в научных целях

Личное пространство было для их общежития чем-то эфемерным. Его просто в какой-то момент не стало. За три года жизни с парнями Чан видел и слышал всякое: дерти талк пьяных минсонов на загаванной кухне, попытка Хенджина на спор с Чонином отсосать самому себе и даже секс по телефону между Чанбином и его уже бывшей девушкой. Сынмин тоже радовал лунатизмом и подглядыванием в душе, поэтому единственным человеком, за исключением самого Чана, который не доставлял никаких неудобств, был Феликс. Он готовил брауни, всегда убирал за собой посуду и великодушно кидал в стирку грязные футболки Чана, когда стирал собственные вещи. В общем, мечта, а не сосед. Тем более что и другом он был замечательным, всегда поддержит и скажет именно то, что нужно чем-то расстроенному Чану. Остальные ребята считали точно также, поэтому с глупыми спорами не лезли и даже кухню за собой убирали, зная, что Феликс может в особенно стрессовый момент жизни пойти готовить печенье хоть в десять утра, хоть в три часа ночи. Поэтому вот уже второй месяц Чана ело, вот прям-таки пожирало, желание узнать, где в чудесном и прекрасном Феликсе говно зарыто. Ну вот не может быть, чтобы человек был абсолютно чист, подумал Чан одним светлым утром, пока Ликс накладывал в его тарелку салат и мягко смеялся над его растрепанной мордашкой. Да, некрасиво, да, неправильно, и будь уж Чан на месте друга, то крепко обиделся бы и даже задумался бы о том, чтобы сменить соседа. Тем более что Феликс уже давно недвусмысленно намекает тугому на любого рода намеки Чанбину о своей горячей симпатии, которая выжигает из Чана хорошего хена, на место которого встает жутко ревнивый Бан Кристофер Чан. Ну да, подумаешь, влюблен Чан в соседа по комнате и одногруппника, в этого невероятного светлого человека. Ну да, пускает слюни на его смуглые ноги и мягкие губы, пф, подумаешь. Вот только была одна, ну, вот совсем малюсенькая проблема: Феликс был ярым борцом за свое личное пространство, когда дело касалось Чана. То есть сам без проблем и угрызений совести лезет ко всем подряд, а как к нему за обнимашкой полезут — так сразу когти выпускает и шипит. Но Чан не был бы Чаном, если бы не заметил одну интересную деталь. Феликс как зеницу ока, как сокровище Атлантиды и самую страшную свою тайну в одном лице берег свой пах. Первая и пока единственная мысль, которая была порождена этим внезапным открытием — у Феликса маленький член, которого он стесняется. Вот, собственно, и говнецо нашлось. Хотя, казалось бы, почему именно Чан? Спустя время открылось еще кое-что — Феликс так делает со всеми, но в более мягкой форме, поэтому парни никаких перемен не замечают, а Крис, ах, маленький влюбленный лидер Крис, все видит, а как иначе. Потом Чан начал замечать еще одну важную деталь: Ликс никогда не ходит при них в боксерах, он всегда одет в широкие штаны или шорты. Феликс никогда не садится ни к кому на колени, как и не разрешает сесть кому-то на свои. В общем, охраняет свой маленький секрет как может. Своим догадками Чан ни с кем не делится, много чести этим придуркам знать, что у малыша Ликса комплекс неполноценности. Хотя чего это он, вроде все они азиаты и большим членом никто из них похвастаться не может. По крайней мере из тех, кого Чан видел. За Сынмина и Чонина он не ручается, кто знает, что там у этих дьявольских мелких в штанах обитает. Так что узнать, что же прячется между прелестных ног Енбока, становится идеей фикс, которая напрочь выбивает из Чана стыд и совесть. Говорят же, что влюбленные творят дичь? Так вот, Чан возводит уровень кринжа в абсолют и ходит пока еще не довольный, но счастье близко, буквально руку протяни и почувствуй, хотя так прямо действовать он еще не