***
Кэли едва сдерживала смех, уворачиваясь от влажного носа Нуки, который вновь и вновь утыкался в медленно перемещающуюся по бедру ладонь, и, как ознаменование кратковременной победы, у лисы вырывалось удовлетворенное фыркание. Второй рукой Кэли почесывала ее за ушами, то и дело закусывая нижнюю губу, чтобы не выпустить предательский смешок. Примерно раз в несколько минут Нуки забывалась, начиная повизгивать от удовольствия нехитрой ласки, которой когда-то давно ее разбаловали, но до их кресла тут же долетал осуждающий цок языком Фила, и лиса, прижимая уши, затихала. Кэли открыто улыбнулась, стоило Нуки легко прикусить ее палец, и, отстранив руку и щелкнув лису по носу, глубже зарылась другой ладонью в шерсть, разминая основания ушей. Та снова забылась и завыла, и, уловив недовольное прицокивание языком, Кэли демонстративно начала ласкать животное активнее. Но та, услышав хозяина, вновь притихла. — Ты так и не сказала, что забыла в моем мире, Арман, — перешел к сути долго сохранявший молчание Фил, не став разводить очередной спор о мерах воспитания, который Кэли обязательно поддержала бы просто из вредности. Каждый их диалог походил на минное поле. Каждое сказанное слово становилось крохотным шажочком вслепую в надежде не наступить на заряд его темперамента и, поддавшись жаркому импульсу, не взорваться вместе с ним, перейдя на грязные, задевающие за живое отвратительные реплики. С Филом ее уравновешенность всегда стремительно испарялась, оставляя их наедине с общим прошлым, долгой близкой дружбой, громадными взаимными обидами и непомерной виной, от которой никак не удавалось отделаться. Напоминание, оставшееся на его теле и навечно впечатанное под ее веками, не давало ни единого шанса на то, что когда-нибудь Кэли удастся простить себя за содеянное. Или хотя бы простить его за то, что лучше многих других знал, чем все может обернуться, и все равно нарушил приказ, подверг себя смертельной опасности и наградил ее еще одной жертвой, чудом выжившей и не присоединившейся к ее личному тошнотно воняющему кладбищу. Сегодняшний разговор обещал стать одним из самых тяжелых среди тех, что уже оставили ноющие зарубки на ее постоянно кровоточащем сердце. Фил просто не примет то, что она задумала, и ей придется приложить все свои способности к дипломатии, чтобы добиться его участия. — Ты так и не сказал, как узнал, что мы здесь, Филлипс, — отразила Кэли фамилию тем же презрительным тоном, которым прозвучала ее собственная. Фил молча перегнулся через подлокотник дивана и, достав небольшой коммуникатор из своей сумки, прицельно бросил к ней на колени, едва не попав по Нуки. Та встрепенулась, но под успокаивающими поглаживаниями вновь расслабилась и положила голову обратно на бедро, прикрыв глаза и тихо фыркнув. Кэли открыла коммуникатор и, заметив знакомый интерфейс отслеживания сигналов от датчиков движения, удивленно вскинула брови. — Я не мог позволить кому-то присвоить мой дом, — пожал Фил плечами, стоило ей вновь удостоить его взглядом. — Мы были недалеко, ночи хватило. — Где взял? — Кэли захлопнула крышку и качнула коммуникатор, который мужчина точно не мог раздобыть просто так. Если вопросы с энергией за счет солнечных батарей и генераторов, функционирующих на топливе, которое еще можно достать, или банальных батареек, пока встречающихся особо удачливым путешественникам, оставались решаемыми, то настолько хрупкие технологии уже давно стали на вес золота. Они точно не валялись на каждом углу досконально изученной за последние месяцы территории, поделенной между собой тремя крупными едва терпящими друг друга группами. Фил в прошлый свой визит в лагерь подобными богатствами точно не обладал. — Медики поделились, — равнодушно произнес он, делая вид, что не понимает, что за подобное его никто не похвалит. — Чейз запретил тебе влезать в их революцию, — сузив глаза, процедила Кэли, сразу нащупав причину, по которой ему могли высказать подобную благодарность. По их данным, в группе медиков на протяжении долгих месяцев происходил затяжной переворот, и, даже если им откровенно не нравился прошлый беспринципный предводитель, внутренние разборки никогда не входили в категорию их проблем. Они не должны были ни коим образом показывать какие-то свои предпочтения или претензии на случай, если власть не переменится. Если не хотели развязать войну и еще сильнее уменьшить количество выживших, конечно. — Я и не влезал, — продолжил Фил разговор будничным тоном. — Просто оказался в нужное время в нужном месте и поставил подножку старику, когда он пытался скрыться. Считай, отплатил ему за спасение своей жизни. Последнее он произнес с неприкрытым злорадством, и Кэли покачала головой — предупреждение, читаемое в напоминании о ее ошибке, она распознала без труда. — Когда сообщишь об этом Чейзу? — спросила она, стараясь не выдать тоном, что попытку задеть за живое и в очередной раз отомстить за принятые решения он может вписать в свой ставший бесконечным список побед на фронте их разрушительных в своей неприязни отношений. — Мы как раз собирались в лагерь, когда датчики сообщили о вас, — ответил Фил, и Кэли просто кивнула, сразу же отвлекшись на вошедших в помещение людей. Появившаяся Эхо смерила ее презрительным взглядом и вновь вернулась к разговору с Моцартом, который, активно жестикулируя, что-то упорно пытался ей доказать. Приземлившись на диван, Эхо проскользнула пальцами по ладони Фила, не отвлекаясь от второго мужчины, и на такую демонстративность Кэли снисходительно усмехнулась. Конфликты конфликтами, но ревность Эхо всегда ее забавляла. Как и то, как женщина бесилась, но никогда не могла сказать ничего против, потому что до жути ее боялась. — Надо поговорить, — убрав с себя голову Нуки и подвинув лису так, чтобы та удобно лежала, не задевая ее тела, Кэли поднялась. Когда мужчина не пошевелился, продолжая вальяжно восседать на диване, она надавила: — Наедине, Фил. Добившись реакции и накинув куртку, она быстрым шагом двинулась на улицу, мысленно перебирая реплики, которые хоть как-то смогут облегчить разговор и убедить Фила пойти с ними. Если бы ее ощущения от предстоящего визита к селянам не оседали в глотке сухим страхом, Кэли отказалась бы от этой идеи, но судьба подкинула ей лучшую за все последнее время возможность, и