Шан Мяо

      За свою недолгую прошлую жизнь, Шан Цинхуа написал много персонажей. Большинство из них женские, почти не имеющие индивидуальности, созданные только для того, чтобы ублажать главного героя в его похождениях (и набивать кошелек писателя парой-тройкой юаней за главу). Под конец Шан Цинхуа настолько отчаялся, что использовал всякие мейкеры для создания персонажей. Точнее, рандом в них.       Его мир, созданный изначально еще в средней школе, начатый ради одного ледяного демона, разросся до целой вселенной, полной сюжетных дыр (на которые у него есть объяснение, что бы ни говорил несравненный огурец в комментариях. Просто… люди идут читать его работу не ради объяснений или, хах, сюжета), некачественных персонажей и огромного потенциала. Шан Цинхуа все еще любил эту работу. Точнее, черновики к ней. Трагическая предыстория Шэнь Цинцю, делающая его не просто пушечным мясом, на котором зациклился главный герой, но и добавляющая ему необходимую глубину и объясняющая (но не оправдывающая) его действия. Или же объяснение устройства мира. Растения, животные, другие пиковые лорды, не участвующие в основном сюжете, карты людского царства и царства демонов, появление самого мира. Да, он забыл большинство вещей, но у него все еще есть огромное количество слов, расширяющих вселенную! В конце концов, у него не было друзей, а единственная его работа - это писать дрянное порно и не умереть с голоду. У него было достаточно времени.       Когда Шан Цинхуа писал все свои черновики, он не думал, что они ему понадобятся. Он просто… Несмотря на все слова его читателей, у него еще осталась совесть, которая не давала ему права вбрасывать героинь-красавиц, как какой-то бесплатный красивый мусор, который будет забыт в следующем же абзаце после завершения па-па-па. Шан Цинхуа добавлял им не только описание их внешности или пары строчек о том, как и где Ло Бинхэ решил провести с ними ночь.       Шан Цинхуа добавлял им семьи, родственные связи, дружеские связи. Он даже прописал устройство гарема и как все 600+ жен умудряются проживать там! Конечно, он многое забыл, оказавшись в самом мире своего создания, но основные моменты он помнил. Основных персонажей, некоторые закадровые ситуации и прочее.       Особенно Шан Цинхуа помнил все, что прописал герою, названному в честь себя — горному лорду пика Ань Дин.       Шан Цинхуа мира Гордого Бессмертного Демона жил поистине жалкой жизнью. Отец отказался от бастарда, мать умерла еще в детстве, оставив сына выживать под крылом друга семьи, старого лавочника какого-то бедного умирающего города. Именно там он познал, насколько важно собственное выживание. Когда есть практически не на что, а все смотрят с жалостью и скрытым презрением. Именно там Шан Хуа, как тогда его звали, понял, насколько важно быть где-угодно, кроме низа пищевой цепи. Шан Цинхуа стал стремиться к величию и собственному выживанию всеми доступными ему способами. А потом его заметил кто-то из учеников секты Цан Цюн и привел с собой на гору, где Шан Хуа медленно обретал связи и власть, льстя и прогибаясь чуть ли не под каждого. Шан Цинхуа считает, что он вышел достаточно мерзко для аллюзии на себя.       Однако, это то, что попало в сам роман, хоть и частично. Людям не нужны предыстории второстепенных персонажей, помните? Да им и главных не нужно. Красавиц они забывают сразу, как те появились и выполнили свои функции обманчиво ярких ваз.       В изначальной версии, написанной в слезах, под градусом, и ушедшей в итоге в черновики, у Шан Цинхуа была старшая сестра. Красавица, конечно же, которой Ло Бинхэ заинтересовался в свой гарем. Книжный Шан Цинхуа, несмотря на свой характер, всеми силами пытался помешать этому, зная, что жены, ушедшие в гарем небесного императора, больше никогда не выходили за стены дворца. Писатель Шан Цинхуа хотел показать, что у его «отражения» есть хорошие и положительные стороны. Но, в итоге, зная, что фанаты будут против, если какая-то неписанная красавица (а Шан Цинхуа старался особенно тщательно для своей вымышленной сестры) в итоге улизнет из-под рук Ло Бинхэ.       Итак, Шан Цинхуа отказался и полностью убрал сестру пушечного мяса из произведения.       Однако в черновиках Шан Мяо оставалась.       Поймите, Шан Цинхуа был нелюбимым ребенком с разведенными родителями и кучкой сводных братьев и сестер, которые его в глаза не видели ни разу. Всеми забытый, живущий только на деньги от своих продаваемых новелл, ему хотелось, чтобы хоть где-то у него была поддержка. Просто так вышло, что этой поддержкой стала старшая сестра выдуманного персонажа.       Он просто не знал, что Система решит использовать все его черновики, чтобы закрыть сюжетные дыры. Даже его старшую сестру, Шан Мяо, красавицу, с невероятно добрым сердцем, цепким умом и талантом в культивировании. Которая должна оказаться в гареме будущего повелителя демонов. И за которую Шан Цинхуа скорее всего умрет в обход клятвам Мобэй-Цзюню оставаться всегда с ним.       