No Paths Are Bound

Когда Се Лянь просыпается следующим утром, он уже знает, что циновка рядом с ним пустует, и поначалу это не вызывает у него беспокойства. Саньлан почти каждое утро встаёт раньше него чтобы приготовить завтрак или сходить к ручью за водой, но… В храме тихо, и у бога скручивает живот. — …Саньлан? — бормочет он, так резко садясь на постели, что начинает кружиться голова. Се Лянь прижимает ладонь к виску и оглядывается в поисках знакомой ауры под глухой стук собственного сердца в ушах. Где он? Что-то случилось? Он..? Ужас сжимает Се Ляню горло от одной мысли: вдруг что-то случилось ночью, а он не проснулся? Проспал? Пропустил? В его мыслях нет логики, они заполнены лишь воспоминаниями — воспоминаниями о другой ночи, когда он лег спать с кем-то, а проснулся один. — С-Сан… Саньлан! Звяк! Се Лянь мгновенно оборачивается на звук и прислушивается, надеясь услышать шаги или уловить любой другой знак его присутствия, но… Вместо алого моря или изящной формы, которую Хуа Чэн сотворил для бога вчера, перед глазами Се Ляня тьма. Лишь одно разбавляет её — бабочка, сидящая на покрывале и мягко складывающая крылья. Се Лянь протягивает к ней один подрагивающий палец, и маленькое создание осторожно перебирается на него, излучая тёплые искры. «Дянься» У Се Ляня вырывается нетвёрдый вздох, и он прикрывает ладонью рот. Очевидно, сообщение было записано заранее, но один лишь звук голоса Хуа Чэна поднимает в его груди волну болезненного облегчения. «Я бы хотел дождаться тебя и попрощаться перед уходом, но возникли дела, требующие моего неотложного вмешательства. К сожалению, разобраться с ними могу только я» Только выдохнув Се Лянь понимает, что всё это время задерживал дыхание. «Скоро увидимся» Спустя мгновение Се Лянь снова погружается в панику — на этот раз из-за того, что так разволновался на пустом месте. У него не было ни одной причины думать, что Саньлану что-то угрожает, а он всё равно… С другой стороны, теперь Се Лянь знает, что он в порядке. И это единственное, что имеет значение, даже если… Здесь будет немного пусто, пока Саньлан не вернётся. Се Лянь уже давно должен был привыкнуть к… «Ваше высочество?» — от внезапного вторжения Лин Вэнь он едва не подскакивает. «Вас вызывают» Хотя Се Лянь предпочёл бы не появляться в Столице подольше, даже он знает, что не стоит игнорировать общие собрания богов Верхних Небес. Вдобавок ко всему, это собрание с большой вероятностью касается его расследования в Баньюэ — тут уж не отвертишься. Се Лянь начинает приводить себя в порядок и замечает, что его волосы отчего-то совсем не спутались после целой ночи. Они ведут себя так всю неделю — какое необычное совпадение. Рука Се Ляня, уже потянувшаяся за привычной лентой, удивлённо замирает: на столике лежит вещь, которой явно не было там прошлой ночью. Это заколка, украшенная узором из цветов; судя по ощущениям, её вырезали из слоновой кости и нефрита. Се Лянь не знает, почему так уверен, что цветы белые, в точности как… Он трясёт головой и возвращается к изучению заколки, обхватив её двумя руками. Должно быть, её подарил Хуа Чэн, только вот… по какому поводу? Се Лянь уж точно не сделал ничего, что заслуживало бы подарка; из них двоих это Саньлан раз за разом прикладывал все усилия, предугадывая желания и окружая бога заботой. Се Ляню стоит поблагодарить Князя Демонов, когда они снова встретятся. И… Се Лянь в задумчивости вертит в руках заколку. Ему нечего дать взамен Князю Демонов, хотя стоило бы: он столько всего сделал для Се Ляня, а принц в ответ сжег благодарственный ужин вместе с котелком. Приняв решение, Се Лянь закалывает волосы новым украшением вместо привычной ленты. Заколка удивительно легко устраивается в волосах, хотя Се Лянь последний раз носил такое ещё во времена своего первого вознесения. Справедливости ради, подарок Хуа Чэна не такой броский. Будь заколка покрыта позолотой и инкрустирована драгоценными камнями, как его заколки в те времена, Се Ляню было бы ужасно неловко показаться с ней на людях. Нет, он не считает дорогие вещи ничего не стоящей фривольной глупостью, это совсем не так. Скорее… После всего, что с ним случилось, Се Лянь недостоин принять подобную роскошь, а даже если бы был — за восемьсот лет бродяжничества он бы не знал, как. В любом случае, пусть Се Лянь и не заслуживает подарка Хуа Чэна, он всё равно рад получить его. Ему нравится эта заколка. Собрание предстоит важное, так что Се Лянь решает переодеться. Он не изменяет привычкам, и новые одежды остаются знакомого оттенка белого, только вот вдоль ворота и рукавов тянется простой цветочный узор, вышитый серебряной нитью. Се Лянь давно сшил эти одежды и собирался продать; они и рядом не стояли с тем, что он носил во времена первого вознесения, но теперь Се Лянь сгорит со стыда, если наденет что-то такое. И всё же, он был и остаётся вознёсшимся божеством, так что… Се Лянь вздыхает, поправляет одежды и тянется за шляпой — он оставил её висеть у двери. С удивлением принц обнаруживает, что она стала куда прочнее и обзавелась простой полупрозрачной вуалью. Неужели и это дело рук Саньлана? Несмотря ни на что у бога вырывается короткая улыбка; он поднимает шляпу, устраивает её на голове и закрепляет под подбородком. Саньлан и вправду хорош во всём, да? Когда небожители обсуждали Князей Демонов в духовной сети, то рисовали их уродливыми чудовищами, дикарями, животными, в которых мало что осталось человеческого. Но Се Лянь провёл рядом с Хуа Чэном достаточно времени, чтобы понимать, что Бедствия далеко не так просты. Когда Се Лянь снова оказывается на Небесах, первым делом он замечает ужасную суету. Обычно Столица — тихое место, никто здесь не спешит, потому что спешить некуда. Но сегодня боги то и дело снуют туда-сюда. Подавляющее большинство из них — младшие небожители, и все они стекаются в Главный Зал Собраний. Се Лянь немного опаздывает, но всё же… Неужели вся эта шумиха из-за Пэя-младшего? Се Лянь ни в коем случае не собирается принижать жизни тех, кто погиб на Перевале Полумесяца, но ради них не нужно собирать весь Небесный Двор. Се Лянь морщится, вспоминая свой суд перед первым низвержением. Такие вопросы не должны решаться публично, и Генерал Мин Гуан явно будет не в восторге. Что вдвойне плохо для Се Ляня, ведь именно он… — Ваше высочество! Ваше высочество Наследный Принц! — выкрикивает запыхавшийся кто-то у него за спиной, и Се Лянь замирает, так и не сделав шаг. Он вскидывает подбородок, пытаясь понять, кто зовет его. Его некому звать. Некому и незачем. Уж точно не здесь. Человек, продолжая кричать, пробегает мимо Се Ляня, спеша нагнать… Се Лянь щурится, разглядывая оранжевую ауру в отдалении; она яркая и мерцает, будто пламя, а в глубине… Она выглядит будто… Дух тигра? — Ваше высочество, — младший бог останавливается рядом с рыжей аурой, тяжело дыша. Он упирается руками в колени, стараясь перевести дух, и продолжает: — Вы забыли пропуск! — Ох! Звук этого голоса — этого яркого, знакомого голоса — заставляет Се Ляня вмёрзнуть в землю и побелеть, как полотно. — Я так боялся опоздать, что поторопился и забыл его, — с неловким смешком признаётся молодой бог, почёсывая затылок. Это… «Наставник! Наставник! Вы видели? В этот раз у меня получилось?» Ох. Се Ляню требуется несколько ударов сердца, чтобы почувствовать на себе чужой взгляд. То есть… не совсем чужой. На него смотрит Бог Войны Востока, Лан Цяньцю. Повисает тишина, но она длится совсем недолго. Се Лянь поднимает руку и с мягкой улыбкой приветствует своего коллегу. Его глаза при этом остаются закрытыми. — Здравствуйте, ваше высочество наследный принц. Лань Цяньцю какое-то время разглядывает его, распахнув глаза. Он