No Paths Are Bound

— …КРОВАВЫЙ ДОЖДЬ! — кричит Фэн Синь. — НАГЛОСТИ ТЕБЕ НЕ ЗАНИМАТЬ, ВЛОМИЛСЯ В НЕБЕСНУЮ СТОЛИЦУ, КУДА ТЕБЯ НИКТО НЕ ЗВАЛ! — …Забавно, — отчетливый голос Хуа Чэна раздаётся где-то позади него, и Се Лянь соврёт, если скажет, что у него не дрогнуло сердце. — То же самое я говорил парочке небожителей прошлой ночью в моих землях. Тут не поспоришь, но Му Цин, отбиваясь от полчища бабочек и нащупывая саблю, всё равно пытается: — ВЛАДЫКА В СТОЛИЦЕ! — он рвёт глотку, пытаясь перекричать гул тысяч крыльев. — ТЕБЕ ЭТО С РУК НЕ СОЙДЁТ! Угроза нешуточная… но Хуа Чэн только смеётся: — Странный вы народец… — он покачивает головой. — Если у Его Величества есть ко мне вопросы, он знает, где меня найти. Когда Хуа Чэн зовёт Се Ляня «Дянься» или «Ваше Высочество», его голос всегда наполнен глубоким почтением (и, если Се Лянь будет честен с собой, чем-то ещё). Но вот «его величество» Хуа Чэн выплевывает, как оскорбление. С этими словами портал захлопывается, оставляя позади Небесную Столицу и её проблемы. Се Ляню требуется пара мгновений чтобы понять, что они в туннеле. Этот туннель очень похож на те, через которые они с Ши Цинсюанем пробирались прошлой ночью, только куда более безопасный, ведь теперь спутник принца — их истинный владелец. Удивительно… подземная сеть простирается даже под Небесами? — Дянься, — голос Хуа Чэна вырывает его из раздумий, и этот голос… встревоженный? — Ты в порядке? И это… все? Неужели у него не нашлось других вопросов? После всего, что Се Лянь натворил… — … — Принц качает головой, и внутренности у него сводит стыд и сожаление. Лицо Хуа Чэна темнеет, но он не успевает ничего сказать — принц продолжает, повесив голову: — Мне так жаль, Саньлан… Прости меня. Князь Демонов отступает на шаг назад, неверяще разглядывая принца: — …За что ты извиняешься? — Твой… Дом Блаженства, я не хотел… я не думал, что всё так обернётся… — Конечно, ты не хотел, — тихо соглашается Хуа Чэн. — Я знаю. Се Лянь протяжно выдыхает (он и не заметил, как задержал дыхание), и… Он не может вспомнить, когда последний раз кто-то просто… поверил, что у него не было дурных намерений. — Это мне следует извиняться. Бог замирает, пораженный до глубины души этим голосом: сколько в нём боли, злости и горечи. Сколько ненависти к себе. — …Что? — он может только хлопать глазами. — Саньлан… мне кажется, ты что-то напутал… Что он вообще имел в виду? «Дянься, мне ТАК жаль, что ты соврал мне, шпионил за мной, а потом сжег мой дом!» «В следующий раз я буду стараться лучше! Я ещё отдам тебе свою панду, чтобы ты обезглавил его и прибил его голову к стене!» Кстати о панде… — Дянь Дянь в порядке? — вырывается у него. Хуа Чэн устало смеётся и качает головой, глядя на обеспокоенное лицо своего бога и его подрагивающие губы. Даже посреди тёмного тоннеля Князь Демонов смотрит на него так, будто перед его глазами весь мир. — Дянь Дянь в порядке, — тихо отвечает он. — Дом Блаженства тоже. В призрачном городе никто не пострадал. — …Правда? — неуверенным голосом спрашивает принц. — Правда, — успокаивает его Хуа Чэн, но тут же вновь переводит взгляд на плечо Се Ляня и становится мрачнее тучи. Выражение крайнего отвращения к себе искажает его черты. — …Хотел бы я сказать то же самое о тебе. — Ох, ты об этом, — Се Лянь дергает здоровым плечом и отмахивается: — Я сам влез в чужую драку. И сам решил применить приём, который ранит его, а не дерущихся, так что вина здесь полностью на нём. — К тому же, рана совсем не страшная, — он улыбается и поднимает здоровой рукой больную, показывая Хуа Чэну, что тревожиться не о чём. — Мне постоянно достаётся и похуже! Только легче Хуа Чэну почему-то не становится. — Я… я правда в порядке, даю слово!.. — Дянься, — обрывает его Князь Демонов. — …Да? — Подойди ко мне, пожалуйста. Се Лянь понятия не имеет, зачем Саньлан позвал его, но всё равно делает шаг вперёд. Хуа Чэн берёт его здоровую руку в свои и зачем-то тянет вниз, помогая сесть и устроиться у стенки туннеля, затем сам опускается на колени подле принца. Се Лянь совсем ничего не понимает. — Ты мне доверяешь? — Абсолютно, — мгновенно отвечает бог, поднимая на него взгляд. — Но зачем…? Хуа Чэн берёт его вторую — раненую — руку так нежно, что Се Лянь не почувствовал бы боли, даже если б мог. — У нас не очень много времени, — мягко объясняет демон. — А этот способ самый