грех ей не воспользоваться. У нее было очень скудное представление о том, что происходит внутри стен бункера селян. Она встречалась с Джеком всего несколько раз, и это происходило на нейтральной территории. В те разы она сопровождала Чейза, чтобы послушать предложения и сотрудничестве и высказать свое мнение. Вместе они отрабатывали лучшее решение, которое в ее отсутствие он просто не мог принять. Но она не взаимодействовала с Джеком лично, всегда оставаясь незримой тенью, никогда не открывающей свое лицо. Она в принципе появлялась в зоне его видимости только тогда, когда их не окружали другие его люди. Единственное, что она знала точно, — Джек ее опасается. Чейз утверждал, что это из-за их личных непростых отношений, в которых лидер селян точно также на глубоко инстинктивном уровне сторонился самого Чейза. Кэли не могла даже примерно предсказать, чем обернется ее визит к селянам, как и тот поступок, на который она готова пойти, чтобы добиться от Джека информации. Он мог повести себя неадекватно, и она допускала мысль, что придется оставить за собой разруху и пепел, присыпающий очередную гору трупов на тропе ее судьбы. Не хотела с ней мириться, но допускала. В отличие от нее, Фил посещал бункер селян не один раз, он хорошо знал Джека. Он прекрасно представлял защиту лидера этой группы и его специфические заскоки. Он мог значительно облегчить задачу. На улице их встретил свежий ветер, тут же отправивший распущенные пряди Кэли в безумный танец, и она резко поправила выбившиеся волосы, спрятав их за ворот куртки. Под подошвами чавкала темная земля, оставляя на черных, утопающих в мокрой почве сапогах ошметки грязи, а в легкие врывался запах сырости, изрядно разбавленный ароматом строительной пыли. Кэли поглубже спрятала руки в карманы куртки, игнорируя пробирающуюся сквозь плотный, но тонкий материал прохладу, заведомо предупреждающую о том, что скоро настанет самое ужасное в воцарившемся мире время года. Беспощадная зима, несущая с собой холод, эпидемии ставших смертельными простудных заболеваний и голые деревья, больше не скрывающие отчаянных путников густой листвой. Если мир можно было сравнить с адом, наполненным клубящимися смольным туманом страданиями, то зима стала четвертым всадником апокалипсиса. Она сменяла своих менее опасных братьев и несколько месяцев рыскала среди выживших, накладывая костлявые отпечатки на самых слабых. Больше всего людей хоронили именно зимой. Приблизившись к машине, Кэли уселась на вросший в землю рядом с ней крупный камень и огляделась, прислушиваясь к своим ощущениям. На ее счастье, присутствие Фила настолько сильно ее раздражало, что за ним она практически не «слышала» Двэйна. Он находился рядом фоном, но за весь день до нее не добралось ни единой напоминающей о его проблеме эмоции, и она радовалась хотя бы этому. Убедившись, что Двэйн удалился на достаточное расстояние, отправившись на какую-то совсем ее не интересующую прогулку, она проследила, как Фил подходит и, встав напротив, опирается бедрами на бампер автомобиля. Отточенным движением он запустил ладонь во внутренний карман наспех наброшенной куртки, и следом раздался чирк зажигалки. Их силуэты обнял дурманящий дым, и Кэли поморщилась, моментально узнав запах. — Ты знаешь, что я не переношу эту дрянь, — презрительно процедила она, показательно прикрыв нос тыльной стороной ладони. — Я тоже много чего не переношу, тебя это никогда не волновало, — в тон ей ответил Фил и демонстративно затянулся, отчего его лицо, едва освещенное почти полностью сокрытой тучами луной, озарило отблеском огонька. — Сопляк Двэйна, Кэли? Серьезно? Он стряхнул пепел себе под ноги и выдохнул сладковатый дым в противоположную от нее сторону. — Средство достижения цели, — сухо ответила Кэли. — Иногда наши личные заморочки приходится игнорировать ради общего блага, правда же? Разговаривать с теми, кто нас терпеть не может, например. Фил тихо рассмеялся, покачав головой. — Еще и разговаривать с ними по-человечески, да? — Она могла бы захлебнуться количеством презрения в его голосе, стань оно материальным. — Боюсь даже предположить, что тебе от меня нужно, раз ты опустилась до мирного диалога. — Мариса и Лукас живы, — не растрачивая силы на очередную извращенную на реплики прелюдию, выпалила Кэли. Подносящая скрутку ко рту рука замерла, и, через мгновение чертыхнувшись, Фил разжал пальцы, следом вдавив остаток дурманящей дряни в размокшую почву. — Подробности, — он уселся на капот внедорожника и широко расставил ноги, упираясь подошвами в решетку бампера. Он внимательно следил за движениями ее губ, пока она кратко рассказывала все, что ей удалось узнать об их общих старых знакомых из Склепа. С каждой минутой он все больше мрачнел, то и дело срываясь на уничижительные хмыки. У Фила были свои счеты с Лукасом. Пусть он никогда не привлекался к деятельности Склепа, оказавшись в стеклянном здании только в последний день его существования, среди руин остались тела его на тот момент многочисленной группы. Из первоначального состава его людей до сегодняшнего дня удалось дожить только троим. — Мы проверяли тот склад два месяца назад, безрезультатно, — задумчиво пробормотал он, когда Кэли озвучила примерные ориентиры нынешнего места дислокации Марисы. — Видимо, только недавно перебралась в нашу местность, — пожала плечами Кэли. Она недолго помолчала, выжидая нужный момент, а затем осторожно почти по слогам продолжила: — Джек может что-то о ней знать… Фил свел брови на переносице, скользя пристальным взглядом по ее лицу. — Ты бросила всех остальных из-за Марисы и Лукаса? — почти ласково спросил он. — Нет, как только появилась вероятность того, что он жив, ты тут же сорвалась с места. — Маркус ни при чем, — повысив голос, возразила Кэли. — Ты все еще думаешь, что он человек, — с искренним неверием произнес Фил. Спокойно. Тщательно проговаривая каждую букву. Будто разговаривал с несмышленым ребенком, который пригрел на груди аллигатора, не меньше. — Он чудовище. — Я такое же чудовище. — Ты никогда не выдавливала человеку глаза, наслаждаясь криками! — Фил все же повысил голосом, который эхом разнесся по округе, отразившись от обломков стен. — Не смей говорить о том, чего не видел! — парировала она, и на контрасте с громким выкриком ее тон