***
Пение настырной птицы, усевшейся на проводах электропередач, казалось насмешкой над миром. Посреди посеревшего пейзажа, пестрящего белыми пятнами торчащих из стен обломков камней; в отсутствии солнца, полностью сокрытого густыми тучами; в жутком холоде, который принес с собой конец ноября, — радостная трель звучала сюрреалистично. Лекс злобно выдохнул и, запрокинув голову и уткнувшись макушкой в стену, посмотрел на раздражающее создание, поющее восторженную оду отсутствию людей, громких промышленных звуков и криков, распугивающих живность в мирное время. — Убить тебя, что ли? — риторически спросил он, проводя кончиками пальцев по рукоятке палочки, выглядывающей из плотной кожаной кобуры. От высказанного безжизненным тоном предложения захотелось истерически расхохотаться. Серьезно, Двэйн? Теперь тебе мешает жить гребаная птица? Покачав головой, Лекс опустил взгляд вниз и согнул левую ногу, усаживаясь удобнее. На земле чувствовались мелкие камни, приносящие дискомфорт через ткань одежды, как и упирающиеся в спину обломки стены, но это мало волновало. Его вообще мало что волновало, кроме собственного состояния. С самого раннего подъема, вырвавшего его из недолгого полузабытья, единственное, чего ему по-настоящему хотелось, — это прижать Арман к стене и проорать в ее испуганное лицо о том, насколько сильно провалилась ее идея «отдохнуть». «Отличный» вышел отдых. Сначала несколько часов его не отпускало зубодробильное возбуждение. Сколько бы он ни пытался отвлечься на ее дневник, от написанных фраз становилось только хуже. Мало того, что собственный организм взбунтовался, так ко всему этому следовало обязательно добавить неуемную ревность, поджигающую желание прикончить того, кто раньше мог прикасаться к Арман. А после трахнуть ее прямо рядом с его не успевшим остыть трупом. Чтобы наверняка. Но стоило Лексу самую малость успокоиться, найдя среди хаотичных развязных мыслей собственные, и попытаться впервые за десятки долгих дней выспаться, как возбуждение вернулось очень откровенным сном. Перед глазами до сих пор плясали картинки, которые стали гораздо ярче навеянных в состоянии бодрости. Хриплые стоны все еще звучали в ушах каждый раз, когда вокруг сгущалась мертвая тишина. Если бы с рассветом Арман не убралась подальше, разбудив своих друзей и утащив их на возведение барьера, возможно, Лекс придушил бы ее прямо этим утром. Мозгами он понимал, какой это абсурд. Винить девушку, которая точно так же не отвечает за действия своего зла, — полный идиотизм. Но это позволяло абстрагироваться от того, чего тьма требовала на самом деле. Лекс отдал бы все, что у него осталось, чтобы единственным по отношению к Арман снова стало перманентное бешенство. С этим он хотя бы знал, что делать. С этим он сталкивался постоянно и умел отвлекаться. Сейчас попытка отвлечься оказалась связана, черт возьми, тоже с Арман. С Арман, подробно описывающей, как на ней помешались голоса меченого настолько сильно, что просто свели носителя с ума. Отличная рисовалась перспектива. Ты всегда боялся сдохнуть, двинувшись перед этим на жажде крови? Что ж. Получи. Распишись. Подавись. Теперь он сдохнет, двинувшись перед этим на девчонке, которая даже в самых откровенных фантазиях прошлого не воспринималась как кто-то, кто может по-настоящему интересовать в подобном контексте. Лекс не раз представлял то, что сегодня насиловало его во сне, но никогда не допускал, что это может произойти в реальности. Ни разу. До вчерашнего вечера. Вновь раздраженно выдохнув на очередную трель надоедающей птицы, Лекс взял с земли дневник и вырванные из него страницы, решив, что несколько минут на излишний трагизм закончились. Хотелось разобраться с этим поскорее. Резко содрать пластырем и забыть. Он взял последнюю страницу, которую еще не успел прочитать, и пролистнул дневник в поисках места, из которого ее вырвали. Найдя нужный период жизни Арман, Лекс глубоко вдохнул, настраиваясь на то, что к концу описанного дня, скорее всего, к нему вернутся желание крови и грязные мысли. Будь они прокляты. Я пытаюсь разобраться в том, как это работает, но у нас слишком мало информации. Ребята рассказывают выводы, которые делает Лукас, но они не могут озвучить всего. Нас постоянно слушают. Если нас разделят, станет сложнее. Опыт друг друга помогает выстроить хоть какую-то систему. Я единственная, кому не так уж сложно сопротивляться главному голосу. Она будто вовсе не пытается меня переломить. У остальных все не так. Они периодически отключаются от реальности, утопая в шепоте. Почти все говорят о призыве к убийству. Только Алекс и Оливер упоминают, что их тьма больше страдает от пыток, чем злится. Может, потому что они молоды? Если предположить, что голоса — это действительно мы, а не кто-то посторонний, то очень логично, что