No Paths Are Bound

Должно быть, вокруг дома раскинулся сад: Се Лянь улавливает тонкие цветочные ароматы. В городе пахло совсем иначе — сажей, спиртом и жареным мясом. Здесь же воздух пропитан запахами дягиля и цветущих лотосов, чуткий нос принца различает бутоны роз и едва слышный флёр ирисов. Се Лянь улыбается: Хуа Чэн подобрал себе подходящее имя. Город, полный цветов. Впервые за много столетий Се Лянь вспоминает… Императорские Сады Сяньлэ пахли точно так же. В этих садах он резвился и играл с друзьями, когда был ребёнком: ловил бабочек, смотрел на звёзды, раскинувшись на больших лужайках, и обещал никогда не отпускать траву. Однажды он даже показал сады Хун-эру — мальчик тогда ещё не оправился от Ци Жуна и его ужасной повозки — и они поразили его до глубины души. Принц и Хун-эр пробыли там совсем недолго, но Се Лянь помнит выражение благоговейного, восторженного неверия на лице ребенка: будто он не мог убедить себя, что что-то настолько прекрасное существует на самом деле. Когда они минуют ворота, все звуки Призрачного города будто растворяются. Остаётся только мягкий ночной бриз и перезвон ветряных колокольчиков — на тон ниже колокольчиков, притороченных к обуви хозяина города. Длинные озера обрамляют двор, над ними плавно покачиваются Призрачные огни, освещая нездешним светом лотосы и неподвижную воду. Се Лянь улыбается, глядя на эти огни, и его сердце наполняется тоской и радостью. Принц сглатывает возникший в горле комок и убирает за ухо прядь волос, касаясь места, куда Умин когда-то заправил цветок. Се Лянь хранил его, пока тот не обратился в пыль. Спустя столько лет ему ничего не осталось от Умина, и вспоминать об этом по-особому больно. Даже Фансиня теперь нет, принц потерял меч, когда… — …Призрачные огни… Хуа Чэн зачем-то держит их здесь, или..? — Нет, господин, — спокойно отвечает Посланник. — Они ждут своей очереди. — Очереди? — принц непонимающе хмурится. — …Куда? — На ту сторону, — Се Лянь решает, что у странного небожителя приятный голос: ровный и терпеливый, нетребовательный. Такой подошел бы учителю или библиотекарю. — Здесь безопасно. Се Лянь ждёт, что его спутник объяснит ещё, но он больше ничего не добавляет. Когда они доходят до ступеней, принцу приходится напомнить себе, что впереди его ждёт не дворец и не зал собраний. Хотя место ощущается большим и торжественным, это чей-то дом. Поэтому Се Лянь наклоняется, чтобы разуться — таковы правила вежливости. Так он и замирает, припомнив разговоры призраков, которые попадались им по дороге: все они гадали, почему Градоначальник пригласил даоса домой. Они в один голос твердили, что раньше такого никогда не случалось. Есть ли у Хуа Чэна что-нибудь для гостей? — Если его высочество не хочет снимать обувь, мой господин не будет против. — Нет, нет… — Принц качает головой. — Я не хотел показаться невежливым, просто я не… К тому же он всегда может прогуляться босиком, ведь так? — Если желаете, я могу подать вам домашнюю обувь, — с этими словами Посланник протягивает Се Ляню пару. — Она для гостей. …Ох. Вот и решение проблемы! — Благодарю. Осторожно сняв свои сапоги, он устраивает их у двери и надевает предложенную обувь. Почему-то “гостевая” пара идеально садится принцу по ноге. Очень странное совпадение! Пока они идут по коридорам, Се Лянь раздумывает над тем, какие гладкие здесь полы. Не настолько, чтобы поскользнуться, но они явно отполированы до совершенства. Даже акустика в этом доме — произведение искусства; Се Лянь вслушивается в звуки собственных шагов. Се Лянь никогда прежде не был в доме, где продумана каждая мелочь, чья красота не ограничена одним лишь внешним видом. Дом Блаженства прекрасен для всех органов чувств, и эта мысль заставляет принца улыбнуться. Ему здесь нравится. Если Хуа Чэн не посчитает его чересчур навязчивым, Се Лянь ещё заглянет к нему в гости. Наконец, его приводят в огромную залу, напоминающую тронную. Может, так и есть, ведь она принадлежит повелителю. Се Лянь слышит шорохи — несколько десятков слуг снуют здесь, пока не раздаётся мягкий хлопок в ладоши. Всё затихает. — Гэгэ, — и снова этот голос, в котором чувствуется удовольствие. — Добро пожаловать. Он улыбается и поднимается с нефритового ложа, которое легко могло вместить ещё дюжину человек, но принадлежит ему одному. Голос у него несёт оттенок приятного удивления, хотя Се Лянь и не знает, почему. — До этого мы не могли говорить открыто. Не потому, что Се Лянь не хотел. — Да, ведь… — он неловко переминается с ноги на ногу, стараясь не вспоминать… всего остального, что случилось в игорном доме. Особенно под конец. — Ты притворился, что не знаешь меня… — Надеюсь, ты не в обиде, — сейчас он звучит совершенно искренне. — Ваше высочество прибыл в компании Тайхуа, я не хотел выдавать нашу связь. Се Лянь не знает, следует ли ему сосредоточиться на словах — “наша связь” — или на том, что Хуа Чэн не особенно и старался эту “связь” спрятать. — А ещё ты надел вот это, — Се Лянь только теперь понимает, как близко князь демонов успел подойти: он почувствовал прохладные пальцы, играющие со складкой капюшона. Ткань всё ещё закрывает половину его лица. — Так что я подумал, что ты хотел скрыться от лишних глаз. — Так и есть… — Се Лянь закусывает губу. — Но я не хотел прятаться от Саньлана. Конечно, до него только пару мгновений спустя доходит, что он сказал. — То есть… это потому что… ну… Ты бы и так меня узнал… — он замолкает, услышав в ответ мягкий смешок. — Дянься прав. Я узнал бы вас где угодно, Ваше Высочество. Се Лянь замирает, приоткрыв рот, потому что… Он точно уже слышал эти слова раньше. Только вот… Принц зажмуривается и прочищает горло: — Я хотел поблагодарить тебя… за подарок, — тихо говорит он, указывая на свою шпильку. Взгляд Хуа Чэна смягчается. — Хоть и не знаю, чем его заслужил… — Я просто подумал, что Дянься будет выглядеть очаровательно с новым украшением, — отвечает Князь Демонов, мимоходом заставив сердце Се Ляня пропустить удар. — Разумеется, я был прав. Обычно Се Лянь пропускает мимо ушей все комплименты внешности — за всю жизнь его называли красивым бессчётное количество раз, и только один он вспоминает с нежностью. Но… Хуа Чэн… Когда это говорит он… — Что привело гэгэ в Призрачный город? Се Ляню требуется время, чтобы придумать на это ответ… Нет, не так. Ему требуется время, чтобы вообще понять смысл сказанных Хуа Чэном слов, а потом ещё больше времени, чтобы придумать ответ. Принц не хочет ему врать, но разве Се Лянь может вот так в лицо заявить князю демонов, что он здесь по поручению Небесного Императора? Даже если он вызвался на это задание, чтобы про Хуа Чэна не поползли слухи… — Даже если ты здесь не ради меня, — добавляет князь демонов. — Я всё равно счастлив. Что ж, даже если Се Лянь здесь не ради… Кхм… Се Лянь покривил бы душой если б сказал, что не рад его видеть. — …У тебя чудесный дом, — замечает принц, пытаясь поддержать разговор. Он действительно так думает, пока Хуа Чэн не поправляет его: — Это резиденция, а не дом. Принц поднимает бровь. — А есть разница? — Конечно, есть. Дома есть домашние, — отвечает Хуа Чэн, дернув плечом. — Место, где ты живешь один, домом не назовешь. Если так рассуждать, то у Се Ляня не было дома с тех пор, как он жил когда-то в заброшенном храме с Хун-эром. Хотя в те времена ещё были живы его родители и он даже делил с ними кров несколько месяцев, скорбь заняла все его мысли, и он не смог насладиться их обществом. — А ты живешь здесь совсем один, Саньлан? Князь Демонов однозначно выглядит одиночкой, но… — Нет… не