***
К середине завтрака она научилась не удивляться ничему, просто воспринимая всё как данность: ни тому, как изменился их дом, ни тому, как выглядела она сама и её сестра с матерью, ни даже тому, что за трапезой присутствовали Пит Мелларк и Джоанна Мэйсон, которые сидели рядом друг с другом, напротив неё и Прим. Но когда стрелка часов оказалась на десяти и посреди комнаты из яркой вспышки материализовалась Эффи Тринкет, из ниоткуда возникшая на соседнем стуле, не удивиться Китнисс не смогла. Она, если говорить откровенно, испытала настоящий шок. В реальности люди не появлялись из воздуха. Да даже в её сне — Китнисс была уверена — никто не мог этого сделать! Куда она попала, если все присутствующие восприняли подобное как естественное явление?! — Здравствуйте-здравствуйте, — нараспев поприветствовала всех Эффи. У Китнисс дёрнулся глаз, когда она увидела в руках сопровождающей какую-то палочку, от кончика которой исходило слабое свечение. — Надеюсь, все готовы к большому-большому дню? Вопрос Эффи, заданный восторженно-сладким тоном с вечным капитолийским акцентом, вновь не смутил никого, кроме Китнисс. Все поочерёдно принялись рассказывать, как ждали ежегодного бала в честь смотрин у местного лорда. — А ты, душенька? — повернулась к ней Эффи разукрашенным, как и всегда, лицом. — Ты готова к своему дебюту? — Какому дебюту? — выдавила она, чувствуя, как слабеют её конечности. — Что значит «какому»? — милость мисс Тринкет тут же сменилась недовольством. — Сегодня вечером ты впервые будешь в роли потенциальной невесты! Что с твоей памятью, Китнисс? — Прости её, крёстная, — вступилась Прим, пока Китнисс возвращала дар речи и силилась закрыть приоткрывшийся рот. — Моей сестре сегодня нездоровится. — Почему же ты раньше ничего не сказала, Китнисс? — её обычно молчаливая мать вдруг подала голос. — А если это что-то серьёзное? — Не стоит беспокоиться, миссис Эвердин, — прощебетала Эффи, не дав ей ответить матери, — моя магия решит всё. Ты же хочешь быть здоровой и стать женой нашего лорда, правда, Китнисс? — Я не… Она прервалась на полуслове в момент, когда розовая светящаяся дымка окутала её. Китнисс чихнула, словно магический спецэффект попал ей в нос, и через пару секунд всё прекратилось. — Ну вот, — Эффи довольно потёрла руки. — Тебе уже лучше, душенька? Китнисс помедлила, прислушиваясь к организму, и с недоумением поняла, что все остатки неприятных ощущений прошли. — Да, — она кивнула. — Вот и славно, — растянула губы в улыбке Эффи. — Теперь можно начинать сборы. Топ-топ! С последним комментарием стулья сами по себе отодвинулись от стола, после чего неведомая сила поставила Китнисс на ноги и, ощутимо подгоняя, направила обратно в её комнату. Краем глаза она заметила, что так случилось и со всеми остальными. Только вот Эффи шла прямо перед ней, а не перед кем-то другим, что вызывало внутри нечто вроде беспокойства. Всё происходящее было, по мнению Китнисс, ужасной, прямо-таки чудовищной ошибкой, о чём она вознамерилась немедленно сообщить Эффи. Если со странным домом, платьями и поведением окружающих Китнисс могла временно примириться, то в неких смотринах у неизвестного лорда с вероятностью стать чьей-то супругой участвовать не собиралась. — Эффи, почему ты идёшь со мной? — немного нервно вопросила Китнис, когда они зашли в её комнату. — Что вообще сегодня случилось со всеми вами? Сноу решил посмеяться надо мной и заставил вас быть шутами в его шоу? Мисс Тринкет ахнула. — Не произноси его имя, Китнисс! — воскликнула Эффи, оборачиваясь и прикладывая указательный палец к её губам. — Имя нашего короля нельзя называть! — О, отлично, так он теперь король, — фыркнула Китнисс, закатывая глаза, как только Эффи перестала закрывать её рот. — Что с вами такое, юная леди? Когда ты успела забыть всю нашу историю, раз говоришь подобную… чепуху? — Упала с кровати, ударилась головой, — с самым честным видом изрекла Китнисс, не впечатлившись строгим тоном Эффи, и прибавила: — Сильно. — Оно и видно, — её визави вздохнула и на одном глубоком дыхании выдала то, от чего у Китнисс появилось желание выпить успокоительный сироп: — Тебя зовут Китнисс Эвердин, я твоя фея-крёстная, мы живём в Панеме, которым правит великий волшебник-король, а сегодня день смотрин у лорда Дистрикта-12, где ты будешь участвовать. В этом мире есть магия. Не то чтобы она ещё не догадалась. У неё есть собственная фея-крёстная. Кориолан Сноу — волшебник и король. Вес Китнисс внезапно стал чересчур тяжёл для её ног, и она удачно рухнула на кровать. Эффи ни на секунду не заинтересовалась её моральным состоянием и глубоким шоком и продолжила выписывать палочкой какие-то магические завитушки прямо по воздуху. Странные символы ненадолго зависли в пространстве, вспыхнули ярко-розовым и исчезли, будто их и не было. Китнисс даже не успела перевести дух после очередной странности, свидетельницей которой она оказалась, как посреди комнаты закружилось золотистое марево и из этой небольшой воронки на пол её комнаты ступил Цинна. — Как идут приготовления нашей дебютантки, любовь моя? Тот, кого она считала своим стилистом, задал вопрос, но цельное предложение распалось на отдельные фрагменты в голове Китнисс. «Дебютантка», судя по всему, относилась к ней самой, как и «приготовления». Но вот «любовь моя» была обращена определённо… к Эффи? — С большим трудом, мон шери, — расстроенно выдала та. — Наша Китнисс забыла почти всё, даже о сегодняшнем