быстрый. Способ…? Затем Се Лянь чувствует, как губы касаются костяшек пальцев, и его лицо мгновенно начинает нагреваться. …Ох. Его кожу покалывает — не так, как обычно покалывает от прикосновений Хуа Чэна — на этот раз её окутывает тепло. Тепло и сила. И вместе с этой силой кости в его запястье, которые Му Цин не успел срастить до того, как их прервали, начинают вставать на место. Начинают заживать. Сначала Се Лянь всё ещё не понимает. Со стороны Хуа Чэна очень мило было спросить, но он и раньше целовал принцу руки, и тогда ему не нужно было разрешение. Так почему сейчас — ? Затем он чувствует, как скользит вверх ткань рукава, очень нежно и мягко, и… Губы Хуа Чэна накрывают внутреннюю сторону его запястья. Вместе с этим прикосновением срастаются кости, сухожилия и мышцы, сосуды вновь сливаются в единое русло. В-вот значит зачем. — Ты… — выходит немного надтреснуто, и он смущенно замолкает, чтобы прочистить горло, и пробует снова: — Ты правда не обязан… — Дянься против? Я причиняю ему неудобства? — Эм… — Се Лянь тяжело сглатывает и трясёт головой. — Нет, я тебе доверяю, просто… ты не должен проходить через всё это… Губы Хуа Чэна задевают его предплечье, и он вздрагивает, так сильно закусив губу, что она начинает пульсировать. — С-Саньлан, я… «ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО!» Се Лянь чуть из собственной кожи не выпрыгивает, услышав рёв Фэн Синя в общей сети духовного общения. «ГДЕ ТЫ?!» «Что происходит?» «Принц сбежал!» «Сбежал?! НИКУДА ОН НЕ СБЕГАЛ, ИДИОТЫ, ЭТО КРОВАВЫЙ ДОЖДЬ ЕГО ПОХИТИЛ!» Ну… С этим нелестным описанием Се Лянь не согласен: хоть его и затащили в магический портал, он бы и сам шагнул туда, если бы Хуа Чэн попросил. — Все в порядке, ваше высочество? — …Да, — с натяжкой выдавливает Се Лянь. — Просто суета в сети духовного о—ох!.. Его притягивают вперёд, пока он не оказывается… прямо… прямо на… Теперь он сидит на коленях у Князя Демонов посреди темного туннеля, и пульс грохочет у него в ушах. — Ч-что ты—? Прохладные пальцы прижимаются к его виску, и Хуа Чэн оказывается в общей сети: «Давно не виделись» — Князь Демонов растягивает слова, самодовольный и снисходительный. Его размеренный голос отчего-то легко перекрывает какофонию звуков в сети. «Как поживаете?» Все слушают его в звенящей от гнева тишине. Князь Демонов с едва заметной улыбкой поглаживает Се Ляня по внутренней стороне запястья. Когда он говорит, кончики пальцев его другой руки задевают богу ухо: «Не знаю, скучали ли вы по мне. Лично я о вас даже не думал.» Это угроза, причём почти неприкрытая. Он говорит с Небесной Столицей, будто её жители для него не важнее муравьёв; в большинстве своём так и есть. Приходите и бросьте мне вызов, если посмеете. И Хуа Чэн пожрёт каждого, кто рискнёт. Если подумать, Се Ляню следовало бы забеспокоиться. Хотя бы немного. Но он был искренен, когда говорил, что верит Хуа Чэну; по каким бы причинам демон ни решил выкрасть его из столицы, принц уверен, что ему не навредят. Хотя все остальные давно замолчали, Фэн Синь и Му Цин до сих пор пытаются: «Должен быть способ их отследить, так?» — это Фэн Синь. «Это просто печать перемещения! Разве Мин И не может найти лазейку?!» «Он тяжело ранен и спит» — отвечает Му Цин. Между ними всё ещё висит их ссора, но пока принц в опасности, они готовы неохотно сотрудничать. «Сейчас он для нас бесполезен.» В разговор вклинивается жизнерадостный Ши Цинсюань: «Ох, ох, я знаю! Я! Я!» «…Что вы знаете, Повелитель Ветра?» — сухо спрашивает Му Цин. «Нужно подкинуть кости! Если выпадет правильная комбинация, то вы попадёте куда надо… Вот, попробуйте!» …Ох, милостивые небеса. Се Лянь не успевает сказать ни слова, и под клацанье костей все предупреждения замирают у него на языке. Разумеется, эти двое уже бросились в дело. «Что тебе выпало?» — бормочет Му Цин, и Фэн Синь отвечает: «Две четвёрки» У Се Ляня душа уходит в пятки, он оборачивается к Хуа Чэну: — Саньлан, разве это не паучиная комната? — …Что? — Князь Демонов вскидывает бровь. — Две четверки, — торопливо поясняет Се Лянь, стараясь одновременно следить за сетью духовного общения. — Разве они не ведут в туннель с огромными пауками? — О, — Хуа Чэн качает головой. — Они просто показывают то, чего кинувший кости боится больше всего. Что ж. Се Лянь морщится. Это многое объясняет. В это мгновение тишину нарушает