совсем, — когда Се Лянь бросает в его сторону любопытный взгляд, Хуа Чэн только дёргает плечом. — Раньше здесь жили и другие, но теперь только я. Здесь редко кто-то бывает. Что ж, Се Ляню знакомы эти обстоятельства и ему жаль, что Хуа Чэну они знакомы тоже. — Что ж, тогда… — Се Лянь прекрасно знает, как глупо могут прозвучать его слова, но он всё равно говорит их: — Я живу просто, и у меня совсем не так изящно, но если ты захочешь заглянуть в гости, то двери монастыря Водных Каштанов всегда открыты. Он не может видеть, как Хуа Чэн расплывается в счастливой улыбке. — Тебе не следует разбрасываться такими предложениями: не успеешь оглянуться, как я заявлюсь тебе на порог. Успею надоесть гэгэ частыми визитами. Се Лянь улыбается, качая головой: — Саньлан никогда не сможет мне надоесть… — он замолкает, вспомнив о кое-чём ещё. — …Саньлан? — Хм? — удовлетворённо отзывается князь демонов. — Это ведь… твой настоящий облик? — принц делает осторожный шаг вперёд. Князь Демонов едва заметно подбирается, напрягается, деревенеет… Ждёт реакцию. Но Се Лянь просто его разглядывает. — Можно я… посмотрю? Как умею? Се Лянь не знает, почему так переживает — раньше Хуа Чэн ни в чём ему не отказывал… С другой стороны, бог никогда не просил его о многом, так что, наверное, в отказах просто не было необходимости. Разумеется, даже у щедрости Хуа Чэна есть пределы… Но и сейчас он не говорит ни единого слова против. Будто прочитав его мысли, Хуа Чэн не подсвечивает себя изнутри духовной энергией, как он это делал в прошлый раз, а просто наклоняется вперёд, сцепив за спиной руки, и отвечает: — Дянься может осмотреть все, что его душе угодно. Нет никакой необходимости спрашивать моего разрешения. — … — губы Се Ляня изгибаются в небольшой улыбке, и он тянется наверх, с некоторым удивлением обнаруживая, что ему приходится встать на цыпочки. Хуа Чэн послушно склоняется ещё ниже. Призраки в Игорном доме не преувеличивали — он действительно очень высокий, да? — …Спасибо, — шепчет Се Лянь, обхватывая ладонями щёки Хуа Чэна. Кожа под его пальцами теплее, чем он помнит; принц подозревает, что демон поменял её температуру специально для него. Князь демонов отвечает ему мягким “хм” — вибрации и глубина этого звука ненадолго отвлекают Се Ляня. Собравшись с мыслями, он продолжает исследование, и… Сказать по правде, перемены не так уж разительны. Челюсть стала острее и немного квадратнее. Нос у него идеально ровный, а рот — Се Лянь знает, какими злыми и опасными бывают вылетающие из него слова — мягкий под его пальцами. Когда князь демонов улыбается, Се Лянь узнаёт небольшую ямочку в уголке рта — она осталась. Принц ничего не может с собой поделать и улыбается в ответ. В уголках его рта, под губой, прячется что-то острое — и мгновенно исчезает, стоит Се Ляню его задеть. Принц поднимает брови: — …Саньлан, ты только что что-то в себе изменил? Хуа Чэн качает головой под ладонями Се Ляня. — Нет, ваше высочество. Перед тобой мой истинный облик, какой он есть. — …Понятно, — вздыхает Се Лянь, нахмурившись. — Мне просто показалось… — Они втягиваются. Он… Ох. Туман в голове мешает думать, но Хуа Чэн, должно быть, говорит о своих… — …Не знал, что у призраков они есть, — бормочет принц, чувствуя себя немного глупо. — В смысле, у человекоподобных призраков. Конечно, у призрака-медведя или призрака-волка будут клыки, или у духов змей… У Вэнь Цзяо скорее всего они тоже были, но он был демоном… С другой стороны, разве Хуа Чэн не демон? — У тех, кто послабее, их нет, — отвечает бедствие. Звучит разумно: призраки, в отличие от богов, крайне редко используют духовные орудия. Обычно их тела сами становятся оружием. Как, например, длинные когти у Сюань Цзи. Эта мысль заставляет принца бездумно потянуться вниз и взять Хуа Чэна за руку — просто чтобы проверить. Но пальцы у него заканчиваются короткими и гладкими ногтями, как у любого человека. (Хотя ладони стали заметно крупнее, чем раньше, и мозоли на них ощущаются отчётливей). Другой ладонью принц чувствует ухмылку демона, и у него начинают гореть уши. — Они тоже втягиваются, Дянься, — отвечает он, мгновенно считав направление мыслей своего бога. — …Если Саньлан беспокоится, что меня они испугают, то это зря. Ты можешь их не прятать. — Конечно, — соглашается Саньлан. — Но это их естественное состояние. — Правда? — Люди же не ходят с высунутым языком, — в его тоне сквозит намёк на веселье. — По крайней мере обычно. Что ж, тут он прав. — Но если ты хочешь их увидеть… — Всё в порядке, — бормочет бог и отпускает руку Хуа Чэна, когда понимает, что и так слишком долго за неё держался. Принц возвращается к его лицу. — Я не хочу стеснять Саньлана лишь ради утоления моего праздного любопытства… — Ты никого не стесняешь, и твоё любопытство — более чем достойная причина, — следует немедленный ответ. Се Лянь уже давно уяснил для себя, что Саньлан — любитель бесстыдно заигрывать, и это не беспокоило принца: такие люди попадались ему сплошь и рядом. Но лучше бы Хуа Чэн не флиртовал, пока Се Лянь обеими руками держит его лицо, потому что от его словечек у принца мысли путаются с каждым мгновением всё больше. Наверное, это от стыда. Се Лянь продвигается вверх по лицу демона, находит нежную кожу прикрытого века, густые ресницы, острые брови… И кожаную повязку, закрывающую один глаз. О ней явно хорошо заботились: несмотря на её возраст, повязка в отличном состоянии. — …Саньлан? — Хмм? — В тот день… — Се Лянь прикусывает губу, гадая, стоит ли задавать этот вопрос, пришло ли время, есть ли у него правильные слова… — Когда ты впервые заговорил со мной в повозке, ты рассказал мне про то, как Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём лишился глаза. И ты сказал… “Сделав глупость” После мгновения тишины Хуа Чэн отвечает: — Если гэгэ хочет знать, то я расскажу. Когда придёт подходящий момент. Се Ляню хватает такого ответа: в конце концов, Хуа Чэн произнёс похожие слова, когда принц спросил про его истинный облик, и демон в скором времени действительно показался ему, как и обещал. Наконец, кончики пальцев бога касаются линии роста волос — волосы у него тяжелые и гладкие, как шёлк, а ещё никак не убраны: они свободно спадают по спине кроме единственной тонкой косички, в конце которой вплетено что-то круглое. Наверное, это какая-то бусина — Се Лянь часто слышал шорох, с которым Саньлан вертел её между пальцами. Его другая ладонь всё ещё прижата к щеке Хуа Чэна, и он чувствует, как демон спрашивает: — Как тебе? Только сейчас Се Лянь замечает, что ладони Хуа Чэна легли ему на талию. Он так увлёкся своими исследованиями, что пропустил это невесомое прикосновение. И теперь Хуа Чэн ждёт ответа. Хотя он пытался казаться уверенным, бог уловил в его голосе что-то беспокойно-тревожное, почти напуганное. Будто бы, несмотря на все бесстыдные заигрывания, он все равно боится, что Се Лянь… Се Лянь подумает, будто он… У принца сжимается сердце, и он ласково гладит Хуа Чэна по щеке, сам того не осознавая. Это слово соскальзывает с губ естественно, безо всяких усилий: — Краси… Бог останавливает себя, не даёт сорваться последнему слогу. Что-то неуловимо меняется в выражении его лица, и он отводит взгляд. О чём он только… Он знает Хуа Чэна всего две недели, и уже чуть не назвал его… — …Дянься? Только одного человека Се Лянь называл красивым, и он всё ещё отлично помнит это лицо; изгиб его губ, каждый шрам, неровный, много раз сломанный нос… — …Саньлану не о чем переживать, — отвечает Се Лянь наконец. Прах Хун-эра на его груди кажется невероятно