подростки меньше всего склонны к проявлению такой жестокости. Они еще слишком невинные. Я не понимаю, почему мой голос не пытается меня подавить. Должна быть закономерность, но я ее не вижу. То, что происходит с Маркусом, я понимаю еще меньше. Даже у меня есть какая-то определенность. Хоть главный голос и разумнее, он точно так же, как и все остальные, зациклен на смерти. А Маркус… Он становится с каждым днем все агрессивнее. Мы пытаемся разобраться, но обычно его захлестывает почти сразу. Он многое скрывает, и я все реже могу его успокоить. Маркусу все тяжелее себя контролировать. Лекс отложил дневник и уделил внимание выдранной странице. Если про всех можно сказать, что мы как будто раздвоились на себя и на самую страшную нашу часть, то Маркуса мотает так сильно, будто в нем сидит несколько личностей. Его мировоззрение скачет хаотично. На тренировках голос нашептывает ему о возможности выбраться с его помощью. И как бы я ни пыталась убедить Маркуса, что он зря надеется однажды использовать эти способности, он не слушает. Он застрял в своем убеждении, что обязан спасти меня и Люси. Когда я перегибаю, голос говорит с ним о моей смерти. Маркус предполагает, что тот меня боится и пытается так защититься. Но ему проще всего игнорировать шепот именно в такие моменты. Наверное потому, что в большую часть времени голос солидарен в его симпатии ко мне. Призыв ко мне звучит громче всего. Я считаю, что именно это самое опасное, за счет меня и Люси на Маркуса проще всего повлиять. И, кажется, я становлюсь для него гораздо важнее сестры. Он зацикливается. Он буквально каждую минуту ко мне прикасается, и если раньше он относился к этим желаниям с осторожностью, то теперь воспринимает происходящее как само собой разумеющееся. Он не позволяет мне никаких возражений. Злится, когда ко мне кто-то приближается. Больше всех страдает Джастин. Мы с ним слишком успешно держим нейтралитет, и Маркус отрывается на нем за это на арене. Они оба мне об этом не рассказывают, но состояние Джастина… Каждый раз он будто соскребает себя со стен, чтобы вернуться. Маркус все чаще появляется без сил. Лу приходится постоянно его очищать, чтобы он не прикончил ценный образец? Что там у них происходит? Не получается напомнить Маркусу о реальности. Да и уже не хочется. Я тоже забываю о будущем. Все разумные мысли пропадают за тем, что я могу сопротивляться возмущениям тьмы, которая постоянно напоминает, что Маркус мне не пара. Отношение к нему — единственная эмоция, которая принадлежит мне одной. Все остальные переплелись, превратившись в хаотичный клубок, который я никак не могу распутать, и только Маркус — что-то стабильное. Это что-то больное, но найти в себе силы и прекратить не получается. Он единственное, что позволяет мне вспомнить о прошлой себе. Только благодаря ему я могу смириться с болью. Когда он обещает отомстить, я вспоминаю тех нас, которые еще надеялись вновь увидеть солнце. Сейчас его обещания однажды обязательно показать мне Валенсию и накормить самой вкусной паэльей на побережье кажутся такими глупыми и несбыточными. Только ради них хочется запоминать те дни, в которые Маркус все еще в себе. Но то, что происходит с нами в моменты близости, напоминает безумие. Не такое, о котором пишут в книжках. Настоящее. Это больше не Маркус. Нет больше трепета и неловкости. Нет надежды найти друг в друге спасение. Остались только чернеющие радужки и быстро исчезающие синяки. Удовольствие становится все болезненнее. Если бы не возросшая физическая устойчивость, в последний раз он переломал бы мне кости. На бедрах до сих пор не сошли ожоги. Все зашло слишком далеко. Однажды Маркус просто не очнется. И тогда придется выполнить обещание. Лекс нахмурился, перевернув страницу, но не нашел продолжения. Взяв дневник, он перелистнул следующие листы и обнаружил еще несколько упоминаний имени этого парня, однако характер описаний изменился. Его присутствия стало резко меньше, а взаимодействие отдавало нейтралитетом. Ничего, касающегося их личных отношений. Лекс пробежался взглядом по следующей части дневника, начертания в которой сменились с чернил на кровь, в поисках хотя бы намека на то, чем закончились их связь. Но Арман «любезно» лишила этой информации. На остатках потрепанных страниц в принципе оказалось очень мало связных вещей. Арман перестала писать что-то о себе и своих мыслях, сконцентрировавшись на шепоте. Чаще всего упоминались попытки совладать с туманом. Описывались тренировки с другими мечеными, но абсолютно безэмоционально. Скорее всего, Маркус встречался в этих записях, однако перестали упоминаться имена. Лишь безликие «остальные». Все это было полезной информацией. Очень полезной. Но сейчас она не имела никакого значения. Отложив дневник, Лекс уткнулся локтями в колени и, наклонившись