решается. Справедливости ради, стоит отметить, что жить в одной комнате с человеком, в которого влюблен, нелегко. Градус сложности повышает еще и маленькая тайна Феликса, которая теперь занимает мысли ровнехонько рядом с музыкой и желанием отдохнуть от сумасшедших мемберов в тишине и покое. Вот представьте, что круглые сутки думаете о персике, о мягкой бархатистой кожице и сочной мякоти, но не имеете возможности даже взглянуть на эту прелесть. А Чану и представлять не нужно, Тимоти Шаламе нервно курит в сторонке, а небезызвестная сцена уже не кажется такой уж стремной. У него натурально едет крыша. Так говорит себе Чан, когда всеми правдами и неправдами пытается почувствовать затылком, какого размера маленькая тайна друга, пока сам Ликс сидит на его плечах и под скрип кроссовок по паркету пытается исполнить свою часть хореографии, максимально пафосно скривив свое прелестное лицо. Казалось бы, жизнь Чана состоит из больших лишений и маленьких радостей, но неделю назад божья благодать снизошла до него в лице хореографа, который с большим энтузиазмом поведал об их новом дэнс-перформансе. Все были более чем довольные, все, кроме Феликса, которого решили посадить на плечи кому-нибудь из мемберов в самом начале танца. Позицию стула тут же взял на себя Чан. Он так и подумал: «Я буду стулом Феликса» и расплылся в настолько дурацкой улыбке, что даже Чонин обеспокоенно спросил, все ли хорошо. Феликс отнекивался как мог, но ему справедливо напомнили, что в группе он самый легкий и передвигаться с ним на плечах будет проще всего. На это Феликсу сказать было нечего. И вот уже второй день подряд Чан пытается оставаться в трезвом уме, несмотря на то, что бедра, на которые он пускает слюни, находятся буквально в десяти сантиметрах от лица. Поверни голову в право или влево, нагнись чуток, и будет тебе счастье. Но Чан держится, не сказать, что хорошо, потому что пару раз незаметно все-таки жмется носом в мягкую кожу на внутренней стороне чужого бедра. Минхо, черт на ножках, видит это, растягивает губы в самой своей мерзкой улыбочке и через весь зал практик кричит: — Эй, Чан, где такие охуенные наушники покупал? — остальные будто только этого и ждали — ржут до слез и просят не обижаться Феликса, хотя забуллили, вообще-то, его австралийского бро. Феликс это никак не комментирует; он больше занят тем, что пытается не прижиматься пахом к кудрявому затылку. И, вроде как, все нормально, пока не начинается движение. До этого они просто пытались привыкнуть к новой позиции, но теперь — хочет Ликс этого или нет — приходится прислониться животом к Чану, чтобы не свалиться на пол. Чем Чан бессовестно пользуется и напрягает каждую клеточку своего тела, пытаясь одновременно не вгрызться в смуглое бедро и почувствовать чужой член. Упоминалось ли ранее, что Чан потерял всякий стыд, а совесть растворилась в луже слюны, которую он накапал пока сжимал феликсовы тонкие лодыжки? Затылком ничего почувствовать так и не получается, зато через месяц после камбэка Феликс сам приходит к нему с просьбой лечь вместе, как в далекие преддебютные времена. Чан, как хороший австралийский бро, соглашается, и дело даже не в том, что теперь он беспалевно может лапать своего прелестного друга тире бро тире мембера тире любовь всей жизни, нет, совсем не в этом дело. Тем более что и Феликс особо не выражает несогласие — наоборот, когда Чан прижимается грудью к его спине и против воли сжимает пальцы на бедре, Ликс сам с тихим стоном выгибается и жмется задницей к паху. С того знаменательного вечера кровать Феликса пустует, пока он сам лежит на постели Чана и жадно подставляется под его наглые приставания. К паху своему он ожидаемо не пускает, но Чану достаточно