тяжелым. — Мне очень нравится твой истинный облик. Так нравится, что принц чувствует вину за мурашки, покрывшие его руки и шею. Каждый раз, когда его сердце пропускает удар, почему-то ощущается как предательство. — …Нравится? — отвечает притихший демон. Се Ляня беспокоит его тишина. Хотя он давно привык к собственной красоте и воспринимает её как должное, Се Лянь знает, как ощущается уродство. Не в оболочке, а где-то в самых костях. Он уже чувствовал себя гротескным, запятнанным, недостойным. Се Лянь не хочет, чтобы кто-то думал про себя так, особенно кто-то, кого Се Лянь… Кого Се Лянь уважает. — Твой облик идеален, — тихо говорит он, не отнимая ладони от щёки Хуа Чэна. — Для меня не могло быть облика лучше, так что можешь не носить при мне маску… Если только тебе самому не захочется. На несколько мгновений повисает тишина. И… Се Лянь не может видеть лица Князя Демонов, как его переполняют изнутри оторопь, трепет, открытое обожание, благоговение… Разве мог Хуа Чэн не лишиться дара речи, не замереть, пораженный до глубины души, когда самое прекрасное создание в мире так искренне называет его идеальным? Он молчит так долго, что Се Лянь уже собирается спросить, всё ли в порядке… — …Даже втягивающиеся клыки и когти? Он дразнится, но под легкомысленными словами прячется что-то острое. Се Лянь улыбается, с трудом совладав с дыханием, нервно смеётся и кивает: — Конечно! И даже сейчас они не отходят друг от друга, но теперь Се Лянь обращает внимание на кое-что другое: Хуа Чэн обнимает его за талию, а Се Лянь гладит призрака по щеке, и эта поза… Они стоят так близко, будто бы вот-вот… Се Лянь не может не вспоминать, какие слова прозвучали совсем недавно в Игорном доме — о Князе Демонов и его “выигрыше”. И… прямо сейчас они очень даже наедине. Хуа Чэн вскидывает бровь; он всё ещё замер, склонившись на полпути к Се Ляню (чтобы принцу было удобнее “смотреть”), но его губы трогает небольшая довольная улыбка: — Ваше высочество, о чем ты задумался? — …Эм… — Се Лянь сухо сглатывает, широко распахнув глаза. — …Саньлан, мне нужна помощь в одном деле, — он судорожно копается в памяти, пытаясь придумать что-то менее смущающее, чем его настоящие мысли. — Если тебе не трудно… — Совсем нет. Напротив, я рад, что ты меня попросил, — в этих словах Хуа Чэн намеренно искренен. — …Я встретил мальчика, — бормочет принц. — Думаю, он был родом из моего королевства, хоть оно и давно пало. У него шрамы от Поветрия Ликов. Се Лянь не может видеть, каким опасным у Хуа Чэна становится взгляд, но чувствует, что руки на его талии сжались крепче. — Удивительно. Се Лянь кивает, потому что тут Саньлан прав: принцу с юности не попадались бывшие жители Сяньлэ ни среди призраков, ни среди заклинателей. — Боюсь, при нашей с ним первой встрече я отреагировал не лучшим образом, и поэтому он сбежал от меня. Но у меня есть причины полагать, что он укрылся здесь, в Призрачном городе. Повисает короткая тишина, и Се Лянь в который раз за вечер гадает, не спросил ли он лишнего. Была ли его просьба грубой? Неясно, ведь даже Линвэнь не смогла выследить этого духа… — Но если это слишком сложно… — Отнюдь, — возражает Хуа Чэн. — В этом городе есть достаточно старые призраки, которые застали чуму. Узнать его будет несложно. — А ты? — в Се Ляне вспыхивает любопытство. — Ты тоже… помнишь, как она выглядит? — …Да, — говорит Князь Демонов, и его голос… звучит немного… искаженно. Но Се Лянь не успевает выразить беспокойство: Саньлан перебивает его вопросом: — Ты оставил Лан Цяньцю в городе одного? Принц морщится, припомнив учинённые его бывшим учеником беспорядки, и качает головой: — Нет, с ним Повелитель Ветра. Мы разделились, когда я отправился на поиски мальчика… Прости, что он устроил такой переполох… — Дянься не имеет отношения к его поступкам, — Хуа Чэн качает головой. — Так что и извиняться нет нужды. И всё же Се Лянь чувствует некоторую ответственность… — Расходы на починку Игорного дома я покрою, — продолжает Бедствие, пожав плечами. — И его не трону, если не будет мне докучать. Убедить Лан Цяньцю не соваться? Эх, легче сказать, чем сделать… — Мой господин? Они оба вздрагивают, и Се Лянь торопится отступить на пару шагов: до этого они стояли совсем вплотную. Рука Хуа Чэна соскальзывает с его талии. — Что такое? — Мы нашли ребёнка, о котором вы говорили. Се Лянь резко вскидывает брови. Это… было быстро. Особенно с учетом того, как долго возились с этой задачей Небеса — Се Лянь не ожидал, что Призрачный город закончит так оперативно. Знакомый мужчина — Посланник Убывающей Луны, как его звали призраки с рынка — за руку ведёт мальчика к ним. Он держит ребёнка крепко, но стараясь не причинять боль. — А мы уже заждались, — Хуа Чэн улыбается, заложив за спину руки. — Дянься, что ты от него хочешь? Мы сделаем, как ты скажешь. Слуги в коридоре таращатся во все глаза: они впервые видят, чтобы Кровавый Дождь к кому-то обращался с таким почтением. Се Лянь, впрочем, не замечает разницы. — Ох, Саньлан, не беспокойся, — принц подходит к мальчику. — Дальше я смогу разобраться сам, ты уже мне очень помог. Хуа Чэн хмурится в ответ, но решает промолчать и только смотрит, как Се Лянь здоровается с мальчиком, присев возле него на корточки: — Привет, — принц говорит тихо и держит руки при себе, чтобы не напугать его. — Ты помнишь меня? Прости за то, что случилось в нашу первую встречу. Мальчик дрожит в руках Посланника, низко опустив голову, но всё же кивает — Се Лянь чувствует движение воздуха. Принц поворачивает голову к бывшему небожителю. — Отпустите его, не думаю, что он попытается сбежать. Он ранен? — …Нет, господин, — тихо отвечает Посланник. — Его повязки испачкались, а в остальном он в порядке. — Как хорошо… — Се Лянь хитро улыбается ребёнку и тянется в рукав. — …Что у меня всегда есть с собой запасные. Его горло и руки замотаны бинтами — вот почему ребёнок осторожно смеётся в ответ. — Ваше высочество… — Хуа Чэн хмурится. — Не стоит, я могу… — Всё в порядке, Саньлан, — твердо отвечает принц. — Я лучше сам. В конечном итоге, принц пообещал присмотреть за мальчиком, когда умерла Сяо Ин. Он быстро справляется с бинтами — спасибо богатому опыту. Ребёнок не двигается и больше не пытается сбежать; когда принц заканчивает, Хуа Чэн вновь подаёт голос: — Он скорее всего устал. Пусть его отведут в гостевую спальню, где он сможет отдохнуть. В этот раз у Се Ляня нет причин возражать. Когда ребёнка уводят, принц думает, что они с Хуа Чэном поговорят ещё, может, он даже спросит напрямую, нет ли в городе раненых небожителей, но… — Гэгэ, прошу меня простить, — вздыхает Князь Демонов. — Я вынужден ненадолго отлучиться по срочному делу. — Ох, — Се Лянь тревожно хмурится. — Что-то случилось? — Ничего, о чём вашему высочеству стоило бы переживать, — Хуа Чэн делает шаг вперёд и берёт принца за руку, чтобы подвести к высокой ложе, на которой сам сидел до прихода гостя. — Отдохни здесь, пока я не вернусь. Слуги принесут тебе всё, что ты пожелаешь. — Саньлан, ты слишком из-за меня… — Нет, гэгэ. Это совсем не так. Он широкими шагами покидает комнату, оставив Се Ляня в раздумьях. Ложа оказывается на удивление мягкой… и огромной. Когда Се Лянь откидывается назад, на подушки, как и задумывалось, его ноги отрываются от пола. Поболтав над полом пятками и решив, что так он выглядит довольно глупо, принц подбирает ноги под себя. Что-то во всей этой ситуации кажется до странности знакомым — и одновременно совершенно чужим. У него уже много сотен лет не было слуг, никто не ждал от него указаний. И всё же, старые