грандиозном событии! На миг Китнисс даже показалось, что её фея-крёстная сейчас расплачется от переживаний. К счастью, Цинна сумел успокоить свою ненаглядную. — Для бала ей не нужно ничего помнить, не волнуйся, — он мягко взял Эффи за руку. — Сейчас мы разберёмся с нарядом Китнисс, и всё будет хорошо. Если бы хоть кто-то удосужился узнать мнение самой Китнисс, она бы честно сказала, что заявление Цинны более чем сомнительно, однако слова ей так и не дали. Вместо этого волшебная парочка погрузилась в бурное обсуждение фасона платья для смотрин и того, какие туфли и какая причёска лучше подойдут. Упустить такой шанс Китнисс не могла и незаметно улизнула, воспользовавшись моментом. Из сумасшедшего дома надо было бежать, но куда? Застыв перед лестницей, она прикинула варианты. Можно было попытаться найти свой родной, нормальный дом в Шлаке, но Китнисс не была уверена, что в этом странном Панеме, в который она перенеслась неизвестно каким образом, сохранилось привычное деление их Дистрикта на районы. Ни Эффи, ни кто-либо из тех, кого она видела, не упоминали об Играх, поэтому существование Деревни победителей тоже стояло под вопросом. Получалось, что ей некуда идти. Значит, нужно идти не куда-то, а к кому-то. Кто из её знакомых славился своей адекватностью, в чьих силах было хоть как-нибудь помочь ей? Ближайшим таким человеком являлся Пит. Понадеявшись, что она найдёт его раньше, чем её поймают Эффи и Цинна, Китнисс двинулась по дому, вызывая у мышей зависть тишиной своей походки. С Питом она, по счастью, столкнулась в одном из коридоров первого этажа, запутавшись в неизвестной планировке. — Китнисс? Ты откуда тут? Разве Эффи уже отпустила тебя? — Мне нужна помощь, — вполголоса проговорила Китнисс, игнорируя недоумение Пита и отводя его в ближайшую открытую комнату, чтобы их не заметили. — Ты можешь объяснить мне, что тут творится? Уже не первый раз она задала подобный вопрос — и опять получила похожий ответ: — Да вроде ничего необычного, — пожал плечами Пит и настороженно глянул на неё. — Вся суета только из-за лордовских смотрин. — Расскажи мне про них, — зацепилась Китнисс. Возможно, хотя бы Пит смог прояснить то, о чём все беспрестанно твердят. И Пит на самом деле доходчиво растолковал, отчего все так взволнованы. Как оказалось, лорд Двенадцатого Дистрикта попал под проклятие и вот уже около пятнадцати лет пытался избавиться от него. Для этого и устраивали смотрины: лорд всё искал избранную, которая должна была снять с него злые чары, вот только никак не находил. А в этом году оказаться среди числа претенденток на роль местной леди предстояло Китнисс — прекрасные девы допускались к участию в этом «конкурсе» только по достижении двадцати одного года. — А если я не хочу? — спросила она, силясь уложить в голове откровения от Пита. — Должен же быть какой-то способ не участвовать. — Для этого ты должна быть уже замужем, — обрадовал Пит. Ровно десять секунд потребовалось Китнисс, чтобы сообразить, как выйти из сложившейся ситуации, и умоляюще воззриться на своего невольного подельника. — Пит, помоги мне. Давай скажем всем, что мы поженились. Мы же всё равно планировали. Он посмотрел на неё как на умалишённую и медленно, даже как-то робко сказал: — Китнисс, я уже женат. На Джоанне, — и, словно этого было мало, добил: — Это твоя сводная сестра, ты видела её сегодня утром. Краткое содержание истории любви Пита и Джоанны Китнисс выслушивала с мрачным видом и пониманием, что всё происходящее — полный, абсолютный, фантастический бред. Что она должна была сделать накануне, чтобы ей приснился сон, где Джоанна стала старшей дочерью её отца, который через год после рождения первенца и смерти первой супруги женился на их с Прим матери? Вдобавок к этому почивший батюшка возжелал, чтобы его старшая дочь жила под одной крышей с ними, и именно по этой причине Джоанна и Пит находились в их доме. Китнисс не знала, смеяться или плакать, когда слушала про любовь с первого взгляда, которая зажглась в сердце Пита, едва он увидел Джоанну в принадлежащей семье Мелларков пекарне. Он, будучи младшим наследником состояния родителей, шёл контролировать процесс работы — и неожиданно пал жертвой красоты мисс Мэйсон, которая сбежала от него, оставив на память лишь туфлю. — Я догнал её, и мы поняли, что любим друг друга. Так и поженились, — завершил своё повествование Пит. Китнисс казалось, что что-то во всём этом она упускает, но времени разбираться у неё не было — действовать приходилось срочно, если она хотела избежать смотрин. — Куда ты? — остановил её около двери голос Пита, когда она решительно поднялась и направилась к выходу. — К Гейлу, — отозвалась Китнисс. — Ты же знаешь Гейла Хоторна? — который тоже мог бы временно стать её фиктивным мужем, но этого она не озвучила. — Конечно, знаю, — кивнул Пит, — только его сейчас нет в Двенадцатом. Он недавно вернул к жизни Беллу Сноу, дочь нашего короля, которую отравила мачеха-королева. — Яблоком? — автоматически уточнила Китнисс, потирая правый висок. — То есть ты забыла всех нас, но помнишь, что королева Альма использовала яблоко? — с подозрением осведомился Пит. Китнисс чуть не застонала в голос. Любовь с первого взгляда и потерянная туфля, некая Белла Сноу с отравленным яблоком от мачехи — в какую грёбаную сказку она попала?! Почему вообще её мозг вытащил информацию о «Золушке» и «Белоснежке» и всё смешал? Чтоб ещё хоть раз Китнисс пошла на поводу у Эффи