вперед, нахмурился. Что могло произойти дальше? Арман собиралась прекратить. Позволил бы Маркус ей это сделать? Если его одержимость хоть в чем-то походила на жажду смерти, вкус которой невозможно спутать ни с чем другим, то Маркус перешел бы любую черту ради желаемого. Лекс это понимал, потому что сам бездумно следовал за зовом в самые страшные дни своего существования. Он не раз пытался отнять жизнь, забывая себя, что уж говорить о других видах насилия. Каждое новое предположение становилось хуже другого. И это привело к следующему вопросу: Мог ли Лекс, если все станет хуже, забыть о себе и свихнуться настолько, чтобы переступить грань? От пришедшего на ум ответа затошнило и горло обожгло поднявшейся по пищеводу желчью. Резко стало страшно. Так страшно, что пальцы забились в нервной дрожи, которую так и не удалось унять.* * *
— Ты в порядке? — донесся до Лекса обеспокоенный голос, и он приоткрыл один глаз и потянул уголок губ вверх, молча приветствуя Гленис. Девушка ответила такой же вымученной улыбкой и, остановившись рядом с ним и опершись на стену, съехала по ней на землю. — Я должен быть не в порядке? — Лекс опустил веки, впитывая тишину. Нескольких часов, которые прошли с момента, как он отложил дневник подальше, хватило на то, чтобы подвергнуть свой мозг такому количеству утомляющего анализа, что в одну секунду Лекс просто сдался и силой выбросил любые мысли. Пока Арман находилась на таком расстоянии, что он просто не ощущает ее присутствия, можно попытаться насладиться хотя бы намеком на уравновешенность. Не факт, что в ближайшее время ему посчастливиться урвать еще столько часов в «одиночестве». Он старался вовсе ни о чем не думать, но все же единственной навязчивой мыслью оставалась возможность бросить группу Арман самостоятельно разбираться с их проблемами и вернуться к первоначальным целям. Это во многом облегчило бы путь. Не осталось бы сомнений и противоречий. Не стало бы девчонки, слишком активно отвлекающей его от остальной части его существования. Пропала бы опасность свихнуться в самое ближайшее время. Жизнь стала бы намного проще. Наверное, это и было лучшим выходом — отказаться от тактических преимуществ, которые теперь оценивались гораздо большими последствиями. Но Лекс находил слишком много причин тому, чтобы остаться. Он не мог сказать с точной уверенностью, что все причины, которые казались ему убедительными, не оправдания тому факту, что он не хочет уходить. Самое худшее, что не хочет не из-за тоски, воющей в солнечном сплетении при каждой мысли о том, что так будет лучше для всех, а совершенно точно по собственному желанию, никак не зависящему от влияния тьмы. Арман дала ему слишком много того, от чего он просто не в силах отказаться. До ее появления Лекс не особо верил в положительный исход последней миссии, которую именно так и окрестил в своей голове. Он прекрасно понимал все трудности и совершенно осознанно вел своих людей туда, откуда они могут не вернуться. Вовсе не потому, что это могло его спасти. В этом последнем пути нуждался каждый из них. У них уже давно не осталось никакого смысла к существованию. В мире, тлеющем под их ногами, уже давно не было никаких целей. Будущего не стало. Они жили по инерции, все время сталкиваясь с кем-то, проверяли свою подготовку и при проигрышах оставляли за собой тела друзей. Они жили ради самого факта выживания. Вот только горечью на языке оседала невысказанная правда о том, что выживать не за чем. Что бы они ни сделали, мир все также продолжит пылать. Они все также продолжат бездумно идти вперед и отбирать чужие жизни. До того дня, как потеряют свою. Когда появился вариант спасти одного из них от неизбежного самого худшего конца, каждый из них ухватился за призрачную нить, пытаясь удержать то, что отличалось от бессмысленного существования, постепенно лишающего надежды. Они так и не озвучили вслух то, что читалось в глубине упрямо суженных глаз. Ни один из них не верил в положительный исход. Попытаться попасть в Нью-Йорк, который, как они теперь знали, кишел чудовищами, ставшими гораздо худшей угрозой, чем амоки? Пробраться в район, в котором, по информации Марисы, засел Лукас, преодолев перед этим многочисленные группы бесчеловечных мразей, рвавших любого случайно оказавшегося рядом путника на куски? Звучало наивно. Иллюзия надежды лучше ее полного отсутствия. Арман была чертовски права, когда постоянно твердила свою коронную фразу, на разные интонации повторяемую ее друзьями при любом удобном случае. Иллюзия, подаренная Лексу Марисой, зажгла не только в нем, но и в его людях надежду. Возродила какой-то смысл. За все три года на новой войне Лекс всего один раз преследовал такую осязаемую цель, которая чувствовалась колючей проволокой в ладонях. Путь сопровождался кровавыми