привычки всё ещё здесь. Се Лянь задумчиво поднимает в воздух одну руку — не потому, что действительно чего-то хочет, а просто ради давних воспоминаний. Когда-то один этот простой жест заставил бы забегать целый дворец слуг, они бы уже спешили к нему, пытаясь предугадать любой вопрос и желание. Он очень много лет не думал об этом — возможно потому, что десятилетия минули с тех пор, когда он последний раз скучал по дворцовой жизни. Се Лянь скучает по близким, а не по богатству, статусу или титулам — что значит эта шелуха для бога, которому почти тысяча лет? Прошло несколько столетий с тех пор, как принц был во дворце… или в чем-то отдалённо похожем на дворец. В последний раз он… Се Лянь кончиками пальцем касается переносицы, вспоминая золотую маску, которая когда-то скрывала его лицо. Из мыслей его вырывает какой-то звук… смех? Нет, больше похоже на хихиканье маленького ребёнка. — … — Принц вскидывает бровь и оглядывается. Проклятые символы мерцают в его глазах. — …Привет? Здесь кто-нибудь есть? Ему никто не отвечает — и, Се Лянь уверен, не ответит. Слуги Хуа Чэна не станут беспокоить его, если принц не обратится к ним напрямую: сама мысль о том, чтобы “досаждать” гостю, вызывает у них ужас. Но затем он слышит топот ног по мраморному полу — будто бы кто-то бежит по коридору в его сторону. Се Ляню приходится постараться, чтобы беззвучно слезть с очень мягких подушек. Он прислушивается. Принц сомневается, что это ребёнок в бинтах решил прогуляться — даже сейчас он всё ещё пуглив, да и раньше был не из тех, кто беззаботно смеётся. Дом Блаженства — прекрасное место. Таинственное, манящее — как и демон, построивший его. И, как и его владелец, Дом Блаженства полон вопросов. Почему это место ощущается так знакомо? И чего ждут Призрачные огни, скопившиеся во дворе? “Своей очереди” — вот что сказал ему Посланник Убывающей Луны, но что он имел в виду? Откуда вообще у Хуа Чэна на службе изгнанный небожитель? И… В коридоре снова разносится эхо хихиканья, заманивая Се Ляня вперёд. …Хуа Чэн сам говорил, что подавляющую часть времени живёт здесь один. Так почему же Се Лянь нутром чует, что это утверждение не совсем верно? Едва завернув за угол, принц открывает рот, собираясь позвать ещё раз, но затем останавливается. В конце коридора он видит ауру — уже знакомую ауру. Тёмно-лиловую, кажущуюся неуместной в этом городе и в этой ситуации. Ауру Посланника Убывающей Луны. Се Лянь полагает, что небожитель его не увидел — тот никак не отреагировал и не поздоровался. Вместо того, чтобы выйти ему навстречу, Се Лянь отступает в тень. Теперь стена коридора надёжно скрывает его, ведь он не хочет попасться… С другой стороны, он же не делает ничего предосудительного?.. Не вынюхивать же принц сюда заявился… Ох. Теперь он выглядит ещё более подозрительно, потому что прячется. От внутренних метаний Се Ляня отвлекает перестук игральных костей. Тук! Клац! Судя по звуку, кости приземляются на что-то металлическое. Наверное, это поднос или чаша. Цзинь! …Кто вообще играет сам с собой в кости посередь коридора? Но затем происходит что-то странное: раздаётся хлопок двери, и аура Посланника исчезает. С тех пор, как повредилась канга, Се Лянь такого не видел; если бы Посланник просто вышел за дверь, принц всё равно смог бы различить его ауру — духовная энергия рассеивается иначе, чем обычный свет. Значит… куда же он исчез? Принц, не совладав с любопытством, пробирается вниз по коридору. Дойдя до места, где исчез небожитель, он принимается осторожно ощупывать стену, пока не натыкается на… дверь? Совершенно обычную дверь, даже не запертую — когда принц толкает её, за ней оказывается просто пустая комната. Что за…? Тщательно ощупав дверной косяк и прилегающие территории, Се Лянь находит ещё кое-что: статую женщины, высеченную из мрамора. Она выполнена очень искусно, скульптор подчеркнул каждую шпильку, каждую складку дорогих одежд. Должно быть, это знатная дама или, может быть, богиня прошлых лет. В любом случае, Се Лянь её не узнал. Его больше привлекают некоторые детали её облика, например бабочки, высеченные на рукавах (точно такие же, как у Хуа Чэна), или притороченные к её поясу ножны. Так еще сложнее угадать, кто здесь изображен: знать и правители почти никогда не изображались с мечами (Сам Се Лянь — другое дело; он так и не был коронован, да и заклинательство в высшем свете практиковалось крайне редко). Маловероятно, что она была королевой, да и сама статуя… Она похожа по стилистике на статую божества, в особенности на статую божества, которую Саньлан вырезал для Монастыря Водных Каштанов, только вот… Только Богов Войны изображают с оружием или в доспехах, а Се Лянь за всю его долгую жизнь никогда не слышал о богинях войны. Его мысли прерывает ещё одно открытие: в руках скульптура женщины держит поднос. Нет, не поднос — такие есть у слуг — в её руках плотная и гладкая стальная чаша. Так вот куда упали кости! Впрочем, чаша оказывается пуста. Наверное, игральные кости пропали вместе с Посланником. Значит, вариант остаётся только один: в двери спрятана пространственная печать, и ключ от этой печати — кости. Значит, для Се Ляня путь закрыт: даже бросай он кости до скончания дней, ему никогда не выпадет нужная комбинация, какой бы эта комбинация не была. Затем раздаётся ещё один голос, заставив его подпрыгнуть: — Гэгэ! Знакомое обращение — только вот зовёт не Хуа Чэн… Мимо Се Ляня проносится ребёнок, да так быстро, что порыв ветра шевелит его одежды. …и зовут не его. — Гэгэ, ты слишком быстрый! Се Ляню становится вдвойне любопытнее, когда он слышит второй голос: — Прости, прости… Пробежавшая мимо Се Ляня девочка была слабым духом, едва ли ярче Призрачного огня, но вот второй ребёнок… Се Лянь уже видел эту ауру раньше, в городе, — ярко-зелёная, с пылающим ядром. Правда, в городе владелец этой ауры предстал в облике юноши, а сейчас ему нет и десяти лет, если судить по голосу. Он торопится вернуться за девочкой и, встретив её на середине коридора, берет за руку. — Ну и зачем ты убежала? — хотя голос звучит строго, сам мальчик осторожен, подталкивая её к двери на другом конце коридора. — Ты же так потеряешься. — …Мне было одиноко, — признаёт она. — Долго ещё придётся ждать? — Нет, — обещает мальчик. — Скоро все соберутся, а ты пока поспи, хорошо? Слышен звук закрывающейся двери, и, хотя девочка уже ушла, Се Лянь знает, что он не один. — …В прошлый раз я не спросил твоего имени, — задумчиво говорит принц, сложив руки внутри рукавов. На другом конце коридора повисает обеспокоенная тишина, и принц выдавливает неловкую улыбку, стараясь не казаться пугающим (хотя кого теперь может напугать его облик?). Он пытается задать другой вопрос, на этот раз мягче: — Ты живешь здесь? И всё равно тишина. Она висит так долго, что Се Лянь подумывает просто сдаться и оставить ребёнка заниматься своими делами, когда… — Шуо, — ответ едва различимый, и мальчик повторяет громче: — Меня зовут Шуо, и я иногда здесь живу. Кажется, в последнем утверждении он не уверен. Он вообще кажется ужасно неуверенным, будто напуганный котёнок, боящийся подойти к дружелюбному человеку. Се Лянь сам не знает, почему от этого что-то сжимается у него в груди. — А девочка, которая была с тобой? — …Она просто постоялец, — бормочет мальчик. Се Лянь вскидывает бровь, и он переступает с ноги на ногу, сжав за спиной руки. — …Некоторые призраки не могут сами двинуться дальше. Особенно маленькие. Принц никогда раньше об этом не слышал, но звучит логично. — Значит, они остаются здесь? — спрашивает он, повернув