Vincula rubigo - Цепи из ржавчины.

— Тётушка, я иду отмечать Танабату с другом, — я на несколько секунд выглянула из своей комнаты, чтобы оповестить только проснувшуюся тётю и тут же возвращаясь обратно к сборам. — И доброе утро. — Доброе, доброе, — тётушка зевнула. — А с кем именно идёшь? — С Рюсеем, он меня вчера пригласил отмечать вместе. — Вчера… — тётя остановилась и призадумалась. — До моего возвращения или после? — Ты уже спать легла, — ответила я. — Тётушка, скажи, я же могу пойти не в юкате? Не уверена, что смогу в ней спокойно передвигаться… — Можешь, но нам всё равно нужно одеть тебя покрасивее, — меня смерили оценивающим взглядом. — Вроде бы у меня оставались несколько подходящих платьев. — Платьев? Не думаешь, что юбки будет достаточно? — страшно представить что за платья хронятся у тётушки, она же само воплощение ярких красок. — Юбку? — тётушка снова оглядела меня с ног до головы. М-да, сомневаюсь, что что-то можно рассмотреть за огромной футболкой и столь же большими шортами, но ладно. — Хорошо. Сегодня у меня как раз выходной, так проведём же его с пользой!       Выходной? Точно, ведь на Танабату всегда дают выходные. Как же я об этом не подумала? Могла бы провести день с тётушкой Коё, мы ведь и так видимся только утром и вечером. И то не всегда. Наверное, что-то отразилось на моём лице, потому что тётя тут же схватила меня в охапку и потащила примерять горы одежды, как она выразилась «идеально подходящей такому празднику». Ну и совершенно не подходящей мне.       Зато было весело. Я по полной критиковала яркие цветные кофточки, летние воздушные платьица и прочую одежду фасонов и видов которой было не счесть. И где только тётушка всё это хранит? Тётя отвечала мне остроумными шутками, через раз затыкая меня какой-нибудь фразочкой про женихов. Я же на это только краснела, шипела и просила не говорить чего-то подобного. Но меня, разумеется, не слушали.       Где-то к часу дня мы вспомнили, что так и не позавтракали, так что наряжание меня во всевозможную одежду было отложено и я отправилась готовить обед, натянув свою привычную домашнюю одежду. — Осаму, ты прям как куколка, — сказала тётушка, помогая мне накрыть на стол. — Я так давно не играла в подобные «показы мод», последний раз мы так дурачились с твоей матерью, — тётушка счастливо и грустно улыбнулась. — Правда, моделью тогда ставили меня, потому что Озаки всегда говорила что модельер должен быть старше и у неё намного больше опыта в создании образов чем у меня, — пожаловалась тётушка Коё. — Ну, теперь ты можешь отыграться на мне, — хмыкнула я. — Торжественно разрешаю тебе подобрать мне наряд на прогулку с Рюсеем. И обещаю, что надену именно то, что ты подберёшь. — Ты не шутишь? — в глазах тётушки вспыхнул огонёк. — А если тебе не понравится? — Тогда я всё равно надену подобранные тобой вещи и скажу ему, что ты меня заставила, — усмехнулась я. — Ну не коварна ли я? — Очень коварна, — тётя прижала меня к себе, потрепал по волосам и поцеловала в макушку. — Умничка моя. — Я старалась.       Мы пообедали продолжили подбирать мне наряд. В результате гулять с Рюсеем я должна была идти в летнем воздушном платье цвета васаби, только очень бледного васаби, а поверх надевался жакет оливкового цвета. Вместо привычных кроссовок тётушка откуда-то раздобыла красивые босоножки. — Это ещё твоей мамы, — сказала она. — Всё не решалась разобрать её вещи. Видишь, вот и пригодились. — Угу, — я осмотрела себя в зеркале. — Широта меня увидит — в обморок хлопнется. — А сосед наш здесь при чём? — хитро прищурилась тётушка. — Так он же меня только в джинсах да школьной форме видел. Наверняка ему сложно представить меня в платье. — Ох, у них и похлеще мечты бывают, — вздохнула тётушка. — Так, телефон взяла? — Да. — Хорошо. А куда ты его положишь? — Ты мне сумочку дала… — я потянулась и сняла с ручки двери маленькую почтальонку цвета листьев алоэ. — Угу. Сейчас денег на вкусняшки дам, — тётушка достала свой кошелёк и вручила мне пару купюр. — Не всё ж кавалеру платить. — Тётя, — шикнула я. — Мы идём как друзья. Что вы всё заладили? Один спрашивает, гадалка эта на фестивале, ты ещё. — Больше не буду, — серьёзно пообещала тётушка. Если она обещает что-то с таким лицом, значит, точно не нарушит слова.       Я вздохнула и улыбнулась. — Ладно, Рюсей должен скоро подойти.

