«Эти существа никогда не исправятся. А раз так…»
Я вытянул руку, и человек, державший факел, за какие-то секунды стал кучкой дымящейся плоти. Существа кинулись врассыпную. В своем страхе они все выглядели одинаково – с брошенным оружием и позабытой, абсолютно бессмысленной враждой. Поздно одумались. Я опустил руку, позволяя пролиться дождю из молний, а когда пыль осела, снова оглядел площадь, превратившуюся в мешанину из демонов и людей. Из злобы и трусости. Моя симпатия к одним и ненависть к другим сейчас казалась крайне лицемерной. И неоправданной. Ведь умирали все тоже одинаково. А сила продолжала прибывать. Я никогда не испытывал ничего подобного. Мое восприятие мира вышло на совершенно новый уровень. Звуки? Запахи? Не смешите. То, что раньше восхищало, сейчас казалось невероятно мелким – особенно в сравнении с тем, что открылось мне теперь. Я чувствовал, как потоки воздуха закручивают облака в воронки, формируя внутри электрические смерчи. Слышал, как меняется пространство, подстраиваясь под рев моей энергии. Атмосфера загустела от отчаянных воплей и последних вдохов. Носа коснулся аромат смерти – в зависимости от места та пахла по-разному, но всегда особенно. Этот раз не стал исключением. Я думал, что почувствую радость. Удовлетворение. Отвращение. Я должен был почувствовать хоть что-нибудь. И вроде даже чувствовал, но… где-то там. Мои эмоции отдавались в теле слабеньким эхом, будучи заточенными глубоко внутри – за пределами нужного сейчас.«Они получили то, что заслужили»
По внутренней стороне ребер что-то ударило, то ли протестуя, то ли соглашаясь. Треснула стена, за которой пряталось все субъективное. Я нахмурился, чувствуя, как сила отмахивается от этого удара, буквально заталкивая обратно рвущиеся наружу чувства. Толчок был таким сильным, что я оказался за стеной – там, где были лишь безнадега и мой собственный крик. Меня дезориентировало. Я онемел от боли и отупел от горя, пропитавшего здесь каждый миллиметр. Но теперь хотя бы стало понятно, зачем сила нас разделила. Я ударил по стене, прося – умоляя – вытащить отсюда. Потому что от этих эмоций, от этих мыслей, клубящихся вокруг меня, было тяжело дышать. Я потерял ясность, уверенность и хладнокровие, даже не успев прочувствовать их в полной мере. Все равно что, полностью очистившись, прыгнуть в озеро из грязи и гнили. Я задыхался, не имея легких. Слепнул, не имея глаз. И потому в итоге сдался, поддавшись заражению. Боль от потери снова проникла в мое сознание, оставляя после себя знакомые тени, похожие на трещины. Каждое чувство оставляло на мне свой отпечаток, лишая объективности и чистоты. Так продолжалось какое-то время, а потом все стихло. Вихрь из гнева, вины и отчаянья отпрянул и стал сжиматься, пока не обрел форму моего тела – еще человеческого и весьма неказистого. Мы стояли на разных концах моей комнаты, изуродованной разрушениями. Эмоции смотрели на меня запавшими и красными от горя глазами. Причем смотрели сверху вниз, потому что сам я принял облик ребенка – крохотного, едва способного передвигать ноги. Внезапно я показался себе ничтожным. Именно в этот момент в комнату просочилась сила. Она проскользнула между зазорами седзи, как туман, после чего материализовалась неподалеку в высокого парня. У него были черные, немного вьющиеся волосы до середины шеи, и глубокие глаза абсолютно неясного мне цвета. Черты лица казались смутно знакомыми. Оба смотрели на меня в каком-то странном ожидании. Оба протянули мне руку. Поколебавшись, я сделал крохотный шаг к эмоциям, и на меня тут же дыхнуло страданиями. Там было еще много чего, но страдания ощущались так четко и ясно, что мне сдавило несуществующее горло. Тогда я попробовал шагнуть к силе. Все сразу прошло. Я снова проникся этим поразительным ощущением ясности и понимания того, что нужно делать. Спустя три шага мои ноги и руки стали длиннее, а мышцы – крепче. Пропало ощущение ничтожности. Я перестал быть ребенком. Перед тем, как протянуть руку силе, я бросил взгляд в сторону эмоций. Поняв, что выбор сделан, они сели на пол и обхватили себя руками, став казаться гораздо меньше, чем раньше. Я должен был оставаться холодным и абсолютно безразличным, но теперь, будучи навечно отравленным отголосками мыслей и субъективных чувств, не смог сдержать торжества. Комната осталась за стеной, и я снова попал в собственное тело. Здесь и сейчас. И это ощущалось даже восхитительнее, чем раньше. Я дышал энергией. Да что там, я сам был энергией – чистой, необузданной. Всемогущей. Во всем мире не было никого, равного мне. По крайней мере, так я думал, пока не увидел ее. Уверен, даже боги не сходили с пантеона с настолько элегантной помпезностью. Сначала ко мне потянулся холод – такой, от которого отнимаются ноги и навечно закрываются глаза. Потом я увидел, как по земле тянется узор из наледи и силы. Ее шаги как будто крали все звуки из этого мира – только ради того, чтобы потом заковать их в лед, обратив в нечто прекрасное. Вечное. Мое дыхание стало таким же белым, как ее волосы. Я замер, не в силах пошевелиться от столь пронзительного взгляда, обрамленного серебристо-серой радужкой и снежными ресницами. Хрупкий силуэт окружала ледяная дымка тумана. Но самым поразительным было ее лицо – тонкая, почти прозрачная кожа, щедро покрытая кровью. Где-то на задворках встрепенулась мысль, окрашенная очень сильным чувством. – ЧТО ТЫ ТАКОЕ? – спросили мы. Я ощутил, как сила внутри меня потянулась к ней, взбудораженная. Не удивительно. Подобное зрелище не могло оставить равнодушным никого. Даже мой разум был неспокоен. Меня посетило ощущение, словно я забыл что-то чертовски