голову в сторону двери, за которой скрылась девочка. — Ненадолго, — отвечает Шуо. — Хуа Чэнчжу помогает им уйти… и Призрачным огням тоже, когда они тут теряются. Ах… Се Лянь постепенно начинает понимать. Вот что имел в виду Посланник, говоря про безопасный путь, а ещё… Он вдруг вспоминает легенды, которые услышал очень много лет назад. Легенды, которые он давно позабыл. О новом Князе Демонов, который помогает заблудшим детям, если они помолятся с красным фонарём в руках. Это были легенды о Хуа Чэне. Неудивительно, что он помнит эпидемию Поветрия Ликов: легенды появились всего пару десятилетий после его второго изгнания. Значит, в ту ночь, когда они вместе с младшим братом Куо и его друзьями ждали в лесу… Мог ли Се Лянь встретить Хуа Чэна ещё тогда? Насколько бы иначе сложилась его судьба… С другой стороны, в те времена Се Лянь был… Он был незрелым, испорченным, и он только-только начал восстанавливаться. Навряд ли Хуа Чэн захотел бы с ним подружиться, так что… Может, и к лучшему, что они тогда разминулись. — А ты… помогаешь ему? — спрашивает принц, пытаясь прикинуть, куда во всю эту схему вписывается младший призрак. А он явно вписывается: в городе его уважают, да и тут слушаются. Но Шуо остаётся молчалив, и тогда Се Лянь пробует другой вопрос: — …В прошлый раз ты был старше, — тихо замечает он. Хоть это и не совсем вопрос, недосказанность повисает в воздухе, и спустя пару мгновений Шуо сдаётся: — Взрослые пугают совсем маленьких духов. Им спокойнее, когда рядом кто-то их возраста. Се Лянь так и думал. — А ты… — начинает принц, гадая, как много он может спросить у юноши; тот явно знает больше, чем говорит, только вот ответит ли он?... — Дянься, вот ты где. Кажется, Хуа Чэн вернулся. Се Лянь бросает взгляд в его сторону; от одного звучания этого голоса уголки его губ ползут вверх. — Ох, прости… Пока тебя не было, я захотел проверить мальчика, но немного заплутал, — кивнув в сторону Шуо, он добавляет: — Этот молодой человек помог мне найти дорогу. Хуа Чэн бросает беглый взгляд на Шуо и с любопытством выгибает бровь. Мальчик в ответ просто пожимает плечами и бубнит: — Мы с господином Хуа как раз собирались отправиться в главную залу. У Се Ляня начинают гореть уши. Это же очевидно был псевдоним, неужели обязательно было упоминать его прямо при…? Теперь и вторая бровь Хуа Чэна поднимается, присоединяясь к первой, а на лице медленно расцветает улыбка. — “Господин Хуа”? — повторяет он, донельзя довольный. — Мы… — начинает Се Лянь и потом замолкает, прикусив язык. Он собирался сказать, что не знал про связь Шуо и Хуа Чэна, когда представлялся этим именем, но затем вспомнил слова юноши. Перед входом в игорный дом он сказал, что находится “под домашним арестом”. А значит, у Се Ляня связаны руки: если он скажет правду, то у мальчишки будут проблемы. Однако Шуо, не скованный никакими глупостями вроде морали, повторяет, невинно раскрыв глаза: — …Ваша фамилия ведь Хуа, господин? Прошу простить меня, если я ослышался. … А с Хуа Чэном рядом он куда разговорчивее. И точно знает, что ничего ему не послышалось, — Се Лянь где угодно узнает этот хитрый тон. — Вот значит как его высочество представился тебе, когда ты сбежал погулять? Ах. Се Лянь длинно выдыхает, сдуваясь, как проткнутая кукла-марионетка. Значит, Хуа Чэн уже догадался, и Се Ляню не нужно было идти на такие жертвы. Что ж… Что ж, всё в порядке. Его лицо вот-вот сгорит, но всё в полном порядке. Шуо кажется в достаточной степени пристыженным: его внезапно очень заинтересовали собственные ботинки. — Кто тебе рассказал? — Твой особенный приятель послал парочку тварей в город, чтобы учинить беспорядки, — от одного упоминания Шуо скалит зубы и шипит. Се Лянь гадает, есть ли у него клыки, и, если есть, втягиваются ли они. — Пока я разбирался с ними, мне доложили о твоём появлении. Что ж, по крайней мере он не знает, что это Се Лянь тогда… — …Я выбрался в город только потому, что услышал шум, — Шуо обнимает себя руками, всё ещё разглядывая пол. — …Шум? — повторяет Хуа Чэн, бросив взгляд в сторону принца. Постепенно — как сходящая снежная лавина сначала кажется медленной — Се Лянь понимает, в какую сторону идёт разговор. Сердце подпрыгивает и замирает у него в горле. — Я…! — Один торгаш пристал на улице к молодой девушке, хотя она сказала, что ищет своего мужа, — бормочет Шуо. — Лан Чан пришла ей на выручку, но вот только… Мальчик замолкает, поняв, что его история выставляет принца не в лучшем свете. — …Вы каким-то образом наткнулись друг на друга, пока разбирались с ситуацией? — князь демонов вскидывает бровь, и Се Ляню кажется, что он вот-вот от смущения лишится чувств… — Той девушкой был я, — бормочет он, желая провалиться со стыда под землю. Повисает тишина, и она всё длится и длится, и принц решает, что терять ему всё равно нечего — он уже на дне, так что можно продолжать копать под себя. Он уже пересмотрел все свои решения за последние сутки и пожалел о каждом, так что… Он хрипит: — Это была маскировка, и меня поймали как раз когда я превратился обратно… Начался переполох… Шуо помог мне и проводил до Игорного дома. — Маскировка… — повторяет непривычно притихший Хуа Чэн, и Се Лянь гадает, не обидела ли его попытка принца прокрасться в город тайно. — …Да, — вздыхает Се Лянь, совсем поникнув. — Мы думали не привлекать внимания, пока Лан Цяньцю не наделал шуму… Но я всё равно его привлёк. — Ты был… в женском облике, — шепчет бедствие. Голос у него не расстроенный, но Се Лянь всё равно прячет лицо в ладони. — Это Повелитель Ветра придумал, не я… — невнятно отвечает принц. — Ты был женщиной и сказал, что ищешь своего мужа. Вот решение, о котором Се Лянь жалеет особенно сильно. Заклинательница могла бы посетить Призрачный город по любой другой причине, но тогда он запаниковал, и это объяснение пришло в голову самым первым… — И представился фамилией Хуа. Ох. Се Лянь наконец-то понимает, к чему были все эти наводящие вопросы… И Шуо тоже — мальчик обеими руками зажимает рот, чтобы не засмеяться в голос. О боги, нет. — Я… — Принц поднимает голову, рот у него приоткрыт. — Я не это имел в виду… Ты ведь не подумал, что я—? Стороннему наблюдателю могло показаться, что Се Лянь притворялся… пытался выдать себя за… жену Собирателя Цветов. Принц не знает, смеяться ему или плакать. И хуже всего даже не это… Хуже всего то, что некоторые призраки явно соотнесут этот инцидент и то, как Хуа Чэн говорил с ним в Игорном доме. Значит, сначала принц — чисто гипотетически — притворился невестой Хуа Чэна, а затем… Он заявился в Игорный дом и выторговал себе поцелуй (и не важно, чья это была идея) на глазах у толпы призраков. Если так посмотреть, то для них он будто бы и не притворяется вовсе! Будто бы принц действительно приходится Хуа Чэну… …О небеса, что же он натворил! — Я… — принц так и не отнял рук от лица. — Я совсем не это имел в виду—! — Конечно, нет, — торопится успокоить его Хуа Чэн. — Всё в порядке. — …Совсем недавно я жил в Гусу, и там я представлялся как Хуа Лянь, мы с тобой тогда ещё не встретились! — голос у принца даёт петуха. — Мне просто первым пришло оно в голову, клянусь! — Разумеется, — Хуа Чэн кивает на каждое слово принца. Но всё же сложно сказать, пытается ли он успокоить Се Ляня или действительно так думает. — …Я часто представлялся “Хуа”, потому что… Бог войны… в короне… с цветами… и всё в таком духе… — О небеса, Се Лянь бы всё отдал, чтобы заставить себя прекратить говорить. — Дянься, твои объяснения звучат разумно, всё хорошо. Как всё может быть хорошо, если принц