вглядывается в лицо, которое никогда прежде не видел, но… В конечном итоге он ярко улыбается и машет в ответ богу в белых одеждах: — Здравствуйте! Улыбка Се Ляня становится мягче. Он всегда был очень открытым и дружелюбным ребёнком, даже рядом с незнакомцами. А кто ещё Се Лянь для Лан Цяньцю, если не незнакомец? — Ваше высочество, вы уже опаздываете… — вздыхает младший бог рядом с Лан Цяньцю, массируя виски. — Иду, иду… Се Лянь видит, как дух тигра снова ступает на лестницу, слышит мягкий стук его лап. Бог остаётся на месте какое-то время, вслушиваясь в шепотки вокруг. Шепотки о неловкости всей этой встречи, о могуществе уничтожившей Сяньлэ Юнъани, о том, насколько Лан Цяньцю сильнее Се Ляня… О том, что Лан Цяньцю, даже если его прогонят с Небес и заключат в канги, никогда не падёт так низко. Не опустится до… Ах, значит, эти слухи так и не утихли? В любом случае, Се Лянь выбирает не обращать на них внимания. — Ваше высочество? О Небеса, неужели рядом с Се Лянем оказался ещё какой-то представитель благородных кровей с таким же титулом?.. Голос Лин Вэнь раздаётся всё ближе: — Будьте осторожны на собрании и после него. В руках у неё с десяток свитков, в каждом доказательства и факты, а по обе стороны от неё плетутся ещё более нагруженные младшие боги литературы. — Пэя-младшего скорее всего сошлют, — ровно объясняет она. — Так что Генерал Мин Гуан не останется в стороне. — Есть вещи похуже изгнания, — спокойно отвечает Се Лянь, и Лин Вэнь вопреки обыкновению чувствует укол стыда: она только вспомнила, с кем говорит. — Есть ли новости по делу о духе ребёнка на горе Юйцзюнь? — …Боюсь, что нет, ваше высочество, — признаёт Лин Вэнь. — Но мы приложим все усилия, чтобы докопаться до сути. Конечно, Се Лянь верит ей. Дворец Литературы работает не покладая рук, а Лин Вэнь даже звучит уставшей. Пока они идут, она продолжает получать запросы и донесения: возле её головы вьётся целый шторм из важных документов и записок, сложенных в бумажных журавликов. Се Лянь не мог не преисполниться сочувствием. — Я добавляю вам хлопот… Прошу прощения. — Это моя работа, — просто отвечает Лин Вэнь. — Мне следует поспешить. Се Лянь не сильно от неё отстаёт, тихо поднимаясь по бесконечным ступеням. Он сложил руки внутри рукавов и идёт так легко и осторожно, как только способен, надеясь проскользнуть в Зал, не привлекая внимания. Внутри царит абсолютная тишина. Небесная Столица вся заполнена золотыми дворцами, но Большой Зал Собраний с лёгкостью затмевает их все. Полы из чёрного мрамора здесь отполированы до зеркального блеска, а широкие колонны обвивают драконы — личный символ Цзюнь У. Огромный дракон высечен и на потолке, прямо над троном — настолько массивным, что он возвышается над полом на целый метр. Когда Се Лянь последний раз был в этой комнате, его судили и приговорили к изгнанию. Он… — Сяньлэ. Принц напрягается при звуках этого голоса, старается встать ровнее. — Ты пришёл. Будто бы Се Лянь хоть раз отказывался явиться, когда его вызывали во дворец. Он пытается прочитать тон Императора, и желудок скручивает от неопределённости. Цзюнь У… кажется, рад видеть Се Ляня. Это одновременно облегчение и неожиданность. — Я уверен, ты знаешь, зачем тебя вызвали. Принц кивает. — Знаю, — он склоняется в глубоком поклоне, уважительно сложив перед собой руки. — Но мне казалось, что вопрос уже улажен. — Вопрос ещё обсуждается, — из-за спины принца доносится глубокий, звучный голос. В самом его звучании кроется что-то несомненно притягательное… и знакомое. — Мин Гуан, — спокойно отвечает Цзюнь У, переводя взгляд холодных глаз на Генерала. — Я удивлен, что ты так скоро встал на ноги. — Вопреки моим указаниям, — ворчит Му Цин, складывая руки на груди. Се Лянь в удивлении поднимает брови: Генерала ранили? Разве такое возможно? — Вы думали, я останусь в стороне? — спокойно отвечает Пэй, вздёрнув бровь. — Вопрос касается моей семьи. И, хотя про Пэя ходит много нелестных слухов, всем известно, как яростно он защищает своих. Никто не оспаривает его слова, но бог, стоящий ближе всех к трону Цзюнь У, раздражённо сверкает сапфировыми глазами. — Кроме того, я навестил Пэя-младшего до собрания, — продолжает Генерал, делая шаг вперед, выступая из толпы. Каждый Бог Войны (за одним исключением) носит доспех — скорее как демонстрацию, чем ради реальной защиты. Однако в случае Мин Гуана доспех выполняет обе роли сразу. Небесный металл сияет на его груди и плечах, а крепления украшены рубинами. Это дорогой доспех, но при этом он покрыт следами многих битв: Мин Гуан предпочитает не менять свое снаряжение, в отличие от других богов, сдающих его в оружейную после первой же царапины. Кроме шрама, пересекающего его левый глаз, у него нет других шрамов. У богов длинные жизни и много воспоминаний, но Пэй убежден, что ничто не врезается в память лучше боли. Ноющая рана на боку — урок, который ему ещё предстоит усвоить. Так сложилось, что Пэй Мин — единственный бог на небесах, способный смотреть императору прямо в глаза, не поднимая головы: они одного роста. — Клон Пэй Су, посланный в Королевство Полумесяца, был силён, — Се Лянь прикусывает щёку, не проронив ни слова, и Пэй размеренно продолжает: — Достаточно силён, чтобы призрак уровня Свирепого не доставил ему проблем. Однако в яме грешников ему встретился некий юноша, одетый в красное, который с лёгкостью одолел его. Пэй Су утверждает, что юноша был спутником Принца. По комнате волной бегут шепотки, но Принц Сяньлэ даже не меняется в лице. — Прошу прощения за грубость, ваше высочество, — Пэй Мин оборачивается к Се Ляню и отходит от трона. — Приятно вновь встретиться с вами. Цзюнь У остаётся молчалив и неподвижен, только чуть сужает глаза. — Это честь для меня, — Се Лянь вежливо улыбается и склоняет подбородок. Улыбка Пэя и его внешность славятся на все три мира, и Се Лянь немного рад, что не может их видеть. Среди всех присутствующих в зале богов — кроме Цзюнь У, чья аура накрывает всю Небесную Столицу — Мин Гуан самый сильный. Он сияет ярче всех здесь, искрится рыжим, красным и золотым — всеми оттенками рассвета, которые Се Лянь успел позабыть. Красивое зрелище. — Рад слышать, — задумчиво говорит Пэй Мин. Хотя они не виделись с тех пор, как Се Лянь был подростком (сам принц уже не помнит те времена), между ними никогда не было вражды. Они оба уважали силу, а значит, и друг друга. — И всё же, мне придётся спросить. Ваш спутник… — Пэй поднимает подбородок, оглядывая собравшихся в зале небожителей. — …Богом чего он является? — … — Се Лянь прочищает горло, улыбается и пускается в объяснения: — Мы встретились с ним несколько дней назад по пути в моё святилище, и он представился обычным юношей, которому некуда пойти. Я пригласил его остаться, и он был очень добр и внимателен. Когда пришло время отправляться на Перевал Полумесяца, он попросил взять его с собой, и я согласился. В моём присутствии он ни разу не сделал ничего подозрительного и, насколько мне известно, он не божество. — …Ваше высочество, — Пэй улыбается, его лиловые глаза пристально следят за выражением лица Се Ляня, выискивая любой намёк на неискренность. — Пэй Су доложил, что вы двое весьма близки. Се Лянь цепенеет от удивления. Неужели прямо так и сказал?.. — Слишком близки, чтобы быть лишь незнакомцами, — заключает Генерал Севера. — Объяснитесь? Се Лянь открывает рот, потом закрывает его, потому что… они ведь действительно встретились пару дней назад, так что… — Генерал Пэй. Это заговорил какой-то юноша из толпы; голос у него мелодичный и чистый, будто порыв свежего ветра. — Вы полагаетесь на слова преступника, которого скоро сошлют, — указывает юный бог, помахивая метёлкой из конского