важное. – Часть тебя. Та часть, которая говорит, что нужно остановиться. Ее голос не походил ни на что, слышанное мной ранее. Он сочетал в себе треск льда и журчание растаявшей воды. Может, дело было в том, что в ней замерла сама жизнь – не было слышно ни сердцебиения, ни дыхания. А вот пахла она невероятно – морозным утром и железом. В ней не было ничего лишнего. Мысль засуетилась сильнее. Что-то было не так. – СЛИШКОМ БОЛЬНО, – произнес рот без моего участия. – Знаю, – нежно шепнула она. – Поэтому я здесь. Позволь помочь. Она подошла вплотную, и кожу защипало от холода. Особенно это ощущалось на губах. Я слегка наклонился, поддаваясь желанию силы оказаться как можно ближе. С такого расстояния радужка ее глаз выглядела как жидкий металл. Зрачки вытянулись в острые вертикали. – А СМОЖЕШЬ ЛИ? Она сама поддалась навстречу, уже почти касаясь моих губ своими. Я сделал вдох, позволяя прочувствовать запах, пропитавший ее идеальную кожу. Эта ледяная нимфа вела себя так, словно мы знакомы. Однако подобное казалось невозможным, ведь если бы я увидел ее хоть раз, то навряд ли бы забыл. Но тогда почему… Откуда в ее голосе столько тепла? Она пыталась это скрыть, но я все равно слышал, как ее связки подрагивают от чего-то еле сдерживаемого. Мысль буквально взбесилась, забившись так, что эхо от ударов отдавалось в висках. Сила даже не обратила на это внимания, будучи в полной уверенности, что защиту больше не удастся пробить. В отличие от меня. Я отстранился от происходящего и добровольно подошел к стене. Почувствовав меня, мысль налегла с обратной стороны, уже практически крича. Она была настолько сильна, что отделилась от воплощения эмоций. Должно быть, это что-то действительно важное. Отринув чувства в той комнате, я также отринул воспоминания. Я думал, что оставил только то, что мешает. А вдруг это было ошибкой? Я боялся посмотреть в глаза силе. А потому просто скользнул за стену – в этот раз по собственной воле. Эмоции все также сидели в углу, не шелохнувшись. Я подошел ближе, но прикасаться все равно не спешил. Хватало миазмов, круживших вокруг. Вслед мне донесся первобытный рев, за ним – лязг железа. Так стена обратилась клеткой. Теперь ничто не мешало силе полностью подчинить мое тело. Я обернулся и понял, что смотрю на все, как сторонний наблюдатель – сквозь ржавые прутья и собственное отчаянье. Но не это было самым страшным. Девушка. Ее лицо… Черты, что до этого казались просто красивыми, обрели совершенно иную четкость, став знакомыми. Это была Рукия – самое невероятное и противоречивое существо из всех, что мне доводилось встречать. Источник моих желаний. Средоточие моего безумия. Причина моих кошмаров. Она выглядела такой слабой в том далеком переулке… А что же теперь? Стоит здесь, в эпицентре ада, источая мощь, сравнимую с моей. Я был сражен и при этом напуган до смерти. Ведь сила знала обо всем. Для нее Рукия была моей главной слабостью. А сейчас она стала причиной, по которой я предал часть себя. Внезапно эмоции подняли голову, на мгновенье забыв о горе, покрытом вековой пылью. Копия моих собственных глаз окрасилась гневом, смешанным с презрением. – Все повторяется, – злобно прошипели они. – Из-за тебя она умрет. Девушка потянулась ко мне, желая прикоснуться, и сила предвкушающе встрепенулась, собирая на коже энергию. Я чувствовал, как она вытягивала электричество из воздуха и земли, концентрируя его вокруг сердца в нечто невероятно мощное. Мне стало дурно. Даже ее ледяная броня не выдержит такого удара – замороженные кости рассыпятся, как битое стекло. Я зарычал, со всей дури врезаясь в клетку. Разумеется, безрезультатно. Мои руки и ноги снова были издевательски-крохотными. Проклятье. Рукия! – Нет!.. – неверующе простонал я. – Только не она. Пожалуйста! Эмоции протянули руку. Я помедлил. Из трусости и неуверенности. И за это возненавидел себя еще сильнее. – Она готова умереть за тебя, – надавили они. – А на что готов ты? Я сделал еще несколько шагов, и на языке осел вкус гари. В ушах уже отдавались отголоски криков. Поверх радужки эмоций плясали языки пламени, отобравшего у меня… если не все, то слишком многое. Я знал, что преисподняя существует, но она ни шла ни в какое сравнение с тем, что ждало меня по ту сторону. – Это спасет ее? – В этой комнате не могут находиться сразу две души. Чтобы она смогла войти, тебе придется уйти гораздо глубже. В воспоминание о дне, который едва не свел меня с ума сто пятьдесят лет назад. О дне, который я так старался забыть, но не сумел. Я уже почти принял руку, когда вдруг опомнился. И обернулся. На секунду мне показалось, что девушка смотрит прямо на меня – сквозь силу, клетку и бесконечную боль. Ее взгляд был полон решимости, от которой замирало не то что дыхание – само время. Тогда-то я и принял решение. – Это не ответ на вопрос. – У меня нет ответа, который тебе понравится. Слишком многое зависит от нее. Обещаю лишь, что сделаю все возможное, чтобы эта молния ее не убила. Снова пережить смерть всех своих близких – от начала и до конца – ради призрачного шанса на то, что Рукия выживет? Это даже не повод для раздумий. Только не после всего, что было. Я вложил свою руку в руку эмоций в тот самый момент, когда девушка закричала от боли. И будь я проклят, если от этого звука комната не стала холодной, как внешние круги ада.***
Я простоял на коленях всю ночь, не сводя взгляда с обугленного трупа, внутри которого уже давно потухли последние искры, а вместе с ними и моя вера во что-то светлое. Вечер был до тошноты теплый и вязкий, буквально липнущий к коже. Из-за удушливой вони дышать приходилось через рот.«Прошу, спаси их!»
