***
Ворвавшись в спальню, Билл закрылся на замок. Не хотелось никого видеть и слышать. Слезы катились градом по лицу, он все никак не мог успокоиться. Только когда взглядом зацепился за красную гитару, что красовалась на другом конце комнаты, парень облегченно выдохнул и засмеялся. — Моя малышка, моя Венди. — плакал мальчик, оседая возле музыкального инструмента и прижимая ее к себе словно живое существо. Толком не настроив инструмент, он прошелся пальцами по холодным струнам и аккорды один за другим тихо заиграли. Неизвестные мелодии лились под пальцами юноши, создавая красивые мелодии. Ухватив первую попавшуюся тетрадь, парень вырвал оттуда лист и карандашом записал ноты, все время возвращаясь к струнам. Слезы успели высохнуть, а сердцебиение утихомирилось. Все мысли были об отце и его друге, об Томе Трюмпере. Усевшись на кровать, Каулитц в последний миг ударил по струнам и откинулся на подушку, следом хватая исписанный лист. «Могу ли я занять его место, Когда он забудет о тебе?»***
Близились выходные, которые Билл так возненавидел после знакомства с Дорте. Никто не знал, что его посадили на домашний арест. У него все в порядке, разве нет? Но он дал обещание, к тому же ужасно хотелось прогуляться Франкфуртом, вновь ходить по улочкам и разглядывать высокие небоскрёбы. Пара договорилась встретиться возле рынка Рёмерберг, который засел в уме парня и ассоциировался с первым днем прогулки в новом городе. И с Томом. Помотав головой, юноша оглянулся. Он уже пятнадцать минут ждал девушку возле скамейки, расположенной недалеко от местного ресторана с традиционной кухней. — Котёнок! — послышалось недалеко и в нескольких метрах от себя подросток заметил школьницу в розовой юбке, кофте и ветровке с капюшоном с заячьими ушками. — Я так соскучилась! — она потянулась к нему с тёплыми объятиями, на что Билл даже и глазом не дернул. Он скрывал покрасневшие глазные яблоки и темные круги под солнцезащитными очками. И плевать, что было уже далеко за полночь. — Ага. — кинул безразлично, продолжая разглядывать полупустую площадь. — Пойдём. Он повел её к круизеру, припаркованному в подземной парковке. — Держи. — протянул ей второй шлем, держа в левой руке собственный. — А как застегивать? Просто я не умею. — произнесла тоненьким голоском и стеснительно подняла глазки. — Помоги. Мысленно парень закатил глаза и, вырвав из рук шлем, начал надевать ей на голову, делая все как положено. — Не жмёт? Нигде не болит? — Нет, Билли. Ты такой заботливый, прям невероятный. — раз за разом повторяла Дорте, жмясь к юношескому плечу. — Ага. — устремив безэмоциональный взгляд куда-то прямо, отрубил брюнет, усаживать на железного коня. — Садись сзади, можешь обнять меня за талию. Так будет безопаснее. — Ой, это что получается — я в манге? — Садись давай! — Каулитц не выдерживал. Наконец завел мотор, следом слыша, как мотоцикл рычит и, нажав на педаль, выехал из парковки навстречу ночному району Франкфурта-на-Майне. Мотоцикл гнал со скоростью девяносто пять километров в час, разрезая скоростью морозный ветер. Дороги пустели с каждой минутой, освобождая подростков от косых взглядов. Они ехали в направлении элитного жилого района Галлус. Билл чувствовал, как тонкие руки девушки обвивают талию, как она время от времени пытается потрогать его пресс. Подобные действия у парня вызывали непонятную улыбку, но он пытался не отвлекаться от дороги. Район очаровывал своей красотой и волшебством гигантских небоскребов. Яркие огни на квартирах, большой мост над рекой Майн и уютные большие площадки, где можно посидеть на скамейках, перекусить и полюбоваться невероятными видами. Пара сидела возле берега реки Майн, прохлаждаясь на небольших камнях. Ветер раздувал волосы, морозил нос и щеки, заставляя больше кутаться в куртки. Некоторое время парень с девушкой находились в полной тишине, слушая как плескают волны, ударяясь о берег, как шумит река, протекая вдоль. Каулитц, упершись подбородком в коленки, вдумчиво глядел в черную воду, отзеркаливающую светящиеся огни от высоких небоскребов и звёздного неба. — Вот этот я сделала, когда мой отец ушёл из семьи. — внезапно начала Дорте. Юноша лениво поднял голову, глядя на школьницу — та показывала свое запястье, на котором алым цветом вырисовались ровные четкие линии. — А этот, когда я осознала, что влюблена в тебя. Ты мне настолько понравился, что я почти что сходила с ума. Билл, ты невероятно красив. Тебе такое когда-нибудь говорили? — Как-то грустно это прозвучало. — На моей памяти такого воспоминания нету. — пожал плечами. — Мне тоже. Ты помогаешь мне жить дальше, ты мой смысл жизни, и ты мой рай. Как же я жила без тебя раньше? — девушка говорила будто бы сама с собой, устремив взгляд в глубоко-синее небо. Билл хотел что-то сказать, но посчитал, что в данной ситуации слова не нужны. Он встал и подошёл к подруге, поднимая её за искалеченное запястье, от чего девочка пискнула и испуганными глазками взглянула напротив. Каулитц, облизав сухие замерзшие губы, двинулся к ней, даря поцелуй, хоть и нелепый, но согревающий. Дорте подалась вперёд, обхватывая ладонями тощее лицо юноши. Ей было приятно, что кто-то действительно отвечает ей любовью и взаимностью. Она и не заметила, как в углу глаза блеснула слеза. Гуляли они еще где-то полтора часа и когда Билл постепенно замечал, что девочка понемногу начала клевать новом, завел круизер. Тот стоял на тропинке, недалеко от берега Майн, поблескивая огнями ночного города. Усадив девушку на сидение и надев на ее голову шлем, сел спереди, уверенно захлопывая лицевой щиток. Брезгливо оглядываясь по сторонам, юноша выехал из пустующей территории, заезжая на светящийся мост. Оставив девушку возле площади Ремерберг, Каулитц завернул в другую сторону, уезжая в направлении собственного места жительства. К счастью, в квартире было тихо и темно — родители и прислуга спали. Медленными шагами пробравшись в гостиную, парень прошел дальше, скрываясь в коридоре, а затем и в собственной спальне. На душе вновь щемило, а спокойствие сменилось смятением и пустотой. Билл рухнул на кровать лицом в темно-серое одеяло. Он заплакал, не пытаясь скрыть лишние эмоции. Его вновь терзали мысли о сказанных отцом словах. Подняв листок бумаги, лежащий на прикроватной тумбочке, сдавленно застонал, прикрывая рот ладонью и не переставая плакать. Читая строчки пока еще недоделанной песни, он вновь думал о Томе Трюмпере.