голос Му Цина, одновременно насмешливый и раздраженный: «Да вы издеваетесь!» «Сюаньчжэнь?!» — тут же зовет встревоженный Ши Цинсюань. «Вы двое в порядке?!» «Мы В ЖЕНСКОЙ КУПАЛЬНЕ!» На заднем плане эхом раздаются испуганные крики Фэн Синя: «Г-ГОСПОЖА, П-ПРОСТИТЕ! НЕ МОГЛИ БЫ ВЫ—! УБЕРИ-И-И-И-!» «ДАЙ ЛУЧШЕ МНЕ!» — орёт Му Цин, далее следуют звуки короткой, но яростной драки и перестук игральных костей. Се Лянь надеется, что в это раз им повезёт больше и они окажутся где-нибудь в Доме Блаженства, но… «ПРОСТО ОТЛИЧНО, ЗДЕСЬ КРОКОДИЛЫ!» «ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ТЕПЕРЬ ВСЕ ОДЕТЫ!» Хуа Чэн вновь проводит пальцами по виску Се Ляня, и в сети духовного общения воцаряется тишина. Принц склоняет голову к плечу и поднимает на Хуа Чэна взгляд; демон охотно поясняет: — Слишком шумно. Потом верну всё как было. Се Лянь только вздыхает с облегчением и кивает. Облегчение длится недолго: стоит принцу расслабиться, как к сгибу его локтя прижимаются губы, прямо к чувствительной тонкой коже, и у него перехватывает дыхание. — Саньлан, я… Я… в порядке, — бормочет донельзя смущенный принц. Его смущают поцелуи, но ещё больше его смущает… То, что они происходят, пока Се Лянь сидит на Хуа Чэне верхом. — Не в порядке, — отвечает бедствие, и его голос омрачён глубоким сожалением. — Но я перестану, если ты скажешь. — … Се Лянь подозревает, что Князь Демонов так и будет переживать, если не дать ему исцелить рану полностью. Значит, выбора нет… — …Думаю, раз уж начали, стоит довести дело до конца, — немного сбивчиво отвечает принц, концентрируясь на дыхании: вдох через нос, выдох через рот. Сердце всё никак не успокаивается. Се Лянь кожей чувствует, как Хуа Чэн улыбнулся; принц пытается отвлечь себя от их интимной близости — Хуа Чэн просто пытается помочь, он ничего такого не имеет в виду: — Значит… эм… — он закусывает губу, подрагивая. — Чтобы попасть к тебе надо выбросить две единицы? — Хмм? — губы Хуа Чэна всё ещё прижаты к выступающей косточке у локтя бога. Се Лянь поясняет: — Перед тем как провалиться в оружейную… Я почти уверен, что выбросил две единицы. Значит, именно столько мне нужно выбросить, чтобы ты пришёл? — Нет. Хуа Чэн бросает на него быстрый взгляд из-под ресниц, темный глаз вспыхивает в полумраке; Се Лянь видит мерцание его духовной силы. — …Ясно. Я подумал… — Не важно, какое число тебе выпадет, — тихо говорит он, отнимая губы от руки бога. — Если ты позовёшь, я приду. Ох. Се Лянь прочищает горло. — Я… Но… — сердце принца пропускает удар. — В Небесной Столице я… не звал… Если уж на то пошло, он даже не бросил кости. Хуа Чэн поднимает голову и откидывается назад, чтобы посмотреть богу прямо в лицо. В это редкое мгновение неспособность видеть для Се Ляня — благословение. Он не видит его взгляда. Не видит боли. Потому что даже если его бог попросит, Хуа Чэн не сможет объяснить. — …Ты звал, — шепчет он. Но принц не успевает ничего спросить: он чувствует, как ткань рукава скользит ещё выше, и оголяя кожу до самого плеча, и прохладный воздух заставляет его поёжиться. — Ты…? Ох! Губы призрака оставляют легчайший поцелуй чуть выше локтя. Лицо у Се Ляня становится полностью красным и горит так сильно, что он вот-вот начнёт обмахиваться ладонью. Он… Кости и мышцы под этим ртом начинают собирать себя заново, срастаться, вставать на место, и принцу приходится резко дышать через нос. Хуа Чэн помогает ему. Это. Медицинская. Процедура. Он твердит себе это как мантру, пока губы Хуа Чэна скользят по его бицепсу, а когда они доходят до конца… Изо рта Се Ляня вырывается короткий тихий звук; здоровой рукой он вцепляется в плечо Хуа Чэна. — Дянься? Се Лянь сухо сглатывает, ресницы у него дрожат. — Ты в порядке? — призрак шепчет ему в кожу, заставляя вздрогнуть ещё раз, и Се Лянь… Се Лянь почти уверен, что Хуа Чэн улыбается. — …В порядке, — хрипит он, закусив губу. — Просто… эм… Демон не может не знать, что Се Лянь… неспокоен: наверняка слышит его заходящееся сердце и чувствует, как принц едва может дышать. — Я… до этого ничего не чувствовал, — Се Лянь пытается придумать объяснение, которое не звучало бы безумно. — Но сейчас онемение спало… И я… мне… эм… — …Больно? — тихо спрашивает Хуа Чэн. Голос у него невозможно ласковый, и Се Лянь вздрагивает, крепче сжимая пальцы на плече призрака. — Ну… — он сглатывает густую слюну и быстро