Ее хриплый голос пульсировал в ушах громче крови. Кажется, я отупел от боли в груди. Внутри кипел крик, который никак не мог прорваться наружу. Чего не скажешь о слезах – от соли щипало щеки и шею. Но разве это имело хоть какое-то значение?«Хичиго, умоляю, останови его, пока не поздно!»
Пока не поздно? Я едва не рассмеялся. Кажется. Если божественное милосердие существует, то именно оно не позволило Карин увидеть обезображенные трупы матери и Юзу. А вот мне так не повезло.«Пожалуйста!..»
Я плохо помню, как покинул место казни. Вроде за мной пришли, когда уже начало светать. Меня едва ли не за шкирку подняли с земли и потащили прочь от пепелища. Прежде, чем завернуть за угол, я обернулся. На фоне угольно-черного силуэта серебристые кандалы из иридия казались почти белыми, словно и не тронутые пламенем. Грязно-желтое солнце подсвечивало останки издевательским ореолом. Я не мог назвать это своей сестрой. Даже мысленно. И все же я ушел. Однако этого оказалось недостаточно. Закрывая глаза, я чувствовал на коже пепел, что когда-то был частью ее тела. В хорошие дни любой запах в поместье обращался в вонь горелого мяса, любой звук – в предсмертный вопль. В плохие же… вернее, особо дерьмовые, меня преследовал их счастливый смех. Юзу звала есть, Карин – забраться на дерево, а мама… просто была. Она озаряла это место надеждой – такой, которая пахла теплом и медом. Домом. Я так сильно сжимал простыни, хранящие ее запах, что они начали рваться, словно в насмешку над моим горем. Ткань была мокрой от слез и пота. Я смотрел на огромную дыру, обрамленную белыми нитками, и понимал, что в груди зияет такая же, если не больше. До этого момента моя скорбь была безмолвной. Но вот, из горла вырвался первый звук – сиплый, неуверенный, он скорее походил на скулеж. Я дал себе прочувствовать вибрацию от воя, позволил распробовать вкус каждого стона и боль от каждого хрипа, застревавшего в глотке битым стеклом. А когда связки окрепли, я, наконец, перешел на крик. Это затягивало. Оказывается, крик может быть разным. Мне не хватало духу наложить на себя руки, поэтому я надеялся, что от моих воплей треснут стены, и это чертово место рухнет и умрет вместе со мной. Но оно трусливо замерло, ожидая свою хозяйку, точно псина – глупая, покорная и верная. Не так уж мы отличались, если подумать. Спустя дни – недели? – у меня закончились силы кричать, и снова воцарилась до одури мертвая тишина. Я ждал, уставившись в потолок, но легче не становилось. Было сложно сказать, сколько в точности прошло с момента казни, ведь этот проклятый сад не менялся. Может, во внешнем мире уже зима – любимое время Карин. А вот мама с Юзу обожали весну – по их мнению, она олицетворяла перерождение. Останься во мне хотя бы частица веры, может, это принесло бы облегчение. – Так и знал, что найду тебя здесь, – раздалось позади. Сегодня меня посадили перед открытой дверью на веранду. Небо было цвета пепла и льда. Я смотрел на облака и надеялся, что пойдет дождь – единственная погода, что теперь идеально подходила этому месту. Но мои надежды не оправдались. Не в первый раз. Шаги приближались из-за спины. Он так и не научился ходить бесшумно. Я не пошевелился, даже когда Кайен обошел меня и встал прямо посреди пейзажа. – Паршиво выглядишь. Я перевел на него взгляд – на секунду. Но этого хватило, чтобы заметить, что к нему подобное не относится. Более того, я никогда не видел этого засранца настолько свежим и бодрым. Он буквально сочился жизнью и силой, которая была ему несвойственна. Несмотря на то, что из нас двоих именно я выглядел, как настоящее привидение, страдающим от вечных болезней был он. – Бедный старший братик… Тебе, должно быть, очень больно? Он присел на корточки, и наши глаза оказались на одном уровне. В его взгляде что-то появилось – что-то такое, от чего кровь стынет в жилах. Однако самым страшным оказалось то, как из-за произошедшего должно было измениться его лицо... но не изменилось. В уголках глаз не было ни единого намека на горе. Не проглядывалось ни единой ноты страданий в загибах рта. Зато там была уверенность – холодная, беспощадная. Это заставило задуматься. – Позволь облегчить твои страдания, – заботливо сказал он. Однако его улыбка не имела ничего общего с заботой. Карин казнили всего через несколько дней после ареста. Ее сожгли на закате, а мама и Юзу были убиты несколькими часами ранее, пока мы с Урахарой отсутствовали. Во всем этом безумии был один момент, который никак не сходился.«Прошу, спаси их!»
