* * *
Лекс ополоснул лицо ледяной водой, ощутив на губах привкус дождя и грязи, и, подняв голову, уставился на мутного двойника, отражающегося в исчерченном полосами трещин зеркале. Уперев руки в раковину и оцарапав пальцы острыми гранями отколотых краев, он приблизился, рассматривая радужки внимательнее: кристально чистые, ярко-синие, без единого темного пятнышка и намека на то, что он может в любой момент забыть о том, кто он, и убить ближайшего. Любого. Самого близкого — единственного выжившего из всех — друга. Девушку, которую два года назад поклялся защищать до последнего вздоха. Он убил бы даже ее, будь она все еще жива. Лекс поднял подбородок и наклонил голову чуть вправо, демонстрируя отражению посеревший след маленькой ладони. Положив на нее собственную и спрятав свидетельство неотвратимости судьбы, он зажмурился, вспоминая ее зеленые глаза. Вспоминая то, что поддерживало в нем желание жить на протяжении первых полутора лет этой страшной, безвыигрышной войны, которая пришла на смену долгому противостоянию волшебников и обычных — лишенных магии — людей, теперь казавшемуся всего лишь досадным недоразумением. Если бы они только знали, чем все обернется… смогли бы они предотвратить этот исход? Он надавил на горло сильнее, внушая себе, что чувствует ее ладонь. Под веками светло-зеленые глаза постепенно заполнялись темнотой: сначала легкими разводами, которые были заметны только при ближайшем рассмотрении; следом пересекающие склеру мелкие сосуды чернели, отсчитывая последние недели; и в конце личность пропала вовсе, скрывшись за заполнившей радужку непроглядной жаждой смерти. Ты должен убить меня. Последний шепот, теперь постоянно идущий с ним рука об руку и толкающий делать то, что когда-то было табу, но вместе с разрушением мира стало чем-то обыденным, сравнимым с жадными глотками собранной в непогоду дождевой воды. Однажды его не вытащат и Лекс присоединится к ней на той стороне. Но если они успеют… Он протяжно выдохнул и вновь посмотрел на свое отражение. У него практически не оставалось времени. Темнота внутри набирала обороты, а возможностей вернуться не осталось. В его рукаве припрятано всего два месяца. При лучшем раскладе — три. И все. — Лекс, — раздался приглушенный женский голос из-за двери ванной, такой же полуразрушенной, как и весь стоящий особняком в незначительном отдалении от крохотного городка дом. — Светает. Пообещав появиться через минуту, он взял с края ванны потрепанную бешеным темпом жизни толстовку. Скрыв под темной тканью все напоминания о трех безумных годах, отпечатавшихся на теле множеством шрамов и самой страшной меткой существующей реальности, он бросил последний взгляд в зеркало и коснулся кончиками пальцев трех отпечатков, которые «украшали» бледную кожу. Я сделаю все, чтобы остался хоть кто-то, кто помнит тебя тобой… Выйдя из ванной, Лекс прошел в небольшую темную гостиную, освещенную тусклой свечой. Натянуто улыбнувшись Гленис, он приблизился к столу, где его спутники уже разложили карту ближайшей местности. — Мы не можем пройти здесь, — обведя очертания городка, разочарованно проговорил Майлз, днем посетивший поселение. — Их не меньше десяти, и у них огнестрел. Они перемещаются хаотично, словно что-то ищут, и ведут себя очень громко. Возможно, они уже мертвы, но я все равно не стал бы рисковать. Слишком опасно. Где в последний раз были амоки? — Здесь, — Лекс достал волшебную палочку из тайного кармана на бедре и указал на зону рядом с городом. — И здесь. Он обвел еще один участок, располагающийся чуть ближе к дому, в котором они пережидали бушующую непогоду. — Если мы нарвемся на лишенных и они используют оружие… — задумался Майлз, нахмурившись. — Магия не вариант, — Лекс потер плечо рядом с ключицей, невольно вспомнив огнестрельное ранение, полученное им почти полтора года назад. — Нас мало, чтобы тихо перерезать им глотки. — Можно попробовать здесь, — Майлз очертил дорогу, опоясывающую город по кругу. — Я их сейчас не чувствую. Слишком близко к тому месту, где я видел амоков в последний раз. В первой группе было около пяти, во второй еще больше. Если мы на них нарвемся… — Нам конец. Майлз взъерошил и без того растрепанные волосы и грязно выругался себе под нос. — Вы знаете, что у нас один путь, — раздался мелодичный голос, и следом Гленис подошла к столу. — Мы должны пройти здесь. Она ткнула пальцем в лес, огибающий город с другой стороны, и каждый из них задержал дыхание. Ограниченный обзор всегда нес в себе огромную опасность. Особенно тогда, когда их личный «дозиметр» ненадолго вышел из строя. Однако в городе уже несколько дней находились лишенные, которые могли попытаться — почти со стопроцентной вероятностью — их убить. Ждать, пока они решат убраться подальше, просто не было времени. За пределами города разгуливали амоки, встреча с которыми неизбежно привела бы всех их к чему-то похуже смерти. Протяженность леса не позволяла обогнуть его хотя бы за месяц. Среди деревьев их ждала неизвестность. Лекс обвел взглядом друзей, понимая, что другого выхода нет. Его спутники, конечно, могут его бросить, но он знал, что после всего, что они вместе пережили, они никогда так не поступят. Даже если этого потребовать. Их осталось слишком мало, чтобы отказаться хотя бы от одного члена группы. Даже от того, кто может в любой момент сорваться с цепи. Их осталось всего трое… Вначале их насчитывалось в три раза больше. В воцарившемся на территории их укрытия и стратегического центра сил сопротивления волшебников хаосе не терпящие