Помада

– Что есть грех, мой дорогой Гавриил, что он из себя представляет? – сказал Люцифер, аккуратно поглаживая золотые кудри архангела. – Думаю, ты сам, как владыка преисподней, должен это осознавать... Но если ты интересуешься моим мнением, то я могу тебе рассказать, – да, ему в любом случае придется говорить. Кинжал, больше напоминавший ритуальный, был приставлен к худой шее еще давно, и с каждым вопросом мучителя приближался все ближе и ближе; сейчас же лезвие упиралось в плоть, – грех это добровольное отступление от того, что согласно с природой, в то, что противоестественно, а также это уклонение от той великой цели, которую назначил нам Отец наш. Грешнику кажется, что он не скован правилами, но он не видит то, что стал рабом греха, который поработил его душу. Он несет за собой обман, именуемый иллюзиями: иллюзию свободы, иллюзию знания и иллюзию удовольствия. Добродетель со знаком «минус», так бы я обозначил его. На удивление, с горла снялось давление кинжала, но это было лишь мимолетным проявлением надежды. После радости счастья и надежды всегда приходит бездонная пучина отчаяния, но, многие верующие в Господа часто просто «надеются» и «молятся», вместо того, чтобы предпринимать четкие действия. Они не прилагают никаких усилий, ведь их папочка на троне спасет их, ведь так? Учение глупцов, и не более. Да, все верно, лезвие кинжала было убрано, но через секунду с быстротою вонзилось в ладонь архангела. Истошный крик сорвался с его уст, вместе с кровью, что текла на пол, одеяние и стекала вниз по руке.  Больно, как морально, так и физически. Гавриил доселе не внимал, почему же брат по мечу его вдруг обернулся против них же? Господь создавал ангелов без воли, делая их идеальными подчиненными, свободою же были наделены лишь люди да бесы. Так скорбно осознавать факт того, как ближайшее по духу для тебя созданье уничтожает тебя. Уничтожает изнутри, начиная с мозга, подобно раковой опухоли, но у тебя нет ни гроша для операции по ее удалению. После, он переходит к сердцу: ты волнуешься, чувствуешь вину, тревогу, одиночество. Твои чувства разбиты, подобно зеркалу после выстрела в него из пистолета. Тысячи осколков, которых при таком давлении собрать воедино вновь – невозможно. Ты переживаешь это снова и снова, пока осколки не превращаются в стеклянную пыль, которую после развеивает гудящий ветер. Но что же останется от тебя, раз твое сердце было измельчено в пыль? Возможно, превратишься в ходячего трупа, будешь ввергнут в апатию, твои действия будут на «автомате», для окружающих ты будешь безликим роботом. Без души, без сердца, без чувств. Оболочка. Но, все же, ты потом чувствуешь долгожданное чувство, но, увы, это лишь очередная боль, которую принес он же. Любая боль невыносима, но когда тебе причиняет ее твой близкий, что недавно был добр к тебе – это смертельно. Это убьет изнутри. Именно этим и пользовался Люцифер, пытая архангела. – Так приятно видеть эту несчастную гримасу. Тебе больно, ведь так? Ну же, не плачь, не роняй слез, лучше кричи. Проси своих братьев и Отца, чтобы они забрали тебя с собой. Только вот ну и дела! Кажется, твой «Бог» так никогда и не любил тебя, раз дал мне с легкостью забрать тебя, – Дьявол восседал на теле Гавриила, пока тот лежал, истекая кровью из-за полученной травмы. Да, это было легко  – ударить ногами и бежать, что есть сил, наплевав на боль, но их попросту не было. Как и надежды на спасение. Неожиданно, но денница наклонился к руке раненого и просунул пальцы в рану, ковыряя ее изнутри. Гаври не понимал его мотивы, абсолютно, но он понимал лишь одно – это было адски больно. Он кричал, дергался, рыдал. Вопли его наполняли эти мрачные коридоры, на его голос могли собраться стаи гончих, но, архангел был личной игрушкой в руках Люци. Ну, хоть что-то радует – его не сгрызут собаки, но убьет Сатана, как мило. Кровь собралась в небольшую лужицу, и раненый понимал, что у него предательски темнело в глазах. Видимо, это и был конец, для ковыряния руки. Вытянув пальцы, дьявол поднес их к губам и… накрасил их. Честности ради, но Гавриил даже умолк. Отец их сотворил Люцифера самым красивым из всех архангелов, он был нечеловечески прекрасен, но с кровавой «помадой» он выглядел еще краше. – Ох, мой милый, как думаешь, мне идет? Судя по твоей реакции, видимо, да! Но каково же мое несчастье! О горе, горе! Я бы хотел такую к себе в коллекцию, не одолжишь ли ты мне свою кровь для нее, м? – демон, самый настоящий бес. Глумится даже в такие моменты, но Гавриил был очень рад. Возможно, его страданием наконец придет долгожданный конец… он надеялся на это. Сил не было даже на кивок. Архангел просто лежал и смотрел на это лицо, любуясь им: нос с горбинкой, такое бледное лицо, такие утонченные черты лица.  Отец их в действительности создал нечто прекрасное, но сейчас Гаври был уверен в том, что брат его был краше самой Афродиты. Вот бы прикоснуться к нему, обнять крепче, чем раньше. Расчесать его длинные волосы, вплести в них пару-тройку цветов с Эдема и любоваться им вечно. Быть может, архангел увидит это все, когда окажется в Раю. Ведь надежда умирает последней, разве не так? И, кажется, Бог услышал его, либо же Люцифер посчитал это хорошей шуткой для раненого, опустошенного и сломленного ангела. Но он поцеловал его. На губах Гаври остался след от его же крови, которую денница использовал в качестве помады. Скорее это было просто прикосновение губ к губам, но какое же оно было прекрасным. Жаль, что этот момент настолько быстрым и мимолетным. Хотелось повторить его вновь, а затем еще и еще. Целовать его вплоть до Судного Дня и даже после него. Но какой же жалостью было то, что он сейчас, вероятнее всего умрет. Кинжал был занесен вверх, и нацелен был на голову Гавриила. Неужели в Люци проснулись какие-то теплые чувства, раз он решил дать ангелу настолько быструю и желанную смерть? Вполне возможно, но в тоже время кажется  невозможным. – Ave Satanis, брат мой, – сказал Люцифер, вонзая клинок в череп архангела.