Я столько раз прокручивал эти слова в голове, утопая в чувстве вины, что упустил самое главное: все это время Карин сидела в заключении, под охраной, которую не удалось преодолеть даже со связями нашей семьи. А значит, она не могла знать о резне в поместье. Не могла… но откуда-то все же знала, может, чувствовала, что вот-вот случится что-то ужасное. И потому погибла.«Останови его»
Его… Кайена. – Ты… Я понял, когда он увидел момент осознания в моих глазах. В его собственных отразилась моя ярость – она вспыхнула мгновенно, согрев онемевшие вены. Мышцы пришли в движение, словно только этого и ждали. Мерзавец подскочил вместе со мной. – Ах ты ублю… Он взмахнул рукой, и окончание фразы булькнуло во рту чем-то металлическим. Боль рассекла кожу. Я схватился за горло, и ладонь тут же увязла в ране, которой секунду назад еще не было. В ушах загудело. Я попытался шагнуть к Кайену, но поскользнулся и упал на колени. Пол оказался мокрым. Голова опустела. КРОВЬ. Как много крови. Она была повсюду – обжигающая настолько, что от нее шел пар. Рядом лежала часть волос, срезанная ударом. Я поднял подбородок, и через пальцы тут же выстрелила багровая дуга, разлившаяся жидким ковром у ног Кайена. Меня начало трясти – отчаянно и как-то рвано, будто с перебоями. А он стоял и смотрел. Какая-то парадоксальная часть меня решила, что его парализовал шок, и поэтому он не подходит, чтобы помочь. Что все это – сплошное недоразумение, и есть другое объяснение, не настолько страшное. Знаю, наивно до смешного, но я действительно хотел в это верить… А потом наши взгляды пересеклись. По загривку словно провели куском льда. Реальность – это больно. Я искал в этом лице хоть что-то знакомое, но не находил. На его губах все еще была эта жуткая улыбка, от которой внутри все каменело. В правой руке поблескивало острие окровавленного кинжала – такого же бездушного, как его глаза. Это… существо не имело ничего общего с моим братом. – Ну надо же, – сказал он. – Она красная. Не пойми меня неправильно, но я всегда думал, что у такого как ты и кровь другая. Черная, например. Рука, на которую я опирался, стала ватной. Лицо вспотело, хотя я чувствовал, что кожа стремительно остывала. Зато в груди горело – от боли предательства. От ярости поражения. – Хотел бы я сказать, что в этом нет ничего личного, – хмыкнул он и наклонился, чтобы вытереть лезвие о мою одежду, – но врать семье – нехорошо. Дрожь стала неконтролируемой. Я попытался вдохнуть, но сделал лишь хуже. В глазах почернело. Я… не должен был убирать пальцы от шеи, но тело казалось таким тяжелым. Влажным. Проклятье. Как же холодно. – Не волнуйся, скоро ты с ними увидишься. Он заслуживал долгой и мучительной смерти хотя бы за то, что все-таки соврал мне.***
Первым, что я услышал, очнувшись, был собственный вдох – жадный, шумный и полный отчаянного хрипа. Я резко сел, левая рука сама потянулась к шее. Никакой крови. Шрам был холодным и все таким же странным на ощупь. Просто… сон? Я зачесал челку пятерней, но она тут же вернулась на место, полностью закрыв обзор. Погодите. Когда это она успела стать такой длинной? Я провел рукой дальше, вниз по затылку, затем – по шее. Отросла не только челка. Внутри все похолодело. Что вообще произошло? Где я? Мне не знаком запах этой пещеры. Я нахмурился, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, кроме разбудившего меня кошмара. Безрезультатно. – Ты очнулся, – прозвучало справа с нескрываемым облегчением. Я повернул голову, и почему-то у меня перехватило дыхание. Рукия сидела совсем близко – только руку протяни. В непроглядно-темных глазах застыл вопрос. Она явно ждала от меня чего-то, но я просто уставился на нее, не в силах ничего с собой поделать. По вискам остервенело била одна единственная мысль.Оназдесьоназдесьоназдесь.
– Ты наверняка голоден, – сказала девушка и резко подскочила, будто опомнившись. – Должна была остаться рыба. Обойдя костер, Рукия подошла к груде коробок и стала искать. Я мог бы сказать ей, что, судя по запаху, еда лежит чуть правее, но не стал. Меня заворожили ее движения. Пусть в них не было ничего особенного, но я смотрел, не отрываясь, боясь даже моргнуть. Наконец, она нашла рыбу, лежавшую в бамбуковой трубке, и вернулась ко мне. А я все смотрел и смотрел. Можно сказать, заново запоминал каждый штрих, каждую тень на ее лице. Все мои чувства сосредоточились на ней, поэтому я сразу учуял запах крови, пусть и совсем слабый, больше похожий на отголосок выветрившихся духов. И было что-то еще… – Конечно, холодная, но все же лучше, чем ничего. Я старательно искал на девушке следы повреждений, но не видел ничего, кроме мелких ссадин. Однако сомнений меньше не стало. Что-то было сильно не так. Я был уверен в этом, хоть и не мог объяснить, почему. И тут передо мной мелькнуло абсолютно другое лицо, хоть и со знакомыми чертами. На мгновенье ее волосы окрасились в снежно-белый, глаза стали почти такими же светлыми, как у слепых, а на коже появились кровавые следы в виде пальцев. Я в жизни не видел ничего более прекрасного… и более холодного. Передо мной словно предстал ангел мщения изо льда и времени. Меня проняло до самых костей, если не глубже. А потом иллюзия исчезла, рассеявшись, как дым. Это странное видение… не могло быть ей. Неужели я так и не очнулся?Что, если я все еще сплю, а Рукия мертва?