ранами, остающимися на пальцах после преодоления каждого шипа, но в конце ждало что-то реальное. Что-то, что стоило разодранного в труху кожного покрова. Стоило любых усилий. И последствий тоже стоило. Любой риск оправдан, если идешь не потому, что нельзя останавливаться, а потому, что есть точка назначения. — Ты не такой как обычно, — заговорила Гленис, и Лекс молча пожал плечами. — Это из-за Кэли? — У нас же кроме нее нет больше никаких проблем, — он пытался сдобрить реплику сарказмом, но даже голос предал хозяина, прозвучав совершенно обезличено. — Нет, серьезно. Что случилось? — Все слишком сложно. — Давно ли в нашей жизни было что-то просто? — философски произнесла она. — Можно дать тебе совет? — Будто тебе нужно разрешение, — вздохнул он, подготавливаясь к очередной воспитательной тираде. Майлз часто упоминал, что Гленис с каждым годом все больше напоминает свою мать, и Лекс иногда втихую завидовал. Если та действительно была такой же заботливой, как сидящая рядом с ним девушка, и также открыто демонстрировала свою привязанность, ее ребенку очень повезло. Лекс ловил себя на зависти. Он тонул в этом чувстве, обдумывая, как могли бы сложиться их с матерью отношения, не погибни она практически сразу после его рождения. — Ты никому не доверяешь, и я это понимаю, — мягко заговорила Гленис, накрыв его лежащую на колене ладонь своей. — Ты возомнил, что ответственен за нас, видишь в Кэли угрозу и пытаешься защитить хотя бы оставшихся, потому что полтора года назад не смог… — Замолчи, — грубо рявкнул он, не позволяя ей озвучить эти слова. — Извини, — Гленис невесомо погладила его ладонь. — Правда в том, Лекс, что Кэли нам не угрожает. Ты с ней не общаешься, а когда пытаешься, предпочитаешь от нее защищаться. Я понимаю, почему ты не хочешь ни к кому привязываться и начинать доверять, но… В отличие от тебя я с ней разговариваю. Это сложновато спустя столько лет, да и Кэли всегда была излишне фанатична в охране личного пространства, но я пытаюсь наладить с ней контакт. Она все та же. Да, повзрослела, стала сильнее, злее, но в целом… — Ты ошибаешься на ее счет, — презрительно хмыкнул Лекс. — Ты слишком наивна. — Может быть. Но лучше я доверюсь и разочаруюсь в человеке, чем буду рычать на всех в округе и пропущу кого-то важного, — продолжила Гленис. — Однажды я доверилась тебе вопреки всем причинам не делать этого, — повысив голос, перебила она, стоило Лексу открыть рот для очередной уничижительной фразы. Он осекся и отвернулся. — И я не пожалела. Кэли все та же девушка, которая всегда боялась доверять людям, а однажды вовсе осталась без какой-либо поддержки наедине с худшим врагом. Но ей удалось пережить все удары судьбы и сохранить человечность. Немногие могут этим похвастаться. Она гораздо лучше, чем ты о ней думаешь. И знаешь, что самое важное? — Просвети меня, мисс сообразительность, — сухо произнес Лекс, ощущая себя нашкодившим котенком, которого тыкают носом в совершенные ошибки. — Самое страшное, с чем сталкиваются меченые, — далеко не ярость и не угроза обращения. — Откуда тебе знать, — вновь не сдержал он грубого тона. — Именно. Такое можно понять, только прочувствовав на себе. Самое страшное, с чем сталкиваются меченые — одиночество. — Лекс резко вскинул голову и окунулся в тепло ее мягкого взгляда. — Никто из нас не может тебя понять, но Кэли это по силам. Просто дай ей шанс стать не просто средством достижения цели, но, быть может, твоим другом? — Это невозможно, — устало произнес он, впервые позволив себе откровенно продемонстрировать то, насколько его вымотали последние недели. — Это, знаешь ли, не односторонний процесс. — Конечно, нет, — ласково проговорила Гленис. — Именно поэтому рано или поздно одна из сторон должна перестать вести себя как мудак. Тогда, быть может, и вторая сторона решит, что всегда быть сукой совсем необязательно. — Арман не спустила бы тебе этих слов, — хмыкнул Лекс, и девушка скрасила тишину трелью своего смеха. — Очень может быть, — с расстановкой произнесла она, кивая на каждое слово. Осмотревшись по сторонам, она на мгновение замерла, а следом удивленно воскликнула: — Смотри! Лекс проследил за ее взглядом и, остановившись на показавшемся из-за обломков темно-рыжем пятне, сдвинул брови. — Откуда она здесь? — спросил он, наблюдая за осторожно перемещающейся поджарой лисой, которая подбиралась к ним, подергивая хвостом и лавируя между крупными обломками камней. — До леса несколько миль. — Красивая, — восторженно прошептала Гленис, проигнорировав вопрос. Дождавшись, когда животное подойдет ближе, она протянула руку, приманивая его к себе, но Лекс, резко перехватив ее за запястье, дернул обратно. — Это хищник, — настойчиво произнес он, когда Гленис недовольно поджала губы. — Голодный непредсказуемый хищник. Он снова перевел взгляд