устроил такое представление?! Даже если бы он устроил здесь поджог это было бы не так плохо! Шуо переводит взгляд с одного взрослого на другого — частично чтобы сдержать смех, а ещё… Он никогда прежде не видел Хуа Чэна настолько выбитым из колеи. Хуа Чэн, кажется, тоже это понимает: — У тебя был длинный день, иди отдохни. Конечно, он прав, — за последние сутки у младшего призрака действительно много чего произошло. Но ещё он просит оставить их с принцем наедине. — … — Шуо снова оглядывает их обоих, а затем дёргает плечом и отступает. — Как скажешь. Се Лянь потирает щёки, пытаясь прогнать смущающую краску. Наверное, лучшим решением будет сменить тему. — …Этот ребёнок хорошо тебя знает, — слегка хрипло замечает принц. — Так и есть, — в сравнении с ним Хуа Чэн кажется собранным, и Се Лянь завидует его спокойствию. — Мы давно знакомы. Да, но Князь демонов ведёт себя с Шуо иначе, ближе, чем с другими демонами в городе. Да и Шуо, хотя явно уважает градоначальника, не трепещет перед ним, как все остальные. — Он один из твоих подчинённых? Хуа Чэн протягивает принцу руку, пока обдумывает ответ. Се Лянь рассеянно принимает её, и они вместе начинают путь по коридорам. — Иногда я действительно отправляю его на задания, — тихо говорит демон. — Но я бы не назвал его подчинённым. Се Лянь ненадолго затихает, а потом задумчиво спрашивает: — …Саньлан, ты его отец? Князь Демонов от неожиданности давится воздухом. — Прости, что? — Я просто подумал… ну… Когда сам Се Лянь был ребёнком, подобное случалось сплошь и рядом: бастардов принимали и растили как учеников. Хуа Чэн ничего не говорил о браке, да и ведет он себя весьма… свободно, но это ещё ни о чём не говорит. Даже на небесах нередки случаи, когда боги назначают себе в помощники собственных непризнанных детей. Се Лянь никогда не стал бы осуждать за такое, особенно Хуа Чэна. — …Вы двое близки, будто семья. Вот почему я спросил. — …Ты не обидел меня, — поясняет Хуа Чэн, и принц с облегчением выдыхает. — Но детей у меня нет, Дянься. Какое упущение: Саньлан был бы прекрасным отцом — Се Лянь видел, как он обращался с Баньюэ, а потом и Шуо. А теперь он мертв, превратился в нежить, и детей у него никогда не будет. — Но я действительно приютил Шуо, когда он был совсем молод. И его старшего брата тоже, — объясняет Князь Демонов. — И с тех пор я за ним присматриваю, так что ты не так уж и неправ. Он для меня что-то вроде… воспитанника. Что ж, Се Лянь теперь понимает, почему Хуа Чэн так “погранично” охарактеризовал свои отношения с Шуо. Воспитанники тем и сложны. — А его брат? Он тоже здесь? Хуа Чэн колеблется какое-то мгновение. — …Его дух был развеян столетие назад, Дянься. Глаза Се Ляня наполняются сочувствием: — Ох, Саньлан, — шепчет принц, сжимая его локоть. — Мне очень жаль. Хуа Чэн не сразу понимает, как реагировать. После трагедии все успокаивали Шуо — и правильно, мальчишка первые годы был сам не свой — но никто ни слова не сказал ему. Он и не ожидал, что скажут, — с чего им? Хуа Чэн не был для Бао ни отцом, ни братом. Он взялся оберегать его когда-то, и даже это у него не вышло. Но слова Се Ляня… он соврет если скажет, что они не принесли ему утешения. — …Всё в порядке, ваше высочество, — тихо отвечает призрак. — Прошло уже много лет. Но это не значит, что боль утихла, — кому как не Се Ляню об этом знать. Они вдвоём останавливаются перед ещё одной дверью. — Я хотел кое-что показать тебе, —тихо говорит Хуа Чэн. — Мне кажется, вашему высочеству должно понравиться. Се Лянь с любопытством поднимает брови: — Тогда пойдём. Перед дверью стоят два отлитых из бронзы тигра, сошедшихся в кровожадной драке. Впрочем, они покорно разъезжаются в стороны, повинуясь лёгкому движению запястья Хуа Чэна. Раздаётся тяжелый металлический скрип, двери распахиваются, и Се Ляня обдаёт запахами металла и кожи. Он идет вперёд под присмотром Князя Демонов, и находит… магические клинки. Ряды за рядами — оружие всех мастей. Глаза принца распахиваются всё шире с каждой рукоятью, которая попадается ему под руку — вот меч, а вот топор, и копье, и сабля… Даже щит! Кажется, здесь есть всё оружие, которое Се Лянь только может вообразить. Хуа Чэн пристально разглядывает его вытянувшееся лицо, пытаясь понять, понравилось ли принцу… Мгновение спустя Се Лянь улыбается так широко, что почти больно: — Саньлан! Неужели все это действительно твоё? — Да, — улыбается в ответ князь демонов, наблюдая, как принц с восторгом перебирает оружие. — Что-нибудь из этого тебе нравится, Дянься? Се Лянь почти фыркает: мысль о том, что что-то в этой оружейной может быть недостаточно совершенным, кажется смешной. — Мне нравится все! Здесь все прекрасно! Каждый клинок здесь — совершенное произведение искусства. Прочные, практичные и надежные орудия — принц не может не заметить, что такого качества можно ждать от оружейной Высших Небес. По правде говоря, в этой оружейной попадаются клинки и получше небесных. — Могу я спросить, откуда они у тебя? — Конечно, — безмятежно улыбается Хуа Чэн; кажется, вопрос его ничуть не обеспокоил. — Я выковал каждое. Брови Се Ляня ползут всё выше: как раз в этот момент он бережно осматривал рапиру, восхищаясь её легкостью, силой и идеальным балансом. — Их все… сделал ты?.. Хуа Чэн кивает, глядя поверх плеча Се Ляня на клинок в его руках. — Все до единого. Принц вспоминает слова Хуа Чэна, сказанные во время путешествия в Королевство Полумесяца. — …Значит, твоя мать действительно была оружейным мастером? Князь демонов отвечает не сразу, и его голос звучит отстранённо и задумчиво: — …Не она родила меня, — признается он. — Но она была мне Наставницей, и я давно привык считать её матерью. Се Ляню становится ещё любопытнее: ему никогда раньше не доводилось слышать о женщинах-Наставницах. — А твоя родная мать? — интересуется принц. Он беспокоится, что мог спросить лишнего, но Хуа Чэн не разделяет его опасений и отвечает без колебаний: — Я был совсем маленьким, когда потерял её. У меня почти не осталось воспоминаний, но я знаю, что она была хорошим человеком. Что ж, Се Лянь вполне понимает Хуа Чэна: у него самого были сложные отношения с отцом. Не потому что они не любили друг друга, — просто никак не могли найти общий язык и хоть где-то сойтись во мнениях. Мэй Няньцин тоже был для него как отец. Как и Цзюнь У в какой-то степени. Они оба научили его быть богом, оставаясь при этом человеком. Все трое были ему отцами, хоть причины у каждого были свои, да и удавалось всем по-разному. — Твоя мать...