кивает: — Н-немного… (Лжец из него никакой, даже голос сел) Хрипотца тут же сменяется на постыдный писк: Хуа Чэн обнимает его за талию и притягивает ещё ближе, окончательно усаживая принца себе на колени, и… Поцелуй больше не невесомый, он… тяжелый, ощутимый, и весь воздух исчезает у принца из лёгких. — Значит, мне стоит ускориться, ваше высочество, — шепчет Князь Демонов, задевая губами кожу. — Потерпи ещё немного. Тело Се Ляня действительно затапливает ци — целое море ци — и вместе с ней плечо встаёт на место с тихим хрустом, и бог снова может двигать левой рукой. Се Лянь склоняет голову к плечу, часто дыша, его дрожащие пальцы впиваются в плечо Хуа Чэна, а в голове не удаётся удержать ни одной мысли. Он… это… В низу живота растекается почти незнакомое тепло. Когда-то он уже его чувствовал, но когда?.. Это не неприятно, но само ощущение… горячее, странное… будто что-то напрягается и вздрагивает, будто мышцы сжимаются, но не от того, что Се Лянь им приказал… Наверное, в последний раз он чувствовал это когда был ещё подростком— О. О нет. Из горла Се Ляня вырывается писк, а глаза широко распахиваются. Сутры. Сутры о морали. Ему нужны— — Всё ещё больно? — рот Хуа Чэна всё ещё прижат к сочленению его плеча; когда призрак говорит, дыхание щекочет Се Ляню шею, посылая новую волну дрожи. — У-же гораздо л-лучше! — выдавливает Се Лянь, стараясь держать голос под контролем. Про себя он очень быстро повторяет строчку за строчкой, а в груди зарождается паника. Пока… пока никто не знает, но если он не возьмёт себя в руки, то, как только они сменят позу… проблему станет видно… и он… Хуа Чэн просто пытался помочь, что с ним не так? Почему он так реагирует? Если призрак узнает, о чём Се Лянь думает, то наверняка ужаснётся… В одно отчаянное мгновение (скорее всего из-за тесной дружбы с Ши Цинсюанем в последние дни) принц думает превратиться в женщину. В конечном итоге в женском теле никто не узнает, так? Но как он объяснит превращение? Как Ши Цинсюань верно заметил, у него ни в одной из форм нет верующих, у смены облика не будет ни малейшего оправдания! Что Хуа Чэн вообще подумает после такого?! И сила… Хотя ци Хуа Чэна всё ещё пульсирует внутри, большая её часть сконцентрирована в левой руке, которую надо было собрать заново. Хватит ли ему энергии—? — Дянься, если нужно, я… Оказывается, если говорить, не отнимая губ от чьего-то плеча, возможны… казусы. Хуа Чэн и Се Лянь узнают об этом одновременно, когда клык демона задевает тонкую кожу. — О-о-ох… Рот Се Ляня приоткрывается, и этот звук… Это не речь. Не шепот. Нет, это больше похоже на… Возможно, стон. Но ему совершенно точно не больно. Туннель кружится, или это просто…? — …Я задел тебя? Если быть с собой честным, Се Лянь готов признать, что в прошлый раз Хуа Чэн поддразнивал его. Но сейчас в его голосе искреннее беспокойство. — Нет! — принц трясёт головой. — Совсем нет, я просто… у-удивился! Призрак вздыхает с облегчением (его губы всё ещё прижаты к коже Се Ляня, и принц снова вздрагивает, крепче обхватывая Хуа Чэна коленями, сильнее сжимая его плечо). Се Лянь чувствует, как демон замирает. — Ваше—? Хуа Чэна прерывают, и это не Се Лянь. — …НАСТАВНИК?! Кожа принца никак не может решить, покраснеть ли ей от стыда или побелеть от тревоги. В итоге Се Лянь покрывается неровными пятнами. Ох. Ох — нет. Похоже, Лан Цяньцю тоже решил бросить кости. А по итогу ввалился в незнакомый туннель, только чтобы застать своего Наставника на коленях у Кровавого Дождя, покрасневшего, со спущенным одеянием, пока Князь Демонов целует голую кожу его плеча… Они выглядят как слившиеся в объятии любовники. — Я-я могу объяснить! — Се Лянь едва не подскакивает на ноги, но рука Хуа Чэна всё ещё удерживает его за талию, так что ему удаётся только немного отстраниться, чтобы посмотреть на Лан Цяньцю. Да, дело принимает печальный оборот. — Он вылечил мне руку! — объясняет принц, поднимая в доказательство конечность повыше. — Видите? Лан Цяньцю послушно переводит на неё взгляд; рука действительно выглядит целой и невредимой, даже царапины не осталось. Изодранный кровавый рукав тоже теперь чистый и выглядит как новый. — …Необычный способ лечения, — бросает бог войны, глядя на двоих исподлобья. — Ну… — Се Лянь прочищает горло и натягивает одежды обратно. Хуа Чэн, как и всегда, торопится помочь: перевязывает