на лису, которая настороженно за ними наблюдала, усевшись буквально в трех шагах, и принюхивалась, забавно шевеля носом. Порыв ветра всколыхнул пыль, и вместе с достигшим обоняния запахом разрушений Лекс почувствовал, как из глубин солнечного сплетения рвется тревожный сигнал. Он не заметил его зарождения, отвлекшись на разговор и приняв растущее напряжение внутри за недовольство. Его расслабило то, что за долгие недели он практически забыл, как инородное присутствие начинает шевелиться в груди пробуждающимся зверем, и чуть не упустил тихий шепот, твердящий одну и ту же фразу. Опасность. — Что-то не так, — бросил Лекс, поднимаясь. Гленис тоже быстро подорвалась, но от двух стремительных движений животное даже не насторожилось, что напрягло еще больше. — Кэли? — спросила девушка, озираясь по сторонам. — Нет, — без капли сомнений ответил Лекс, прижимаясь к ней спиной и не оставляя со своей стороны ни единой мертвой зоны. Не обнаружив в паническом предупреждении ни намека на волшебство, он прошипел: — Лишенные. — Близко? — Очень, — раздраженно констатировал он, костеря себя всеми возможными грязными словами за то, что расслабился до такой степени, чтобы их подпустить. Теперь он мог их различить. Четверо. Все чрезвычайно близко. Послышался шелест борьбы, из-за стоящего напротив здания вывалился мужчина, и появившийся вслед за ним Майлз ударил его ступней под колено и, стоило тому упасть, схватил его за волосы, потянув на себя. Блеснувший клинок тут же впился в горло мужчины, продавливая белую полосу. В этот же момент Лекс за секунду до звука над головой смог засечь еще двоих. Дернувшись, он успел отскочить от спрыгнувшего с крыши мужчины и, крутанувшись в подсечке, заставил того рухнуть. На чистых инстинктах, не задумываюсь, он рванул тело на себя и передавил горло брыкающегося мужчины сгибом локтя, практически полностью перекрывая кислород. Посмотрев на Гленис, он заметил, что та не успела среагировать на второго и широко открытыми глазами смотрела прямо в направленное ей в лицо дуло пистолета. Лекс моментально отбросил обездвиженного мужчину себе под ноги и, поднявшись, молниеносно выставил обе палочки в стороны, нацеливая их на противников. — Вы будете умирать долго и мучительно, — на грани рыка произнес он, переводя взгляд с одного на другого, и следом уставился между ними, определив местоположение последнего. Через мгновение раздались размеренные аплодисменты, и из-за угла стоящего слева здания показался мужчина. Он выглядел моложе остальных, за исключением самоубийцы, решившего наставить на Гленис ствол. Лекс быстро изучил силуэт, выискивая детали, способные рассказать о противнике. Мужчина на вид был старше их компании лет на десять. Зачесанные назад светлые волосы покрывала грязь, которая позволяла теряться яркому пятну на фоне серых стен, а одежда намекала на военное прошлое. На его плече болтался толстый ремень, фиксирующий переброшенную за спину штурмовую винтовку, на бедрах виднелись кобуры двух пистолетов, а из уха спускался закрученный спиралью проводок, уходящий в нагрудный карман к выпирающей рации. Лекс мог с уверенностью заявить о том, что этот мужчина опаснее остальных. На это намекало не только более смертоносное оружие. Это светилось в его суженых светло-голубых радужках. Обещание. Мужчина прошел вперед, оставив за спиной прижимающего к горлу противника нож Майлза. Главный, как его окрестил в своей голове Лекс, остановился и неотрывно уставился на него. Через секунду его взгляд опустился на метку на шее, и он расплылся в кровожадной ухмылке. — Как интересно, — заговорил мужчина, и низкий тон наполнил воздух. Он посмотрел на Майлза, на Лекса, и следом вновь на Майлза. — Изменим расстановку сил? Он повернулся вполоборота и резко выхватил оба пистолета из креплений на бедрах. Щелкнув предохранителями и наставив их на обоих парней, он посмотрел Лексу в глаза и вскинул бровь, видимо, тоже сразу уловив, кто принимает решения. Мужчина издал причудливый звук, щелкнув языком, и лиса, до этого времени так и продолжавшая спокойно сидеть и наблюдать, отступила, заняв положение рядом с ногами мужчины. Обнажив пасть, она прижалась пузом к земле, подергивая хвостом. — Точно, совсем забыл, — мужчина картинно покачал головой. — Эхо, последний аргумент, будь добра. Прошло несколько секунд, и затем Лекс дернулся, почувствовав угрозу, несоизмеримую с тем, которая шла от заставших их врасплох мужчин. Он инстинктивно посмотрел вдаль и успел заметить стремительное движение мелкого предмета, через мгновение врезавшегося в стену в трех шагах от Гленис и вспоровшего камень насквозь. Ошметки посыпались вниз пылью. До слуха донесся запоздалый оглушительный раскат выстрела. — Ты можешь попытаться использовать магию, но это будет последним, что каждый из вас успеет