волоса. — Вы уверены, что это самый надёжный источник информации? Юноша в бело-зелёном ханьфу выступает вперёд. Он потрясающе красив: лицо у него нежное, глаза цвета изумруда, а волосы стекают по спине волной тёмного шелка — и теперь он улыбается Пэю с плохо скрытой неприязнью. — …Что ж, — Генерал улыбается в ответ, чуть сощурившись. — Тогда пусть выскажутся генералы Наньян и Сюаньчжэнь. Эти двое тут же напрягаются. Каким-то образом они каждый чёртов раз оказываются рядом на подобных мероприятиях. (Сегодня между ними повисла гнетущая тишина). — Если мои подозрения верны, они смогут опознать раны. Се Лянь не успевает спросить, что он имеет в виду: раздаётся щелчок пальцев, и под потолком Большого Зала Собраний открывается портал, из которого со свистом выпадает безжизненное тело. Клон зависает в метре над полом, так и не соприкоснувшись с землёй. Цзюнь У оглядывает двоих генералов и кивком показывает, что они могут подойти. Наньян и Сюаньчжэнь покорно выступают вперёд и принимаются осматривать тело, как и просил Мин Гуан. Клон теперь — лишь пустая оболочка, вялая и безжизненная. Его пустые глаза смотрят в потолок, а тело с ног до головы покрыто порезами и ранами. Ни одной смертельной (тот, кто оставил их, легко убил бы его, если бы хотел). Больше всего собравшихся поражает количество порезов. Мгновение спустя Фэн Синь распрямляется и кивает: — Это он. — Это ятаган Эмин, — заканчивает за него Му Цин. Толпа небожителей взрывается гомоном, и Пэй Мин удовлетворённо улыбается: — Спасибо что подтвердили мои подозрения, Генералы, — он поворачивается к Цзюнь У, сцепляет перед собой руки и склоняется в неглубоком поклоне. — Владыка, в свете новых обстоятельств прошу пересмотреть дело. — Генерал, — снова подаёт голос юный бог с метёлкой. — Уж не собираетесь ли вы сказать, что Наследный Принц сговорился с Князем Демонов, чтобы оклеветать Пэя-младшего? Зачем ему это? Се Лянь не узнает острого на язык юношу, но молодой бог уже защитил принца дважды — что на два раза больше, чем он привык. — …В мои намерения не входило никого обвинять в сговоре, — вздыхает Пэй, массируя висок (а потом морщится и зажимает ладонью бок). Се Лянь не видит его совершенно белого лица, но слышит, как тяжело даётся Пэю каждый вдох. Кажется, ему и правда сильно досталось. — Однако нельзя исключать, что Хуа Чэн мог обманом и чарами втереться к нему в доверие. В конечном итоге… — взгляд Пэй Мина метнулся к Цзюнь У. — Наследный Принц был послан в мир смертных в уязвимом состоянии, несмотря на то, что его наказание завершилось. Се Лянь напрягается. Стоит признать, что он и сам не знает, почему проклятые канги ещё не спали. Но даже если так, он не… Ему не нужна жалость Мин Гуана. — В любом случае, это не моё дело, — Генерал пожимает плечами, не разрывая зрительного контакта с Цзюнь У. — Но высока вероятность, что Хуа Чэн околдовал его. — Младший Пэй признался при свидетелях, — вновь встревает молодой бог. — Или вас настолько ослепили семейные связи, что вы об этом забыли? Глаза Пэя вспыхивают, и раздаётся новый голос, холодный, ровный, но строгий: — Достаточно. Ши Уду, до этого неподвижно стоявший у подножия трона в полной тишине, с щелчком захлопывает веер. Он бросает на брата ледяной взгляд, и Ши Цинсюань едва заметно ёжится, — сколько бы он ни притворялся, что ему всё равно, но всё же никто не обрадуется, если его возьмутся прилюдно отчитывать. — Тебя все услышали. Впредь не стоит тратить время Императора на твою личную вражду с Генералом. Се Лянь должен признать, что юный бог явно не просто так бросился спорить с Пэй Мином. Интересно, что они не поделили? Они враги? Не важно — этот бог несколько раз уже заступился за Се Ляня, а значит, теперь пришла пора принцу вернуть должок. — Если вы хотите проверить моё тело на следы заклятий, то Цзюнь У волен так и поступить, — он вздёргивает подбородок. — Что до Хуа Чэна… Се Лянь не может видеть, как позади него Му Цин в отчаянии прикрыл ладонью глаза. — …Он невиновен в преступлениях Пэй Су. Лишь потому, что он Князь Демонов, нельзя свалить всю вину на него, это недопустимо. К тому же, я лично был свидетелем признания Пэя-младшего. Пэй Мин, Фэн Синь и Му Цин смотрят на него во все глаза, у каждого на лице написано одно и то же выражение пораженного непонимания; Ши Цинсюань меж тем зло обмахивается веером, явно недовольный публичным нагоняем от старшего брата. — Вот-вот! — Ты—? — Повелитель Вод прав, — Цзюнь У поднимается со своего трона. — Достаточно. Пэй Су признался, и его слова совпали с показаниями Кэ Мо. Дальнейшие обсуждения бессмысленны. Вопрос закрыт. — … — Пэй Мин бросает взгляд на Ши Уду, и Цинсюань щурится, пытаясь понять их молчаливый разговор. — …Принято, — выдавливает Пэй сквозь стиснутые зубы, склонив голову. — Но вмешательство Хуа Чэна нельзя оставлять без внимания. Следует тщательно рассмотреть этот вопрос. — Разумеется, — спокойно отвечает Цзюнь У. — Однако, насколько мне известно, другое дело требует немедленного обсуждения. Се Лянь с недоумением склоняет голову к плечу: он был уверен, что их всех собрали здесь для решения судьбы младшего Пэя. Неужели…? — По моему приказу Генерал Мин Гуан занимался расследованием серии нападений на севере Цинхэ, — объясняет Цзюнь У. — Насколько мне известно, расследование привело Генерала к серьёзным открытиям, которыми он посчитал нужным поделиться с Небесным Двором. — …Всё верно, — подтверждает Пэй и тянется к ножнам у бедра. Он вздергивает подбородок и говорит раздельно и ясно, чтобы его услышал каждый бог в зале: — Нападения были неудачным стечением обстоятельств и случились по вине местного клана заклинателей. Дело улажено. Однако в процессе был развеян проживавший на этой территории древний призрак, непричастный к нападениям. Пэй снова выступает вперёд, за его плечами мягко покачивается алый плащ. — Мы с Цюань Ичженем застали последние мгновения жизни этого призрака. Перед тем как исчезнуть, он попытался напасть на нас, используя это, — Генерал поднимает высоко в воздух кинжал, сделанный из чёрного металла. На его бритвенно-острых гранях мерцают проклятые блики. — Я был ранен, защищая Цюань Ичжэня, — объясняет генерал, переводя взгляд на Цзюнь У. Рядом с Императором Повелитель Вод скрещивает руки на груди, глаза у него напряженные. — И я не смог залечить рану, используя духовные силы. По залу пробегает беспокойный шепоток. Ши Цинсюань перестаёт обмахиваться веером и склоняется к Се Ляню, чтобы прошептать ему на ухо: — У него в руках нож, ваше высочество. Или кинжал? Не знаю, есть ли разница… — … — Се Лянь улыбается, немного тронутый заботой. Никому другому не пришло в голову, что он не может видеть, о чём идёт речь. Со стороны юного бога это был очень милый поступок. — Я уже догадался, когда он упомянул рану, — шепчет принц в ответ. — Но всё равно спасибо. А затем добавляет: — У кинжала обе стороны острые, а у ножа только одна. — Ах… — едва слышно выдыхает Ши Цинсюань и поднимает веер, чтобы спрятать от остальных их перешептывания. — Тогда это кинжал. У Му Цина дёргается бровь: — Вы двое, можно потише? Как раз когда он говорит, Цзюнь У переводит на него тяжёлый взгляд. — Насколько мне известно, по возвращении Генерала раной занимался Сюаньчжэнь. Му Цин отступает от двух богов и прочищает горло: — Да, Владыка. Генерал Мин Гуан потерял много крови, и я не смог излечить его, даже используя совместные духовные силы Наньяна, Лин Вэнь и Повелителя Вод. Присутствующим небожителям стало ещё больше не по себе, и даже Се Лянь почувствовал себя неуютно: хотя в его теле нет ни капли духовной энергии, на нём все заживает, как на собаке. Как оружие могло ранить бога — особенно такого