Шан Цинхуа так облажался. ***       Шан Мяо не ждала хорошая судьба. Ее мама только что испустила последний вздох, а за порогом уже выстраивалась очередь мужчин, желающих ее сердце (Мяо не была дурой и знала, что на самом деле хотели эти… В конце концов, ни один из них не смотрел ей в глаза). Еще больше было дураков, просящих не ее руки, а ее услуг, будто, став сиротой, Шан Мяо утратила всю свою гордость и сразу была готова пуститься… до такого. Даже ее мать, еле-еле кормящая ее с братом, не опускалась так низко, хотя тоже слылась красавицей на всю округу, несмотря на немного впалые щеки, мешки под глазами и усталый вид.       А-Хуа говорит, что «дело в глазах», Шан Мяо знает, что он еще юн и лишь похлопывает по мягкой голове. В конце концов, Хуа-ди достался другой вид красоты, явно от отца, про которого мама не говорила и слова.       Шан Мяо в этом году исполнилось четырнадцать, и она уверена, что еще не поздно для принятия в какую-либо секту, которая будет хороша для ее младшего семилетнего брата.       За себя Мяо не боится. В ее голове сотни техник культивирования, которые могут подойти любому, и которые она уже активно использует, помогая Хуа-ди с небольшими медитациями. Она не знает, откуда эти знания, но использовать их так правильно, что Мяо не задумывается дважды. Сейчас ее цель — выживание ее и А-Хуа.       А для этого нужно убраться из города. Шан Мяо видела, как друг ее покойной матери, взявший ее и А-Хуа к себе, перебирал в руках мешок с монетами, холодным взглядом смотря в ее сторону и переговаривая с одним из тех дураков, желающих ее… А дальше неважно. Шан Мяо в этот же момент осознала, что как только станет старше — ее участь решена.       — Цзе-цзе? — голос Хуа немного дрожит, и он опять горбится, с опаской смотря по сторонам. Шан Мяо грустно вздыхает, обнимая своего брата и подтягивая ближе к себе. Они сидят в своей комнате на втором этаже лавки и дожидаются глубокой ночи, чтобы незаметно уйти из города. Шан Хуа нервничает — Мяо не может его винить. Ее руки немного потряхивает, хоть в голове и есть тот настойчивый голос, говорящий, что они справятся. Тот же голос рассказывал о дыхании и формировании ци в ядре. Шан Мяо слышит свой голос и отчаянно хочет верить ему.       — Все будет хорошо, Хуа-ди. Все будет хорошо, — Мяо осторожно целует брата в растрепанные волосы, крепче сжимая в объятиях.       — Мы правда должны уходить? — Шан Хуа отстраняется, незаметно (как он думает) смотря в сторону и что-то читая в пустоте глазами. Шан Мяо заметила эту привычку недавно. После того, как ее брат проснулся после недели сна, восстанавливаясь от травмы, полученной в лесу из-за каких-то соседских детей, он немного изменился. Стал… мягче характером? Более нервный, пугливый и такой же усталый, как матушка в свои последние дни. Шан Мяо думает, что ее брат опасается тех детей и понимает, что у них еще больше причин скорее уходить из деревни и никогда не возвращаться сюда.       — Да, нам стоит, — улыбка Мяо грустная и смирившаяся. Шан Хуа смотрит ей в лицо и горбится еще больше, опуская взгляд. Он будто бы боится уходить. Но Шан Мяо тоже, так что она может его понять.       — Куда мы пойдем? — Хуа сам тянется к объятиям, пропадая под большими рукавами сестры.       — Я думала о секте совершенствующихся. Дворец Хуанхуа…       — Не туда!       — Тише, — Шан Мяо шикает, кладя ладонь на рот подпрыгнувшего брата, и настороженно вслушивается в тишину. Дядя Лун спит и не собирается просыпаться. Мяо выдыхает и отпускает руку. А-Хуа выглядит виновато с поджатыми губами и напряженной спиной, сжимая ткань одежды.       — Дворец Хуанхуа ближе всего.       — Не туда, пожалуйста, — А-Хуа корчит жалобную мордашку, зная, насколько хорош в ней и смотрит на свою сестру. Шан Мяо как всегда ломается почти сразу. — Куда угодно, но не туда. Там… там плохо.       Шан Мяо хочет спросить, что он имеет в виду под этим, но Хуа настолько сильно напуган, сжимая ее руку через ткань, что Мяо просто сжаливается, замолкая. Может быть, ее брат тоже знает то, чего не должен, и в его голове тоже присутствует голос, который говорит много странной, но полезной информации?       — Цан Цюн, — А-Хуа шепчет через некоторое время, повернувшись к своей сестре спиной. Шан Мяо не видит выражение его лица и лишь вздыхает. Секта Цан Цюн намного дальше дворца и в совершенно другую сторону от дворца, где-то около недели им нужно будет добираться пешком до городка при секте.       — Хорошо. Мы идем в Цан Цюн.       Брат с сестрой замолкают, держась друг за друга в тихом ожидании.       Через некоторое время в воздухе появился тот холодный привкус, присущей глубокой-преглубокой ночи, и Шан Мяо вместе с братом осторожно покидают деревню, уходя в лес. В рукавах скрыты мешочки с расширенным внутри пространством. Они постарались брать немного (чуть больше того, что предложили за руку Шан Мяо), чтобы дядя до последнего не знал, что у него что-то украли и не так сильно спешил с их поисками.       Они направлялись в Цан Цюн, ведомые Шан Мяо, которая знала, куда им идти. Шан Хуа все еще не спрашивает. Шан Мяо тоже.