и стала читать капитолийскую литературу… Стоило только про себя помянуть Эффи, как из-за двери послышался жизнерадостный тон её феи-крёстной: — Китнисс! Где ты, душенька? Приложившись лбом к деревянной поверхности, она с наслаждением стукнулась головой о дверь, не то пытаясь вырваться из затянувшегося сна, не то пробуя привести мысли в порядок. От повторного удара её удержал Пит. — Тебя зовут, Китнисс, — с подобием сочувствия произнёс он, — надо идти, — и мягко вытолкнул её за порог. После этого величайшего предательства на закрывшуюся дверь, за которой остался Пит, Китнисс могла смотреть только как приговорённый к виселице на своего палача. В этом доме ей не помогут — это стало ясно как день, а без знаний о сошедшем с ума окружающем мире и при отсутствии денег побег не виделся ей хорошим вариантом. Китнисс себе под нос выругалась, понимая: придётся смириться со своим положением. В конце концов, не обязательно же её выберут в жёны лорду? Там, наверное, соберётся толпа претенденток, и избранная затешется в их число. Кому какое дело будет до одной неприметной неё? Китнисс старательно успокаивала саму себя, пока Эффи за руки конвоировала её обратно в комнату для издевательств над внешностью. В определённый момент она даже посочувствовала Цинне и Эффи: в рекордные сроки стилист придумал для неё образ, который воплотился с помощью магии феи-крёстной, но всем усилиям семейного подряда волшебников предстояло пропасть — Китнисс не планировала бороться за руку и сердце какого-то лорда.***
В назначенное время в назначенном месте она вместе с другими участницами стояла посреди большого зала дома, более всего напоминавшего зáмок. Их выстроили в длинную ровную шеренгу, и Китнисс индифферентно порадовалась, что расставили их не вдоль стены. Как фея-крёстная Эффи протиснулась в помещение вслед за ней, но осталась стоять в стороне, подобно всем сопровождающим. Так как, кроме созерцания похожего на трон кресла — единственного предмета мебели, — развлечений не предполагалось, Китнисс пересчитала «конкуренток» и с удивлением осознала, что ради одного мужчины пятьдесят одна мисс потратила уйму времени, чтобы блистать на смотринах. Будь её воля, Китнисс не пошевелила бы и пальцем. На одиннадцатой минуте ожидания двери в зал распахнулись, и внутрь бодро продефилировал Цезарь Фликерман — последний человек, которого она ожидала увидеть. Окружающие её дамы тут же приосанились, пытаясь выгоднее продемонстрировать свои… достоинства. Китнисс, в отличие от них, старалась слиться с воздухом, что, откровенно говоря, было трудно осуществить, поскольку на ней красовалось шикарное изумрудно-зелёное платье на бретельках с бархатным верхом. — Милые девушки, понимаю ваше волнение, — Цезарь сверкнул белозубой улыбкой, — однако постарайтесь вести себя прилично, когда придёт лорд. Для определения избранности не нужно вешаться ему на шею. По толпе прокатились редкие смешки. Китнисс вдруг почувствовала что-то среднее между тошнотой и позывом упасть в обморок: лорд должен был войти с минуты на минуту, а она всё ещё не ощущала, что достаточно морально подготовилась к встрече с ним. По словам Эффи, ей нужно будет всего лишь выйти из толпы, когда назовут её имя, сделать реверанс, который они тренировали два часа кряду, и протянуть руку для формального поцелуя — ничего невыполнимого, но Китнисс волновалась, будто всерьёз переживала за… Её мысль оборвалась, как только двери снова открылись и пятьдесят девушек синхронно вздохнули при виде лорда. И лишь одна из всех хотела застонать. Ну конечно, кто ещё мог оказаться лордом Дистрикта-12, кроме Хеймитча?! — Мисс Алира Эйкен, — звучно огласил Цезарь первое имя в списке. Пока невысокая рыжая красотка в розовом платье шла к лордовскому креслу, Китнисс пробовала мыслить рационально. Выходило не очень, даже когда она напомнила себе, что Хеймитч был самым обеспеченным и в определённой степени влиятельным человеком в Дистрикте до её с Питом победы, так что какая-то логика в том, что в этом безумном мире он являлся лордом, присутствовала. Тем не менее покричать на жизнь и бросить в стену что-нибудь бьющееся Китнисс хотелось. Видимо, вышедшая девушка не была избранной, поскольку ничего интересного не произошло и она вернулась на своё место. То же самое повторилось ещё двадцать три раза. На двадцать четвёртый вызвали Китнисс. Фликерман назвал её имя, и она, вздёрнув подбородок и даже не стараясь выдавить улыбку, сделала шаг вперёд, а потом ещё с десяток, заставляя себя дойти до Хеймитча. Здесь он не был её ментором, что, впрочем, не отменяло сильного желания Китнисс высказать ему всё, что она думает о сокрытии им от них с Питом информации о тайно заключённых союзах с другими победителями. Высказать в нецензурной форме. — Для меня честь находиться сегодня здесь, — пробубнила Китнисс, сделав заученный реверанс, и протянула руку. Хеймитч, на вид ничем не отличающийся от реального, коснулся её пальцев. И вот тогда грянул гром. Молния на миг вспышкой осветила зал, заставив многих ахнуть, выругаться и помянуть великого Светлого и даже презренного Тёмного. Из чёрных тяжёлых туч за окном неожиданно хлынул ливень, и Китнисс меланхолично подумала, можно ли это считать знаком свыше. — Ну здравствуй, моя дорогая избранная, — абсолютно безрадостно протянул Хеймитч.***