разболтавшийся пояс. — Мне он тоже показался необычным, но зато сработало очень быстро! В конечном итоге, сама собой такая рана зажила бы за три дня, Му Цин смог бы справиться с ней за пару часов, а Хуа Чэн подлатал его всего за несколько минут. — Наставник, я сомневаюсь, что этот человек сведущ в медицине… — Я… — Се Лянь прочищает горло. — Я имею в виду… он хоть и не лекарь, а пару вещей знает… к тому же, медицина мира призраков… может отличаться от нашей… Откуда нам знать… их техники?.. Брови Лан Цяньцю сходятся на переносице: он пытается осознать сказанное. — …Он уже здоров, — бормочет бог войны, поднимая меч. — Так что отпусти его! Хуа Чэн выгибает бровь, его единственный глаз вспыхивает в темноте. Вместо ответа он вдруг ещё крепче обнимает Се Ляня, притягивает ближе, пока тот не оказывается лежащим у призрака на груди. — Саньлан—? Он замолкает: Хуа Чэн целует его в висок, опасно прищурившись, ни на мгновение не разрывая зрительного контакта с генералом Тайхуа. Се Лянь вдруг вспоминает, что действительно рассёк голову прошлой ночью, и Хуа Чэн даже спросил его про царапину в Доме Блаженства. «Кто это сделал?» Рана уже к утру покрылась корочкой, но теперь окончательно исчезла. Наконец Хуа Чэн отстраняется и выпускает Се Ляня из рук. — Вот теперь он здоров, — соглашается Князь Демонов. — Дянься, я прогоню этого щенка, если хочешь. — Прогонишь?! — Лан Цяньцю рвёт и мечет. — Это ты его выкрал, а теперь у тебя наглости хватает—? Тебя это не касается! Губы Хуа Чэна вздрагивают, обнажая клыки, но Се Лянь мягко опускает руку ему на плечо. — Не стоит, — тихо говорит бог. — Он заслуживает шанса поговорить со мной, если хочет. В конечном итоге… Лан Цяньцю для него не чужой, и Се Лянь прекрасно осознаёт, какое место занял в судьбе молодого бога. Как много он значил для юноши. Принц поднимается на ноги, и недовольный Хуа Чэн следует за ним. — Ты ничего ему не должен, ваше высочество. — Должен, и ещё как, — обрывает его Лан Цяньцю, сверкая глазами. — Вы явно не знаете, но мы были близки. Се Лянь морщится и потирает ладонью лоб. — Ваше высочество… — стонет принц. — Не выдумывайте… — …А вы не разговаривайте со мной таким тоном. Се Лянь бросает на него удивлённый взгляд. — Я не… — Вы всегда держались на расстоянии, — принц Юнъани качает головой. — Я был с вами честен всю жизнь, а вы столько же лгали мне. Относились ко мне, как к ребёнку. Се Лянь замолкает, закусив изнутри щеку. Он не может отрицать, что действительно преуменьшал возраст ученика, но только лишь потому, что… — Я заслуживал… — бог войны стискивает зубы, сжимает кулаки. — Я заслуживал правды. Так и есть. Но… Иногда ложь гораздо лучше. Се Лянь дорого заплатил за этот урок. Хуа Чэн переводит взгляд с одного на другого; его мало волнуют Лан Цяньцю и его переживания, и потому он безжалостен: — Кажется, только ты думал, что вы близки. Се Лянь морщится и потирает шею. — Всё немного сложнее… — он замолкает. — А под конец всё вообще… запуталось… — Запуталось? — переспрашивает Лан Цяньцю, резко вскинув бровь. — Что ж, тогда позвольте я «распутаю» всё для вас, — младший принц качает головой. — Я был в вас влюблён. Се Лянь тяжело вздыхает, потирая виски. В те времена он всё отрицал, предпочитал считать чувства ученика наивными и детскими. Чем-то, что пройдёт со временем, — лишь плохое воспоминание, и больше ничего. Но прошло три столетия, и это всё ещё не так. — Я предложил вам руку и сердце, а вы исчезли, ничего не ответив, — продолжает Лан Цяньцю, и меч подрагивает в его мёртвой хватке. — …Значит, вы и правда тогда… — бормочет Се Лянь и морщится. Он-то надеялся, что всё не настолько серьёзно. С каждым предложением Хуа Чэн кажется всё более раздражённым. — А в следующий раз я увидел вас уже вытаскивающим меч из груди моего отца, — Лан Цяньцю переводит взгляд на Хуа Чэна, и Князь Демонов должен отдать ему должное: он не боится, и он не отступит. Наставник Фан Синь вырастил сильного ученика. — Так что да, — его глаза яростно сверкают. — Он задолжал мне объяснения. И если ты хочешь меня остановить, что ж, тебе придётся меня убить. — Легко устроить, — холодно отвечает демон, но… Рука Се Ляня ложится ему на грудь и заставляет отступить. — Не надо, — тихо бросает ему принц. — Я не желаю ему зла. Князь Демонов стискивает зубы до скрипа, но больше ничего не говорит и отходит, скрестив на