сделать, — обращаясь к Лексу, с холодной ухмылкой произнес мужчина, четко выделяя каждое слово, словно разговаривал с ребенком или умалишенным. — Позади меня вышка, до нее чуть больше полумили, а на ней снайпер с крупнокалиберной винтовкой. Он держит на прицеле твою подружку, и стоит нам увидеть хотя бы малейший намек на туман, твоя рыжая милашка труп. Слишком далеко. Лекс уцепился за озвученную фразу про туман, пытаясь нащупать причину затрепетавших сомнений, но от дальнейших размышлений его отвлекли следующие слова. — Ты сможешь испепелить пулю, которую я тут же пущу тебе в голову, и, скорее всего, остановишь хищника до того, как он вцепится тебе в глотку, — продолжил мужчина и еще раз цокнул языком. В ту же секунду лиса угрожающе зарычала, пригнув голову ниже. — Возможно, даже успеешь испепелить несколько пуль, одновременно пущенных в тебя и твоих друзей. Может, твой друг тоже успеет перерезать глотку моему человеку. В итоге мы оба понесем потери, если, конечно, среди вас нет еще парочки меченых, но что-то мне подсказывает, что я бы тогда уже не разговаривал. Прислушиваясь к звуку ветра, поднимающего пыль разрушений под их ногами, Лекс пытался просчитать все возможные варианты действий. Если бы не снайпер, риск стал бы оправданным. Он, без сомнения, успеет убить обоих стоящих рядом мужчин за секунду, а Майлз не побрезгует вскрыть горло своему оппоненту. Постаравшись, один из них успеет прикончить и предводителя. Но для Гленис это, вероятнее всего, обернется катастрофой. Дерьмо. — Вы с твоим дружком оказались неожиданно резвыми, и ситуация сложилась… — мужчина на секунду замялся, подбирая выражение, — патовая. Я не против проверить, что будет, если мы оба рискнем. Интересно, кто победит: защищающий несколько целей меченый или пуля пятидесятого калибра? Под конец фразы голос мужчины пропитался сухой иронией, но следом он нахмурился, подняв взгляд выше на крышу дома. Лекс тоже дернулся, когда в коктейль из ярости, вскипятившей кровь на финальных словах, влилась примесь ощущений магии. Она появилась легким фоном, но приближалась с настолько стремительной скоростью, словно в их сторону летело выпущенное из палочки боевое намерение. Это что-то сильное, материальное. Кей? Через десяток секунд Лекс услышал быструю переступь лап по крыше. На земле мелькнула тень силуэта, и перед ними беззвучно приземлилась рысь. Животное угрожающе рыкнуло на мужчину, подогнув передние лапы. Лиса, все это время скалившаяся на Лекса, взвизгнула и, отступив, спряталась за ногами своего хозяина, трусливо поджав хвост. Рысь переступила, опустив голову и зарычав еще угрожающе. Лекс приготовился оттолкнуть Гленис, рискнув попытаться укрыть ее от прицела снайпера и подав Майлзу, в данный момент оказавшемуся в самом выигрышном положении, сигнал к началу действий. У них появилось хоть какое-то преимущество. Он максимально незаметно перевел взгляд на Майлза, и тот кивнул, без слов поняв. Но затем главный противник двинулся, и Лекс посмотрел на него, удобнее перехватив волшебные палочки. Он внимательно отследил, как мужчина опускает пистолеты. — Не двигаться, — отдал он приказ своим людям. — Одно лишнее движение, и мы обязательно проверим, сделает ли меченый снайпера, — это прозвучало уже для оппонентов. Едва заметно повернувшись, Лекс опять посмотрел на Майлза, все так же готового начать действовать в эту же секунду, и почти неуловимо покачал головой. Что-то изменилось. Раздался щелчок предохранителей, и, спрятав пистолеты в кобуры и сделав два шага вперед, мужчина присел на корточки так близко к рыси, что Кей, не напрягаясь, мог вцепиться ему в глотку. Догадывается, что это человек? Сощурив глаза, мужчина растянулся в ухмылке, рассматривая грациозную смертоносную тварь, а следом протянул руку, собираясь почесать ту за ухом. Кей рыкнул и, дернув головой, угрожающе клацнул зубами. — Ладно-ладно, киса, — хохотнул тот, подняв руки в примирительном жесте. — Будьте внимательны, детки, нож может прилететь из-за любого угла. Раз этот здесь, то и Ноа где-то рядом. Так ведь, Кей? Вы так и остались сиамскими кроликами? И сбрось уже этот облик, ты пугаешь Нуки. Вихрь магии всколыхнул пыль под их ногами, и мужчина поднялся, наблюдая за перевоплощением. Лиса за ним навострила уши, и головорез, заведя руку назад, повертел запястьем, отчего та, уловив сигнал хозяина, судя по виду немного расслабилась. Кей трансформировался и, сделав резкий выпад, с силой толкнул мужчину, отчего тот потерял равновесие и едва не наступил на моментально шарахнувшееся в другую сторону животное. — Еще раз назовешь меня кисой… — Знаю, знаю, ты выпустишь мне кишки, — расхохотался тот, едва удержавшись на ногах. — Лекс, уйми своих людей. Никто из них не рискнет пойти против слова Кэли. Так ведь? — с расстановкой проговорил Кей. — Ты