друг друга представители разных общин объединились против представшего перед глазами ужаса. Страх сплел судьбы тех людей, которые до переломного момента едва сдерживали плескающийся вместе со словами яд, направленный на сторонников другого мировоззрения, разделяющего волшебников столетиями. Когда бежишь от того, что не понимаешь и не можешь победить, становится неважным, кто прикрывает тебе спину. Лекс задержался взглядом на Майлзе, потирающем шею в месте ожога, оставшегося от его ладони. Поморщившись, он пробормотал извинение, но тот всего лишь махнул рукой. Как и во все другие подобные случаи. Лекс уже неоднократно покушался на его жизнь, когда переставал за себя отвечать. Выбор всегда — даже когда еще не погибли другие возможные кандидатуры — в первую очередь падал на Майлза, словно амок все еще ощущал то презрение, которое когда-то стояло между ними непреодолимой стеной. Однажды они и в самом деле объединились, перестав спорить о том, кто из них спровоцировал войну, объявленную им тридцать лет назад лишенными. Их удивительно сблизила горечь потери: Лекс оставил в руинах своего дома труп единственного человека помимо нее, всегда занимающего его сторону — неунывающего весельчака Кея, с которым они росли вместе практически с пеленок; а Гленис с Майлзом утратили Арман — удивительно раздражающую девчонку, которая для них была практически сестрой. Последним связующим элементом, склеившим однажды превратившиеся в нерушимые отношения, стали амоки — чудовищная разработка лишенных, ставшая квинтэссенцией продолжительного скрытого противостояния между двумя делящими между собой планету видами. Никто точно не знал, когда лишенные и волшебники перестали существовать единым слаженным механизмом, эффективно функционирующим тысячелетиями. Легенды повествовали о переломном моменте более пяти сотен лет назад, когда политики развязали охоту на ведьм. Господство над простолюдинами распределялось очень жестко, и сильные мира сего превратили волшебников в угрозу, которую начали последовательно уничтожать. Те же легенды обозначали конец открытого существования магов трехсотлетней давностью — во время великого сожжения сейлемских ведьм. Черная дата среди магов, о которой детям повествовали страшной сказкой, стекающей горькими слезами в дни памяти. Поговаривали, что тогда пострадало множество лишенных, принятых за волшебников, которых было не так-то просто распознать, однако и род магов в те страшные дни значительно поредел. Никто не мог подтвердить верность этих легенд, — единственное, что магам было известно точно: однажды им пришлось уйти в подполье. Именно тогда единый род разделился, взрастив неприятие между двумя общинами, не принявшими мировоззрение друг друга. Первые — брезгливо называемые сторонниками Лекса «беспринципными адаптантами» — предпочли затеряться в городах лишенных, забросив магическое предназначение. С годами они превосходно вписались в непривычную для себя среду, превратившись в инертную массу, забывшую о своих корнях. Вторые — называющие себя «свободными» — навсегда изолировались от стремительно развивающегося мира, основав колонии за пределами городов лишенных. Они ограничили территории всей возможной защитной магией и продолжали развивать магические способности, отрезав себя от едва их не истребившего рода. Практиковалось стороннее наблюдение за прогрессом, но ненужные контакты минимизировались. Ходили мифы о третьих — «чистых», которые полностью изолировались, создав собственную веру, запрещающую использовать темную магию, но Лекс всегда считал их выдумкой для малолеток. Несколько столетий им удавалось существовать мирно: адаптанты все больше погружались в немагический мир, постепенно вымирая из-за того, что не брезговали смешивать кровь с обычными людьми и лишать детей магии, не передающейся полукровкам; свободные основали круг семерых из самых сильных волшебников и, создав феодальное общество с жесткими запретами, сохраняли свое существование в тайне; лишенные жили, не подозревая, что охота на ведьм не закончилась их полным истреблением. Но с каждым годом скрываться становилось все сложнее. Прогресс лишенных шествовал вперед семимильными шагами, и постепенно потенциал защитной магии истончался. Кругу становилось сложнее управлять общиной, понимающей причины скрытной жизни все меньше. Свободным приходилось прятаться все дальше в подполье, выискивая все более и более глухие территории, которые лишенные осваивали крайне быстро. Напряжение росло вместе со злобой, оставшейся живой после того, как волшебников вынудили отдать пьедестал правящей касты. Тридцать лет назад положение магов окончательно изменилось — их существование перестало быть тайной для лишенных. Свихнувшуюся пару нарушителей запрета казнили в тот же день, когда они продемонстрировали волшебную силу миру, но это не смогло предотвратить распространение информации. Правители лишенных выставили инцидент как теракт, но, в отличие от простого люда, не забыли о произошедшем спустя пару недель. Постепенно разведслужбы всех стран начали копать информацию, массово отслеживать перемещения, при каком-то невероятном стечении удачных обстоятельств вычислили несколько адаптантов, о которых больше никто и никогда не слышал. Создавались целые организации, призванные выслеживать волшебников. Адаптанты затаились, а свободные скрылись настолько глубоко, насколько только возможно. Четыре года назад долгое противостояние закончилось полным поражением магов. Лишенные изобрели реагент, способный обнаружить