прозвучал ядовитым шипением. — Мне и не нужно было видеть! — Фил ткнул в ее сторону указательным пальцем. — Мне достаточно того, что видела ты! Кэли долго молчала, смотря ему в глаза. Однажды она доверилась этому человеку, и теперь приходилось за это платить, отчитываясь за свои действия. И пусть она не пожалела ни об одном проведенном вместе дне, все же оправдываться… этого она не любила. За год тесной дружбы они десятки раз оказывались наедине. Лучшим временем для осуществления придуманных Филом и Чейзом стратегий всегда была глухая ночь. Лучшим для Кэли, тогда ни под каким предлогом не использующей туман против людей, всегда становилась пара Фила, который понимал ее с полуслова и мог сделать то, для чего не всегда хватало магии. Множество темных ночей, наполненных ожиданием и подскочившим адреналином, сопровождались откровенными разговорами о прошлом, дурацким юмором и искренностью, возвращающей надежду. Множество темных ночей обернулись тем, что она сама вручила бесконечное число словесных патронов, которыми ей периодически простреливали душу в жестоком наказании. — Мы оба знаем, зачем ты приплетаешь Маркуса, — на грани слышимости прошептала Кэли, и Фил сузил глаза, недовольно поджав губы. Его правая нога дернулась, отбив утяжеленной металлом подошвой нестройный стук по решетке бампера. — Почти год прошел, Шейн. Хватит меня наказывать за то, что я ценю твою жизнь. От звучания имени, которое всегда вставало ему поперек горла, напоминая об исчезнувшем мире, предпочитающий краткий позывной мужчина скривился. — Мою жизнь? — Фил вновь перешел на издевательский тон. Он презрительно хмыкнул, скрестив руки на груди. — Для тебя всегда есть только средства достижения цели. — Средства достижения цели? — Кэли задохнулась от возмущения. — Опомнись, ты чуть не погиб! — Не драматизируй, это было недоразумением, — фыркнул Фил, состроив такое беззаботное выражение лица, словно они разговаривали о чем-то на самом деле незначительном. Кэли подорвалась с холодного камня и преодолела разделяющее их расстояние в несколько шагов. Она схватила ворот потасканной футболки, выглядывающий из-под расстегнутой куртки мужчины, и рванула вниз, не обращая внимания на треск швов. — Ты это называешь недоразумением? — срываясь на гласных, выпалила Кэли, скользя взглядом по шрамам и воскрешая в памяти те, что все еще прятались под слоями ткани. Плечи. Грудь. Почти весь живот. Вместе с вытатуированными ее туманом ожогами она вспоминала и ту бешеную неделю, которая едва не закончилась потерей человека, в то время ставшего для нее чуть ли не самым близким. Она вспоминала заполнивший сознание шепот; вычурные ругательства Фила, сопровождающие каждое ее неаккуратное движение, отдающее болью в его простреленной в трех местах ноге; ненависть к магии, которую не могла применять к раненому человеку; злобные оскалы преследующих их чудовищ. Кэли вновь чувствовала бесконечный страх и сжимающие мышцы усталость и недосып из-за продолжительной гонки в лабиринте разрушенных зданий, в котором их загоняли в угол, как диких животных. Она почти ощущала треск, с которым слой за слоем убеждений ломался ее отказ использовать туман против людей. Практически чувствовала металлический вкус крови, заливающий ее лицо из широкого рассечения по границе роста волос, пока она перевязывала раны Фила, молясь, чтобы ему хватило сил выбраться из города, а им обоим улыбнулась удача. Вспоминала ужас, когда их все же загнали в тупик и не оставили ни единого пути к отступлению. Свой голос, пропитанный отчаянием и смирением с тем, что ей вновь суждено стать чудовищем, если она хочет вытащить их обоих. Беспрекословное требование не покидать укрытие, способное защитить Фила при лучшем раскладе. Больше десятка жизней, выдранных у бесчеловечных врагов из глоток зубами. Чувство потери самой себя. Дышащую в затылок вонью разложения опасность обращения, в отсутствии Ноа подкравшуюся слишком близко. И то, что удержало ее за реальность. — Ты можешь сколько угодно отрицать, но, если бы ты не нарушил приказ, этого бы не случилось, — едва совладав с истерическими нотками, выдавила Кэли, пытаясь отбросить от себя те события. Однако перед глазами все равно воскресал жуткий итог. Вид человека, больше половины тела которого покрывали пузырящиеся черным ожоги, потому что он все же приблизился. Пепел стертых из бытия кварталов. Несколько часов бесконечной ходьбы с тяжелым телом на спине. Облегчение от вида остальной части ее группы, с которой их разделили и лишили связи, подкараулив в засаде. Мольбы к медикам о помощи. Желание прикончить их прошлого лидера и необходимость уступить. Обмен половины имеющихся у них тогда ресурсов и оружия. Мучительное ожидание. И Фил. Живой. — Я не мог оставить тебя там одну! — выкрикнул он ей в лицо. — Ты пообещал мне подчиняться и нарушил прямой приказ! — парировала Кэли, сильнее сжимая кулаком ворот его футболки. До хруста треснувшей по швам ткани. — Я не могу положиться на человека, который подставляет меня в самый ответственный момент и рискует своей жизнью ради того, кто в этом не нуждается. Я не могла тебя не отстранить, потому что твоя привязанность ко мне угрожала безопасности остальных. — Ты лишила меня смысла, — внезапно севшим голосом пробормотал Фил. — Не драматизируй, ты всего лишь ушел под командование Чейза, — ей не удалось сдержать той же издевки, которой прозвучала похожая фраза всего минуту назад. — Ты сам решил, что тебе настолько претит прогибаться под него, что лучше нас бросить. Это твой выбор, не сваливай его на меня. — Ты не оставила мне других вариантов. Лучше так, чем постоянно смотреть, как ты уходишь, надеясь не вернуться. — Мне жаль, ясно? — Кэли разжала ладонь и отступила. — Ты не маленький мальчик и должен смириться с тем, что мы живем по законам военного времени. Если ты не подчиняешься моим приказам, я не могу тебе доверять. Я не могу доверять даже себе, поэтому рядом со мной могут быть только те, кто всегда сделает то, что я прошу. В том числе спасут свои жизни, бросив меня, потому что однажды это придется сделать. Фил скривился, отвернулся и уставился вдаль, никак не комментируя сорвавшиеся правдивые реплики. Кэли неловко сделала еще пару шагов назад, коря себя за очередной срыв. Она осела на камень, утратив последние