть и нахмуриться. «Как и всегда»? Что… что это вообще значит…? Но затем принц слышит удаляющиеся шаги, потом тихий шелест ветра — и тишину. Будто бы Саньлан… Будто бы он просто спрыгнул вниз. — С… Бум. Се Лянь делает нетвёрдый шаг вперёд, шарит руками по воздуху, но под пальцами лишь пустота. Он бросается к краю… Там никого нет. Бум. Нет. Нет, нет, нет. Он… он.. Се Ляня бьёт крупная дрожь, и впервые за много веков… Его охватывает животный ужас. — САНЬЛАН?! Се Ляня трясёт, он слепо смотрит во тьму внизу, и видит только чёрное море отвратительной демонической ци. Он… Плечи принца расправляются, на скулах проступают желваки. Нет. Только не… Не он. Не сегодня. Без малейших колебаний принц бросается в пропасть… но не падает. Кто-то мертвой хваткой вцепляется в его руку, не давая спрыгнуть вниз. — Я с тобой… НЕ ЗАКОНЧИЛ! — рычит Кэ Мо, вздернув принца наверх, но богу уже нет до него дела. Одной ногой уперевшись в стену Ямы, Се Лянь призывает Жое. Стоит ленте обвиться вокруг горла и плеча гиганта, как он резко дёргает на себя. Се Лянь распахивает глаза, в которых пылает узор канги. Он смотрит на Кэ Мо сквозь тьму, и мимолетного удивления оказывается достаточно — яростным рывком Се Лянь дёргает Жое и рычит: — ТОГДА МЫ ПОЙДЕМ ВМЕСТЕ! Но в то мгновение не только Кэ Мо увидел его кангу. Призрак, который до этого безвольно висел над ямой бессчётные годы, тоже распахивает глаза. Её маленькое тело мгновенно подбирается… И она бросается в бой. Со свистом она проносится по рядам солдат, стоящих вдоль стены, и яростным атаками сбрасывает их вниз. — ЭЙ! — СНОВА ЭТА МЕРЗОСТЬ! Наверху разворачивается хаос, но двое — Се Лянь и Кэ Мо — уже летят в пропасть. Их быстро разделяет: Кэ Мо в разы тяжелее и летит вниз быстрее. Се Лянь посылает наверх Жое, чтобы лента зацепилась за что-нибудь и смягчила падение (а потом вытащила их с Саньланом обратно). Но ничего не выходит. Жое врезается в невидимый барьер, и от места столкновения по магической печати пробегают волны. Лента торопится спрятаться у Се Ляня на шее. Они продолжают лететь вниз. Теперь бог не сможет ничего сделать, и его ждёт отвратительное приземление. Он падает. Теперь он всегда падает. Раньше всё было иначе. Это Се Лянь подхватывал оступившихся, поднимал их вверх. Будь это его друзья или чумазые сироты, которых он даже не знал. Но затем он упал с Небес. Далеко и больно. И с тех пор Се Лянь так и не перестал падать. Он падает, когда спотыкается. Падает с мостов. С обрывов. Когда-то кое-кто ловил его — но с тех пор прошло много времени, и Се Лянь научился падать правильно. Научился группироваться и приземляться. Никогда не паниковать. Должно быть, это его судьба: он полюбил мальчика, который упал первым. Теперь он смотрит в бурлящее месиво проклятой тьмы над головой и думает, насколько страшно было тому мальчику лететь с неба, подобно падающей звезде. Спрашивает себя, о чём Хун-эр думал тогда. О чём сожалел. Хун-эр ведь был уверен, что проживает последние мгновения жизни. А Се Лянь знает, что для него это не конец. Он просто готовит себя к приземлению — и к боли, и к тому, что его встретит на дне. Потому что он привык. Он много раз делал это раньше. Он выживет, как и всегда. Но… Звяк! Се Лянь больше не падает. Но и удара о землю ещё не было. Его тело не сложилось, как те золотые дворцы, его кости не треснули, он не ждет, пока через мучительную боль его тело соберет себя заново. Ему не больно. Ему… он… Кто-то держит его на руках. Кто-то… Кто-то его поймал.