сильного, как Пэй — и нанести настолько тяжелые повреждения? — …Его кровь сворачивается, и лекарства смертных, судя по всему, оказывают должный эффект, — объясняет Му Цин. — Рана затянется… Но не быстрее, чем она затянулась бы у любого смертного. Лицо Ши Уду непроницаемо-спокойно, но он снова и снова постукивает закрытым веером по запястью. Это едва заметный жест, который покажется проявлением скуки или нетерпения любому, кто не знает Ши Уду очень близко. — И что? — его равнодушный тон так и сочится раздражением. — Великий Генерал Мин Гуан теперь смертный? — О, нет, — Пэй отмахивается, покачав головой. — Этим утром я пронзил себя обычным мечом, и рана зажила мгновенно, как и должна была. Глаза Повелителя Вод опасно сужаются. — Ты… что сделал? — его голос лишен малейшей интонации. — Я говорил ему, что это варварство, — фыркает Му Цин, закатывая глаза. — Служащие моего дворца в обморок попадали. — Но ответ мы узнали, — Пэй пожимает плечами и спокойно подходит к трону, вертя в руках трофей. Он будничным жестом подбрасывает кинжал и легко ловит за лезвие, зажав между указательным и большим, и в таком виде протягивает кинжал Цзюнь У, чтобы тому было удобно ухватиться за рукоять. — Тот призрак сказал отнести его вам, — генерал дергает плечом. — Его намерения мне неясны. Цзюнь У сжимает кинжал и смотрит на него в упор какое-то долгое мгновение абсолютной тишины, и… Пэй пристально следит за выражением его лица, и только поэтому успевает заметить… Страх. Он исчезает практически мгновенно, и взгляд Императора застилает привычное непоколебимое спокойствие. — …Что ж, — вздыхает Император, так и не оторвав глаз от чёрного лезвия. — Мин Гуан, тебе очень повезло, что ты до сих пор жив. Пэй безразлично дёргает подбородком и отступает от трона. — Мне говорили это раньше. Цзюнь У поворачивается к ним спиной, не позволяя никому разглядеть его лица, и пристально осматривает кинжал. — Это оружие старше меня самого, — шепчет он, не сводя глаз с иероглифов на рукояти. — Я полагаю, вы не можете прочесть, что здесь написано? — …Нет, — Пэй хмурится. — Даже Лин Вэнь это не под силу. — Она слишком молода, — Цзюнь У вздыхает. Костяшки его пальцев, сжавшихся на рукояти, совсем белые. — Перед вами «Убийца Богов». Каждый небожитель в комнате резко замолкает, в воздухе разливается страх. Как… называется этот кинжал? — Он обращает божественную плоть смертной, — продолжает Император, всё еще не повернувшись к ним лицом. Его голова чуть опущена. — Если бы Мин Гуана ранили в жизненно важную точку… Тяжесть ситуации придавливает Се Ляня к полу, по спине пробегает дрожь. Великий Генерал Мин Гуан мог пасть. Хотя самого генерала это, кажется, не беспокоит. Се Лянь может это понять: у такого старого солдата должны быть железные нервы. — Владыка, вам знакомо это оружие? За вопросом следует долгая тишина — совсем не похоже на Цзюнь У. Скорее даже… Среди всех присутствующих здесь богов Мин Гуан знал владыку дольше всех (если не брать в расчёт Повелителя Дождя), и генерал никогда не видел его настолько выбитым из колеи. — …Мне знакомы легенды о нём, — наконец следует тихий ответ. Цзюнь У поднимает подбородок. — Еще со времен предшествующей Небесной Династии. Всем известно, что когда-то на Небесах были другие боги, и ими правили другие Императоры. Но Цзюнь У царствует с незапамятных времен, и сейчас не осталось тех, кто застал прошлую династию. Наконец, Владыка задаёт собравшимся вопрос: — Знакомо ли кому-нибудь из вас имя Чжао Бэйтун? Разумеется, никто не отвечает ему. Император медленно оборачивается, и лицо под маской спокойствия у него мрачное. — Этим кинжалом она убила моего предшественника, — объясняет он. — Как говорят легенды, вонзила прямо в сердце. …Убила? Бог может умереть в сражении или кануть в забвение, это частая судьба для небожителя, но преднамеренное убийство? К тому же, речь идет о сильнейшем боге Небес, о Небесном Императоре!.. — …Она была богиней? — спрашивает Ши Уду, поглядывая на Цзюнь У с тщательно скрытым недоверием. — Нет, —Император качает головой. — Чжао Бэйтун была первым в мире Бедствием. Цзюнь У начинает медленно спускаться по ступеням, прочь от своего трона, так и не разжав пальцев на рукояти, и у Се Ляня вдоль спины пробегает холодок. — Легенды гласят, что она жила больше двух тысячелетий назад в королевстве, которое теперь давно предано забвению. Она была простолюдинкой, но её полюбил принц. Эти слова кажутся ненастоящими, будто из детской сказки, но Се Лянь… Се Лянь успел убедиться, что за каждой легендой скрывается доля реальности. — Но этого ей было недостаточно, — с нечитаемым лицом продолжает Цзюнь У, потирая большим пальцем отлитую на рукояти кинжала змеиную голову. — Когда королевство поглотила война, к ней спустился небожитель и предложил спасти народ от неминуемого поражения… — Цзюнь У обводит взглядом комнату, пока, наконец, не останавливается на одном лице. — …Но он предупредил, что за победу придётся заплатить ужасную цену, и она не узнает, какую именно, пока не заплатит. Ши Уду упрямо смотрит в ответ, молчаливый и мертвенно-бледный. — …И поначалу победы шли одна за другой, будто бы они ничего не стоили, пока… — Цзюнь У позволяет своему голосу упасть, продолжая смотреть на Повелителя Вод. — Пока она не потеряла самое дорогое, что только было у неё во всем мире — её сына. Се Лянь чувствует подбирающуюся к горлу тошноту, нашаривает цепочку и сжимает серебряное кольцо. Он утешает себя, гладя металл, и слушает рассказ Императора: — Она нашла его в колыбели. Казалось, он мирно спал, но на деле его душу забрали из тела, — мрачно закачивает Цзюнь У. — Это проклятье преследовало её до конца дней. Второго ребёнка отняли у неё во время переговоров, и ей пришлось отдать его, чтобы сохранить ему жизнь. А её третий сын… Его взгляд наконец покидает Ши Уду, который, кажется, рад отступить. — …Упал прямо в объятия смерти. Се Лянь крепче сжимает в руках Хун-эра, у него в голове не укладывается такая великая скорбь. Нет ничего больнее, чем потерять ребёнка, а потерять троих? Он… — Её королевство вскоре пало. Кого ещё ей оставалось винить… — Цзюнь У вздыхает. — …Кроме Небес? — Но вместо того, чтобы обрушить свой гнев на бога, который предложил ей самую первую сделку, она обратилась к единственному, кто у неё остался, — её мужу. Цзюнь У переводит взгляд на кинжал, смотрит на своё отражение в чёрной стали. — Она сказала ему, что её обманули. Что боги завидовали его талантам и сговорились против него, ведь он сильный заклинатель и вскоре должен был подняться на Небеса. И тогда… его сердце наполнилось ненавистью. Говорят, Чжао Бэйтун по призванию была кузнецом и мастером клинка. Она выковала могучие духовные орудия, чтобы её муж отомстил богам за смерть её детей. Цзюнь У отрывает взгляд от кинжала, и теперь… Его глаза находят Се Ляня (он не может знать, что на него смотрят, но сжимается под этим взглядом всё равно). — Он послушался её желания. Чжао Бэйтун стала первым Бедствием, а её муж — первым Князем Демонов. Следующие слова, которые он говорит, имеют — пусть и неявно — конкретную жертву. — Ныне он известен как Белое Бедствие, Бай Усянь. Принц замирает и стискивает Хун-эра, пока не начинают болеть пальцы. …Что? — Конечно, раньше я считал это лишь легендой, но теперь… — Цзюнь У вздыхает. — Если кинжал из неё реален, то она вполне может оказаться правдой. Пэй Мин хмуро следит за черным лезвием, исчезающим у Цзюнь У в рукаве. — Если так всё и есть, то почему кинжал оказался у того призрака? Почему он настоял, чтобы я принёс его вам? Небесный Император пожимает плечами, рассматривая зависшего у его ног пустого клона Пэй Су. — Исходя из твоих слов об этом деле, я