силы. — Ты не способен на такое решение, — на грани слышимости произнесла она, пропуская сквозь пальцы спутавшиеся ветром пряди. — Ты можешь меня ненавидеть, но я не позволю тебе умереть из-за мнимого благородства, которое по отношении ко мне — синоним смерти. — Ты не можешь жить без войны? — отчаянно спросил Фил, больше не прячась за агрессией. — Как и ты, — осадила Кэли, не позволяя ему даже словесно создать иллюзию того, что они не одинаковы. У них обоих не осталось ничего, кроме войны. По правде, у них обоих ничего, кроме нее, никогда и не было. — Ты всего лишь человек. — Мы оба знаем, что это не так. Ты можешь обмануть всех остальных, но я все еще помню твой страх. Со мной не сработает. Фил спрыгнул с автомобиля, разнеся по округе шлепок подошв о промокшую землю. Подойдя ближе, он опустился перед Кэли на корточки и положил ладонь на ее бедро. Она посмотрела ему в глаза и обхватила его запястье в немой просьбе о перемирии. Они слишком много боли причинили друг другу за прошедшие месяцы, и это… это было той болью, которую она никогда не хотела нести за собой. — Я… — тихо начал он, но замолчал, стоило ей шумно втянуть воздух носом, резко поднять голову и уставиться в темноту. Он оглянулся, посмотрев туда же, и перевернув руку, чуть сильнее сжал ее ладонь, но Кэли потянула на себя, освобождаясь из захвата. И только когда ее пальцы оказались на свободе, она смогла вдохнуть полной грудью. — Мы не одни, — пролепетала она, все еще не в силах оторвать взгляд от темноты, за которой прятался свидетель последних вырвавшихся слов, на присутствие которого она не обратила внимания, погрязнув в воспоминаниях. Но ее собственные мысли словно выбили из головы ударом кувалды, стоило Филу коснуться ее ладони. До новой встречи с Двэйном Кэли думала, что никогда больше не столкнется с силой ревности Маркуса, которую его голоса подстегивали до такой степени, что при желании и в отсутствие сдерживающей магии он мог снести Склеп только этим. Но на фоне того, что просачивалось из темноты, протягивая пальцы и стальной хваткой обхватывая ее горло, все эмоции Маркуса показались наивными играми. Сейчас Кэли не могла с точной уверенностью сказать, что Двэйн не размозжит ей череп одним присутствием, сделай она что-то неправильное. Черт, к такому уровню силы она оказалась совершенно не готова. Двэйн выступил из темноты, направившись мимо них в сторону убежища, и Фил резко обернулся к Кэли. Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, пытаясь скрыть потяжелевшее дыхание, но он заметил дрожащие ладони. — Средство достижения цели, говоришь, — язвительно протянул он, поднявшись. Двинувшись в сторону Двэйна, он вынудил того затормозить, и Кэли поднялась, не зная, чего ожидать. Но мужчина просто обошел парня, сделав вид, что нарушившего разговор третьего вообще не существовало. — Фил, — окликнула Кэли до того, как он скрылся. Тот замер на месте. — Мы договорились? Он медленно обернулся через плечо и посмотрел на Двэйна, и тот, словно почувствовав, ответил ему прямым взглядом. — Он идет с нами, — непреклонно потребовал Фил. — Будет отвлекать внимание. — Нет, — ледяным тоном отрезала Кэли. — Тогда иди сама, — пожал плечами он настолько равнодушно, что создалось впечатление натуральности отсутствия эмоций, которые колотили его буквально несколько мгновений назад. — Я больше тебе не подчиняюсь. Я не стану смотреть, как ты подставляешься. — Тебя не волнует жизнь Джека, — холодно проговорила она, не обманувшись озвученным. Фил прекрасно представлял, чем обернется любая угроза ее жизни. — Не волнует, я с удовольствием прострелил бы ему башку и не поморщился. И все равно я не стану смотреть, как ты навешиваешь на себя очередную вину. Я пойду с тобой только при одном условии, — он дернул головой в сторону Двэйна. — Либо с ним, либо без меня. Кэли сцепила зубы, сдерживая слова недовольства. Она не была уверена, что сейчас Фил ставит условия из-за их реальных возможностей. Это могло быть очередной местью. Да и даже если он преследовал другую цель, что Кэли тоже допускала, она не могла просто приказать Двэйну идти с ними. Он не обязан рисковать своей жизнью. Тем более не обязан помогать ей в том, что не имеет к его войне никакого отношения. Так и не дождавшись ответа, Фил возобновил шаг, насвистывая себе простенький мотивчик под нос. Кэли отвернулась и, приблизившись к внедорожнику, оперлась на него бедрами, устремив взор на ночное небо. Чем дальше раздавались шаги, тем тише голос нашептывал о чужом ревностном раздражении, переключившись на сомнение, пропитавшее витающий вокруг воздух. Судя по звуку, Двэйн вновь направился к убежищу, и Кэли облегченно выдохнула, но спустя мгновение сомнение сменилось решительностью, и она едва удержалась, чтобы не взвыть в голос. Одного сложного разговора для одного вечера вполне достаточно. — Я просто проходил мимо, — обронил Двэйн, подойдя к автомобилю. — Я ни в чем тебя не обвиняю. От присутствия за спиной пальцы вновь сковала нервная дрожь, и она обернулась, избавляясь от эффекта неожиданности. Двэйн замер рядом, приняв почти такое же положение, и безмолвно посмотрел ей в глаза, видимо, дожидаясь, пока она сама начнет упомянутую Филом тему. — Я не могу просить тебя об этом, — устало пробормотала Кэли. — Что ты собралась делать, чтобы выведать информацию? — Дать Джеку то, что интересует его больше всего. Новые данные об амоках. Шевельнув пальцами, она позволила виткам тумана обнять ладонь. По краям сгустка прошлись мелкие белые молнии, от вида которых кожи коснулось набившее оскомину постороннее восхищение. — Это стоит риска? — Любая информация о Марисе стоит риска, — она сжала кулак, и туман бесследно исчез. — Если ей удастся от меня уйти и доложить о том, что я все еще жива и в своем уме, на меня начнется охота. Единственный шанс добраться до Лукаса — до последнего держать его в неведении. — Почему ты так его боишься? — Лукас непредсказуем, гениален и совершенно, бесповоротно безумен, — вновь посмотрев на небо, произнесла Кэли. — Но я опасаюсь не его. Самым серьезным активом Лукаса всегда был Маркус. Мы должны успеть подготовиться к встрече с ним. Если он появится раньше, чем ты станешь хоть немного полезен, и застанет нас врасплох, все мы умрем. — Я пойду, — огорошил Двэйн сговорчивостью. — Что