***

      Рюсей раньше никогда не замечал Кенджи. Нет, он знал, что в их классе учится девочка с таким именем. Знал, что об этой девочке ходят слухи по всей школе. Знал, что она множество раз пыталась покончить с собой. И он бы не удивился, если бы ей в конце концов это удалось.       Он не думал о ней чаще, чем раз в несколько дней, когда одноклассники упоминали её имя, но тут же забывал. Они не общались. Не были знакомы. С чего бы ему переживать из-за той, кто для него никто? Именно поэтому он и думать забыл о Кенджи на целый месяц. В прочем, как и большая часть класса. Никто даже и не знал, что с ней случилось. Да и не интересовались.       А потом она вернулась. И это перевернуло всю жизнь Рюсея с ног на голову. Или же всё-таки наконец поставило эту жизнь на ноги? Кенджи оказалась не такой тихой и неразговорчивой, как ему казалось до этого. Конечно, она не шла на контакт первая и все разговоры всегда начинал Махиру. Но она, пусть односложно, но отвечала. У неё оказался просто удивительный голос. Никто в классе до этого не слышал голоса Кенджи — её не спрашивали на уроках. А ещё Рюсею было стыдно за то, что он в первый день их знакомства назвал её суицидницей. Ему не следовало так говорить.       А потом случился тот разговор по дороге домой, когда Кенджи попросила его держаться подальше от фокусников. Он, честно, пытался загладить свою вину первого дня их знакомства, попросив прощения за те слова. Она же, как оказалось, не зацикливалась на этом. Пусть она и не пошла с ними в караоке, но всё же оказалась там, когда Рюсей чуть не попал под машину.       Просто в один миг, когда он падал под колёса белого автомобиля перед глазами появилось сосредоточенное испуганное лицо Кенджи. А потом много крови. Вместо него под машину попала она. Она защитила его.       С этого дня Рюсей не просто заметил Кенджи. Он узнал её. Он оказался привязан к ней нерушимыми узами морального долга, как он считал. Он добровольно привязал себя к Кенджи.       А она не обращала на эту цепь абсолютно никакого внимания, сказав, что на её месте так бы поступил любой. Но Рюсей ведь всё понимал! Пускай он не знал как, но эти два случая: предупреждение о фокуснике и авария — они были как-то связаны. Рюсей хотел ответно позаботиться о Кенджи. Но, у него это не получилось.       Зато получилось у Коюки, который, к тому же, после разговора с Кенджи вернулся счастливее некуда. Рюсей тихо тлел от зависти, но не позволял ей охватить себя целиком — с Коюки они были лучшими друзьями, нельзя разрушать дружбу из-за каких-то странных чувств, названия которых Рюсей не понимает.       А потом Сакуя и Махиру рассказали о шрамах на руках Кенджи. И Рюсею стало плохо. Неужели все те слухи о попытках самоубийства и шрамах по всему телу — правда? После столь долгого общения с Кенджи Рюсей отказывался в это верить. Ему было смешно от осознания, что Кенджи куда несчастные, чем хочет казаться. Но это был совершенно не весёлый смех.       А Кенджи всё больше и больше открывала ему свои скрытые стороны. Оказывается, она довольно неплохо знает английский и разбирается в множестве тем. Для неё нет никого важнее тёти. Кенджи твёрдо намерена жить. Жить долго и счастливо.       Но его очень больно укололо то, что как потенциального супруга она назвала не его а Коюки. Разве Рюсей не добрый?       Но она сказала, что это только фантазия и она ещё не знает, что будет делать в будущем.       А потом был спортивный фестиваль, на котором гадалка предсказала Кенджи, что ей скоро признается кто-то из троих. Но ведь Сакуя перевёлся совершенно недавно и теперь их осталось трое! Эта новость очень взволновала Рюсея. Тем более, что это он предложил им сходить к гадалке. Сам же он отказался получать своё предсказание при всех.       Когда же они вернулись в свой класс почти в самом конце дня, он сказал что скоро вернётся и опрометью бросился к той самой гадалке. Притворившись, что ему совершенно скучно и нечем заняться, он подошёл к её столу. — Погадаешь? — На любовь? — с улыбкой спросила девушка. — Могу.       И она нагадала ему. Любовь. Сильную эмоциональную привязанность. И пожелала быть смелым в своих словах. Настолько, насколько это вообще возможно.       А Кенджи… Она была такая красивая в этом платье. Почему-то ему было очень сложно представить её в платье раньше. Но не теперь. Теперь она была прекрасна. Прекрасна в бликах фейерверков. Прекрасна в отсветах фонарей. Рюсей наконец окончательно понял, что он чувствовал всё это время. — Кенджи… Я люблю тебя.