магию в крови. Начались массовые проверки населений городов, преподнесенные в качестве обычного контроля заболеваемости. Проживающие в среде лишенных маги один за другим стали пропадать. Именно тогда на пороге свободных появились те, кто управлял общиной адаптантов, которая в их среде считалась до того дня разрозненной массой. Это оказалось далеко не так: у них был свой правящий класс, свои законы, схемы взаимосвязи. Адаптанты предложили перемирие и сотрудничество. Они выдвинули множество условий, главными из которых стали обмен опытом и общие усилия по созданию какого-то нового строя, дающего возможность скрыться хотя бы на несколько десятков лет для того, чтобы лишенные о них забыли. Им требовалась сила свободных, которые, в отличие от них — с годами ослабших из-за недостаточной практики, — развивали магию, и могли взамен дать информацию о современном обществе лишенных, значительно изменившемся за тридцать лет полной изоляции свободных. Это сложно было назвать миром. Они ничего не знали о представителях другой общины, а их мировоззрения отличались до такой степени, что они буквально не понимали речь друг друга. Лекс все еще помнил, какое раздражение вызывали у него адаптанты, поселившиеся в его доме — большом здании, где долгое время проживали главы круга семерых. Именно там собирались самые сильные волшебники для обсуждений возможных вариантов существования, и там же обосновались адаптанты, которых их лидеры назначили в качестве консультантов элиты свободных. Адаптанты появились на пороге выглядящего заброшенным замка семерых на окраине Мичигана поздней ночью, сразу выделившись из привычного свободным общества и принеся с собой ароматы морского воздуха с юго-востока. От них несло духом современного Нью-Йорка. Трое из адаптантов маячили перед глазами настолько часто, что Лекс практически каждую минуту сгорал от раздражения. Майлз Блэйк — сын лидера адаптантов и сильный светлый волшебник, который досконально разбирался в оружии и военной технике лишенных. В свои двадцать два он мог вылечить практически любую рану; с ходу называл целый перечень вариантов раскрытия магов при различных обстоятельствах; обладал такой меткостью, что мог десяток раз выстрелить по мишени, оставив в ней всего одно отверстие. Но, как и большинство адаптантов, ничего не смыслил в боевой магии. С ним Лекс встречался на тренировках чаще всего. Почти на каждой он едва сдерживался, чтобы не прикончить дегенерата, совершенно не понимающего законы темной магии. Ему приходилось практически на пальцах объяснять то, что знал любой младенец свободных. Но стоило Майлзу взять в руки пистолет и вручить такой же Лексу — младенцем становился уже он. Гленис Брилл — самый малораздражающий персонаж из троицы. Она была теоретиком по социальному строю лишенных, и на ее лекциях Лекс хотя бы не чувствовал себя идиотом. Мягкий голос и умение правильно направить и поддержать даже практически заставили его перестать раздражаться от одного взгляда на растрепанные рыжие волосы и наивные слезы, пока она жалобно стонала о том, что вредить и использовать пусть и простенькую, но все же истинно темную магию, противоречит всем ее принципам. И Кэли Арман. Кэли. Арман. Самая бесячая девчонка из трех адаптантов. Нет, самая бесячая из всех магов и лишенных на планете. Она всегда могла найти ответ на любой вопрос. Сука знала себе цену и не брезговала ее демонстрировать, распространяя вокруг себя такое презрение к свободным, что им можно было задохнуться в буквальном смысле. От нее пахло превосходством. Во всем. Она единственная не прибегала к развитию магических сил при помощи свободных, игнорируя тренировки. Ей хватило посетить лишь одну, на которой она впечатала Лекса в стену, почти не прилагая усилий. Между ними всегда была непреодолимая преграда неприязни. С первого взгляда. С первого разделенного глотка воздуха. С первого презрительного: «Так и думала, что ты такой же дегенерат, как твой подохший папочка, Двэйн». Год, проведенный в обществе адаптантов, с которыми Лекс работал чуть ли не ежедневно из-за долга самого молодого лидера круга семерых, казался худшим в его жизни. Ровно до дня первого пришествия. До дня, когда на территории замка непонятно откуда взялось самое совершенное и непобедимое существо, сметающее все на своем пути. Амоки. В тот день Лекс вместе с Майлзом, Гленис и еще несколькими волшебниками тренировались на заднем дворе, когда неожиданно здание поодаль от них начало рассыпаться в крошку. Мелкие ошметки погребали под собой почти весь круг семерых и их семьи, а также основной правящий класс адаптантов, прибывших на территорию свободных на очередное важное сборище. И вовсе не лицезрение стремительного разрушения величественных стен стало самым страшным. Когда клубящийся над руинами туман принял очертания десятков сущностей, воцарился кромешный ужас. В памяти до сих пор легко воскресала яркая картинка того, как тела магов, одно за другим, вспыхивали и в секунду рассыпались пеплом. Большинство тех, кто успел покинуть замок, не пережили последующую встречу с амоками. Те, кто до момента атаки находился на улице, быстро сориентировавшись, умудрились сбежать. Страх подгонял, кусая за пятки. Спаслось десять человек — шесть адаптантов и четыре свободных. Все — представители молодого поколения, самым старшим среди собравшейся группы оказался двадцатитрехлетний Лекс. Почти никто из них не пострадал, лишь один из свободных принес на себе тогда еще неизведанный знак — отпечаток темной ладони на щеке. С течением