ты за это хочешь? — спросила она, не обманувшись тем, что Двэйном может двигать альтруизм. Тихий хмык вызвал невольную улыбку. Время принесло свои плоды, позволив даже вопреки нечастому общению понять, что за человек находится рядом. Раздался шелест, и Кэли перевела взгляд, остановившись на зажатых в ладонях страницах, которые несколько недель назад вырвала из своего дневника. Она аккуратно забрала часть своей жизни, но, заметив, что Двэйн спрятал кожу под плотной тканью перчаток, усмехнулась. Интересно, так подействовала ее угроза убить его за любые прикосновения? — Мне нужны подробности. — Нет, — не раздумывая отрезала Кэли и, оттолкнувшись от внедорожника, сделала несколько шагов вперед. Но моментально замерла, когда фон изменился. Оглянувшись, она с неверием посмотрела на парня, который опустошенно глядел себе под ноги, стискивая пальцами решетку бампера. Ей хотелось бы ошибиться. Она обрадовалась бы привычной ярости, держащей в тонусе и отвлекающей от всего того дерьма, что творилось между ними в последнее время. Но еще ни разу за прошедшие дни она не чувствовала такого всепоглощающего страха. Чужого страха. Неловко переступив с ноги на ногу, Кэли спрятала листы в карман куртки и вернулась. — Что ты хочешь? — смирившись, что ее прошлое может хоть как-то облегчить будущее, спросила она, встав напротив и скрестив руки на груди. — То, что ты о нем рассказала, очень сильно отличается от того, что здесь написано, — тихо проговорил Двэйн, подняв на нее абсолютно пустой взгляд. — Что случилось после этих записей? — Маркус свихнулся. — Ты попыталась прекратить? — Кэли на вопрос неопределенно качнула головой то ли в согласии, то ли в отрицании. Она сама не могла сказать, насколько то, что она делала, могло считаться истинной попыткой все прекратить. — И? — Что и? — непонимающе переспросила она. — Ты прекрасно понимаешь, не заставляй меня произносить эту мерзость вслух, — раздраженно процедил Двэйн. Она долго смотрела ему в глаза, сдвинув брови, а следом ее осенило. И ей едва удалось задавить смех. Кто бы мог подумать, что Лекс-гребаный-Двэйн будет бояться этого… — Пытался ли он меня изнасиловать? — с неверием спросила Кэли и, когда он кивнул, все же не сдержалась. Черт, наверное, это все же была истерика накопившихся мыслей, которые не давали ей покоя все последние недели. Пройти через опасения, жажду крови, недоверие, откровенную неприязнь, кучу скандалов, пару попыток нанести физические увечья, докатиться до не вписывающихся во все это похоти и ревности и выяснить, что Двэйна до кромешного ужаса пугает, что он может свихнуться и попытаться залезть к ней в брюки при очередном помутнении рассудка. Нет, в этом, конечно, нет ничего настолько смешного. Просто… Кэли была уверена, что на его руках огромное количество крови. За его спиной остались трупы, о которых он вряд ли сожалеет. Да и она все еще слишком хорошо помнила Аластора, так что слышать диаметрально противоположное убеждение от человека с точно такими же глазами… До этой секунды Кэли думала, что «Лекс Двэйн» и «страх перед насилием», о каком бы насилии ни шла речь, просто не могли стоять в одном предложении. Она поняла бы отвращение. Но не кислый страх, которым веяло за версту. Она почти в реальности чувствовала этот запах — настолько он был силен. — Не суди обо мне со стороны своего видения мира, — злобно рявкнул Двэйн, когда смех перестал отражаться от потрескавшихся временем стен. — Есть границы, которые ты не готова пересечь? — Убийство ради удовольствия, — не задумываясь отчеканила Кэли. — Вот считай, что в моем случае наша ситуация тоже нарушает границы, которые я пересекать не готов, — он сделал шаг вперед, стирая необходимое им сейчас расстояние. Она попыталась отступить, но от решительного бескомпромиссного приказа в глазах напротив ее ноги словно вросли в землю, а взор прикипел к синим радужкам, которые стремительно темнели, практически сливаясь по цвету с ночным небом. Вместе с сокращением дистанции ярость, за несколько секунд вскипятившая кровь, отступила, отдав бразды правления другому чувству. Более опасному. — Если я попытаюсь убить тебя, ты будешь сопротивляться, и тогда победит сильнейший, — Двэйн понизил голос, и от этого тона раздражение, которым отозвались сказанные слова, моментально исчезло. Мысли начали путаться, сорвавшись с цепей и смешавшись в хаотичный клубок. Стоило ему сделать к ней еще шаг, и остатки здравого смысла испарились, оставив ее наедине с тягучим голосом, нашептывающим восхищения и бьющим по горлу. — Но, если я попытаюсь тебя трахнуть, ты станешь сопротивляться? — он перешел на шепот. Кэли приоткрыла рот, рвано выдыхая. Она пыталась уцепиться за реальность, правильные мысли, но восторг полностью вырубил любые предохранители рассудка. Ее словно отрезали от действительности. Кровь начала грохотать в ушах еще сильнее, а кончики пальцев обожгло желанием поднять руку и коснуться кожи. — Я могу раздражать тебя, но ей… — Двэйн практически невесомо провел по ее плечу и, положив ладонь выше ее груди, несильно надавил. — Ей я нравлюсь, ведь так? Она не расслышала, а прочитала по губам сказанную реплику. Его глаза еще больше потемнели, будто кто-то прошелся по мелководью океана, подняв черную илистую грязь со дна. Поползшая вверх рука затянула незримый поводок на горле. Облаченные в перчатку пальцы кончиками коснулись щеки, и вместе с этим подбородок Кэли приподнялся, словно цепь на шее дернули. Почти полностью почерневшие глаза манили, нашептывали будущее, поощряли внутренний голос, с каждой секундой все громче выдыхающий согласия. И просьбы. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Большой палец с нажимом провел по нижней губе, и Кэли, приоткрыв рот, коснулась его кончиком языка, смакуя холод ткани и пожирающие синюю радужку расширенные до предела зрачки. Взгляд перестал ее держать, опустившись ниже, и она почти успела мысленно зачитать все выученные в детстве на зубок молитвы лишенных для того, чтобы это никогда не заканчивалось. Ладонь скользнула по щеке на затылок, и Кэли выше задрала подбородок, втягивая глубже ставший концентрированным приятный аромат. Эффект походил на передозировку сладкого — ты уплетаешь любимый шоколадный торт, игнорируя вычитанный в пестрой газетной вырезке вред сахара, и осознанно превращаешь себя в наркотически зависимого от искусственно созданного глюкозой дофамина. Хотелось еще. Наполнить легкие манящим ароматом. Слизать сладость с покрытой едва заметной щетиной щеки. Между их губами осталось не больше дюйма, и Кэли приоткрыла рот, смакуя чужое дыхание на своем лице. — Кажется, ты обещала меня убить, если я снова это сделаю? — тягуче прошептал Двэйн, и пальцы на ее затылке сжались, натягивая корни волос до боли. Он дернул ее голову назад, с мясом выдирая похотливые мысли из сознания. — Где твой хваленый самоконтроль, Арман? Она вцепилась в свою здравость когтями и, положив руки на плечи Двэйна, с такой силой оттолкнула его от себя, что, не будь он меченым, его спина впечаталась бы в стену стоящего позади них в десятке шагов здания. Она отшатнулась и, крутанувшись вокруг своей оси, встала за внедорожник. Упершись обеими руками в холодный металл, она сконцентрировалась на скрипе ногтей о единственную преграду, разделяющую ее зло и того, кого оно жаждало получить. — Какого хрена ты творишь? — прошипела Кэли, не спуская взгляда с идиота, решившего сыграть в очень опасную игру. — Я должен был проверить, насколько все… — Двэйн сделал несколько глубоких вдохов и, встав по другую сторону внедорожника, точно отразил ее позу. — Не только ты все чувствуешь. И не только тебе это не нравится. — Это не повод меня провоцировать! — она повысила голос почти до крика, дрожа от ярости, смешивающейся с возбуждением в еще сильнее бьющий по рассудку взрывоопасный коктейль. — Теперь я знаю, насколько сложно это контролировать. Для нас обоих. И если ты хочешь все отрицать и делать вид, что ни хрена не происходит, то я в отличие от тебя признаю, что у меня огромные проблемы и я могу перейти любые границы. Даже если это ты. Тем более если это ты, — последнее прозвучало тем самым хриплым тоном, от которого бедра сами инстинктивно сильнее сжались. — Что ты будешь делать, если я это сделаю? — Я оставлю от тебя кучку пепла. — Неужели? Возвращение к сарказму показалось глотком свежего воздуха. Кэли снова видела на дне синих глаз издевку, которая словно повторила удар по мозгу, стряхивая мысли на нужные места. Дышать стало немного легче, сердечный ритм постепенно выравнивался, и вместе со спокойствием волнами накатило осознание. Ни черта. Она бы умоляла. Просила продолжения, как самая последняя оголодавшая до нежности наивная девчонка, готовая на все, лишь бы получить крохи ласки. — Чем. Все. Закончилось? — рявкнул Двэйн. — Он меня бросил, ясно тебе? — выпалила Кэли. — Я так и не смогла от него отказаться. Только благодаря ему я держалась на плаву, а потом он свихнулся и переметнулся. Он нарушил все свои обещания и оставил меня в одиночку справляться с преследующим меня наяву кошмаром. Он предал все, что нас связывало. Доволен? Двэйн нахмурился, и помутневшие радужки начали светлеть, позволяя нагревшемуся вокруг них воздуху немного остыть. — Я не… — Заткнись, — прервала его Кэли и тут же поймала себя на мысли, что подобные разговоры становятся неприятной традицией. — Тебя не мучает то, что мучало Маркуса. Я нравилась ему еще до получения меток и нравилась сильно, а потом это чувство опошлили и извратили. Ты должен понимать, насколько метки поганят все светлые чувства, в конце концов твой цветочек явно наглядно тебе продемонстрировала, какой становится любовь меченого. Но ты даже примерно не представляешь, что такое — тянуться не только к человеку, но и ко тьме внутри него. На наше счастье, мы с тобой друг друга не переносим, так что, если ты перестанешь вести себя как безмозглый кретин и начнешь снова делать то, что делал раньше, возможно, все не закончится полнейшей катастрофой. Она развернулась к убежищу, не собираясь и дальше продолжать разговор, но следующий вопрос заставил ее замереть на месте, сделав всего лишь два шага. — Делать что? — Ненавидеть меня, мать твою, — процедила Кэли. — Я отлично умею цепляться за негатив и никогда не забываю причин, из-за которых ты меня раздражаешь. Помни о своих. — А если у меня нет этих причин? Она прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Она знала, что сейчас Двэйн не врет. Для нее это звучало как само олицетворение абсурда, она не могла себе объяснить, почему так думает, но смиренный, в чем-то даже усталый тон ни на секунду не вызвал сомнений. И именно это оказалось самым худшим из всего, что произошло в последние минуты. Не требования тьмы. Не мучительно-манящий голос, обещающий удовольствие, способное перекрыть своей яркостью любое приятное воспоминание из прошлой жизни. Не стихийное воспламенение желания и полное отключение рассудка. А эта короткая фраза. — Не разбрасывайся такими шутками, — сделав над собой усилие, грубо ответила Кэли и, мотнув головой, возобновила шаг. Сомнения порождают хаос. Хаос приводит к ошибкам. Она поставила на карту слишком много, чтобы позволить себе проиграть.***
Кожа казалась раскаленной, оставляющей ожоги на ладонях, но Кэли все равно сильнее вдавливала их в спину нависающего над ней мужчины, подаваясь бедрами навстречу. Он входил в нее жесткими размашистыми толчками, и, запрокинув голову и прикрыв глаза, она рвано дышала, срываясь на отчаянные стоны. Шея горела от расползающихся бордовых следов, оставляемых нетерпеливыми губами, рассыпающими голодные поцелуи по всем участкам, до которых могли дотянуться. Боль концентрировалась в каждом месте соприкосновения, запечатываясь удовольствием в порах мазками влажного языка, и Кэли вогнала ногти в плечи мужчины, выдыхая согласия. Подбородок обожгли стиснувшие его пальцы, дернувшие голову вниз, губы накрыли другие, такие же горячие, как сдавившая челюсть ладонь, заставившая открыть рот шире. У Кэли практически не получалось вдыхать, но она все равно отвечала на жадные поцелуи, досконально отражающие ускоряющиеся толчки между ног, и бесстыдно стонала от обостряющих эйфорию ощущений острых зубов, надрывающих кожу и смазывающих борющиеся языки привкусом железа. Она почти теряла сознание от удовольствия, кипящей смолой текущего по венам. Трясущиеся от напряжения пальцы сильнее вжимались в горячее тело, пытаясь не просто приблизить — впечатать в себя, соединить, слить в целое. Рука с подбородка опустилась ниже и, обхватив ее бедро, потянула выше, заставляя