склонен считать, что кинжал был прямой угрозой Небесам и мне в частности. В последнее время возросла активность двух сильнейших демонов: Хуа Чэна и Ци Жуна… Се Лянь хмурится: ему совсем не хочется, чтобы Хуа Чэна опять обвиняли за то, чего он не совершал. Демон был с Се Лянем всю неделю и сам же подтвердил, что это не двойник, а его настоящее тело. Он никак не мог участвовать в деле с кинжалом. — Но он… К удивлению всех собравшихся, Повелитель Вод подаёт голос (перебив при этом принца и заставив всех — даже Пэй Мина — уставиться на него во все глаза): — Это не Хуа Чэн, — язвительно тянет бог, глядя Цзюнь У в глаза. — Стиль не его. Фэн Синь хмурится со своего места рядом с Му Цином и скрещивает на груди руки: — При всём уважении, но угрожать Небесам — это именно что его стиль. Ши Уду даже не смотрит в его сторону, удерживая свой взор на Цзюнь У. — Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём кто угодно, но не трус, — объясняет Бог Воды. — Он прямолинеен и отправляет чёткие сообщения тем, с кем хочет сразиться, это всем известно. Ему не нужны увёртки, ложь и манипуляции, чтобы убедить людей вокруг в своей силе. Се Лянь готов подписаться под каждым словом. Даже угрожая Кэ Мо в Яме Грешников, Хуа Чэн был очень прямолинеен. Если бы он захотел бросить вызов Цзюнь У, то сделал бы это напрямую, а после он не стал бы медлить. И уж тем более он не стал бы использовать оружие, которое практически гарантированно принесёт победу. Он слишком сильно любит хорошую драку. Цзюнь У впивается в Ши Уду взглядом; Повелитель Вод распахивает веер и начинает медленно и безразлично им обмахиваться, не разрывая зрительного контакта. И да, в этих глазах затаилась злость — но это злость на Повелителя Вод (только на него одного), и это заставляет Пэя проглотить накопившиеся вопросы. — …Ши Уду, ваши наблюдения безупречны, как и всегда, — спокойно отвечает Цзюнь У. Ни в позе, ни в лице, ни в голосе не проскользнуло даже намёка на напряжение. — Следует провести детальное расследование этого дела и докопаться до истины. Се Лянь искренне удивлён, что кто-то посмел так своевольничать с Цзюнь У. Хоть Император всегда был снисходителен и вежлив к другим богам Верхних Небес, но все же… Для таких выходок нужно иметь достаточно самодовольства. Хотя, наверное, в этом есть смысл — Саньлан говорил, что этого бога не зря называют «Водным Тираном». — …В любом случае, — продолжает Цзюнь У, оглядывая собравшихся. — Вопрос исчерпан. Мин Гуан, возвращайтесь в лазарет, вам всё ещё показан постельный режим. Собрание окончено. Боги потихоньку начинают вытекать из Зала Собраний, и Се Лянь вливается в поток чуть позади всех. Голова у него переполнена мыслями о случившемся и о том, что он расскажет Саньлану, когда они увидятся… — Сяньлэ. Принц замирает. — Задержись. Хоть Се Лянь и надеялся, что сможет ускользнуть без лишних вопросов, просьба Цзюнь У не удивила его. Он кивает и ждёт, пока остальные боги покинут зал, сложив руки внутри рукавов. Ши Цинсюань задерживается рядом с ним по пути на выход, будто хочет перекинуться парой слов, но… — Цинсюань, — Пэй Мин, всё ещё зажимающий рукой бок, останавливается возле младшего бога. Се Лянь и до этого чувствовал между этими двумя какое-то напряжение, но сейчас… Сейчас злость окружает генерала, как плотное облако. — Ради своего старшего брата, думай, прежде чем устраивать сцены. Повелитель Ветра оборачивается к нему и щурится: — Генерал Пэй, не угрожайте мне братом. Я его не боюсь. Генерал Севера не сразу отвечает, и Ши Цинсюань видит в его фиолетовых глазах странное и сложное чувство, не злость и даже не раздражение покровителя, а… Кажется, Пэй Су тут ни при чём. Или почти ни при чём. — Ты всё ещё такой ребёнок. Ши Цинсюань едва не подпрыгивает, крепче вцепившись в веер. — Да я и подумать не мог!… — Нет, — перебивает его Пэй. —Ты не подумал. В особенности — о том, как твои действия отражаются на нём. Тебе четыре сотни лет, уже пора бы… — Не стоит постороннему человеку лезть в дела семьи, — обычно приветливые зелёные глаза смеривают Пэя недобрым взглядом. — Гэгэ терпеть не может назойливость. Они всегда были только вдвоём: Цинсюань и брат. Сколько он себя помнит, у него не было другой семьи. С тех пор, как они прибыли на Небеса, Пэй Мин был союзником и близким другом брата, чего Ши Цинсюань никогда не одобрял. Цинсюаню не нравился Пэй Мин, не нравилось, с какой лёгкостью он перетягивал на себя внимание брата… Но за последние столетия что-то изменилось. Ши Цинсюань не мог знать всех интимных деталей личной жизни Ши Уду, но он знал, что с ним что-то не так. Знал, что гэгэ мучают кошмары и он просыпается, захлебнувшись криком. А ещё он знает, что примерно в это время Пэй подобрался к брату ближе прежнего. — Даже если я лезу куда не звали, — низким голосом шипит Генерал. — Я всё ещё прав. Ты невнимательный, безрассудный, неблагодарный и—! — А вы самовлюблённый, зазнавшийся —! — Хватит, — оба бога мгновенно замолкают, когда за их спинами раздаётся голос Ши Уду. — Ты ведёшь себя, как невоспитанный юнец, — критика настигает Ши Цинсюаня первым; брат сопровождает каждое резкое слово тычком веера, заставляя Цинсюаня краснеть со стыда. Когда Пэй Мин (очень по-взрослому) победно фыркает… Ему достается тем же самым веером прямо по раненому боку. — Ай! — вскрикивает он, хватаясь за рёбра. — Что за дерьмо?! За что?! — Сегодня ты уже успел пронзить себя мечом, — ледяным тоном отвечает Бог Воды. — Я предположил, что ты либо не чувствуешь боли, либо имбецил. Очевидно, верно последнее. — ХА! — губы Ши Цинсюаня растягиваются в хитрой улыбке. — Гэгэ, разве ты не — эй! Повелитель Вод хватает его за шиворот и вытаскивает из Зала Собраний, игнорируя все протесты, отчаянные махания метёлкой и вопли: — Гэгэ! Перестань! Это же так унизительно…! Я уже не ребёнок, ты не можешь таскать меня куда хочешь когда тебе вздумается—! Пэй Мин смотрит вслед удаляющимся братьям Ши. Скорее его внимание привлёк старший: сегодня волосы Ши Уду лежат тёмной и гладкой волной, блестящие, будто драгоценный шелк, собранные заколкой с жемчугом и сапфиром. — …Прошу меня простить. Се Лянь вскидывает голову, с удивлением обнаружив, что генерал обращается к нему. — …Что вы, не стоит извинений, это я должен был—! — Нет, — Пэй качает головой, пресекая все попытки принца вежливо взять вину на себя. — Вам не за что извиняться, вы поступили правильно и просто оказались… Он не оглядывается на императора, хотя чувствует, как взгляд Цзюнь У прожигает ему спину. Пэй отлично осознает, что император им не доволен, хоть и не понимает причин. — …Вы оказались меж двух огней, — заканчивает Пэй, покачав головой. Се Лянь не успевает как следует обдумать его слова: Генерал широким шагом покидает Зал Собраний. Во всем этом огромном пустом пространстве остаются только Се Лянь и Цзюнь У. — Сяньлэ. Принц остается тих и неподвижен, сложив перед собой руки. Мягкое эхо шагов Цзюнь У разносится под сводчатыми потолками. — Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём… — задумчиво говорит он, глядя, как плечи Се Ляня сначала напрягаются, потом опускаются. — Ятаган Эмин… Что всё это значит? Они не разговаривали восемь сотен лет, и все равно… Когда Цзюнь У зовёт его «Сяньлэ», его первой инстинктивной реакцией остаётся стыд. — Простите… Не думая, он начинает опускаться на колени, низко склонив голову, но крупные сильные руки обхватывают его локти и крепко держат, поднимая принца на ноги. — Значит, ты признаёшь, что виноват? — мягко спрашивает Цзюнь У. Хотя принц уже стоит, император все ещё держит его, не больно, но не позволяя отступить. — Раз так, расскажи мне, в чём твоя вина. Се Лянь не поднимает опущенной