— Мон шери, ты не поверишь, что сейчас случилось! Наша Китнисс оказалась избранной! Восторженный вскрик Эффи наверняка оглушил Цинну даже через карманное зеркало, по которому она с ним связалась. В ответ стилиста Китнисс не вслушивалась — наспех перебирала способы вернуться в свой мир. Щипание самой себя ни к чему не привело — она не проснулась, а время между тем неумолимо шло. По ощущениям, Китнисс спала слишком долго. Если, конечно, она не ошибалась и её тело в реальности на самом деле спало. Всерьёз рассматривать вариант того, что чья-то магия перенесла её и всех, кого она знает, в перевёрнутый Панем, было откровенно страшно. Китнисс, несмотря ни на что, всё ещё слабо и глупо надеялась очнуться в привычном жестоком Панеме с тираном Сноу, но с адекватным окружением, где её не будут готовить к роли леди Дистрикта-12. — Я почти закончил с нарядами миссис Эвердин и мисс Примроуз Эвердин, мон амур, — донеслись слова Цинны, — и скоро перемещусь к вам. Как ни странно, именно это обещание и щелчок, с которым Эффи закрыла зеркало, привели Китнисс в чувство. — Эффи, я должна тебе признаться, — выпалила она, вызывая заинтересованный взгляд феи-крёстной. — Я не та Китнисс, которую вы знали. Я из другого Панема, где нет магии, но есть Голодные игры, где ты — сопровождающая, мы с Питом — трибуты и победители, а Хеймитч — наш ментор, тоже победитель. Я не могу остаться здесь и выйти замуж, мне надо попасть домой. Китнисс никогда бы не подумала, что будет с ностальгией и нежностью вспоминать родные ужасы мира, в котором выросла. Только осознав, что через считанные часы её выдадут замуж, она поняла, как хочет вернуться к нормальной жизни. К её удивлению, Эффи рассмеялась. — У тебя настоящий талант шутить, душенька, — отсмеявшись, сказала фея-крёстная. — Другой Панем, подумать только… — ещё раз хихикнув, выдохнула она. — Но это правда! — от обиды на глазах Китнисс выступили слёзы. — Китнисс, я понимаю, что все невесты волнуются перед свадьбой, но то, о чём ты говоришь, не может быть правдой, — уже спокойнее проговорила Эффи. — Мы с тобой здесь, ты скоро станешь леди, и с вашего бедного лорда наконец спадёт проклятие. Судя по всему, фея-крёстная ждала уточняющих вопросов о проклятии, но Китнисс не оправдала её ожиданий — молча сидела с самым страдальческим выражением лица, уже даже не пытаясь угадать, какой ещё подлостью одарит её жизнь. Оживилась она только с телепортацией Цинны, да и то лишь потому, что хранить апатичный вид во время косметических манипуляций, переодеваний и прочих истязаний было нельзя. Терпение Эффи лопнуло к моменту завершения создания платья. Как только её магия закончила свадебный наряд, фея-крёстная взорвалась потоком подробностей о местной версии Хеймитча. — Попасть под такое противное проклятие — бедному мальчику действительно не повезло, — театрально сообщила Эффи, и Китнисс невольно издала смешок: у неё назвать Хеймитча «бедным мальчиком» язык бы не повернулся. — Он же наш единственный принц… — Да неужели, — скептически вставила Китнисс. — Да, и это я специально напоминаю тебе, чтобы ты подобающе вела себя с особой королевской крови, — Эффи на секунду отбросила сочувствующий тон, но быстро опомнилась и продолжила давить на жалость Китнисс: — Пятнадцать лет назад король решил, что, раз он принца породил, он его и… — Убьёт? — Проклянёт, — опроверг кровожадное предположение Китнисс Цинна и потянул её за прядь волос — сооружение причёски шло полным ходом. — И ведь проклянул, — вновь подхватила Эффи. — Король наш, добрейшей души волшебник, долго терпел пренебрежение Хеймитча сыновним долгом — принц слишком сильно погружался в науки и исследования, совершенно не проявлял интереса к женитьбе и продолжению рода — и всё-таки не выдержал. Тогда он… — Стой-стой, — прервала Китнисс, неожиданно увлёкшаяся историей, — разве тебе можно рассказывать мне о сути проклятия? Это не помешает его снять? — Глупости, — отмахнулась Эффи, — если ты не узнаешь сути, то оно, не дай великий Светлый, ещё лет пять не снимется. Принц наш выше всего ценил чистый разум, вот король и придумал, как его наказать: заклятие даёт эффект, при котором вечно болит голова, плохо слушается речь, наблюдается повышенная раздражительность, угрюмость и заторможенность внимания. «Типичный для Хеймитча набор», — она еле удержалась, чтобы не озвучить это. — Из-за этого может показаться, что принц вечно пьян, хотя не употребляет алкоголь, — предупредил Цинна. — И как же я должна снимать такое проклятие? — Китнисс приподняла брови, разворачиваясь на стуле, как только с причёской было покончено. — Я же не целитель. — Конечно, не целитель. Ты — истинная любовь принца, — назидательно втолковывала фея-крёстная. — На время вашей свадьбы проклятие ослабнет, вы консумируете брак, и сила вашей любви разобьёт хрустальную розу — символ проклятия. Потом король наверняка вернёт Хеймитчу титул принца, ты станешь принцессой, вас пригласят в столицу, наследники появятся… — расчувствовашись, Эффи утёрла несуществующую слезу. Ненадолго Китнисс впала в ступор, временно потеряв способность говорить, и потому безропотно позволила упаковать себя в очередной наряд. Наверное, если бы её не выдавали замуж в срочном порядке, она бы даже решила, что белое платье на одно плечо ей нравится. Голос у неё прорезался только тогда, когда Цинна, внимательно следя за платьем, повёл её к выходу. — Эффи, ты же моя крёстная! — опомнилась Китнисс, изо всех сил тормозя свой шаг. Жаль, на каблуках это было непросто. — Ты не должна позволять выпихнуть меня замуж за незнакомца! — она даже не соврала: с этим Хеймитчем они не были знакомы так, как с реальным. — А как же поцелуй истинной любви?! Китнисс на миг вырвалась из хватки Цинны и обернулась к фее-крёстной, заработав возмущённый комментарий стилиста. — Кому в наше время достаточно поцелуя истинной любви, милочка? — манерно закатила глаза Эффи, явно раздражённая её поведением. — А секса с истинной любовью прям хватит, да? — нервно поёжившись, спросила напуганная перспективой Китнисс, глядя на то, как крёстная взмахивает палочкой, распахивая двери, и активно подталкивает её к выходу. — Однозначно, — подтвердила Эффи. Китнисс сглотнула. Если вселенная ждала лучшего момента, чтобы дать ей проснуться, то это, несомненно, был он.***