дней след посветлел, и Дэйв почти расслабился, решив, что легко отделался. Он множество раз рассказывал о том, какими ледяными становятся прикосновения жгущего в пепел тумана, но все же каждый раз облегченно радовался тому, что выжил. Если бы они только знали, что смерть — далеко не худший расклад. Гораздо более страшным последствием становилась метка. Метка амока. Через несколько дней после произошедшего в замке они, проспорив долгое время и едва найдя крохи хоть какой-то смелости, все же вернулись. Но то, что они там застали, привело их в еще больший ужас. Территория была пуста. Замок полностью сравняли с землей, на месте зеленых лужаек и вычурных фонтанов осталась выжженная пустыня. Они облазили руины в поисках, но десятки волшебников бесследно исчезли. Ни тел. Ни единого следа. Ничего. Лишь клубящийся под порывами ветра пепел. Потеряв семьи, любые цели и возможности изменить положение войны в свою сторону, они затаились, максимально скрытно пытаясь связаться хоть с кем-то. В панике держались друг друга, спрятав раздражение к стоящему рядом за страхом неизвестности. Политический строй свободных в отсутствие шести из семи глав круга почти полностью пал. Гибель лидеров адаптантов их страны, находящихся в тот день в замке, также привела к разрухе среди их общины. Обыватели остались наедине с проблемами, а Лекс и Майлз — наследники погибшего правящего класса — все еще были слишком молоды и неопытны для того, чтобы вести за собой толпу. Лекс пришел к власти не по своему желанию, вынужденно, и до официального принятия в круг семерых отвечал лишь за то, в чем разбирался: боевая магия и контроль темных потоков волшебства в допустимых и не разрушающих тело пределах. Он на протяжении семи лет учил детей, практически не погружаясь в политические игры. Майлз, в свою очередь, был знаком со всеми лидерами общин адаптантов по миру, однако старшие поколения из других стран не принимали его всерьез. Рассказы не напугали волшебников, находящихся далеко от угрозы. Одни просто не верили, другие считали, что несколько десятков чудовищ не принесут особого вреда. В магической среде ненадолго наступило затишье, в котором им пришлось просто идти по течению, не зная, что делать в сложившейся ситуации. Им оказалась непосильна свалившаяся на них ноша. Сначала они отдавали предпочтение поселениям свободных, считавшихся защищенными. Периодами им приходилось выбираться в мир лишенных для того, чтобы Майлз мог хоть как-то скоординировать тех, кто когда-то подчинялся его отцу. Их принимали в тесно сплоченные коллективы исключительно из-за их фамилий, но чем больше утекало времени, тем меньше дружелюбия проявляли волшебники. В каждую маленькую деревушку или некрупный город свободных, которые они посещали, неизбежно забредали амоки. Они всегда безошибочно определяли, где располагаются крупные скопления волшебников. Словно ищейки, они шли на запах магии. Постепенно информация распространялась, и маги в панике начали защищаться ото всех, кроме своих семей. Они вновь и вновь убегали, и с каждым новым нападением общество все больше приходило в упадок. Настали дни полной неразберихи и хаоса. У их группы оставались надежды на то, что часть волшебников, пропавших в руинах замка круга, оказались всего лишь мечеными, но даже если это было так, выжившие спрятались слишком хорошо, чтобы их удалось обнаружить. В конечном итоге они осели среди лишенных. Защищенные поселения свободных не спасали от амоков. Майлзу удалось скоординировать тех адаптантов, которые все еще поддерживали с ним связь вопреки панике, однако решения они так и не нашли. Им осталось лишь залечь на дно, положиться на технологии лишенных и надеяться. В новостях простых людей постепенно появлялось все больше заметок об амоках, продолживших пепельное шествие по стране. Они убивали всех на своем пути, оставляя за собой единицы счастливчиков, отделавшихся следами серых ладоней. Каждый из выживших был магом, что привело к мысли о магической природе происхождения амоков. Политикам лишенных удавалось недолго скрывать информацию, но однажды новость о существовании магии прогремела на весь мир. После этого слухи о том, что волшебников стали отлавливать с особым остервенением, распространились очень быстро. Слухи о том, что амоки уничтожают обычных людей, не оставляя «избранных» с меткой, — еще быстрее. Примерно тогда появились догадки о том, чем грозят эти знаки на коже. Именно тогда Дэйв впервые попытался убить Майлза. Прошло всего три месяца после получения метки. Достучаться до Дэйва в первый раз удалось. Он не смог объяснить, что на него нашло, упоминал лишь навязчивый шепот, которому не хотелось сопротивляться. Дальше становилось только хуже. Мир постепенно рушился, и вместе с ним рушился самоконтроль Дэйва. Участились приступы беспочвенной агрессии, что только усложняло их и без того отвратительную жизнь. Ровно через полгода после «первого пришествия амоков» Дэйв рассыпался туманом. Тогда стало ясно, что метка амока — всего лишь начало. После происходит обращение. Эта новость прогремела и в мире лишенных, когда одновременно с Дэйвом начали постепенно обращаться те, кого успели пометить. Конфликт обострился, и их группа окончательно забилась в самый глухой угол. Они покинули города лишенных и отдали предпочтение заброшенным крохотным поселениям или лесам. Стало опасно попадаться на глаза теперь уже не только амокам, но и обычным людям, которые полным составом своего многомиллиардного населения объявили магам войну. Дэйв стал