прогнуться. Кэли развела ноги шире, упираясь пятками в измятые простыни, и громче застонала от ставших глубже толчков. Она прочертила ногтями кровавые следы по спине и опустила ладони ниже, надавливая. Ритмичные движения стали жестче, и она сжала зубы на чужих губах, чувствуя вибрацию удовольствия в горле. Не прерывая голодного поцелуя, Кэли открыла глаза, окунаясь в мутные пятна тьмы во взбешенных возбуждением расширенных зрачках. И, прежде чем открыть глаза в реальности, она успела увидеть за сеткой темных разводов оттенок затянутых похотью радужек мужчины, вжимающего ее тело в матрас. Синий. Кэли резко села на кровати, поморщившись от ударившего в низ живота удовольствия, отозвавшегося на сжатие бедер. Твою мать. — Кошмар? — донесся до нее заспанный голос Ноа, среагировавшей на противно скрипнувшие от движения старые пружины постели. — Вроде того. Ноа выпустила несколько нитей магии, осветив комнату, и повернувшись в сторону занимаемого ей нижнего яруса двухъярусной узкой кровати, Кэли заметила ладонь Кея, устроившуюся на ее талии. Она поднялась и посмотрела в его расслабленное лицо, наполовину скрытое спутанными волосами девушки. — Во сне он словно все тот же мальчишка, совсем не раненный судьбой, — едва слышно проговорила Кэли, боясь его разбудить и стараясь не выдать тоном, насколько отвратительно-приятно чувствует себя от любого трения ткани брюк о влажное белье. — Во сне мы все такие, — так же тихо произнесла Ноа. — Помощь нужна? — Нет, — покачала головой Кэли, боясь даже представить реакцию на это, если она позволит облегчить пришедший к ней во сне «кошмар». — Пойду умоюсь. Стоило ей покинуть комнату, за ее спиной нити магии несколько раз мигнули, прежде чем окончательно пропасть. Кэли осторожно прикрыла дверь и, замерев у выхода, сжала руки в кулаки, сдерживая желание уйти вовсе не в ту сторону, в которую собиралась. Двэйн был там. Пять шагов влево. Следующая дверь. Судя по ощущениям — не спит. И прекрасно все ощущает. Чужое возбуждение было иным, чем собственное. Оно казалось более легким. Словно погружаешься в теплую воду, обволакивающую самые чувствительные участки тела. Последние два дня, воспринимаемые до этого катастрофой, теперь стали всего лишь досадным недоразумением, потому что собственное возбуждение текло по телу раскаленной лавой, воздействующей на нервные окончания изнутри. Кэли была так мучительно не удовлетворена, словно находилась в предоргазменном состоянии несколько недель. Она знала, что ей хватит одного правильного движения, чтобы раскрошить сознание в крошку. Эйфория пряталась за видимой глазу дверью. Кэли повернула в противоположную желаемому сторону. Делая первый шаг, она практически слышала, как рвется притягивающая ее обратно цепь. Со скрипом, ржавым звоном осыпающихся на пол звеньев, не заглушающих зов горячих объятий и ласкового, манящего голоса. Оказавшись в подобие гостиной, в которой впервые ощутила вязкое желание, исходящее от сидящего в нескольких шагах парня, Кэли постаралась не замечать места, на котором едва удержала здравые мысли. Она сконцентрировалась на запахе пыли, толстым слоем покрывающего навешенные на стены полки. Проследовав к двери в ванную, она быстро за ней скрылась, стремясь громким хлопком отрезать прочный канат зова. Повернув кран, Кэли с безнадежным предвкушением подставила руки под ледяную воду. Ничего в жизни она не желала сильнее, чем того, чтобы это ушло, не оставив о себе напоминаний. Разве что… чуть сильнее она желала, чтобы это взорвалось шипящими по каждой кости искрами удовольствия. Кэли зло сцепила зубы и, наклонившись, щедро плеснула на лицо. Но тело словно вовсе не заметило того, насколько вода ледяная. Повернувшись к душевой, она подставила голову под кран, надеясь, что хотя бы это поможет. Опустив веки, Кэли практически сразу вновь открыла глаза, позволяя каплям приносить дискомфорт. Он ничего не значил на контрасте с моментальным воскрешением ярких воспоминаний о мутных синих радужках, затянутых черными разводами. Помни, это всего лишь иллюзия. Слишком живучая и очень опасная. Почувствовав слабый намек на облегчение, Кэли выпрямилась. Отбросив волосы за спину, она вновь позволила себе зажмуриться. Топ полностью пропитался влагой, по всему телу разбежались мурашки, заставляя вздрагивать чуть ли не ежесекундно, но уверенности в том, что это от холода, не было. В ушах все еще стоял хриплый голос, поощряющий рваные, глубокие толчки между ног. Кэли все еще чувствовала это удовольствие. Ненастоящее. Самое реальное из всего, что она когда-либо испытывала. Кэли сделала несколько глубоких вдохов и, открыв глаза, повернулась к мутному зеркалу. С той стороны сквозь затянутую россыпью мелких трещин поверхность на нее смотрела покрасневшая девушка. Эта картинка показалась бы ей нормальной, если бы не… абсолютно черные глаза. Кэли подошла ближе и наклонилась вперед, почти соприкоснувшись носом с отражением. Одну ладонь она положила на прохладную поверхность зеркала, касаясь пальцами лица. — Ты здесь, ведь так? — она склонила голову, и «вторая» повторила за ней, но показалось, что ответная реакция оказалась чуть замедленной. Кэли слишком явно чувствовала, что сейчас они с главным голосом один на один. Она слышала посторонний бубнеж приглушенно, а главный молчал, но находился здесь, незримо присутствовал рядом — за ее спиной. Или внутри зеркала, за поверхностью, отражающей истинную суть прогнившей души в непроницаемо черных белках глаз. — Маркус чувствовал то же самое? — риторически спросила Кэли, не ожидая на свой вопрос ответа. — Я все не могла понять, почему ты никогда не препятствовала. Маркус тебе не нравился, но ты не вмешивалась до тех пор, пока мы не оказались по разные стороны. Раньше я думала, что тебе в те месяцы еще не хватало сил, но это не совсем так, правда? Она погладила шрамы на животе, чувствуя скрытые магией грубые рубцы под кончиками пальцев и удовлетворенно отмечая, как возбуждение подскакивает еще сильнее, нашептывая, чтобы она опустила ладонь под ткань брюк и насладилась фантазиями. Кэли стиснула зубы и напрягла пальцы другой руки, лежащей на зеркале. Послышался скрежет, и отражение пошло крупной трещиной, наискосок пересекшей черты. Рваная линия прочертила излом между бровями, создав впечатление крупного