головы, у него в животе все сворачивается от стыда и сожаления, потому что… даже сейчас Цзюнь У с ним мягок. В его голосе нет злости или осуждения, только… беспокойство. А Се Лянь вошел в этот зал, твёрдо намереваясь солгать, несмотря на всю доброту Цзюнь У. Как же отвратительно. — …Оставим этот вопрос, — император вздыхает и, повернувшись к Се Ляню спиной, идёт к дверям, отделяющим зал собраний от личных комнат. — Проходи. Се Лянь идёт следом, задвигая подальше любую робость. Когда он впервые вошел в эти комнаты, он был ещё ребенком. Ходил за Цзюнь У хвостиком, как потерявшийся утёнок, — впервые рядом с ним не было ни родителей, ни слуг, ни даже Наставника, а все его дворцы остались далеко позади. Он из кожи вон лез, стараясь впечатлить Цзюнь У, пытался вырваться вперёд, казаться старше… А в итоге Цзюнь У стал для него скорее родителем, чем равным. Когда Се Лянь был мальчишкой, эта комната была отделана белым мрамором с золотыми прожилками, а потолки были расписаны и инкрустированы жемчугом — каждая жемчужина символизировала храм Бога Солнца внизу, в мире смертных. Даже тогда их было не счесть — сейчас, наверное, их целый океан. Поменялась ещё парочка вещей: раньше эти комнаты были закрытыми, но теперь дальняя стена отодвигалась, и за ней мраморные колонны и лестницы уводили во двор, где насколько хватает глаз простиралась водная гладь — кувшинки и карпы кои. В конечном итоге, нужно уметь приспосабливаться. Его жена научила его, что ложь, переставшая быть тайной, станет твоим падением. Принц Сяньлэ научил его, что сломанные вещи легче переплавить под себя. Теперь он применяет оба этих урока. Когда ему нужно вернуть контроль над кем-то, он не лжет. Недоговаривает, манипулирует, запугивает — но не лжет. Он выбирает тех, кто уже надломлен. Но ещё Сяньлэ научил его, что нельзя держать слишком крепко. Завлечь лучше, чем запугать. Так что когда он увидел молодого стихийного бога, беспокойного, отчаявшегося и несчастного, он приоткрыл для него эти двери. Позволил расти цветам. Позволил разгореться искре жизни. И какое-то время этот план отлично работал. Пока не вмешался кто-то извне. Теперь, когда возможность попытаться снова прямо у него в руках… Появился Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём. Цзюнь У щурится, нахмурив брови, а потом мгновение проходит, и его лицо снова разглаживается. — …Если ты извиняешься за дела давно минувших дней… — Император качает головой. — Не беспокойся о них. Они в прошлом. Се Лянь замирает; он не знает, как отвечать, и от тревоги у него язык присох к нёбу. Он не может не беспокоиться. Он может улыбаться, может притворяться, что не помнит и не замечает, — Се Лянь делал именно это каждый прожитый день. Но он не может не думать и не беспокоиться. В конечном итоге он позволяет себе чуть поморщиться и бормочет: — …Разве я могу забыть? Цзюнь У идет впереди него, разглядывая пруды и кувшинки. — …Тогда старайся смотреть в будущее, — он пожимает плечами. — Ты сам всё слышал на собрании: начинаются трудные времена. Ты будешь нужен. Нужен. Пальцы Се Ляня, все ещё спрятанные внутри рукавов, чуть дёргаются, и его хватает только на короткий усталый смешок: — Сяньлэ теперь всего лишь мусорное божество. Забавно: обычно он не говорит о себе в третьем лице. Но Цзюнь У заполняет собой пространство и подавляет, сложно не перенять некоторые манеры. — У меня недостаточно магических сил, чтобы кому-то пригодиться. Лишь бы не путался под ногами и не добавлял проблем. Взгляд Цзюнь У возвращается к нему. — К чему это самоуничижение? — спрашивает Цзюнь У, и тон у императора неожиданно резкий; Се Лянь вздрагивает и замирает. Были времена, когда люди считали, что именно самоуничижений ему и не хватает. — Ведь после возвращения ты прекрасно справился уже с двумя непростыми задачами, разве нет? Принц робко склоняет голову. — …И всё же, — продолжает Император, наблюдая за парой карпов кои, играющих в воде (один с голубыми чешуями и красными плавниками, другой почти полностью белый, с россыпью алых чешуек на голове). — …Спустившись в этот раз в мир смертных, ты встретил кое-кого выдающегося. Се Лянь смотрит во тьму прямо перед собой, нервно перебирая пальцами внутри рукавов. Разум говорит ему, что у него нет ни одной логичной причины лгать Цзюнь У, но… — Я лишь случайно встретил очень интересного юношу, и мы провели пару дней вместе. Одно дело — репутация самого Се Ляня, но Хуа Чэн был так добр к нему, что принц не хотел бы устраивать ему никаких проблем. Не то чтобы он думал, что Цзюнь У бросится наказывать их просто за знакомство, и все же… — И этот ребёнок совершенно случайно оказался Князем Демонов… — Цзюнь У замолкает. Оторвав взгляд от карпов, он вздыхает и качает головой: — Сяньлэ. Тебе следует быть осторожнее с тем, что ты говоришь при Небесном Дворе. Никто из них не поверил бы тебе. Се Ляня это ничуть не удивляет; не важно, что он говорит или делает, у Небесного Двора всегда складывается свое собственное видение происходящего. — В любом случае, — Цзюнь У пожимает плечами и, повернувшись к принцу, опускает ладонь на его плечо. Ладонь тяжелая. — Я знаю, что ты не стал бы вступать в сговор с миром демонов, — мягко успокаивает его Император, наблюдая, как у Принца Сяньлэ от облегчения опускаются плечи. — Это не в твоей природе. Но раз у вас двоих близкие отношения… Он замолкает, следя за выражением лица принца. Это скорее намёк, а не вопрос, но… Се Лянь по своей природе мягкий человек, ему не нравится лгать и расстраивать других. Цзюнь У позволяет предположению повиснуть в воздухе, пока младший бог не сдаётся, не выдержав тишины: — Я считаю его достойным человеком, — признаёт Се Лянь. — Он был очень добр ко мне. Имя Князя Демонов и так опорочили на этом собрании, было бы неправильно ничего не сказать в его защиту. А ещё… — Поверю тебе на слово, — Цзюнь У поднимает подбородок. — Однако это усложняет дело. — Усложняет?.. — Се Лянь чувствует усталость. — Не думаю, что он стоял за покушением на генерала Мин Гуана или имеет отношение к действиям Пэй Су… — Нет, нет… — отмахивается Цзюнь У и бросает взгляд на потолок, усыпанный мерцающим жемчугом. — Речь идёт о другой, независимой проблеме. Другой проблеме, не связанной с Перевалом Полумесяца? Что могло случиться за прошедшие пару часов?.. — Не было нужды собирать весь небесный двор, чтобы решить судьбу Пэй Су, — Цзюнь У разворачивается, и Се Лянь следует за ним, ориентируясь на четкий звук шагов. — Теперь Мин Гуан крайне недоволен, что из суда устроили целое представление, — с некоторым сожалением признаёт Цзюнь У. — Всё же подобные вопросы принято решать в частном порядке. Странно: суд над Се Лянем был совсем не таким. Казалось, на нём присутствовал весь мир. С другой стороны, это было восемьсот лет назад, и в то время он не знал большего унижения. Возможно, он просто неправильно всё запомнил. — …Тогда зачем вы созвали всех богов? — спрашивает он, не поднимая головы. Цзюнь У тянется в рукав: кинжал всё ещё там, тяжело тянет ткань, давит на кожу. В задумчивости он обхватывает пальцами рукоять, а потом объясняет: — Этой ночью многие своими глазами видели, как в диких местах недалеко от Восточных Гор взвился в небо пылающий огненный дракон. — Се Лянь внимательно слушает, склонив голову. — Огненный дракон горел целый час, после чего исчез. Его успели увидеть множество людей, однако никто не пострадал. Ты понимаешь, что это означает? Конечно, понимает, — и потому не может не беспокоиться. — …Техника «Огненного дракона, взывающего к Небесам», — тихо говорит Се Лянь, покопавшись в памяти. Это сложное и дорогостоящее заклятье, никто не станет применять его, если есть другой выход. — Это