Эта мысль по-настоящему ужаснула. Почему она должна быть мертва? И почему мне так страшно от предположения, что все это может быть не по-настоящему? Чем дольше я смотрел на Рукию, тем сильнее чувствовал… не страх. Скорее ужас – такой, от которого сердце бешено заходится, прежде чем разорваться. Неуверенно улыбнувшись, она протянула мне рыбу левой рукой, и я потянулся в ответ. Не за едой, нет. Я коснулся ее щеки, и мы оба вздрогнули. Между нами пробежал электрический разряд. Я не шучу, не преувеличиваю, и – упаси меня пустой – не романтизирую. Меня на полном серьезе ударило током. И судя по тому, что Рукия охнула и испуганно распахнула глаза – ее тоже. Я выдохнул – кажется, впервые с тех пор, как проснулся. – Хичиго? Она сглотнула, и жилы на ее шее нервно дернулись. В этот момент во мне что-то надломилось. Рыба оказалась на полу. Тело действовало инстинктивно. Я прижал Рукию к себе – сильно и отчаянно. Что со мной? То, как на меня влияли ее запах, ее голос… Я не мог надышаться ее присутствием. Почему меня не отпускало чувство, что я едва не потерял ее? – Ты… в порядке? – спросила она с явным беспокойством. И сомнением.Оназдесьоназдесьоназдесь.
Одну руку я запустил ей в волосы – вышло как-то само собой. Другой же стал водить по изящной спине, пытаясь убедить себя, что все хорошо. Пальцы дрожали. Сердце билось в ритме облегчения, но с ноткой неверия. Рукия была такой теплой. А значит, живой. Настоящей. Она… ЗДЕСЬ. Сейчас. Как и я. – Ты меня пугаешь. Пожалуйста, скажи что-нибудь. Я отстранился – ровно настолько, чтобы дать нам обоим немного пространства, но при этом не выпустить девушку из рук. Взгляд упал на ее губы. Я не просто хотел ее поцеловать – мне это было нужно также, как очередной вдох. Но было ясно, что за одним поцелуем последует второй, потом третий, и в какой-то момент я не смогу остановиться. Жажда зудела под кожей, заставляя клыки ныть, а кости – гореть. Я чувствовал, как безумие во мне начинало бурлить, готовое вот-вот вырваться. А это значило только одно. Я действительно вернулся. Знать бы еще, откуда. – Хичиго, – прошептала она, но уже не вопросительно. Кажется, меня выдали глаза. Я притянул ее обратно, но уже гораздо медленнее, опасаясь спугнуть. – Давай посидим так еще немного, – произнес я, не сдержавшись. – Мне это нужно. Она кивнула у меня под подбородком, пощекотав кожу волосами, и внутри сразу стало как-то мягче. Согнув ноги в коленях, я приобнял миниатюрное тело еще и ими. Ее мерное дыхание в танце с уверенным сердцебиением действовало успокаивающе. Мне хотелось заморозить это мгновение и вживить себе под кожу – ровно до того момента, пока девушка не шевельнулась. Рукав кимоно сместился, обнажая часть правой руки, что лежала у нее на бедре. Я практически услышал, как разрушилась магия момента, осыпавшись частицами реальности. – Что с твоей рукой? Рукия мгновенно напряглась, и я понял, что чутье меня не подвело. С ней и правда было что-то не так. Взявшись за край потрепанного ворота, я потянул его вниз, обнажая девичье плечо. Правда, чем ниже опускалась ткань, тем хуже мне становилось. – Стой, – вяло возразила она. Я не послушался, и через пару секунд рукав кимоно частично лежал на полу. Как и ее правая рука, безвольно висящая вдоль тела. Время застыло. Не узнать эту рану было невозможно. Она тянулась от ключицы до кончиков пальцев темно-розовым рисунком, копирующим сетку из вен и артерий. На секунду мне стало нечем дышать. То была кровь, запекшаяся под кожей. Печать молнии. – Это… я сделал? Рукия отвела глаза – этого хватило, чтобы получить ответ, который у меня уже был. Ощущение было такое, словно кишки ощетинились миллиардом ядовитых игл. Она смутилась и попыталась прикрыть плечо, но я не дал ей этого сделать, буквально вцепившись в ткань. – Что последнее ты помнишь? – спокойно спросила она. Подозрительно спокойно. – Я сражался с империалистами... Похлопав себя по груди и рукам, я понял, что чего-то не хватает. Точно. Наручи. Их кто-то снял – вместе с накидкой и остальным оружием. – Все в ящике, – ответила Рукия на незаданный вопрос. – Что еще ты помнишь? – Там был костер. Я увидел его… Она выжидающе смотрела на меня, но все без толку. Я не мог вспомнить, что было потом. Темнота раз за разом ударяла по изнанке черепа, как наковальня. Паршивое чувство усилилось, меня замутило. Я начал догадываться, что произошло. Боги, хоть бы я ошибся. Умоляю. – Ты потерял контроль. В голове что-то щелкнуло. Не ошибся. Ее слова как будто отперли какую-то дверь, бывшую частью издевательского беспамятства. На меня посыпались образы, звуки и… запахи. Много, слишком много отвратительных оттенков горелого. Живот скрутило, и меня едва не вырвало. Я закрыл лицо левой рукой. – Сегунат хотел сжечь детей, – добавила она так, как будто это все объясняло. Как будто это хоть немного оправдывало то, что я натворил.«Они получили то, что заслужили»