За сколько времени можно организовать свадьбу? Китнисс не была экспертом в такого рода вопросах, но сомневалась, что четырёх часов было бы достаточно. Каким-то чудом устроителям удалось без шума и недовольства разместить среди гостей всех претенденток на роль леди, переместить из Капитолия кучу высокопоставленных лиц и мастерски украсить один из залов для церемонии бракосочетания. Китнисс шла по голубой дорожке в центре зала, которую можно было принять за лёд, а белая плитка с обеих сторон от которой напоминала снег. С потолка свисали неведомые растения, и мягкий свет лился будто бы отовсюду. Многочисленных приглашённых, включая её мать, Прим и Пита с Джоанной, рассадили на обтянутые кипенным шёлком стулья, а впереди, под сводом арки, поджидал сам президент, а точнее, король Сноу. На Хеймитча, своего будущего супруга, она предпочитала не обращать внимания. — Мисс Эвердин, рад, очень рад вашему появлению, — тихо, искренне и без угрозы — оттого безумно непривычно — сказал ей Сноу, после чего зычно приступил к началу церемонии: — Мы собрались здесь для того, чтобы сочетать священными узами брака Хеймитча Эбернети из рода Сноу, лорда Двенадцатого Дистрикта, и мисс Китнисс Эвердин, — король бегло оглядел её, — избранную судьбой и магией первую красавицу Дистрикта-12! Сноу явно польстил ей, оценивая её внешность, но удивил Китнисс не столько этот факт, сколько чрезмерно сокращённый обряд бракосочетания. — Властью, данной мне мной, я, Кориолан Джонатан Сноу, король Панема и наместник великого Светлого на земле, объявляю вас мужем и женой! — Простите, а разве вы не должны спросить о согласии?.. — шёпотом влезла Китнисс, заставив работать прилипший к нёбу язык. — И я, и магия согласны, чтобы вы стали женой моего сына, — прошипел Сноу, стараясь сохранить добродушную улыбку, пока потоки волшебства формировали на её пальце и на пальце Хеймитча кольца, — а большего не требуется. Целуйте мужа, Китнисс! Вздрогнув от приказа, она наконец подняла глаза на лицо Хеймитча и узрела там лишь обречённость. Ему хотелось следовать воле короля ничуть не больше, чем ей, однако прямо сейчас им обоим предстояло подчиниться. Китнисс уже не гадала, когда её кошмар закончится, а просто плыла по течению, отстранённо отмечая всё безумие жизненных перипетий. Аплодисменты длились явно дольше, чем соприкасались их с Хеймитчем губы, но, как только поцелуй прекратился, в зале отчётливо прозвучал треск — на торжественно принесённой в зал хрустальной розе образовалась первая маленькая трещина. На миг Китнисс помечтала, что после этого её отпустят, — в действительности все жаждали увидеть первый танец новобрачных. Свет почти полностью погас, и внезапно полутьму рассеяло серебристо-голубое свечение её платья. Наверное, они смотрелись красиво: она, озаряемая неземным светом, и её новоиспечённый муж в алебастровом костюме. На деле же Китнисс чудом не путалась в подоле пышной юбки и в шагах, а в движениях Хеймитча души было не больше, чем в механической игрушке. Он фактически бросил её, едва танец закончился, удалившись в неизвестном направлении и оставив под градом вопросов от кучи незнакомых людей. Китнисс возблагодарила Эффи, которая спасла её, уведя из зала, но, как оказалось, сделала это преждевременно. — Король Сноу распорядился как можно скорее доставить тебя в спальню, душенька, — с лукавой искрой в глазах защебетала Эффи в одном из коридоров. У Китнисс сердце словно провалилось в пятки, а речевой аппарат даже не сумел исторгнуть банальное «зачем» — общая свадебная тенденция была ясна, и ничего хорошего она не сулила. — Не пойду, — по-детски упёрлась Китнисс в бессмысленной попытке бороться за свою честь. — Ну конечно, пойдёшь, — Эффи, разумеется, не восприняла её слова всерьёз и настойчиво потянула дальше. Когда они подошли к внушительной двери, фея-крёстая дала последний совет, странно подмигнув: — Не зажимайся, душенька, и расслабь горло. Напутствие Эффи — Китнисс искренне надеялась, шуточное, — должно было сковать её, испугать или разозлить, но она, напротив, отчего-то ощутила прилив спокойствия, войдя в огромную спальню. В каком бы они мире ни находились, она оставалась Китнисс, а Хеймитч оставался Хеймитчем. Они могли спорить, временами хотеть придушить друг друга, но она бы никогда не позволила ему умереть, а он бы никогда не сделал ей больно. Он бы не стал её принуждать. И после этой успокаивающей мысли Китнисс принялась ждать. Ждала час, который превратился в два, а потом в три… На четвёртом часу она заснула, так и не дождавшись появления хоть кого-нибудь и получения объяснений. Несмотря на то что они теперь были женаты, Хеймитч явно не намеревался даже разговаривать с ней, а остальные обитатели