груди руки. — …Будь по-вашему, Лан Цяньцю, — Се Лянь вздыхает. — Говорите. Скоро я вновь буду изгнан с небес, если вы этого хотите… — Не хочу, — принц качает головой. — И вы прекрасно об этом знаете. Се Лянь замолкает, а потом вздыхает, чувствуя что-то похожее на безнадёжность. — Тогда что вам от меня нужно, ваше высочество? — …Мне нужно знать, не злодей ли я в этой истории. В его словах застарелая боль и ужас, и именно они заставляют Наставника тотчас же вскинуть голову. — …Как вы можете быть злодеем? — шепчет Се Лянь. — Вы не сделали ничего плохого… — Когда я похоронил вас, — Лан Цяньцю выплёвывает слова так, будто каждое вызывает у него тошноту. — Я не знал, что вы… От одного упоминания Се Лянь морщится. — Вы не могли знать… — …И я знаю, что вы пробыли там долгое время, — голос у Лан Цяньцю хриплый, надтреснутый. — Потому что я навещал вас. Много лет. Се Лянь обнимает себя руками. Он знает. Он слышал. Он молчал. Как бы сильно Се Лянь ни боялся, как бы он ни был несчастен, он заставлял себя молчать. Потому что если бы Лан Цяньцю понял, что совершил, то возненавидел бы себя. И потому что Се Лянь заслуживал этот гроб. Заслуживал быть один. Но… …Лан Цяньцю всё равно узнал. Ему всё равно больно. — И… — принц Юнъани делает глубокий вдох и продолжает, очень ровно и взвешенно: — Если вы и правда совершили все те преступления, то мне не жаль. Се Лянь не удивлён: королевство Юнъань было рождено войной и раздором. Юнъань была империей, сколько бы Пэй Су в Яме Грешников ни пытался доказать обратное. А все великие нации появляются на свет в крови. Культура Юнъани была основана на битве, в её свете всё виделось однозначным, черно-белым — яростное Правосудие. Сяньлэ было таким же. Се Лянь был таким же, когда искал отмщения. «Что следует сделать, повстречав зло?» Он ничем не лучше Лан Цяньцю, только живёт подольше и успел набить больше шишек. — Но если вы их не совершали… — его ученик дрожит. Закрывает глаза, втягивает в себя воздух. Се Лянь чувствует, как от него волнами исходит боль, и его собственное сердце начинает болеть в ответ. — …Тогда я до конца жизни буду искупать свою вину перед вами. Се Лянь молчит, накрыв ладонью рот. Потому что… Он успел позабыть, какой Лан Цяньцю хороший. Что он честен и благороден даже себе во вред. И ещё он забыл, что чувствовал к мальчику три столетия назад. — …Вы говорите так, будто уже решили, что я невиновен, — тихо говорит Се Лянь. — Но я никогда не отрицал вины. — … — Лан Цяньцю качает головой и делает ещё один глубокий вдох. — Наставник, вы иногда будто не от мира сего, теряетесь в собственных мыслях. Помните, чему вы учили меня? Глаза Се Ляню распахиваются, и он шепчет: — …Уделять внимание деталям. Принц Юнъани пожимает плечами: — И я уделял внимание всему, что касалось вас, — он делает шаг ближе. — Знаю, вы считали меня беззаботным наивным ребёнком, но я всегда был серьёзен, когда дело касалось вас. Каким-то уголком души Се Лянь всегда это знал. — Разумеется, мне были неведомы ваши секреты… — тихо говорит Лан Цяньцю. — Но это не значит, что я ничего о вас не знал. И об этом Се Лянь тоже успел позабыть. Хоть в нём есть то, что никому нельзя увидеть, другие люди всё ещё могут понимать и знать его. — Я знаю, что вы очень тщательно всё обдумываете, — принц разглядывает это лицо, запоминая каждую черту. — Что на принятие решения у вас может уйти много времени, но после вы непоколебимы. Это называется «упрямство», но со стороны Лан Цяньцю мило выставлять его за вдумчивость. — Вы избегаете ситуаций, с которыми не знаете, как справиться, — замечает он. Уже не так лестно, но всё ещё правда. — …И я знаю, что вы понимали меня, Наставник. — Сердце Се Ляня вновь сжимается. — Вы знали меня, как облупленного. Конечно, знал. Понимать Лан Цяньцю было легче лёгкого — он будто смотрел на собственную жизнь в искривлённом отражении. — …Вы знали, что я чувствовал к вам, — принц останавливается в шаге от своего Наставника. — Знали очень давно, возможно, с самого начала. Хуа Чэн не сводит с принца глаз. Се Лянь молчит — до сих пор не было сказано ни слова лжи. Се Лянь — мастер отрицаний, и даже в собственных мыслях он не всегда честен. Конечно, он знал, но предпочитал не замечать, потому что… — И вы знаете… что я никогда бы не посмел обременять вас своими чувствами, — голос Лан Цяньцю охрип. — Если бы они стали