амоком, развоплотившись в черный туман и забрав с собой одного из их группы. И наградив меткой хрупкую девушку. Ее. Процесс его обращения помог узнать о том, что после получения метки легко определить присутствие других меченых и, что важнее, приближение амоков. Не проходит мимо ни одно проявление опасности. Дэйв позволил понять, что чем ближе конец, тем сильнее становятся инстинкты, достигая апогея в критические моменты, когда голос в голове заглушает личность. Также они выяснили, что в состоянии амока любая магия ощущается еще острее. Туман, которым стал Дэйв, реагировал на тончайшие волшебные потоки, пока они пытались от него скрыться. Чудом поняв этот факт, они подтвердили догадки, запретив каждому из них прикасаться к палочке. Тогда им удалось сбежать. А потом стало еще хуже. Однажды мир окончательно пал. Прошел год с того дня, когда все началось. Однажды амоков стало намного больше. Это произошло очень резко, и надежда на то, что несколько десятков сущностей, появившихся во время первого пришествия, когда-нибудь будут побеждены, а с лишенными удастся договориться, окончательно испарилась. Никто не мог сказать, откуда они явились, но именно второе пришествие амоков бесповоротно изменило мир. Заполнившие за один день территорию страны целиком сущности очень быстро распространились по другим государствам. Не понадобилось много времени на то, чтобы правительства исчезли, а количество амоков превысило количество оставшихся в своем уме волшебников вдвое. Сколько на данный момент осталось лишенных, оставалось загадкой. После второго пришествия, когда начали прятаться не только маги, но и лишенные, Лекс впервые услышал о кристаллах. Он все еще помнил тех, кому пришлось погибнуть ради этой информации. На их немногочисленную группу — на тот момент их осталось всего шесть человек — напали. Их вынужденные противники подумали, что, раз они держат рядом с собой меченую, у них есть то, что замедляет обращение. И, не задавая вопросов, решили с оружием наперевес проверить предположение. Только встретившись с теми волшебниками, вступив в навязанное сражение и сохранив жизнь одной девушке, от нее они услышали, что амоки — разработка лишенных, проводящих эксперименты над волшебниками на протяжении десятилетий. Девушка поведала, что целый генетический центр тайно занимался изучением происхождения магии. Ее сути. Однако что-то пошло не так и созданные ими монстры освободились, после чего сразу направились к скоплению сильнейших волшебников. После первого пришествия работники того же центра с одобрения правительства продолжили работу, только теперь они собирались уничтожить созданную ими же угрозу. Попытка спасти мир увенчалась созданием субстанции, которая предотвращала обращение в критические моменты. Не навсегда: однажды зазвучавший в ушах голос не заглушался даже таким способом. Но все же это позволяло выиграть время — шесть-семь месяцев превращались в чуть больше года. Лекс на них держался уже почти полтора. Но закончить исследования лишенным так и не удалось. В один ужасный день в центре что-то случилось. Неизвестные полностью его разрушили, а всех сотрудников прикончили. Не осталось ничего, кроме мелкой крошки рассыпавшихся стен. Девушка не знала, что именно там произошло, но лишенные не продолжили работу над «лекарством». Та девушка поклялась, что никого не убивала, а лишь спасала брата, который все равно обратился позже. В благодарность за помилование она поведала, что, когда амоки прошлись по стране неудержимой волной, они с братом отдыхали в Европе. Они вернулись в Америку, испугавшись того, что резко произошло по всему миру, начавшись с Северной Каролины, но дома застали то же самое, что и везде. Разруху. Пустые улицы. Гуляющий темный туман. И пепел. Добытые в том бою кристаллы позволили продлить ее жизнь на несколько месяцев и перенести две попытки обращения. Девушка, присоединившаяся к ним, умерла от ее рук. Впервые о том, что амока можно уничтожить, если объединить силы нескольких волшебников, они узнали позже. Когда еще через месяц она уничтожила амока, застигшего их врасплох, они узнали, что меченый может убить сущность, стерев ее из реальности. Когда Лекс получил метку и убил троих, не особо напрягаясь, они выяснили, что некоторые меченые отличаются от других: они могущественнее. Однако как происходит распределение сил, все еще оставалось секретом. И Лекс не хотел его узнавать. Опыт позволял им лучше разобраться в воцарившейся реальности, но доставался слишком дорогой ценой. Они потеряли друга, чтобы увидеть, что громкие звуки тоже привлекают амоков. Встреча с агрессивно настроенными лишенными около двух лет назад закончилась для всей их группы продолжительной гонкой в попытке скрыться. Еще один погибший заставил их принять окончательное решение о том, что никому нельзя доверять. Врагами стали лишенные, которые окончательно прознали о волшебниках, винили их во всех бедах и открывали огонь сразу, как видели палочки. В противников превратились маги, убивающие друг друга за кристаллы. Теперь каждый был сам за себя. Последний оставленный за спиной труп близкого дал надежду на то, что, похоже, информация о невозможности предотвратить обращение ошибочна. Однако чтобы узнать наверняка, требовалось сделать еще тысячи шагов, на каждом из которых ждал новый враг. Времени почти не осталось. — Выхода нет, — подвел итог Майлз. — Мы должны рискнуть. Периоды сокращаются. Он посмотрел на Лекса, и тот сжал челюсти, стараясь не думать о том, что сейчас стал гораздо опаснее, чем