это она научила тебя кузнечному делу? Се Лянь даже не пытается скрыть свой восторг. — До её мастерства мне далеко, — признается Хуа Чэн, пожимая плечами. — Но да, обучала меня она. “Далеко”? Как такое возможно? В этой оружейной каждый предмет — сокровище, какого и на Небесах не сыщешь… Но всё же Се Лянь решает оставить эти размышления до другого раза. Вместо этого он расспрашивает о клинках — о том, как их ковать, ухаживать за ними и как использовать. Хуа Чэн терпеливо и подробно отвечает на каждый вопрос. Здесь есть лезвия белого нефрита и мечи, которые становятся пластичными и меняют форму прямо у Се Ляня в руках… Кое-что привлекает внимание принца: кольцо, лежащее на бархатной подушке. Что оно здесь делает? — …Саньлан, — он выгибает бровь. — Это тоже оружие? Князь Демонов рассматривает кольцо поверх плеча Се Ляня. Кажется, ситуация немного его забавляет: — Почему бы вашему высочеству не надеть его и не узнать самому? Судя по ощущениям, кольцо сделано из серебра и украшено драгоценным камнем. Когда Се Лянь надевает его на палец, оно садится идеально. Се Лянь начинает подозревать, что Хуа Чэн специально создаёт вещи, которые сами собой подстраиваются под размеры владельца. Как иначе объяснишь, что и кольцо, и гостевая обувь оказались Се Ляню впору? От этих вопросов его отвлекает кольцо: едва устроившись у принца на пальце, оно оживает, вытягивается, извивается вокруг его руки, будто змея. Но принц не боится и просто ждет; в скором времени в его ладонь ложится рукоять. Се Лянь делает резкое движение запястьем… ТРЕСК! Это… кнут? Но щелчок лишь отдаленно напоминает щелчок обычного кнута — духовное орудие вспыхивает по всей длине, искрится и потрескивает от вложенной в него ци, окрашивая поле зрения Се Ляня пурпурными брызгами. — Я никогда не видел такого оружия, — с любопытством шепчет Се Лянь. — Не знал, что Саньлан сражается кнутом. — Не сражаюсь, — поправляет его Князь Демонов, любуясь тем, как ладонь Се Ляня охватывает рукоять. Впрочем, в руках его бога что угодно будет выглядеть утончённым. Что-то в словах Князя Демонов кажется принцу странным, но он не может понять, что именно. — Я выковал его для клана заклинателей из Юньмэна пятьдесят лет назад. Он был моей частью сделки, — тихо говорит Хуа Чэн, наблюдая, как хлыст, потрескивая, рассекает воздух. — Но они не выполнили свою, поэтому я забрал Цзыдянь обратно. Се Лянь не может винить Хуа Чэна — демон был в своём праве. — Значит, его зовут Цзыдянь? Хуа Чэн согласно кивает, и Се Лянь улыбается. “Пурпурная молния”. Подходящее имя для такого чудесного оружия. — Я никогда не видел ничего подобного, — признает Се Лянь. — Цзыдянь уникален, как и каждый клинок здесь. Саньлан, я и правда многие сотни лет не встречал таких превосходных мечей и копий, как здесь. Князь демонов кажется искренне польщенным этими словами и заходит еще дальше, предлагая: — Если что-то здесь тебе нравится, то оно твое, Дянься. — Ох… — Се Лянь тихо, немного неловко смеется и ослабляет хватку на хлысте, отчего Цзыдянь тут же сворачивается обратно в простое кольцо. — Мне все здесь нравится, Саньлан, правда... — бормочет принц, сняв кольцо с пальца и положив его обратно на подушку. — С твоей стороны было очень мило предложить… — Тогда забирай всё. Принц замолкает, и его брови сходятся на переносице. Хуа Чэн ведь шутит, правда? — Я так не могу… — смущенно бормочет Се Лянь. — Я уже много лет не ношу при себе оружия, а даже если бы носил… Мне негде было бы хранить все это. Саньлан очень добр, но… — Это вопрос решаемый, — пожимает плечами Хуа Чэн. — Ты можешь хранить оружие здесь. Считай, что оружейная комната твоя. Се Лянь молча ждет, когда князь демонов рассмеется и скажет, что пошутил. Раньше принц слишком легко верил людям, но теперь научился осторожничать, но… Хуа Чэн совершенно серьезен. — Я…ну... — Се Лянь тяжело сглатывает, а потом бормочет: — Я не смогу содержать целую оружейную... Когда-то давно у него было и оружие, и оружейные, но тогда за всем этим следили слуги. В его теперешнем положении присматривать за таким количеством магических клинков будет сложновато… — Тогда я возьму уход за ними на себя, — пожимает плечами Хуа Чэн. — Мне не трудно. Се Лянь всё ещё смотрит на него и ждёт, когда демон начнет смеяться. Но ничего не происходит, и принц начинает гадать, сколько же у этого человека разных мечей и копий, если он по прихоти отдаёт целую оружейную? В любом случае, дар очень щедрый… Даже если окажется, что у демона хватит клинков на небольшую армию. — …Саньлан уже очень многое сделал, — растроганно произносит Се Лянь. — Как я могу просить его прибираться за меня в оружейной?.. — Так ты и не просишь, — тихо улыбается Хуа Чэн. — Это я предлагаю. Ты голоден, Дянься? Конечно, Се Лянь мужественно пытается всё отрицать, но голодное урчание в животе выдает его с головой. — Мы можем обсудить детали позже, а сейчас пойдём. Ах да, разумеется: то, что Се Лянь теперь владеет бесценной оружейной комнатой, в то время как Хуа Чэн следит за ней и обслуживает, — это так, незначительная деталь... Се Лянь вдруг вспоминает про ещё одну “незначительную деталь” — предупреждения Цзюнь У. — …Саньлан, среди всех сокровищ твоей оружейной… был Эмин? Безжалостный ятаган, которого боятся все небеса, оружие, для которого двойник Пэй Су был не страшнее тряпичной куклы… Се Лянь не припоминает, чтобы ощущал что-то похожее на его присутствие внутри оружейной комнаты. — Нет, — отвечает Хуа Чэн. — Эмин всегда при мне или где-то поблизости. Вперемешку со словами призрака Се Лянь слышит странный металлический скрежет. Князь демонов кладет руку на рукоять на бедре и твердо произносит: «Нет». — …Что? — Это было не тебе, Дянься, а Эмину. Он совсем распоясался и лезет с тобой поздороваться. — Поздороваться? — Се Лянь делает шаг вперед. Обычно он с большим уважением относится к границам чужого личного пространства, но Хуа Чэна, кажется, ничуть не беспокоят его вторжения. Принц тянется к ножнам и кладет на них ладонь. — Значит, это и есть Эмин? Меч взволнованно дребезжит под его пальцами; Се Лянь не может видеть, как быстро вращается красный глаз на рукояти, то щурясь, то распахиваясь во всю ширь. — …Он всегда так себя ведёт? — спрашивает Се Лянь, приподнимая бровь. — Нет, — признается Хуа Чэн, пряча улыбку. — Просто ты ему нравишься. Се Лянь удивленно склоняет голову к плечу: проклятый демонический ятаган Эмин, о котором на Небесах осмеливаются только шептаться, дрожит под его ладонью от восторга, как радостный щенок. — Что ж, я польщен, — задумчиво говорит Се Лянь, поглаживая саблю большим пальцем по рукояти. — Эмина ты тоже выковал сам? — …Да, — сдержанно произносит Хуа Чэн. — Он был моим самым первым творением. Хуа Чэн смог создать что-то настолько мощное с первой же попытки? Се Лянь загорается любопытством, он чувствует, что история не закончена, в ней есть что-то ещё... Хуа Чэн даже говорит про Эмина иначе, отстранённо, будто бы холодно, будто бы за его интонацией скрывается… И хотя Се Лянь чувствует острое любопытство, он не успевает больше ни о чем спросить, потому что они возвращаются в главный зал… …Где их уже ждёт огромный стол, ломящийся от изобилия блюд. — …Саньлан, — вздыхает Се Лянь. — Хмм? — отзывается Хуа Чэн. — Я и так причинил тебе хлопот, не нужно было ради меня так стараться... — Се Лянь вздыхает ещё раз, на этот раз с сожалением. Он чувствует себя виноватым: вряд ли Хуа Чэн был бы таким щедрым, узнай он, зачем Се Лянь здесь на самом деле. Справедливости ради стоит сказать, что сам Се Лянь успел несколько раз за ночь забыть об истинной цели своего визита — но это, конечно, не отменяло существования у него скрытых мотивов. Пусть даже принц пришел в Призрачный город из благих побуждений, он всё равно пришел сюда вынюхивать и выслеживать. — Кто сказал, что я не устраиваю такие пиры каждый вечер? — Князь демонов лукаво улыбается, и даже у Се Ляня закрадываются некоторые подозрения. — …И как часто в Доме Блаженства бывают гости, которым действительно нужно есть? — парирует принц с сухой иронией. В конце концов, призраки не могут умереть от голода, они его даже не чувствуют. Хуа Чэн замирает, удивленно приоткрыв рот. Отчасти, потому что ему редко кто-то противоречит, а отчасти… Нет, ум Се Ляня не удивляет его — Хуа Чэн никогда не забывал, как проницателен его бог. Но он не привык слышать у принца интонации и слова… …Которыми когда-то говорил Хун-эр. В такие короткие и редкие мгновения он ясно видит отпечаток юного себя в сердце бога, которого так трепетно обожает. И это настолько же больно, насколько и радостно. — …Уверен, ты