для вас обузой, я бы… — Я знаю, — шепчет Се Лянь сквозь пальцы. Опомнившись, он медленно отнимает руку от губ. — И тогда знал. Лан Цяньцю деревянно кивает. Что ж, он всегда подозревал. — И я знаю, что вы не стали бы давать мне ложных надежд, — он смотрит в глаза своему учителю, разглядывает переплетающийся проклятый узор. — Тем более не стали бы позорить меня или насмехаться. Се Лянь тяжело сглатывает. Его ученик всё ещё нигде не ошибся. — Вы просто избегали разговоров на эту тему, а значит…— Се Лянь отводит взгляд, сжимая между пальцами цепочку на шее. — …Вы ещё не решили, каков ваш ответ. Наследный принц Сяньлэ крепко зажмуривается. Потому что это правда. В те времена он был ужасно одинок, а тут… Кто-то предложил ему себя так искренне — добрый, милый мальчик с чистым сердцем. Мальчик, подаривший ему цветы. Се Лянь крепче сжимает Хун-эра, и у него дрожат губы. — …Зачем вы это делаете? — бормочет он, чувствуя, как зол Хуа Чэн где-то за его спиной. Се Лянь понимает: то ещё удовольствие оказаться посреди чьей-то личной трагедии. — …Потому что мне больше не семнадцать, Наставник, — Лан Цяньцю вздыхает. — Я знаю, что вы, даже если испытывали что-то ко мне, всё ещё скорбели по своему супругу. Вам было одиноко. У Се Ляня сердце подпрыгивает и начинает колотиться в горле. Где-то позади Хуа Чэн выгибает бровь. — Я… — Я понимаю, что вы не чувствовали ко мне того же, — принц качает головой. — Хотя я бываю глуп и склонен торопить события, у меня было три столетия, — Он пристально всматривается в искаженное противоречиями лицо Се Ляня. — И я провел каждый день, думая о вас. У Хуа Чэна подрагивают крылья носа; откинувшись лопатками на стенку туннеля, он сверлит потолок взглядом, вертя в руках косичку с вплетённой в неё бусиной. — …Или я не прав, всё сказанное сейчас — ложь, а вы — лучший актёр из всех, что мне доводилось видеть. И вы, потеряв всё, захотели, чтобы я испытал то же самое. — …Как вы поступите в этом случае? — мягко спрашивает Се Лянь. — … — Лан Цяньцю достаёт что-то из-за спины и протягивает ему. — Возьмите. Се Лянь колеблется, а потом всё же протягивает ладонь. В неё ложится знакомая рукоять, и пальцы бога вздрагивают. Фансинь. Се Лянь замирает и трясёт головой, едва поняв, что Лан Цяньцю от него хочет. — Нет, — он отступает на шаг назад. — Я не стану. Я много лет назад поклялся больше никогда не отнимать жизнь мечом. Конечно, остаётся ещё Вэнь Цзяо, но он был нежитью, а не настоящим человеком. — …Если вы продолжите утверждать, что совершили те преступления, — Лан Цяньцю решительно качает головой. — То вам придётся сойтись со мной в битве. — Нет. Я не стану с тобой драться, — он вытягивает руку, преграждая путь шагнувшему было вперёд Хуа Чэну. — И ты тоже не станешь! — Я приму лишь один из двух исходов, — его ученик упрямо стискивает зубы. — Вы либо сразитесь со мной, либо скажете мне правду. Выбор за вами, но вам придётся его сделать. Хуа Чэн рычит от недовольства: кто-то посмел командовать Се Лянем, но… Здесь есть ещё один вопрос, и ради его решения он незаметно обращается в личную сеть духовного общения. Се Лянь вздыхает, крепче перехватывая Фансинь. — Лан Цяньцю… В битве со мной ты непременно умрёшь. — Если бы вы правда всё это совершили, вам было бы всё равно! Се Лянь опускает голову и стискивает зубы. — …Нет такого объяснения, от которого вам станет легче, — бормочет он, покачав головой. — Значит, вы хотите битвы? Хорошо. Давайте сразимся. Лан Цяньцю не успевает сказать ни слова: он уже на земле и связан так плотно, что не может пошевелиться. — Вот и всё, — Се Лянь разворачивается, убирая Фансинь. — Вы проиграли. Можете рассказать остальным, что я сбежал как последний трус. — Я… — Лан Цяньцю изо всех сил бьётся в хватке Жое. — Я НЕ ЭТОГО ХОТЕЛ! — Я знаю. — Как на вас похоже, вы снова ИЗБЕГАЕТЕ проблему вместо того, чтобы её РЕШАТЬ! Се Лянь стискивает зубы и делает несколько шагов прочь. — Думайте так, если хотите. — Вы ни от чего меня НЕ ЗАЩИЩАЕТЕ! — принц смотрит ему вслед, извиваясь и всё пытаясь вскочить на ноги. — Мне даже не придётся ВРАТЬ, что вы трусливо сбежали, потому что именно это вы и сделали! Его наставник не отвечает, только берет Хуа Чэна за руку и тянет прочь. — Саньлан, пойдём. Но Хуа Чэн не двигается с места. Лан Цяньцю всё ещё изо всех сил старается выбраться. — ВОТ почему вы всё время