же не станешь нарушать ее союз, правда? Она положилась на твое здравомыслие, хоть я и настаивал, что она чокнулась, раз уж решила, что оно у тебя есть. Мужчина несколько долгих секунд смотрел ему в глаза, а затем взметнул руку. Головорез, который держал на прицеле Гленис, сделал несколько шагов назад, опустив оружие. Лекс ослабил хватку, убрал палочки и, посмотрев на Майлза, едва заметно кивнул. Тот тоже отступил, проворачивая в ладони нож, а сидящий перед ним мужчина поднялся, потирая горло в месте контакта с лезвием. — Эхо, — потребовал Кей, проследив за рассредоточением едва не вцепившихся друг другу в глотки людей. Главный скривился в ухмылке. — Эхо, отбой, свои. Проверь округу, пакуй винтовку и тащи свою задницу сюда, — четко проговорил в воздух мужчина и, сделав шаг к Кею, протянул ладонь, которую тот сразу сжал рукопожатием. — Давно не виделись, киса, — на последнем слове мужчина сделал акцент и опять рассмеялся, стоило тому отбросить его запястье и вновь толкнуть мужчину в плечо. Но следом заметил, что его человек, пусть и снял Гленис с прицела, все еще держит оружие на изготовке, показательно закатил глаза и рявкнул: — Да опусти ты уже ствол, или ты настолько ссышься хрупкой девчонки? Самый молодой парень из новоприбывшей группы замешкался на несколько мгновений, но следом окончательно отступил, и Лекс, резко выставив руку, притянул девушку к себе за спину. Переминающийся с ноги на ногу парень ненадолго задержался на метке на его шее и, наткнувшись на направленный прямо на него взгляд, тяжело сглотнул, отступив. Он точно имел не самый простой опыт с мечеными. — Забери Эхо, — распорядился главный, опустив руку в карман и, достав ключи, не глядя бросил их в сторону парня. — Остальные свободны. Парень перехватил звякнувшую связку и стремительно скрылся за зданиями. Остальные мужчины двинулись в сторону убежища, чертыхаясь себе под нос. — И почему ты решил, что от него будет толк? — язвительно спросил главный проходящего мимо него другого мужчину, на лице которого Лекс заметил обширный ожог, тянущийся от глаза к уху. — Он отлично стреляет, — отмахнулся тот. — Ты на первых операциях тоже вел себя как дегенерат. — Как и ты, — хмыкнул главный. — И где мы сейчас? — многозначительно произнес второй мужчина и, пройдя в проем здания, сладко пропел: — Спасибо за службу, Люсинда. Стоило ему скрыться в помещении, как до оставшихся на улице донесся отвратительный скрип костей. Кей вздрогнул и, дернув головой, уставился на главного, который тем временем снял винтовку с плеча и, сделав два шага назад и оперев ее на свою ногу, полуприсел на руины, оставшиеся от стены одного из зданий. Лиса крутанулась вокруг своей оси и, проследовав за хозяином, разместилась у его ног. — Лекс, отпусти своих людей и подожди минутку, мы разберемся с вашим знакомством чуть позже, — произнес Кей сквозь зубы. — Ты назвал этим именем мертвого ребенка? — обратился он уже к мужчине еще злее. Крылья его носа дернулись, словно он вдохнул аромат падали. Лекс нахмурился, уловив новый виток накала атмосферы и, повернувшись к Гленис, тихо сориентировал ее о дальнейших действиях. Проследив, как девушка подходит к Майлзу и, передав его слова, утягивает его подальше от «временного приюта», Лекс вновь обратил взор к мужчине. — Отличное имя, — пожал плечами тот и, достав из кармана пачку, вытянул сигарету зубами. Дождавшись, как его группа скроется в здании, в котором пряталось убежище, он чиркнул зажигалкой и, глубоко затянувшись, посмотрел на Кея исподлобья. — Злопамятный ублюдок, — прошипел тот. — Не суй свой бесчувственный нос в дела взрослых, — с убивающим спокойствием ответил мужчина. — Ты труп. — Да неужели? Я слышал это сотни раз, но, как видишь, я все еще здесь, — насмешливо произнес мужчина, картинно разведя руки, и, затянувшись, выпустил несколько колец дыма, задрав голову. Но следом он нахмурился и, выдержав недолгую паузу, задал еще один вопрос, прозвучавший гораздо серьезнее предыдущего: — Где она? — Охраняет Ноа, пока она заканчивает с барьером, — пояснил Кей. — Мы были в полумиле отсюда, когда вы пересекли границу. Я узнаю твою гнилую ауру даже при смерти. К счастью, мне хватило времени. — Почему не сама? — Экономит силы. Да и побоялась навредить. Понадеялась, что ситуация не критична. — Защитный барьер? — спросил мужчина. — Сигнальный, — уточнил Кей. — Вы явно пришли не день рождения Ноа отпраздновать. Меня расстроит цель вашего визита? — Разозлит, — прозвучал краткий ответ. Мужчина высказал такое количество грязной брани, что будь Лекс понежнее, у него отсохли бы уши. «Упрямая сука, вечно пытающаяся сдохнуть» оказалось единственной более-менее цензурной характеристикой, брошенной, без сомнения, в сторону Арман. Замолчав и посмотрев на Лекса, мужчина склонил голову набок, ощупывая