уже слышал от других призраков в городе, — тихо говорит Хуа Чэн, провожая принца к его месту во главе стола. — …Что у меня нечасто бывают гости. Тут он прав: прислуга только и шепталась, что о приказе Градоначальника сопроводить Се Ляня в усадьбу. — А это значит, что мне нечасто выпадает шанс проявить гостеприимство, — пожимает плечами князь демонов. — Пожалуйста, окажи мне честь. Се Лянь не решается возразить — не сейчас, когда Хуа Чэн просит его с такой надеждой, почти с мольбой. Будто это Се Лянь оказывает ему великое одолжение, соглашаясь присутствовать на сегодняшнем роскошном ужине. — Хорошо… — вздыхает Се Лянь, опускаясь в кресло, которое князь демонов для него отодвинул. Стол огромен, но за ним сидят только четверо: Хуа Чэн, Се Лянь, Шуо и спасённый принцем перебинтованный мальчик. Шуо сидит на самом краю, равнодушно ковыряясь в своей тарелке, а мальчик жмется к Се Ляню и не ест, пока принц не подталкивает ему миску. Осмелев, мальчик набрасывается на еду. Он ест хищно, грубо и жадно, торопливо запихивая большие куски в рот. Хуа Чэн и Шуо пристально наблюдают за ребёнком, и ни один из них не кажется особенно дружелюбным. Но Се Лянь не видит их взглядов — он наслаждается отличным ужином. Принц не может вспомнить, когда в последний раз ел такую вкусную еду. Каждый кусочек божественно прекрасен, и даже благовоспитанному Се Ляню приходится напомнить себе, что набрасываться на еду невежливо. Усилием воли Се Лянь заставляет медленно и аккуратно прожевать нежнейшее мясо, и только потом спросить: — Видимо, я ошибался, полагая, что призраки не нуждаются в пище? В конечном итоге мальчик рядом с ним выглядит очень даже голодным. Хуа Чэн пожимает плечами. — Когда как. Обычно слабые призраки даже после смерти продолжают имитировать человеческие привычки. Они не осознают, что умерли, — объясняет он, всё ещё следя за мальчиком. — Призраки посильнее в пище не нуждаются, но иногда всё равно едят, чтобы укрепить свое тело перед боем, или просто ради ощущений. Зависит от личных предпочтений. Шуо молча слушает, откусывая приготовленную на пару булочку и задумчиво жуя. Очевидно, что и Шуо, и Хуа Чэн попадают в последнюю категорию, но вот что касается мальчика… Се Лянь не был бы так уверен. Впрочем, принц не станет отвергать никакую информацию о своём новом подопечном — сам мальчик вряд ли ей поделится. Он родом из Юнъани — вот всё, что Се Ляню удалось из него выудить. Значит, он старый дух: поветрие ликов в Юнъани случилось очень рано, на самой заре становления государства. — Ты совсем не помнишь своего имени? Ребенок трясет головой, широко распахнув глаза. — В таком случае... — Се Лянь предается размышлениям и вспоминает: — Официальная фамилия Королевства Юнъань складывается из иероглифа Лан… Значит, тебе осталось только выбрать себе имя. Как ты хочешь, чтобы к тебе обращались? После мгновения тишины ребёнок отвечает: — Ин. Се Лянь никак не реагирует, но Хуа Чэн и Шуо одновременно подбираются. Лан Ин. Конечно, этот выбор имеет вполне логичное объяснение — мальчик скорее всего пытается почтить память Сяо Ин, которая приютила его и заботилась столько времени… Но даже Се Лянь готов признать, что все это — хоть ребёнку и неоткуда знать — крайне неудачное совпадение. При звуках этого имени сложно не вспоминать… совсем другие времена. Хуа Чэну и Шуо ещё труднее. Лан Ин бросает взгляд на Шуо, пытаясь найти поддержку у кого-то, кто ближе к нему по возрасту. Свирепый призрак скалится на него в ответ, и Лан Ин, отпрянув, прячет лицо у Се Ляня в рукаве. Принц не знает, что напугало мальчика, но всё равно треплет его по волосам. — Все в порядке, никто не тронет тебя, пока ты со мной. Шуо и Хуа Чэн переглядываются. Князь Демонов пробует вино, не сводя взгляда с мальчика и бога, и явно о чём-то усиленно думает. Когда он наконец-то снова встречается с Шуо взглядом, младший призрак одними губами произносит: “Гэгэ, я могу его съесть?”. Хуа Чэн действительно обдумывает это предложение и молчит так долго, что Шуо успевает понадеяться, но… “Нет” — приходит ответ в личной сети духовного общения, и Шуо с фырканьем плюхается обратно на стул, отодвинув подальше тарелку с недоеденной паровой булочкой. Он дуется: “Ну почему? С ним же явно что-то не так!” На это Хуа Чэн не возражает, продолжая с недоверием разглядывать забинтованного призрака. “Может быть. Но Дянься к нему привязался, а у нас нет доказательств” Хотя принц появился в их жизни совсем недавно, Шуо успел уяснить для себя золотое правило: слово Се Ляня для Хуа Чэна — закон. “Не нравится мне всё это” “Тогда не спускай с него глаз” Се Лянь бы заметил, что за столом стало тихо, если б сам не был занят разговором по духовной сети. “Ваше высочество?” Се Лянь подпрыгивает, услыхав голос Повелительницы Ветра — она снова вернулась в женский облик. “Госпожа Повелительница Ветра?” В ответ он слышит полный облегчения вздох. “Хвала небесам! Нам следовало бы обменяться паролями заранее, а то мне пришлось просить Лин Вэнь устроить нам личный канал связи… Иначе мне вас никак было не дозваться, вы же меня всё равно не видите…” “...Не вижу?” — Се Лянь удивленно моргает и старается сесть ровнее. “Вы здесь?” “Я надеялась, что вы заметите мою ауру, но внимание вашего высочества было занято другими вещами.” У Се Ляня вспыхивают щёки, но тут она права. “Я только что налила вам вино” Се Лянь давится посередине глотка. — Вино не пришлось гэгэ по вкусу? — голос у Хуа Чэна полон беспокойства, и Се Лянь бросается его успокаивать: — Нет, что ты, вино прекрасное… — он улыбается и осторожно опускает чашу на стол. Теперь, когда принц действительно смотрит по сторонам, он замечает чуть в стороне знакомую ауру Ши Цинсюаня. — Я просто только что вспомнил, что мои обеты запрещают много пить, — Се Лянь на всякий случай отодвигает чашу подальше. — Ведь я должен сохранять чистоту не только помыслов, но и тела… — Прошу простить меня, Дянься, — хмурится Хуа Чэн. — Я об этом не подумал. — Тебе не за что извиняться! — Се Лянь качает головой. — Это я забыл упомянуть про свой Путь, так что виноват лишь я один. Шуо корчит полную отвращения гримасу, глядя на лицо Хуа Чэна: судя по виду, демон явно думает про “чистоту тела”, и мысль ему очень не нравится. Шуо бы даже сказал, что он её ненавидит. Шуо вообще давно привык, что у этих двоих ни стыда, ни совести. Впрочем, его больше интересует Лан Ин-младший, а не переглядки и разговоры бога с князем демонов. Новенькая девушка среди слуг тоже не привлекает его внимания. Шуо пристально следит за забинтованным призраком, вглядывается и вслушивается, пытаясь отличить подделку, марионетку или двойника. Но еда и питьё не отдаются в его желудке пустым плеском, а в маскировке нет ни единого изъяна… И это тревожит ещё сильнее. От беспокойства у него зубы сводит. Когда ужин окончен, а гости отправились каждый в свою комнату, Шуо заводит об этом разговор, прогуливаясь рядом с Хуа Чэном: — Если он не тот, за кого себя выдаёт, и мы оба не можем вывести его на чистую воду… Шуо замолкает, и его опасливый вопрос повисает в воздухе. — То он должен быть бедствием, — спокойно заканчивает за него Хуа Чэн. — А судьбы всех бедствий известны. Первый князь демонов давно сгинул, второй закован в подземелье, а третий стоит прямо перед Шуо. А значит, ни о какой маскировке не может идти речи, но… Что-то здесь не сходится. Они оба это знают. И всё же ребёнок пока не совершил ничего предосудительного, а ещё… Наследный Принц взял его под свою защиту — значит, пока не появятся доказательства, у них связаны руки.