зáмка наверняка не имели ни возможности, ни желания контактировать с женой лорда. Её супруг явился лишь наутро и выдал честнейшую речь: — Ты мне не нравишься, Китнисс, — начал он с места в карьер, — меня вообще не привлекают дети. Это проклятие, эта свадьба — не более чем бред, порождённый сознанием моего отца. Я не хотел жениться, и жена мне не нужна. «Не нравишься», «не привлекаешь» и «дети» в отношении неё — Хеймитч интуитивно угадал набор, способный разозлить её. Она не планировала в полной мере становиться ему женой, о нет, однако теперь Китнисс была раздражена его резкими словами. Она бы могла заставить его пожалеть о сказанном — исключительно из принципа и врождённого чувства противоречия. — И что же дорогой супруг велит мне делать? — ядовито полюбопытствовала Китнисс. — Что угодно, дорогая, — под стать ей откликнулся он. — Здесь есть библиотека, может, она развлечёт тебя. Китнисс и книги не были параллельными прямыми относительно друг друга, но чтение не входило в число её любимых занятий. — Чудесная новость, — она не скрывала сарказма, — с чем посоветуете ознакомиться, мистер лорд? Несколько секунд Хеймитч, судя по всему, обдумывал, чем её уязвить в словесной баталии. — Рекомендую «Безопасность жизнедеятельности в условиях инфицирования человечества и дальнейшего становления людей немёртвыми». Китнисс не представляла, как ему удалось сохранить невозмутимость при произнесении настолько абсурдного названия. — Правила поведения при зомби-апокалипсисе? — она фыркнула. — Серьёзно? — Между прочим, автор трактата, известный исследователь двадцать первого века Коламбус, очень ответственно подошёл к написанию. Его труду уже не одна сотня лет, а он всё ещё пользуется бешеной популярностью, — со знанием дела сообщил Хеймитч. К недовольству Китнисс, победа в этом раунде осталась за ним.***
Следующий месяц её жизни прошёл… спокойно. Сноу, как и Эффи с Цинной, отбыл в Капитолий, и без нервирующего короля и чересчур деятельной феи-крёстной всё сразу пошло на лад. Китнисс не запрещали гулять по зáмку и за его пределами, навещать Прим с матерью, общаться с Питом и Джоанной и заниматься тем, чем захочется. Исключение составлял кабинет Хеймитча: никому не дозволялось отвлекать лорда от работы. К её удивлению, супруг не совсем игнорировал её. Он нередко пересекался с ней за обедом или ужином и без угроз и шантажа рассказывал о проклятии, влияние которого ослабло после их свадьбы, о том, что его мать не была королевой, но Сноу всё равно признал своего единственного сына. Хеймитч даже упомянул свою докторскую степень и последнюю работу — исследование влияния валирийского языка на изучивших его жителей Панема. Невзирая на то, что реальность перестала пугать её, Китнисс всё ещё не знала, как вернуться домой, да и стоит ли это делать. В этом мире не было Игр, ничто не угрожало её семье и семьям её близких. Здесь Сноу раз в неделю писал ей с пожеланиями всего наилучшего и милыми вопросами про её брак, а не угрожал убить всех, кого она любит. В библиотеке Хеймитча, которую ей всё же пришлось исследовать от скуки, не нашлось ничего, что могло бы помочь, а все, у кого Китнисс пыталась выведать информацию, принимали её за безумную. В конце концов она решила положиться на случай: в этот мир её забросила воля судьбы, и только она была способна вернуть её обратно.***
В середине второго месяца её пребывания в волшебном Панеме к ней во время прогулки в прилегающем к зáмку парке явились трое. В них безошибочно угадывались помощники Цинны — Вения, Флавий и Октавия, — вот только выглядели они безумно необычно. — Леди Эбернети, принадлежащая к роду Сноу, урождённая мисс Эвердин, — заговорил Флавий, отвлекая её от откровенного разглядывания. — Наконец мы нашли вас. — Я вроде бы не пряталась… — растерянно протянула Китнисс. — Мы агенты любви, по-вашему — купидоны. Нас прислал король Сноу, — механистично продолжал Флавий. Признаться, Китнисс мало смыслила в высоком искусстве Капитолия, к которому старалась приобщить её реальная Эффи Тринкет, но её знаний хватало, чтобы усомниться. Купидоны, виденные ею на картинах и барельефах, выглядели совсем не так. Они не носили строгих костюмов, белых рубашек, чёрных галстуков с блестящими зажимами, и они не скрывали глаза от света за чёрными очками. Трио помощников Цинны могло быть здесь кем угодно, кроме божеств любви. — Нам стало известно, что вы до сих пор не сделали ваш брак действительным и вы не работаете над снятием проклятия с принца, — перехватила слово Октавия. — Мы намерены помочь вам в этом. С небольшим опозданием смысл сказанного агентами дошёл до Китнисс. — О, поверьте, это лишнее, — она пыталась вежливо отказаться, — наш с Хеймитчем брак прекрасен, вам не о чем волноваться. — Вы примете нашу помощь, леди Эбернети, — зловеще посулила Вения, — или мы возьмём вас измором. Трио растворилось в воздухе, как только отзвучала угроза Вении. Китнисс глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Интересно, что конкретно агенты-купидоны подразумевали под своей помощью? Они же не сказали ей ровным счётом ничего стóящего — просто напугали туманными заявлениями и тактически отступили. Может, хотели заставить её терзаться неизвестностью, строить догадки? Если так, то они точно напали не на ту: на ближайшее время у Китнисс имелись свои планы. Вскоре, однако, ответы на её вопросы стали появляться сами собой. Когда они с Хеймитчем впервые оказались заперты наедине