шрама, поделившего лицо ровно напополам. Кэли одернула руку и вцепилась в раковину, стараясь удержать в сознании необходимость контролировать силы, если она не хочет разнести все убежище по кирпичику. — Все жизни, которые я отобрала, меняли мое мировоззрение, делая похожей на тебя. Ты с самого начала преследуешь именно эту цель, правда? Я должна тебя понять, — горько прошептала она, повторяя сказанные ей при прошлой «встрече» злом слова. — Ты позволяла мне поощрять его одержимость, рассчитывая, что он окончательно свихнется, и тогда мой страх перед ним перевесит слабость? Мое обещание. Ты решила, что так нам точно придется его сдержать? Шестеренки в голове Кэли крутились, сравнивая ситуации. Она вспоминала все сказанные слова и каждое событие, произошедшее за тот год и последние недели. Находила факты, на которые раньше не обращала внимания. Которые до этого дня просто не связывала друг с другом, не видя никакой закономерности. — Ты помогла ему свихнуться, но он просто бросил меня, а не попытался навсегда к себе привязать, как ты рассчитывала, — задумчиво пробормотала Кэли, стремясь воссоздать те события, которые напрочь стерлись из ее памяти. — Наша последняя встреча. Ты могла убить их обоих. Почему они живы? Она нахмурилась, нащупывая убедительную причину. Все эти недели, в которые у нее появилось предположение о том, что Маркус выжил, она пыталась найти верный ответ, но так и не смогла до него добраться. В том, что они встречались именно у ее камеры, она практически не сомневалась. Она и раньше была уверена, что они виделись, но до принесенных Двэйном новостей предполагала, что прикончила Маркуса где-то по пути к своему освобождению. Теперь она знала, что их последний контакт закончился иначе. Без внешнего вмешательства Мариса бы не выжила, а никому другому просто не хватило бы сил ее спасти. Не тогда, когда желание отобрать как можно больше жизней заполнило собой все пространство Склепа. Кэли мало помнила и не могла утверждать, что только она использовала туман. Скорее всего, остальные меченые их группы тоже приняли участие в превращении места заключения в руины, но несколько вещей были известны наверняка. Она убила собственными руками десятки детей, превратив маленькие истерзанные тела в безжизненный пепел. Она стерла в крошку своей магией как минимум два этажа Склепа и несущие укрепления подвала, похоронив под обломками еще сотни сопутствующих потерь и устранив остатки барьеров, которые на тот момент еще держались. В таком состоянии она просто не могла помиловать Марису. Но ее тьма не помиловала бы Маркуса. Не после того, как на протяжении последних месяцев единственное, о чем навязчиво твердил главный голос — необходимость его смерти. — Тут ведь всего два варианта, правда? Либо он победил, либо я тебе помешала. Маркус вряд ли смог бы с нами справиться по-настоящему, но выиграть время… — Отражение кровожадно ухмыльнулось. — При любом варианте проблемой стала твоя слабость. Не так уж и важно, что произошло — скрылся ли Маркус вместе с Марисой, сдержав твой напор, или в самом начале ты еще не успела прогнуть меня настолько, чтобы я позволила его убить. Ты дала мне время, потому что решила, что еще слишком рано для нашего обращения, и не спорила с моей убежденностью в смерти всех меченых, чтобы я не пыталась их найти. Поэтому ты так вцепилась в угрозу, способную повысить твои силы? Чтобы такого больше не повторилось? Кэли закусила губу, пытаясь не зацикливаться на мысли о том, что если она действительно права по поводу своего сопротивления, то ее мнение о том, что убило всех остальных исключительно ее зло, тоже могло быть ошибочным. Она постаралась отбросить от себя осознание того, что больше ей нечем оправдать свою жестокость, и сконцентрировалась на событиях, произошедших за последние недели. Потемневший и ставший гораздо сильнее туман. Затянувшаяся за несколько часов глубокая рана после жесткого очищения, которое должно было ослабить тьму минимум на несколько недель. Восстановившиеся за пару дней силы амока. Возросшая жажда крови. Без сомнения, зло продолжило развиваться даже спустя столько лет после получения меток. Но было еще кое-что. Двэйн точно также развивался. Причем гораздо стремительнее. И то, чего раньше и вовсе не наблюдалось. Осязаемый, концентрированный страх. — Почему ты позволяешь ему становиться сильнее и поощряешь наше сближение? — Кэли вздернула подбородок, следя за отражением. — Все это для тебя огромный риск. Его потенциал может лишить тебя власти, которую ты уже полноправно присвоила себе. Будь цель односторонней, ты не пошла бы на такой шаг. Все дело в аномальном самоконтроле Двэйна, да? — спросила она, и на секунду уверенное выражение лица отражения дрогнуло. — Ты путаешь его сознание нашими эмоциями и отвечаешь на призыв его голоса не просто так. Тебе что-то предложили за помощь в его подавлении? Темнота в ее зрачках начала рассеиваться, через несколько мгновений полностью испарившись. Кэли расслабила стискивающие раковину пальцы, которые от силы сжатия свело до онемения, и перевела дыхание, перестав чувствовать давление инородного присутствия. Голоса всегда нарушали ее личное пространство, но когда главный настолько дистанцировал всех остальных, бросая вызов, ощущения становились одними из самых невыносимых. Почти такими же, как во сне, поделенном на двоих. Кэли нахмурилась, разглядывая свое отражение. По реакции тьмы, часть которой точно лишь самовнушение, никогда нельзя делать какие-то конкретные, стопроцентные выводы, но она не сомневалась, что в этот раз точно нащупала истину. Подтверждением стало то, насколько просто вечером Двэйн прервал свою «проверку», толкнув их обоих на одно тончайшее лезвие окровавленного ножа, способного вскрыть глотки их рассудку. Моментально в ее голове сложился план того, как можно проверить сделанные предположения. Это было опасно. Гораздо опаснее всего, что она делала раньше. Если ее предположение ошибочно, хрупкое равновесие в их группе нарушится до такой степени, что, возможно, они никогда не смогут его восстановить. Но если она права… Если она права, все изменится. Надежда перестанет быть иллюзорной, обретя материальность. А ради этого Кэли готова пойти на все и пожертвовать любым. Тем более таким пустяком, как собственная жизнь.