прячетесь! — кричит он, извиваясь на земле. — Потому что стоит узнать вас, стоит подойти к вам поближе, и вас невозможно не любить! Потому что люди ПРИВЯЗЫВАЮТСЯ к вам в то же мгновение, как понимают, что вы за человек! Поэтому вы просто СБЕГАЕТЕ! — Я выбираю уйти, это не то же самое. Разве это побег, если ты сам не хочешь уходить? Лан Цяньцю кричит ему в спину: — Вы никогда даже не ГОВОРИЛИ со мной, но продолжаете принимать решения, которые рушат МОЮ жизнь, даже не думая о том, чего я хочу—! — ТЫ НЕ ВСЕГДА БУДЕШЬ ПОЛУЧАТЬ ЧТО ХОЧЕШЬ! В туннеле повисает поражённая тишина. У Се Ляня трясутся плечи и раскалывается голова, и он… Он не в порядке. — Красивый, талантливый, выдающийся наследный принц, — его голос сочится ядом. — Тебе подарили целый мир и сказали, что он твой. Что ты способен на всё. Он поднимает голову, и проклятые канги мерцают в полумраке, то вспыхивая, как два уголька, то вновь затухая. — Но то единственное, чего ты жаждешь больше всего на свете, — он смотрит на Лан Цяньцю сверху вниз, и ногти впиваются ему в ладони. — Будет тем единственным, чего ты никогда не получишь. Он бы хотел, чтобы слёзы пришли к нему. — Я могу очень многое объяснить тебе, — принц качает головой. — Но от этого твоя семья не вернётся к тебе. Юнъань останется павшим королевством. И ты не знаешь, что ещё потеряешь. — Вы… — Я не подпускаю никого близко, — продолжает Се Лянь. — Потому что я ломаю вещи. Не потому что хочет, но это не имеет значения. Всё всегда заканчивается одинаково. — Я не подпускаю никого близко, потому что люди не видят меня настоящего, — он рассеяно взмахивает Фансинем, вспоминая, сколько зла принёс этот меч. Сколько зла Се Лянь принёс с этим мечом. — Они видят прекрасного, умного, талантливого принца, — Се Лянь трясёт головой и надтреснуто смеётся. — Которого не существует. — …Не говорите так, — бормочет Лан Цяньцю, отчаянно цепляясь за последний отблеск детства. За надежду, которая вспыхнула в нём, когда он увидел, что Се Лянь далёк от чудовища, которым притворялся. — И я лучше буду посмешищем трёх миров, — взгляд Се Ляня наполнен ненавистью. — Или бессердечным Советником Фан Синем. Или… Белым Бедствием. Он ещё крепче стискивает зубы. — Или кем угодно ещё, кроме Наследного Принца Сяньлэ. Его голова опускается ещё ниже. — Потому что он разрушил всё, что я любил, — у него ломается голос. Слёз всё ещё нет. — …Считай это последним уроком от своего Наставника: никогда не возводи людей на пьедестал. Это закончится только болью и разочарованием. Се Лянь пытается уйти, но… Хуа Чэн обвивает его руку своей и не даёт сдвинуться с места. — …Отпусти меня, Саньлан, — бормочет он, опустив плечи. Князь Демонов какое-то мгновение молчит, разглядывая учителя и ученика. — …Нет. Се Лянь поворачивает к нему голову, вскидывая бровь. Тук! Раздаётся щелчок пальцев, и принц больше не слышит Лан Цяньцю. Жое тут же возвращается к нему на шею и оборачивается вокруг горла, нервно подрагивая. — …Что—? В руки Се Ляня опускается что-то маленькое и деревянное. Кукла? — …Что это? — Он тебя расстраивал, — спокойно отвечает Хуа Чэн. — Теперь он забавная неваляшка, можешь показывать его по праздникам. — Саньлан… — Се Лянь хмурится; Хуа Чэн перестаёт держать его на месте и, наоборот, подталкивает идти вниз по туннелю. — Расколдуй его. — Нет. Князь Демонов ни в чём не отказывал Се Ляню, а тут два раза подряд сказал нет. Этот факт беспокоит Се Ляня куда меньше, чем он опасался. — …Почему нет? — Гэгэ сказал не причинять щенку вред, — спокойно отвечает демон. — Поэтому ему стоит вести себя тихо. — …Он не сделал ничего предосудительного, — тихо говорит Се Лянь. Жое образовала что-то наподобие ножен для Фансиня, устроив меч у принца за спиной. — …Здесь я согласен, — Хуа Чэн вздыхает так скорбно, будто ему легче было бы проглотить горсть разбитого фарфора, чем произнести эти слова. — Но моё терпение не безгранично. Забавно — вплоть до сегодняшнего дня он был так внимателен и терпелив, что Се Лянь уже начал гадать, есть ли у этого терпения пределы. Очевидно, есть. — Саньлан, куда мы идём? — осторожно спрашивает бог, устраивая неваляшку у себя в рукаве. — Есть кое-кто, с кем вам обоим стоит побеседовать, — ладонь Хуа Чэна скользит вверх по руке Се Ляня и подхватывает под локоть, мягко направляя. — Что-то мне подсказывает, что эта встреча станет отличным уроком.