был еще вчерашним вечером. После действия кристалла меченый сохранял рассудок примерно на месяц, а следом начинались приступы, которые удавалось предотвращать. С каждым новым они случались все чаще, завершаясь последним, неизбежно приводящим к обращению, если не использовался кристалл. Но количество шансов не было бесконечным. Максимальное число положительных исходов борьбы до вчерашнего дня отмечалось у нее: она перенесла три. Лекс сегодня пережил четвертую. С последней попытки обращения прошло всего два месяца. У него на самом деле осталось мало времени. Шансов, скорее всего, не было вовсе. Даже если им повезет и где-то по пути они смогут найти кристалл, не факт, что это что-то даст. Смирившись с решением идти через лес, Лекс спрятал палочку в потайной карман, снял куртку со стула и опустил ту на плечи, позволяя плотной ткани обнять силуэт. Взяв лежащий на столе ремень, он нацепил его на бедро, попутно проверяя вторую палочку, обтянутую плотной кожаной кобурой. — Ты пообещал, — Лекс требовательно посмотрел на одевающегося Майлза. — Знаю, — жестко ответил тот. — Я убью тебя до того момента, как ситуация станет критичной, но до этого я сделаю все, чтобы этого избежать. Ты множество раз спасал мне жизнь и я пойду на все, чтобы вернуть этот долг. — Не забудь об обещании, когда другого выхода не останется, — настойчиво произнес Лекс, и тот кивнул. — Не совершай моих ошибок. Он прикоснулся к шее, напоминая о том, чем может обернуться неправильное решение, принятое в самый страшный момент. В момент, когда должен выбрать между собой и самым близким человеком.* * *
Под ногой хрустнула сухая ветка, и Лекс замер. Его спутники остановились вслед за ним, однако в замершей тишине не раздалось ни звука. Но он все равно беспокойно оглянулся, попросив остальных потушить фонарики, и прислушался еще внимательнее. Прикрыв глаза, он максимально напряг слух. Что-то не так. Стоило им пересечь порог леса, и его накрыло плохое предчувствие. Использование магии вблизи амоков стало бы практически самоубийством, и Лекс не мог рисковать и проверять, есть ли в ближайшем окружении чужаки. На протяжении всего дня ему не давали покоя разносящиеся по лесу звуки. Их небольшая группа осторожно перемещалась среди деревьев, и то и дело он улавливал крики животных и птиц, которые каждый раз настораживали. Первый стрекот, пробравший до самых костей, заставил его выставить обе палочки в разные стороны. Но ничего. Чем глубже они забирались в лес, тем беспокойнее ему становились. Ветки над их головами шелестели, и он постоянно оглядывался, чуя неладное. Скорее всего, о себе давала знать его паранойя, о которой постоянно упоминал Майлз, с тихим смешком комментируя каждую остановку, но Лекс, опустив веки, снова прислушивался. Он слишком сильно за последние полтора года привык ориентироваться на инстинкты, которые почти всегда подсказывали ему о присутствии рядом других волшебников, определить наложенную на участок магию, сообщить о любого рода опасности или помочь обнаружить амоков заранее и скрыться до их появления. Сейчас, ослепнув под воздействием кристалла, он казался себе беспомощным. Лекс ужасно переносил те периоды, когда амок внутри него набирал силы и он не мог доверять сам себе, но еще тяжелее ему давались первые недели после кристалла, когда могущество таяло, превращая его обратно в обычного среднестатистического волшебника. Лучшая демонстрация двух сторон одной и той же медали. Еще несколько раз шагнув вслепую, Лекс вновь замер. Морозным холодом ледяного пота, каплями побежавшего по спине, свалилось понимание, что они не одни. Он резко повернулся вбок, и, прежде чем свет включившегося фонарика Майлза коснулся тощих ног, палочка уже направилась на человека, прижавшегося спиной к дереву рядом с ним. За доли секунды в кромешной, но привычной для него тьме он успел рассмотреть выглядывающие из-под ткани длинного расстегнутого плаща ножны на обеих ногах, в которых прятались два не самых маленьких лезвия; пустые ладони скрещенных на груди рук, обтянутых плотными перчатками; спадающие по плечам длинные волосы; нефритовые глаза, сияющие даже в темноте. Свет, обнявший силуэт девушки на секунду позже, уточнил информацию лишь о цвете ее светлого, практически белого одеяния и сделал радужки выразительнее. — На твоем месте я бы не стала делать резких движений, — не стушевавшись, девушка растянулась в улыбке. Ее голос прозвучал мелодичным напевом. — Если попытаешься, мой друг вмешается. Она указала вверх. Майлз поднял фонарик, и Лекс увидел мужчину, притаившегося на мощной ветке над их головами и держащего арбалет, направленный ему за спину. Твою ж мать. Он нахмурился и вновь посмотрел на девушку. На протяжении их пути раздавалось множество звуков, но перемещения по деревьям настолько крупного человека точно среди них не было. Их поджидали здесь заранее, словно точно знали, в каком направлении они идут. Или и правда знали? Насколько давно об их присутствии в лесу известно этим людям? Как именно они за ними следили? — А если попробуют что-то выкинуть твои спутники, другие мои друзья вмешаются, — продолжила девушка, и поляну осветило еще несколько огней фонариков. — Можешь верить мне на слово: каждый из них очень метко стреляет. — В подтверждение сказанного рядом с левой ступней Лекса в землю через секунду вонзилась стрела, которую он почувствовал легким шевелением вспарываемой наконечником земли. — И чтобы у тебя не осталось сомнений, что вы ничего не сможете сделать… Она шагнула в его сторону и, встав