Рукия начала отстраняться, и внутренности протестующе сжались. Но я не остановил ее. Потому что все понимал. Не удивлюсь, если после того, что случилось, она хочет, чтобы я как можно меньше к ней прикасался. И все же, вместо того чтобы рвануть на другой край пещеры, девушка уселась напротив. Вытянув ноги в сторону, она пыталась просунуть обездвиженную руку в рукав кимоно. Я смотрел на это, чувствуя, как сердце сдавливают челюсти вины. Какая же она была бледная… – Это был не сегунат, – хрипло возразил я, помогая ей привести себя в порядок. К счастью, она не возражала. – За пару дней до нападения мне сообщили о проникновении на один из военных складов. Оттуда вынесли не только оружие, но и форму городской стражи. Мы мрачно переглянулись. – Все было подстроено – ради того, чтобы народ потерял последнюю веру в правительство, – озвучила Рукия мою мысль. – После такого не избежать восстаний по всей стране. Я кивнул, все еще видя перед глазами то, что сделал в Эдо. В тот момент я казался себе рукой правосудия – беспристрастной, а потому якобы имевшей право решать за других. А то чувство бесконечной уверенности в истинности своих действий, которые на самом деле были продиктованы банальной яростью?.. – Как… как много я убил? Молчание затянулось на несколько минут. Мы не отводили друг от друга взгляда. Я практически видел, как Рукия перебирала в голове варианты ответа. А значит, все было по-настоящему плохо. – Не знаю, – наконец сказала она. И не соврала. Рукия действительно не знала. Количество жертв могло исчисляться тысячами. Я устроил самую настоящую резню и убил бы гораздо больше, если бы она меня не остановила. Остановила?.. А как ей это удалось? Я перевел взгляд на ее правую руку. Из-за жуткой метки пальцы, выглядывающие из-под рукава, казались гораздо темнее и тоньше. Я стиснул челюсти. С языка едва не сорвалось «прости меня», но я вовремя опомнился, поняв, что просить об этом едва ли не также эгоистично, как думать. С чего бы ей прощать? – Хичиго?.. Я не заметил, как потянулся к ней, игнорируя собственные мысли. Стоило кончикам наших пальцев соприкоснуться, как меня ужалило сильным разрядом, от которого всколыхнулись волосы и на мгновенье онемела рука. В воздухе треснуло электричество, рождая крохотную молнию, сорвавшуюся с ее кожи. Поразительно. Я поднял глаза и увидел вопрос на ее лице. – Что только что… – Идем. Я чересчур резво вскочил на ноги, так и не ответив. Меня посетила очень важная мысль. Слева был вход в тоннель. Рукия поднялась и пошла следом за мной. Почти сразу я учуял стойких запах соленой воды, а когда мы вышли к озеру, удивленно застыл на пороге грота, напрочь забыв, почему так спешил. Белая галька, люстра из кристаллов над темно-синей водой... Ошибки быть не могло. – Что-то случилось? Я слышал ее как будто издалека, тупо уставившись на берег. Таких совпадений не бывает. Сто пятьдесят лет назад вода не была соленой, а эти камни, еще не имея налета, были густо покрыты кровью – моей и… Твою мать. Кажется, я задыхаюсь. – Как мы попали сюда? – прохрипел я, с трудом выталкивая воздух из легких. – Нас переместил Кенсей, – ответила она, явно сбитая с толку. – Открыл какой-то портал прямо из Эдо. Ну конечно. Кто еще, кроме древнего ублюдка мог пронюхать об этом месте? Еще и базу здесь устроил. Он явно насмехался надо мной, раз привел сюда нас обоих, а сам куда-то смылся. Чертовски вовремя. Я запустил руку в волосы, вновь вспоминая, как сильно они отрасли. И снова – твою мать. – Здесь произошло что-то важное, – заметила девушка, наблюдая за моей реакцией. Она даже понятия не имела, насколько. На этих камнях я запятнал свою душу одним из величайших грехов – и все ради силы, которая едва не убила меня и всех вокруг. Рукия была последней, с кем я хотел делиться правдой об этом месте. Мне самому было тошно от одного лишь воспоминания. Однако промолчать не получилось – слова сорвались сами собой. – Именно здесь я стал тем, кто я есть сейчас. – Расскажи, – попросила она, неуверенно схватив меня за рукав. Я сделал шаг к кроме берега, и она меня отпустила. Боль в ступнях напомнила, что обувь осталась где-то в пещере. Налет на гальке царапал кожу. В ушах шумели кровь и мой собственный вопль из прошлого. Дно было холодным и склизким, как масло – из-за ила и того, что лежало на глубине. Зачерпнув горсть воды, я любовался полупрозрачными чернилами. Вспоминал, как именно почернело озеро, которое когда-то было чистым. Мое проклятое сердце забилось чаще. За спиной раздался плеск. Я ощутил ее приближение раньше, чем она подошла вплотную – из-за хвоста, который улавливал мельчайшие колыхания воды. Впервые превращение прошло настолько легко. Я почти не почувствовал боли от трансформации костей и натяжения кожи. И отсутствие этой боли… ввело меня в ступор. Я свыкся с ней, считая тенью искупления за то, что сотворил. Но вот, ее не стало. Всему виной вода, в которой я распрощался с человеческим телом и возродился как полнокровный демон? Или это обратная сторона силы, едва не уничтожившей Эдо? – Слишком много, – только и сказал я, так и не обернувшись. Рукия сама обошла меня, встав напротив. Если мне вода едва доставала до живота, то ей почти закрывала грудь. В темных, сейчас почти черных глазах отражался гигантский кристалл, висевший прямо над нами. На контрасте с чернильно-синим зеркалом и светом породы ее кожа казалась почти такой же белой как моя. – Удивлен, что ты не перерезала мне горло во сне, – мрачно хохотнул я. Шуткой это было лишь отчасти. Рукия лишь слегка улыбнулась, но ничего не ответила, продолжая смотреть на меня. Это было невыносимо. Я хотел отвернуться, но не мог. Хотел зажмуриться, спрятаться, нырнуть – сделать что угодно, лишь бы не видеть этих глаз! И в тоже время ничто так не разрывало душу, как мысль, что их не окажется рядом. Но ее молчание убивало. – Почему ты не кричишь на меня? Почему ты так спокойна после всего, что я сделал?! От моего рыка содрогнулись стены, по воде прошла силовая волна, а Рукия даже не дрогнула. Ее взгляд был грустным и таким… понимающим, что мне стало дурно. Я не хотел, чтобы меня понимали! – Ты хочешь, чтобы тебя презирали? – спросила она, и от ее вопроса по телу прошла парализующая дрожь. Слова, что срывались с ее языка, были точной копией моих мыслей. – Хочешь моей ненависти? Осуждения? Может, даже отвращения? Думаешь, ты этого заслуживаешь. Последнее не было вопросом. В ее голосе звучала уверенность, которую испытывал я сам. – Я… Меня посетило