призыв о помощи. Пославший его небожитель скорее всего истратил на него последние силы и погиб. — Верно, — кивает Цзюнь У. — Я созвал всех сегодня, чтобы проверить, кто из небожителей явится. Однако… — он хмурится, и сошедшиеся брови оставляют на его лбу глубокую складку. — Все боги, кроме тех, кто ведёт затворнический образ жизни, либо отписались, либо присутствовали лично. Ситуация становится всё запутаннее… Только небожитель мог использовать это заклятье, однако все боги на месте… — Возможно ли, что это небожитель какого-либо прошлого созыва, ушедший на покой, который не относится к нынешнему пантеону божеств? — В таком случае, зона поисков расширяется ещё больше. Ушедшие на покой небожители обычно не поддерживают контактов с Небесами, предпочитая доживать свои дни в уединении. — …Тот, кто заставил этого бога послать сигнал, довольно силён, — признаёт Се Лянь, сведя брови. Как минимум Свирепый призрак, но все равно куда сильнее Кэ Мо или Баньюэ. А если это не свирепый, то остаётся только… Бедствие. У Се Ляня будто бы тяжкий камень рухнул в живот: он вспомнил, что как раз в ту ночь, когда был послан сигнал, Хуа Чэн отлучился куда-то… кажется… И всё равно это не может быть он. Не важно, какими были обстоятельства, Ши Уду сказал правду сегодня в Зале Собраний: Хуа Чэн не стал бы прятаться. Он никогда не скрывал неприязни к небесам до этого, и он не упустил бы случая прилюдно заявить, что и как совершил. Но это возвращает их на исходную: кто бы ни напал на несчастного небожителя, это был весьма и весьма сильный демон. — …Есть ли некое место, где собирается много зла? — задумчиво спрашивает принц. — Если есть, то стоит начать с него. Глаза Цзюнь У вспыхивают. — Такое место есть, — отвечает Император. — И весьма близко. Под бледно-золотым светом, просачивающимся сквозь окна, поверхность пруда с карпами раздробилась на сотни подвижных маленьких отражений. Взгляд Цзюнь У сделался особенно острым, будто подсвеченное серебро. — Слышал ли ты когда-нибудь о Призрачном Городе? Се Лянь замолкает, раздумывая, а затем кивает. Мост между миром живых и мёртвых, обретший настоящее, физическое воплощение. Место, где призраки торжествуют и процветают. Тихая гавань или ад на земле — зависит от того, кого спросишь. Се Лянь слышал истории о заблудившихся путниках, которые набредали на Призрачный Город и думали, что нашли торговый пост, где можно переночевать, только вот вся пища была несъедобной, а у хозяев трактира под масками прятались кабаньи головы. Но детям обычно рассказывают другие истории. Следуй за красным фонарём, и тогда дорога приведёт тебя в безопасность. Эти истории напоминают ему о… — Я послал нескольких богов в область, откуда было выпущено заклятье, — тихо говорит Цзюнь У. — Но, когда они прибыли на место, виновник уже скрылся. Скорее всего он укрылся в Призрачном Городе, едва почувствовав приближение небесных чиновников. Чтобы докопаться до истины, мне нужен небожитель, способный тайно спуститься с небес на разведку. — … — Принц склоняет голову, сложив перед собой руки. — В таком случае, Владыка, Сяньлэ ожидает приказаний. Цзюнь У с молчаливым удовлетворением оглядывает склонившегося перед ним Принца Сяньлэ. Впрочем, в его голос не просачивается ни следа этого чувства, в нём только вежливое беспокойство: — В обычных обстоятельствах я бы немедля поручил это дело тебе, — признает Император. — Но в свете открывшихся фактов, боюсь, моя просьба поставит тебя в неловкое положение. — …Почему вы так думаете? — Се Лянь бросает быстрый взгляд наверх, его руки всё ещё сцеплены перед собой. Если Цзюнь У не собирается отдавать дело ему, то зачем попросил остаться после собрания? — Потому что… — голос императора спокоен, но что-то в нём всё равно заставляет Се Ляня вздрогнуть. — Восточные земли принадлежат Лан Цяньцю, вам придётся тесно сотрудничать. Се Лянь никак не реагирует какое-то время, ничего не меняется ни в его позе, ни в лице, ни в положении рук. Цзюнь У… Живот принца сжимается в комок, в груди, куда когда-то вонзился кол, вспыхивает призрачная боль. …Цзюнь У знал? Даже не стыд выбивает его из колеи — Се Лянь знает, что в следующий раз поступит точно так же. Нет, это сама мысль о том, что… Он молился Цзюнь У в те дни, напуганный, отчаявшийся, измученный… В те дни, и во много других дней, и он не… — …Не беспокойтесь, — Се Лянь отвечает с некоторой задержкой, но голос у него спокойный. — Это не проблема. В конечном итоге, Лан Цяньцю не узнал его, а Се Лянь ещё меньше хотел вредить мальчику, чем рассказывать ему правду. Это было бы жестоко. — …Это не единственная проблема, — Цзюнь У качает головой. — Ты знаешь, кому принадлежит Призрачный Город? Внезапно он вспоминает, что Цзюнь У сказал в самом начале их разговора. — …Хуа Чэну. Да? Тишина Цзюнь У является ответом сама по себе. — Вы двое в хороших отношениях, — вздыхает император. — Я знаю, что не назовешь достойным человеком кого попало. Если тебе в тягость это дело, то я не настаиваю. После всего, что Цзюнь У для него сделал, какое Се Лянь имел право считать любое дело «слишком тягостным»? — Я возьмусь за дело, — бормочет принц, качая головой. Закусив губу, он касается пальцами подбородка. Руки, обхватившие этой ночью его запястья, были холодные, но кожа до сих пор горит. «Клянусь, ни на земле, ни на Небесах ты не найдёшь никого более искреннего, чем я» Се Лянь помнил, что случилось на собрании, как охотно другие боги бросились во всем обвинять Хуа Чэна, хотя у них были лишь смутные догадки и совершенно никаких доказательств. Если Се Лянь позволит кому-то другому взяться за дело… Не начнут ли они снова обвинять его, не принимая в расчёт факты? Се Лянь не сомневается, что Хуа Чэн сможет защитить себя от богов и их нападок, но ему и не придётся, если за дело возьмутся честно и по уму. — …Хорошо, — Се Лянь понимает по голосу, что Цзюнь У доволен его ответом, но он не может видеть, в какой жесткой усмешке искривился его рот, как сыто мерцают его глаза, когда он спрашивает: — Кого из небожителей ты бы хотел избрать в напарники? Хм, дело довольно тонкое… — …Кого-то легкого на подъем, — отвечает Се Лянь. — А еще достаточно сильного, чтобы в случае чего я мог позаимствовать немного духовной энергии. Цзюнь У обдумывает его ответ. — В таком случае, Наньян и Сюаньчжэнь нам не подходят. У принца вырывается удивлённый смешок, и он признает: — …Похоже на то. К тому же, эти двое явно предвзято относятся к Хуа Чэну, так что Се Лянь всё равно не стал бы просить их сопровождать его. — Вы трое уже успели поговорить? — …Немного, — Се Лянь дёргает плечом. Цзюнь У вздёргивает бровь: — Восемь столетий тишины, и вы лишь «немного» поговорили? Подойди-ка сюда, — в его голосе проскальзывает лёгкий упрёк, и Се Лянь опускает подбородок, уже готовя оправдания, но вдруг… — Когда я изгнал тебя во второй раз, я просил не пропадать. Се Лянь недоумённо замирает. — Я… Разве он не сделал, как просили? Он… Он молился Цзюнь У. Отчаянно. Бессчетное количество раз за то столетие, царапая ногтями тьму. Разве он не…? — Но ты предпочёл валяться в грязи, — вздыхает Цзюнь У с недовольством родителя, отчитывающего нерадивое чадо. …Он правда не слышал? Это единственное небессмысленное объяснение, но… Се Лянь… Он сухо сглатывает, пытаясь понять, неужели он просто… неправильно всё помнит? В конечном итоге, это было три столетия назад, и тогда он был… не в своём уме. Ему казалось, что кто-то слышал его, но… У Цзюнь У нет причин об этом лгать, и он… Есть другие объяснения, конечно же. Канги. Хрупкость собственного разума в те времена. Разве мог он составить вразумительную молитву в таком состоянии? О чем он думал, надеясь, что кто-то услышит