лицом к лицу с палочкой, подула. Вместе с легким дыханием, коснувшимся запястья, Лекс также ощутил, как магия, циркулирующая в месте соприкосновения ладони с древком, пропадает. Барьер против магии. Он мысленно выругался. С самого начала ему казалось, что они столкнулись с лишенными, и это было самым лучшим раскладом из всех худших, которые он старался предвидеть, будучи в лесу. С обычными людьми всегда проще всего, и когда приходилось убивать их, голос совести звучал тише всего. Но их окружили волшебники. Это намного хуже. Во всех аспектах. — На колени, — пристально смотря ему в глаза, приказала девушка. Лекс не пошевелился, и она снова растянулась в улыбке, которая теперь показалась жуткой. — Ты же здесь главный? Кажется, это подразумевает, что ты должен отвечать за жизни своих друзей. За его спиной послышался громкий шелест, оборвавшийся удивленным вскриком Гленис. Лекс обернулся и увидел, что за ней стоит еще один человек, и в свете фонаря блеснуло прижатое к ее горлу лезвие. Он шумно выдохнул сквозь зубы и, повернувшись к девушке, опустился на колени. — Это я заберу, — она забрала у него фонарик и, усевшись на корточки напротив него, повернула руку так, чтобы свет озарял ее лицо снизу. — Умница, люблю послушных мальчиков. — Скажешь это позже, — процедил Лекс. — Прямо перед тем, как я сломаю тебе шею. Время замедлило течение, практически остановив секунды, пока губы девушки растягивались в удовлетворенной ухмылке. Она отбросила фонарик и, моментально поднявшись, оказалась за его спиной. Почувствовав сильный тычок в плечо, Лекс подался вперед, опершись обеими ладонями о землю. Острое колено надавило ему меж лопаток, и следом резким ударом девушка приложила его в локоть, отчего рука подогнулась, лишив его точки опоры. На несколько секунд он потерял равновесие и пропахал носом жесткую траву, но в мгновение ока вернул равновесие и, подняв голову, оперся на локоть. Раздался жуткий смешок, и, опустившись на землю и схватив его за волосы, девушка дернула его на себя, заставляя приподняться выше. Через секунду шею прошила острая боль. — Обычно я не позволяю идиотам, решившим мне угрожать, закончить. Жаль, что ты нужен живым, — издевательски протянула девушка, склонившись к его уху. — В отличие от твоих друзей. Не шевелись, если тебе еще дорога их жизнь. Кивни, если понял. Лекс выполнил приказ. Девушка снова хихикнула настолько мрачно, что по его спине прошел стройный марш нервных мурашек. Давление на спине ослабло, что позволило вдохнуть глубже. — Остальные — на колени. Медленно положили палочки перед собой на расстояние вытянутой руки, — раздался мужской строгий голос, и лезвие впилось в шею сильнее. — Ты тоже. Лекс разместил оружие перед глазами, просчитывая, сколько понадобится сил, чтобы убить всех. Слишком много. Если бы только он не был под успокаивающим действием кристалла. Никакие барьеры ему не помешали бы. — Вторую палочку тоже, малыш, — прошипела девушка, натягивая его пряди. — Пошла на хер, — прохрипел Лекс. — Неправильный ответ, — она склонилась ниже и коснулась раковины его уха носом, который для поздней осени оказался поразительно горячим. — Если ты не будешь себя хорошо вести, я оставлю на твоем теле множество несмертельных ранений и буду наблюдать за тем, как темная магия накапливается, пытаясь тебя вылечить. Я дождусь, пока ты начнешь обращаться, и скормлю амоку твоих спутников. А потом верну тебя, и ты проживешь еще множество месяцев, наблюдая за тем, как ветер уносит пепел, в который они превратятся из-за тебя. С каждым словом она говорила все тише и последние озвучила шепотом, все равно пропитавшийся, пусть почти неслышным, восторгом. Словно упоминалось что-то по-настоящему приятное. Больная сука. — Достал и положил ее на землю, — прошипела девушка натуральной ядовитой змеей. Сцепив зубы, Лекс достал с левого бедра вторую палочку. Пока он выпрямлял руку, сопоставлял, когда дрянь поняла, что он уже очень давно не позволяет себе рассчитывать только на единственный шанс. За ними следили с самого начала. Он доставал светлое древко лишь единожды за сегодняшний день — в самом начале, когда звуки леса заставили его запаниковать. Он же знал, что что-то не так. Гребаная дезориентация. Когда девушка перестала давить лезвием на горло, Лекс приглушенно ругнулся, мысленно обещая себе, что однажды обязательно сомкнет ладони на ее тонкой, костлявой шее. Он убьет ее сразу, как только у него выдастся шанс. Девушка свистнула, и ей ответил тот самый стрекот, который смущал его на протяжении последних часов. Стараясь не привлекать внимания, Лекс завел правую руку в рукав левой, нащупывая рукоятку прикрепленного к запястью ножа. Послышался легкий шелест откуда-то сверху, а следом, как свидетельство того, что барьер больше не действует, поляну вокруг них осветил синий огонь, полукругом обнявший распластанную на земле компанию. Лекс напрягся, вновь пытаясь обнаружить сжимающее желудок предчувствие приближения амоков, но внутри по-прежнему было тихо. Скрипнула ветка, и на землю в пяти шагах от них приземлился человек. Когда новый участник их «вечеринки» выпрямился, по хрупкому силуэту стало понятно, что это еще одна девушка. С грацией кошки, легкой переступью она подошла ближе и, оказавшись на расстоянии одного шага от Лекса, опустилась на корточки, позволяя и ему рассмотреть себя повнимательнее. Ее одежда напоминала ту, в которую вырядилась белобрысая сука, разве что оттенок был темнее. Черный, скорее всего, но утверждать точно Лекс не мог. Ноги обтягивали