какое-то парадоксальное чувство. Сказать было нечего. – Ты облажался, – продолжила она все тем же убийственно-спокойным тоном. – Причем по-крупному. А знаешь, почему это вообще произошло? Я смотрел на нее, не отрываясь и даже не дыша. А потому с абсолютной четкостью увидел перемену, пробежавшую по ее лицу и легшую поверх мрачной тенью. То, как она держалась, как говорила и даже как смотрела… Я ощутил себя юнцом, стоящим рядом с тем, кто прожил не одно тысячелетие. Не будь я настолько ошеломлен, это привело бы меня в ужас. – Из-за твоего молчания. Ты решил, что справишься со всем сам. И это чуть не погубило нас всех. Мы оказались не готовы, потому что не знали твоего слабого места. А теперь о нем может быть известно и врагам. Я нахмурился, не совсем понимая. – Погоди… Ты, что, отчитываешь меня не за то, что я убил кучу людей, а за то, что вышел из себя? – Я отчитываю тебя за причину, по которой ты вышел из себя, – поправила меня она. – Ты сам довел себя до такого состояния, и думаю, понимаешь, что подобное не должно повториться ни при каких обстоятельствах. Что же касается Эдо… По словам Кенсея, людей там как таковых почти не осталось. Как и демонов со стороны сегуната. Основная часть жертв – пустые, которые безжалостно вырезали мирных жителей на пару с империалистами. Если уж сказать совсем грубо, то ты просто остановил одной бойней другую. – Или заменил. Я опустил голову, чувствуя, как содрогается тело. Стоять почти без движения в холодной воде и собственном отвращении – то еще удовольствие. Но Рукия этого как будто не замечала. Мгновеньем позже она коснулась моей руки своей, и я понял, почему. Девушка стала такой же температуры, что и озеро. – Это не имеет значения. Ты сам говорил, что на войне жертвы неизбежны. В конце концов… – замялась она, – ты убивал раньше. – Не сравнивай, – прошептал я. – Все, что я делал до этого, было ради достижения конкретной цели. Но то, что я устроил в Эдо… Не более, чем бессмысленная расправа над всеми подряд. Поэтому перестань оправдывать меня. Сейчас, когда мое сердце активно качало кровь, разгоняя по телу неестественный жар, ее кожа казалась практически ледяной. – Я и не собиралась. То, что ты сделал в приступе ярости, невозможно оправдать. Но судить тебя – лицемерие с моей стороны. Один грешник не в силах отпустить грехи другого. Я лишь хотела сказать, что понимаю тебя. Стоп, что? – О чем ты? Теперь голову опустила она. Ее рука соскользнула, грузно плюхнувшись в воду и разбив наше отражение на сотни кругов. – Ты не единственный, кто в итоге потерял контроль. Я смогла вытащить тебя, но попутно погребла подо льдом весь Эдо. Я снова вспомнил тот образ из холода и силы, который, как теперь стало ясно, был реален. Снова вздрогнул, словно меня коснулся лютый мороз, способный сковать не только плоть, но и время. Такая мощь имеет страшную цену. Уж мне ли не знать. Мы с Кенсеем сотворили это с ней, но платить придется не нам. – Так, если теперь пришла моя очередь тебя утешать, то ты скажи сразу, а то я уже ничего не понимаю. Она невесело рассмеялась, и этот звук отозвался в моих кишках чем-то царапающим и безнадежным. До меня только сейчас дошло, что девушка стояла в паре шагов от обрыва, в котором скрывался проход в другую пещеру. Слегка отклонившись назад, к берегу, я приобнял ее ноги концом хвоста, отгораживая от пропасти, в которую она могла не нарочно шагнуть. – Ты собирался высвободить столько силы, что она сровняла бы Эдо с землей. А я это вроде как… предотвратила. – Но заряд такой мощности не мог просто исчезнуть – ему в любом случае нужен был выход. Погоди… Она ненадолго прикрыла глаза, как будто ей было больно даже думать об этом. – Да. Вместо взрывной волны от твоих молний по городу прошлось нечто иное. Мой лед покрыл даже леса, окружавшие Эдо. Я… заточила в нем все живое. Кенсей сейчас пытается выяснить, убила я их или… Я приблизился настолько резко, что часть воды вспенилась. Взял ее лицо в ладони и внимательно посмотрел в глаза. Разряд отозвался глубже, в костях. Пришлось втянуть когти, чтобы не оцарапать ей щеки. – Не бери этот груз на себя. Слышишь? Подобную силу невероятно сложно контролировать. Рукия ехидно подняла бровь, и я понял, что попался. Свет кристалла поверх бликующей радужки казался ослепительным. – А теперь попробуй убедить в этом себя. Хотя бы немного. Туше. – Мы друг друга стоим, да? – неуверенно усмехнулся я. – Да, – шепнула девушка, ухватившись левой рукой за мое запястье. И снова разряд – теперь пробежавший по нервам. Атмосфера между нами изменилась. Не оттаяла, а именно поменяла тональность. – Прости меня, – внезапно выдала она. – За что? – нахмурился я. Невероятные глаза подернулись влажной дымкой, и у меня внутри все сжалось. В ней действительно не было гнева или презрения. Лишь чистое, полное искренности сострадание. – Я была там, – всхлипнула она, и первая слеза скатилась по щеке. – Я видела… Боги, я все видела. То, что они сделали с твоей сестрой – просто бесчеловечно. Теперь я понимаю, откуда в тебе было столько ярости. От спокойствия не осталось и следа – ее голос дрожал. Мой собственный охрип, сдавив глотку. На какое-то время мне стало нечем дышать. Вот она – деталь, объяснявшая, как Рукии удалось меня остановить. Ощущение недосказанности пропало, и стало ясно, что произошло после того, как я шагнул вглубь собственных эмоций и воспоминаний. Я вспомнил… Вспомнил, как девушка отчаянно звала меня, пока я смотрел, как Карин сгорает заживо. Ее слова звучали как бы издалека, но меня не покидало ощущение, что она была совсем рядом.«Никто не заслуживает того, что тебе пришлось пережить. Но ты не можешь и дальше прятать свою боль. Уж точно не от меня».