друг с другом в столовой, откуда почему-то мистическим образом испарилась вся прислуга, Китнисс посчитала это досадным недоразумением. Во второй раз в библиотеке заклинило дверь ровно в тот момент, когда они оба были там, — и она приняла это за случайность. Но, когда в третий раз их закрыли в спальне, которая официально была их общей, Китнисс поняла: проделки купидонов начались, хоть по уровню исполнения и напоминали младшие классы школы. Что не напоминало стратегию сводников-младшеклассников, так это её сны. В этом Панеме кошмары не преследовали Китнисс — она вообще не видела снов и потому поначалу даже приветствовала хотя бы какое-то разнообразие. Ей снились прогулки по лесу с Хеймитчем и танцы в бальном зале с ним же — казалось бы, что могло пойти не так? Насторожиться, вероятно, следовало уже на первом поцелуе — не таком, какой они разделили на свадьбе, а настоящем. После одного из танцев её лицо оказалось слишком близко к лицу Хеймитча, и даже в мыслях Китнисс отказывалась анализировать, кто из них сократил расстояние. Поначалу осторожный поцелуй перетёк в более долгий и нежный, и во сне она отнюдь не была против ласковых касаний губ. Проснувшись, Китнисс, к своему стыду, не напряглась. Ей — и в этом она бы не призналась вслух — понравилось. В конце концов, мало ли что могло присниться молодой одинокой девушке? Да и целовалась она с законным супругом. Глубокие и страстные поцелуи в следующем сне тоже не смутили Китнисс. Её устраивало всё, что не выходило за рамки фантазий и никому не несло вреда в реальности. Наяву Хеймитч был расположен к ней не больше, чем к хорошему собеседнику, так что поводов беспокоиться, что её небольшое развлечение повлияет на жизнь, она не видела. В конце концов, они же не спали вместе даже во сне — Китнисс решила, что и не будут. Через пару ночей стало очевидно, что она мастер по самообману. Осознать себя обнажённой, лежащей на шёлковых простынях, ощутить голодные поцелуи Хеймитча и свою самоотдачу в них, почувствовать его в себе — всё это было неожиданно, но Китнисс соврала бы, сказав, что хочет прекратить. Прикосновение её руки к его голове, мягкость его волос под её пальцами, его чёткие, уверенные толчки в ней и ласки, дарящие удовольствие, — всё это было очень, очень приятно. Утром заботливая служанка спросила, не было ли леди ночью плохо, не кошмары ли заставляли её стонать. Утром пристыженная Китнисс еле сумела выдавить невнятное объяснение тому, что творилось с ней во сне. Утром она поняла, что не знает, как смотреть Хеймитчу в глаза после таких мыслей о нём. Мироздание явно не собиралось облегчать ей задачу: эффекты проклятия, усиливавшиеся с появления купидонов, ухудшились настолько, что Хеймитчу понадобилось постоянное присутствие рядом с ней — только тогда боль не разрывала его голову, а сам он имел возможность работать. — Знаешь, ко мне тут как-то заглянули купидоны, — наконец набралась смелости признаться Китнисс, — точнее, агенты-купидоны, или как их там. Флавий, Октавия и Вения, — зачем-то конкретизировала она. — «Как-то» — это когда? — уточнил Хеймитч. — Недели две назад, — вопросительная интонация получилась сама по себе. — Они сказали, что помогут нам снять проклятие. — Теперь понятно, почему я вижу такие сны, — пробормотал он. — Значит, ты тоже? — ляпнула Китнисс прежде, чем успела задуматься об этом. Минуты две они молчали, просто смотря друг другу в глаза — не то проверяя себя на прочность, не то ища какие-то ответы. Она не выдержала первой. Смутное предчувствие того, что их продолжат мучить снами и проклятие Хеймитча не ослабнет, побудило заговорить. — Думаю, нам надо попробовать разбить ту розу. Она всё-таки хрустальная, это не должно быть очень сложно. — Я просил одного кузнеца придавить её наковальней, — нахмурившись, произнёс Хеймитч, — как видишь, не помогло. — Мы, по крайней мере, попытаемся. На свадьбе ведь она треснула, — удачно вспомнила Китнисс, — так что, может, у нас получится её разбить. Проводить эксперимент было решено без отлагательств. Простой разговор в непосредственной близости друг от друга не впечатлил хрустальную розу с единственной трещиной, парящую в воздухе над прикроватной тумбочкой и нарушающую таким образом законы физики. К объятиям — и коротким, и долгим — она тоже оставалась равнодушной. Розе требовались как минимум поцелуи. Китнисс целовала Хеймитча трижды — с разной протяжённостью и эмоциональной вовлечённостью. Лёгкие плавные касания, влажные поцелуи с жалящими покусываниями — они пробовали со старательным энтузиазмом, однако вредный цветок, казалось, не устраивало ничто. Несколько недлинных трещин Китнисс приравняла к отсутствию результата. — Ну и что теперь? — вскинул бровь Хеймитч, намекая на провал их операции. — Мы всё равно разобьём её. Решимость Китнисс проистекала не только из упрямства. Конечно, ей хотелось одержать победу над розой, вот только это было не единственное её желание. Она хотела вернуть ощущения из сна, вновь почувствовать соприкосновение своей кожи с кожей Хеймитча, почувствовать его вес на себе и то сладкое наслаждение, которое оседало в каждой клетке её тела, когда он двигался в ней. Она увидела, что в его глазах отражалось то же разгорающееся пламя, способное превратиться в пожар. Не спеша Хеймитч тянул вниз язычок молнии на её платье и оставлял распаляющие поцелуи на её шее, вызывая у Китнисс мурашки. Она слушала собственное частое дыхание, закрыв глаза, но