плотные брюки, спрятанные в высокие сапоги на тяжелой громоздкой подошве, а верхнюю часть тела облачала удлиненная куртка из похожего на кожу материала. Ткань плотно облегала, подчеркивая угловатость, даже истощенность, вид усугубляли выпирающие тонкие коленки. Ее лицо наполовину скрывала маска, а волосы утопали в широком капюшоне, натянутом практически до глаз и оставляющем открытым только узкую щель, через которую можно было рассмотреть лишь острый, как бритва, блеск зрачков. Девушка наклонила голову влево, и тварь, все еще держащая его за волосы, дернула рукой, заставляя отразить движение. Какое послушание… Тощая дрянь тут главная? Та приблизилась и провела палочкой по отпечаткам пальцев на его челюсти, опуская ворот толстовки и полностью обнажая метку. На кончике древка засветился синий огонек, который не жег, а лишь обдавал теплом. При свете искры в глазах девушки затанцевали. Насладившись видом метки, она посмотрела ему в лицо, и он сощурился, надеясь, что те обещания о ближайшей смерти всех этих людей, которые безостановочно себе дает, отлично на нем отражаются и ей видно каждое. Через мгновение пристального контакта взглядов она вздрогнула и, отпрянув, резко дернула головой в сторону. Осветив его спутников, она пораженно охнула и, повернувшись через плечо, издала звук, напоминающий крик ворона, только более мягкий, певучий. — Ноа, — на грани слышимости проговорила она. — Убери нож. Голос показался смутно знакомым, но прикрывающая лицо ткань слишком сильно его искажала. — Но… — Ноа, — громче приказала «костлявая», и та подчинилась. — Надо же, Двэйн, — заговорила с ним девушка, опуская маску на уровень шеи. В тусклом синем свете обнажились искривленные в ухмылке губы. Чертовски знакомые. — Кто бы мог подумать. Не в силах поверить, Лекс отследил, как девушка снимает капюшон и взмахивает палочкой. Синий огонь по периметру стал привычного желто-оранжевого цвета и засветил ярче, позволяя увидеть силуэт целиком. Он пораженно смотрел на воскресшую из мертвых. За последние три года девчонка очень изменилась. Черты стали гораздо острее под воздействием взросления и, судя по всему, голода. В ее глубоких карих, почти черных глазах, окруженных чрезмерно глубокими для их возраста морщинами, отражался весь ужас этого мира. Волосы очень редкого оттенка, что он видел в своей жизни — синего, — стали гораздо длиннее, и, стянутые в растрепанную косу пряди, после того, как капюшон перестал их удерживать, тяжело упали на ее согнутые колени. И только направленный на него взгляд остался прежним. Жгучая ненависть, перемешенная со снисходительной насмешкой, подожгла доселе практически забытую неприязнь. В памяти всплыли моменты их продолжительного годового знакомства до каждой последней раздражающей минуты. Гордость адаптантов. Специалист по современным технологиям и главный советник круга семерых в разработке любой стратегии. Гений с чудовищно отвратительным характером и длинным, всегда метящим в самые уязвимые места языком. Дочь предательницы, бывшей невесты его отца, сбежавшей со свадьбы, а по прошествии семнадцати лет размозжившей череп несостоявшемуся мужу. Дрянь, выбравшая его в качестве цели для отработки убогого чувства юмора и выпившая из него все соки. Единственная из всех, кто пробралась за все его барьеры и неоднократно жалила в самую душу с таким остервенением, что однажды Лекс перешел собственные границы и почти успешно заставил ее заткнуться навсегда. Кэли Арман. — Кэл, — ошарашенно прохрипел Майлз. — Здравствуй, Майлз. Это я заберу, — Арман подняла с земли обе палочки и встала. — Я знаю, что у вас есть другое оружие, вы можете его оставить — как извинение за это недоразумение. Мы слишком давно не виделись, чтобы доверять друг другу, но обещаю, что на моей территории никто не причинит вам вреда. Отпустить. Лекс скинул с себя руку ослабившей хватку суки, которую, видимо, звали Ноа, и поднялся, стирая с шеи тонкие струйки крови. Его привлек новый хруст веток, и Арман расплылась в ехидной улыбке. — Ты не поверишь, — хохотнула она с легким налетом веселья. Следом на землю так же, как до этого она, беззвучно спрыгнула крупная грациозная рысь. Не может быть. Видимо, за ними по пятам шло именно это существо, которое было достаточно мелким и шум передвижений не привлек внимание. Они даже не подумали об этом. Потому что это почти невозможно. Лекс знал всего два рода магов, которые смогли овладеть этим видом магии — трансформационной. Она была слишком тонкой и сложной, чтобы стать достоянием каждого заурядного волшебника. Даже для его семьи, всегда выделяющейся своими способностями, трансформация в животное так и осталась за гранью возможностей. Среди адаптантов, насколько ему было известно, волшебники с такими навыками встречались еще реже. Закрутившийся вихрь магии обращения через мгновение открыл вид на парня, стоящего на согнутом колене. Лекс уставился на него, выцепляя серые оттенки одежды, покрывающей подтянутое, гибкое тело, и в момент, когда тот поднялся, задержал дыхание, видя на лице, которое пересекала скрывающая правый глаз повязка, черты еще одного покойника. — Кей, — прошептал он, живо вспоминая, как бродил по руинам и пропускал сквозь пальцы пепел, предполагая, что это — останки его друга. — Вы за эти годы так сильно опаршивели, что издали вас вообще не узнать, — Кей обвел взглядом всех присутствующих и растянулся в пробравшей до дрожи своей жуткостью ухмылке. — А жаль, успели бы подготовить вечеринку. Не каждый день встречаешь того, кого давно похоронил.