Рукия не просто выстояла против моей силы. Она преодолела все заслоны, разбила все преграды, которые я с такой тщательностью строил, пытаясь спрятаться и при этом не развалиться на куски… Я думал, что тогда, шагая в пучину собственной боли, спасаю ее. Но на деле сам оказался спасенным.«Ты не обязан справляться со всем в одиночку».
– Рукия… – Как ты можешь думать о том, что отвратителен мне, когда я в буквальном смысле залезла к тебе в душу?! – крикнула она, заливаясь слезами. – Как?.. Последний недостающий кусочек встал на место. Мне со всей ясностью открылась картина, как мы оба рухнули на колени – уже в реальности. Как я цеплялся за нее, точно ребенок. На коже осели ее объятья, в груди – ее слова, сказанные в попытке исцелить мою истерзанную душу. Эта девушка… Я вообще заслуживал ее? Хотя бы немного?«Я не сержусь. И никогда не сердилась».
– Ты вытащила меня из ада, – ответил я, вытирая ее слезы большими пальцами. – Я выдала себя за твою покойную сестру!«Она готова умереть за тебя. А на что готов ты?»
На все, черт побери. Я не отдам ее Каену или кому бы то ни было еще. И сделаю все возможное, чтобы она выжила в этой войне – войне, порожденной моими собственными руками. – Ты освободила меня, – мягко возразил я. – Подарила слова, которые я мечтал услышать со дня смерти Карин. – Но я… – Значит так, – прервал ее я, – Я скажу это только один раз, поэтому советую навострить свои кроличьи ушки. Рукия смешно сморщила нос, явно собираясь мне что-то возразить, и это заставило улыбнуться. Один из пальцев я положил ей поперек губ, попросив подождать. Она приоткрыла рот, обдав кожу своим дыханием, и это едва не выветрило все мысли из моей головы. Соберись, тряпка. – Клянусь всеми кругами ада, что не встречал более упрямого существа, чем ты. С самой первой встречи ты не прекращаешь быть гигантской занозой в моей заднице. И не смотри на меня так, с учетом твоего роста это вообще комплимент, крольчонок, – хмыкнул я, внезапно ощутив прилив тепла. Когда я в последний раз ее так называл, заставляя забавно дуться? – Ты раздражаешь меня сильнее, чем Кенсей или Урахара, а это еще надо постараться. Скажу больше – иногда мне хочется взять тебя за шкирку и потрясти, а то и вовсе придушить. Но при этом… Я коснулся ее лба своим, и мои волосы практически полностью заслонили от нас весь свет с потолка. Рукия напряглась и застыла в манере, присущей лишь демонам – с абсолютной неподвижностью. Выдох получился какой-то странной помесью облегчения и ожидания. У обоих. – При этом я испытываю к тебе нечто невероятное. Твоя воля способна содрогнуть миры. Я в этом убежден, потому что мой содрогнулся уже давно. Ты... растоптала мои убеждения, а на их месте воздвигла новые. Покорила меня, как чертова завоевательница. Ее слезы остановились. Мы дышали друг другу в губы, и я чувствовал, как мое терпение с каждой секундой все сильнее истончалось. – В свою очередь скажу, что ты самый заносчивый, эгоистичный и жестокий засранец, на каких мне только доводилось орать. Я рассмеялся, и на ее губах появилась тень настоящей улыбки. Вода больше не казалась мне холодной. – Я тебя боялась, – продолжила она. – И думала, что ненавижу. А когда ловила себя на том, что ты вызываешь у меня… что-то помимо неприязни, пыталась подавить всеми силами. Но это оказалось бесполезно. Чем лучше я узнавала тебя, тем сильнее… В груди защемило. Если она закончит эту фразу, то я за себя не отвечаю. – Можешь не говорить. То, что ты сделала, красноречивее любых слов. – Но бесить ты меня не перестал, – добавила девушка. – Я же с самого начала твердил, что мы похожи куда больше, чем ты думаешь. Она красноречиво поморщилась, вновь заставив меня расхохотаться. Чувство вины от того, что я совершил, никуда не исчезло, и скорее всего, останется со мной до конца жизни. Но внутри развязался какой-то узел, дав вдохнуть чуть свободнее. Я слегка отстранился, чтобы видеть ее лицо целиком. – Можно тебя поцеловать? Рукия удивленно подняла брови. Ее зрачки расширились. – Раньше ты не спрашивал разрешения. – Потому что первой всегда целовала ты. Кто я такой, чтобы не давать девушке делать то, что она хочет? Рукия фыркнула. Одну руку я переместил на ее талию, прижимая к себе, а вторую завел чуть дальше, обхватив затылок. Не коснувшись голой кожи, я не получил разряда. Как и думал. – И чего, по-твоему, эта девушка хочет сейчас? Прозвучало хрипло, с придыханием, от которого в животе сладко потянуло. Я смотрел на ее губы, чувствуя, как в груди разгорается пожар, рожденный одной единственной мыслью. – По-моему, все очевидно.