его силуэт, и, задержавшись на выглядывающей из-под ворота толстовки метке, отбросил от себя недокуренную сигарету. — Поговорим внутри, — подхватив винтовку и поднявшись, он стремительно скрылся в проеме, оставив их с Кеем наедине. Лиса подорвалась и убежала вслед за ним. Кей громко выдохнул, стоило перестать раздаваться шагам за покрытой глубокими трещинами и толстым слоем пыли стеной. Заняв место покинувшего их мужчины, он посмотрел себе под ноги, поджав губы. Лекс пнул камень и под звук постукивания о землю встал напротив. — Кто-то из ваших? — спросил он скорее для проформы. Близкое знакомство с появившимися мужчинами не заметил бы только кретин с полным отсутствием интеллекта. Лекс и сам бы догадался, если бы вовремя проанализировал услышанное про туман. Это же было на поверхности, лежало перед его глазами. В последнее время ты слишком туго соображаешь. — Те самые разведчики, — кивнул Кей. — Отщепенцы. Выскочка с гнилым языком — Фил. — Он не в восторге от встречи. Лекс обошел Кея и, присев рядом, обернулся через плечо, высматривая своих людей, но они досконально выполнили приказ, скрывшись на окраине бывшей строительной базы. — Ошибаешься. Он тащится от каждой возможности выбесить Кэли, — возразил Кей и устало вздохнул. — Молодец, что не стал провоцировать. Эхо не промахивается и больше всего в жизни хочет выслужиться перед Филом. Она убила бы всех, если бы он захотел. Чокнутые. — Он много знает о меченых… — многозначительно проговорил Лекс. — Фил? — Весьма интересно было прослушать про испепеленные пули. — Ты после получения метки ни разу не попадал под огнестрел? — спросил Кей и продолжил, заметив, как Лекс вместо ответа потирает плечо, хранившее рваное воспоминание: — Не пытался, значит? — Меня ранили всего через полтора месяца после получения метки, — уклончиво ответил Лекс, избежав подробностей. Даже если бы он знал, что меченые способны бороться с выстрелами каким-то образом, в то время его зло еще только вступало в свои права и вряд ли могло предотвратить ранения, которые он перенес в ту судьбоносную встречу. Да и… слишком сильно Лекс в тот день мечтал о смерти, чтобы сопротивляться. Вопреки желанию всплыло воспоминание о боли, которая на недолгое время вернула ему настоящий смысл. Только оказавшись на пороге существования, Лекс смог вновь их почувствовать… Сладкий привкус жизни и ярость, толкающую к достижению цели. — До того, как Фил ушел, мы много сражались вместе, — произнес Кей, перебив словами полное погружение в один из сложнейших периодов жизни Лекса. — Он был ключевым членом основной боевой группы, участвовал в каждой операции. Практически всегда страховал Кэли. Фил отлично представляет, на что способны подобные ей меченые, но несмотря на то, что видел ее в самом страшном воплощении, никогда не боялся. — Немногие лишенные могут этим похвастаться. — Как и волшебники. Если бы я мог, я бы, скорее всего, боялся. Они с Кэли вытаскивали друг друга из такой задницы, из которой никто бы не выбрался. Отличный сложился тандем, но потом… — Кей осекся и покачал головой. — Неважно. Предупреди своих, чтобы не реагировали на Фила. Когда Кэли вернется, тут станет жарковато. — Мне стоит волноваться? — Он отморозок, обожающий дразнить тигра в клетке, но Кэли, в отличие от него, ведет себя как взрослая. Пособачатся немного и успокоятся. — Арман? Как взрослая? — с напускным удивлением проговорил Лекс. — В отличие от тебя, с Филом они цапаются, потому что слишком хорошо друг друга знают, — тяжело вздохнул Кей и поднялся. — Дайте мне время на переговоры, нужно утрясти ваше присутствие. Кэли просила хотя бы попытаться подготовить его, прежде чем она начнет уговаривать его пойти с нами. — Его появление — благо? — Лекс встал вслед за ним, намереваясь поговорить со своими людьми. — Лучшее, что могла нам дать судьба, — кивнул Кей и направился к зданию. — Постарайся быть вежливым, когда он начнет прощупывать, что ты за человек. — Я сама вежливость, — фыркнул Лекс, получив на высказанную фразу сухой смешок. Он двинулся в сторону своей группы, мысленно молясь судьбе о том, чтобы прибывший ублюдок смог отвлечь Арман от похотливой мясорубки, в которую они оба попали без своего желания. Ее личные проблемы могли подарить ему временную передышку, и, если Филу удастся хотя бы на день облегчить его жизнь, Лекс обязательно при дальнейшем расставании его поблагодарит. Даже несмотря на то, что за направленное ему в лицо дуло пистолета тот заслуживает самой мучительной смерти. Раздавшийся после промелькнувших мыслей тихий смех, ядом ошпаривший кости изнутри, вновь заставил Лекса нахмуриться. Если он надеялся хоть немного расслабиться, то сидящая в нем тьма явно не собиралась на передышку. И это вновь воскресило страх, тонким липким слоем осевший на сжатых в кулаки ладонях.