всё же открыла их, когда её платье с тихим шорохом скользнуло на пол. Пытаясь отвлечься от смущающего осознания того, что она предстала почти полностью раздетой перед Хеймитчем, Китнисс переключилась на его рубашку, принимаясь судорожно расстёгивать пуговицы. Уловив её волнение, Хеймитч бережно перехватил её руки, а потом коснулся её подбородка, приподнимая её голову. Новый тягучий поцелуй, в который её вовлёк супруг, помог успокоиться и раствориться в нежности. Китнисс даже не заметила, как они переместились и как на них обоих полностью исчезла одежда. Всё между ними происходило неторопливо и в тоже же время быстро, но Китнисс это устраивало. Её рациональная сторона позже винила бы связь истинных вкупе с магией трио купидонов, но прямо сейчас её чувственной стороне нравилось сидеть на коленях Хеймитча, пальцами прочерчивая невидимые линии на его руках, нравилось, как он целовал её шею и проводил ладонями по её оголённой спине, нравилось ощущать, что он возбуждён так же, как она сама… Хеймитч вошёл в неё медленно, плавно, давая привыкнуть к нему и заставляя Китнисс издать стон. Краем сознания она отметила, что именно в этот момент по розе прошла большая трещина, но значение этого факта быстро смело удовольствие от ритмичных движений её мужа. — Я ошибся, — рвано выдохнул Хеймитч ей в ухо, — ты мне нравишься. — Ты мне тоже, — хрипло шепнула она. Роза выбрала этот миг, чтобы разлететься на мириады хрустальных осколков, отвлекая Китнисс от предвкушения кульминации. Свет вспышки на секунду ослепил её… …и обернулся белым-белым потолком, в который были устремлены её глаза. Сквозь шум в ушах пробились пикающие сигналы каких-то приборов, и Китнисс в замешательстве осознала, что больше не занимается исполнением супружеских обязанностей с мужем в собственной спальне. — …тнисс, ты меня слышишь? — с небольшим беспокойством спросил её… муж. Или не муж. Нехорошая догадка шевельнулась в её голове, когда она увидела полностью одетого Хеймитча рядом с человеком в больничном халате, который, скорее всего, был доктором. Китнисс невольно дёрнулась, когда Хеймитч на мгновение сжал её руку, словно желая убедиться, что она действительно пришла в себя. Он, если и заметил это, виду не подал. Незнакомый медик споро проверил её состояние, сделал ей какой-то укол, который должен был через считанные минуты привести в порядок её двигательный аппарат, и заверил, что с ней всё хорошо. — Что со мной было? — опасливо поинтересовалась Китнисс, когда доктор покинул её палату, разрешив Хеймитчу остаться для того, чтобы он ввёл её в курс дела. — На арене тебя ударила молния, когда ты выстрелила в силовое поле. Тебя, Пита и остальных мы вытащили, но ты была без сознания и сильно истощена, и врачи предложили поместить тебя в искусственный сон на пару дней. Пит, Гейл, твои сестра и мать навещали тебя, но сейчас моя очередь дежурить, поэтому я здесь. — Два дня? — повторила она, не в силах поверить. — Но я провела почти два месяца там… — Не знаю, что ты видела во время своей отключки, солнышко, — мягко проговорил Хеймитч, видимо, стараясь не грубить больной, — но теперь ты проснулась. Добро пожаловать в реальность. В реальность? В какую реальность? В том Панеме у неё остался муж и очень важное незаконченное дело, но этот Хеймитч вряд ли посочувствовал бы ей. Кто и как вытащил её и других победителей с арены, безусловно, интересовало Китнисс, но первоочередными она определила для себя другие вопросы. — Почему именно сейчас? Почему меня разбудили именно сейчас, а не раньше или позже? Казалось, простой вопрос несколько смутил её непробиваемого ментора. — Ну, твой врач уверял, что сейчас всё в порядке, и я решил, что нет смысла тянуть… — он говорил что-то ещё, но Китнисс уже не слушала. Переключатель в её голове щёлкнул. — Ты? Так это ты решил выдернуть меня из моего прекрасного сна? Обломщик! — обвиняюще крикнула Китнисс и бросилась на него, силясь выместить разочарование и неудовлетворённость. — Дорогая, — напряжённо проговорил Хеймитч, зафиксировав руками её запястья и вынужденно прижав её тело своим, — мы сейчас в Тринадцатом, в Панеме революция, и у нас есть более важные задачи, чем твои сны. Китнисс решила, что обязательно прояснит всё это, но позже. По крайней мере через полчаса. — Эти задачи могут подождать? — извиваясь под Хеймитчем, осведомилась она. Получив неуверенный кивок, Китнисс после короткой борьбы вывернулась и вылезла на свободу. — Как скоро сюда кто-нибудь заявится? Подозрение во взгляде Хеймитча, возникшее с её уточнением, лишь увеличилось, когда она заблокировала стулом дверь. — Не знаю, мы договорились, что я дам знать твой матери, как только всё расскажу тебе и ты успокоишься, — произнёс он, настороженно наблюдая за её приближением. — Отлично, — Китнисс толкнула Хеймитча на подушку и прижала всем телом, мешая встать. — Китнисс, — его обращение осталось без внимания. — Китнисс, что ты делаешь? — уже более эмоционально вопросил Хеймитч, когда она без стеснения провела рукой по тем местам на его теле, которых никогда не должна была касаться. — Ты испортил мне оч-чень хороший сон, — протянула она, практически соприкасаясь с его губами, — и я намереваюсь получить компенсацию, — пытаясь сделать голос соблазнительным, заявила Китнисс и наконец соединила свои губы с его губами. В реальности ощущения были даже лучше. — Китнисс, это безумие, — сглотнув, выдавил Хеймитч, сдерживаясь. — Я знаю. Снимай штаны.