его? Он снова склоняет голову, давая себе пару мгновений, чтобы собраться с мыслями и убрать из голоса хрипоту. — Прошу прощения, Владыка. Сяньлэ был… Он втягивает в себя воздух, медленно, равномерно, не открывая глаз. Не позволяет себе вспомнить больше необходимого минимума, запирает эти воспоминания глубоко внутри. — …Упрям. — Не нужно извинений, — Цзюнь У качает головой. — Полагаю, неудивительно, что вы трое не успели решить ваш конфликт, особенно с учётом беспорядков, которые ты учинил при вознесении. Се Лянь, стушевавшись от напоминания, принимается неловко потирать нос: — Да, но я всё возместил, так что… Ох. Я так и не поблагодарил вас за то, что доверили мне дело горы Юйцзюнь. Если бы не оно, мне бы ещё век собирать нужное количество добродетелей… Цзюнь У склоняет голову и поднимает бровь: — Благодари не меня, а Наньяна. Се Лянь замирает от удивления: — Фэн Синя? При чём здесь он? — …Он просил Лин Вэнь не говорить тебе, — предупреждает Цзюнь У. — Но он отозвал запрос на возмещение ущерба и оплатил твой долг. Принц останавливается посреди шага. — Он… правда это сделал? — шепчет Се Лянь, закусив губу. Чем дольше он разговаривает с Цзюнь У, тем больше чувствует себя выбитым из колеи. Но тот последний настоящий разговор с Фэн Синем… «Прекрати следовать за мной» — В тайне, но да. Фэн Синь не собирался рассказывать об этом Се Ляню, и теперь принц чувствует себя виноватым, что влез в его секреты, хоть Цзюнь У и сказал об этом из благих побуждений. Нет в мире более бесполезной фразы, чем «не говори никому». Се Лянь набил пару шишек, усваивая этот урок. — В любом случае, — продолжает Цзюнь У, с лёгкостью меняя темы, не обращая внимания на очевидное беспокойство Се Ляня. — Если Сюаньчжэнь и Наньян тебе не подходят, Повелитель Ветра станет отличным кандидатом. Это вырывает Се Ляня из размышлений: — Правда? Она так легко готова снова мне помочь? Она уже разрешила ситуацию с Перевалом Полумесяца, а Се Лянь только добавил ей проблем с Пэй Су и Баньюэ… — Ты произвёл хорошее первое впечатление, — император пожимает плечами. — Кроме того, Повелитель Ветра относится к стихийным богам, обладает недюжинной магической силой и бойким нравом. Подходит под оба твои условия. Се Лянь кивает с небольшой улыбкой: на удивление приятно узнать, что хоть у какого-то небожителя сложилось о нём хорошее впечатление. — Если на этом всё, возвращайся в дворец Сяньлэ и жди встречи, я отправлю Повелителя Ветра к тебе. Полагаю, ты помнишь дорогу? — Ах… — принц неловко улыбается. — Я помню, где дворец стоял раньше, но, боюсь, у меня не хватит добродетелей, чтобы отстроить его заново… — Чепуха. Цзюнь У оборачивается и — Се Лянь вздрагивает — кладёт руку принцу на поясницу, чтобы помочь спуститься по ступеням обратно в Зал Собраний. — Я даровал тебе другой. Не можешь же ты вечно тесниться в том крошечном ветхом монастыре. Вряд ли Се Ляню понадобится новый дворец, но это милость Цзюнь У, и принц не станет оскорблять императора, отказываясь от дара. — Спасибо, Владыка… — отвечает Се Лянь и затем останавливается прямо в дверях Зала Собраний. Цзюнь У с любопытством его разглядывает и после небольшой паузы спрашивает: — Сяньлэ, что-то не так? Се Лянь теребит рукав, никак не решаясь спросить… не зная даже, стоит ли… Но… — Я просто… кое-чего не понимаю. Цзюнь У останавливается рядом с ним. Его ладонь всё ещё покоится у принца на спине, и это прикосновение — как и каждое до него — кажется тяжёлым. Будто бы болезненное напоминание, но Се Лянь понятия не имеет, о чём. — Чего же? Младший бог сглатывает вставший в горле комок. — Я… когда моё первое изгнание завершилось… Он почти уговорил себя промолчать: в конечном итоге, скорее всего для случившегося были причины. Но теперь вопрос уже наполовину вылетел из его рта, и Цзюнь У смотрит и ждёт. — …Канги спали, — бормочет Се Лянь, заканчивая предложение. — Но в этот раз… они остались. Сначала он подумал, что это потому что его третье вознесение потонуло в хаосе, или из-за долга за повреждённое имущество. В прошлый раз Цзюнь У был рядом, а в этот Се Ляню не предоставился шанс увидеться с ним… кроме сегодняшнего дня. — И ты гадаешь, почему? Се Лянь не может заставить себя ответить прямо. Он точно так же не смог бы прямо попросить снять с него канги. Вместо этого он просто ждёт, низко опустив подбородок, чувствуя затылком тяжесть взгляда Цзюнь У. — …Сяньлэ, — император вздыхает, и голос у него… Что-то сжимается у Се Ляня в груди, обрывается в животе. — Я не тот, кто может ответить на этот вопрос. …Голос у него полон разочарования, хоть он и не обвиняет принца ни в чем. Се Ляню с трудом удаётся сглотнуть. — Я не… — начинает он, потом замолкает. Он не узнаёт собственный голос — тонкий, слабый… ужасно неуверенный. И тут его накрывает с головой знакомой жаждой. Казаться сильнее. Старше. Не тем ребёнком, каким он когда-то был. Потому что Се Лянь больше не ребёнок, и он не заслуживает жалости. Он прочищает горло, делает глубокий вдох, и заговаривает снова. На этот раз спокойный. Собранный. Старающийся не быть… Разочарованием. — Прошу прощения, но я не понимаю, о чём вы, — он не поднимает головы. Повисает тишина. Время от времени её нарушает ветер. — Позволь мне кое-что спросить, — император вздыхает, и его рука соскальзывает со спины Се Ляня. И всё равно принц чувствует его давящее присутствие, огромное, практически удушающее. — Ты считаешь, что больше не заслуживаешь их? «Заслуживаешь» — какой сложный вопрос. Вопрос, который во многих смыслах преследовал его неотрывно. Когда Се Лянь был ребёнком, он был уверен, что много чего заслуживает, — его воспитали с мыслью, что все эти вещи принадлежат ему по праву рождения. В те времена мир был простой и понятный. Если он делал что-то хорошее, его награждали. Если он делал что-то плохое, его наказывали. Если его отправляли в комнату после некрасивой истерики или запрещали гулять, когда он спорил с учителями… всё это делалось ради обучения. Его обучали терпению, осознанности и последствиям. Он рос, росли его ошибки — и вместе с ними становились серьёзнее наказания. Но Цзюнь У… он не сказал: «Думаешь, канги всё ещё нужны тебе?». Он не спрашивал, усвоил ли Се Лянь урок. (Усвоил. Усвоил в тот же миг, когда потерял Умина, когда увидел, как простая улыбающаяся маска растворяется в облаке дыма.) Он спросил, заслуживает ли Се Лянь наказания. — В конечном итоге, ты сам попросил наложить канги, — тихо напоминает Император. — Если скажешь, что хочешь убрать их, это легко устроить. И если бы Цзюнь У начал с этих слов, Се Лянь может и смог бы попросить об этом. Это было бы трудно, и вызвало бы у него тревогу, но может быть… А теперь… «Ты считаешь, что больше их не заслуживаешь?» Се Лянь иногда способен на эгоизм, бессовестно прося у мира вещей, которых не заслуживает, но… — Простите, — бормочет он охрипшим голосом. Он не может лгать. Только не Цзюнь У. — Давайте забудем об этом. В конечном итоге… Се Лянь знает, что заслуживает свое наказание. Тогда, сейчас и в будущем. Потому что не важно, сколько раз усвоен урок, — раны уже случились. Шрамы уже вырезаны глубоко в его душе. Ничего теперь не изменить, не обернуть вспять. Когда человек принимает такую вину, нет наказания, которое он не вынесет. Но вина — чудовище с хитрыми повадками. Кинжал можно вонзить в свою грудь или нацелить на своих врагов. Осуждать и порицать — кого-то, что-то или себя самого — значит балансировать на острие ножа между яростью и виной. Се Лянь живёт на этом острие. Но того же нельзя сказать о других. Для кого-то обвинения — ядовитое злое оружие, которым избавляются от врагов. Однако зачастую оно поражает совсем не тех, на кого было нацелено.