прижиматься стояком к его волшебной заднице и мять в руках неожиданно округлые бедра. Серьезно, его бедра всегда были такими? Позже они заходят на новый уровень — поцелуи, и тут уж полномочия Чана — все. Вроде, направление в сторону крышесного секса взято, штурвал Чан держит крепко, когда впечатывает Ликса спиной в дверь их комнаты и сжимает его милый зад в руках. Они целуются до онемения, а потом Феликс срывающимся голосом признается, что влюблен в Чана со времен шоу на выживание. Потом они снова целуются, потому что все мысли Чана медленно перетекают в одну — он нравится Феликсу. Потом у них случается очень неловкий для Чана и смешной для Ликса разговор про Чанбина и то, что Феликс постоянно мацает его то за грудь, то за бицепс. Феликс шкодливо улыбаясь говорит, что теперь мацать будет только его, ведь Бин был в какой-то степени заменой. Они официально начинают встречаться и, казалось бы, маленькая тайна Феликса скоро раскроется, потому что его ненасытность ярко выражается как в поцелуях, так и во взглядах. Но за два месяца их тихих отношений чанов член не трогали даже сквозь спортивки, так что на прямой контакт «мягкая ладошка Ликси — твердый Чан-младший» не было никакой надежды. Но он не унывал, что Чан, что Чан-младший. Да, он называет так свой член, и что? Вы не можете вытравить гетерокринжулю из Чана так быстро, ясно? Но все меняет один случай. В тот день у них был долгожданный выходной, который все, кроме Феликса, решили провести вне общежития. Тот сослался на плохое самочувствие, а на желание Чана остаться с ним пригрозил оставить его на неделю без своего драгоценного внимания. Чан, только смиренно кивнув, поцеловал его в лоб на прощание и пошел с остальными гулять и предаваться пьянству. А потом через полчаса вспомнил, что оставил телефон в коридоре. Он тихо зашел в прихожую, пытаясь как можно меньше шуметь, чтобы не потревожить Феликса. Но вместо того, чтобы взять несчастный гаджет и уйти, Чан решает заглянуть к своему парню и посмотреть, как он. Мягким шагом он приближается к двери их общей комнаты, тихо открывает ее и смотрит в небольшую щель. Челюсть против воли сама раскрывается, а в горле застревает что-то одновременно похожее на хрип и вопль. Внутри при ярком свете люстры у зеркала спиной стоит Феликс. Голый мокрый Феликс. Голый мокрый Феликс, который наклоняется, чтобы надеть белье, и являет не шибко выдающемуся взору Чана свою аккуратную задницу и… киску? Чан тяжело сглатывает и несколько раз моргает, но образ розовой пухлой киски будто выбили на внутренней стороне век. Вязкая слюна копится на языке, а сердце стучит одновременно и в груди, и в паху, и в висках. Чан не может поверить в то, что только что увидел. Он буквально немеет, эмоции просто исчезают в никуда, и остается ледяное спокойствие. Феликс уже надевает просторные шорты, когда Чан отмирает и тихо уходит в сторону входной двери, чтобы незаметно смыться. Телефон он снова забывает, но даже не вспоминает об этом, потому что все мысли сейчас заняты Феликсом и его… секретом. На него накатывает какая-то необъяснимая апатия, от шока даже удивление от увиденного какое-то вялое. Он заходит в небольшой ресторанчик и садится рядом с Джи, который тут же наливает ему рюмку соджу. Сидящий напротив Минхо обеспокоенно интересуется, все ли в порядке, но Бан в ответ просто отмахивается. Чан внезапно понимает, что и сам вполне мог догадаться. Он слышал об интерсекс людях, смотрел парочку видосов на эту тему и правда мог бы догадаться. Не в плане, что Феликс вел себя как-то жеманно и стереотипно женственно. Совсем наоборот, он был и остается обычным парнем. Просто даже до того, как они начали встречаться Чан, частенько замечал торчащее из шкафа или тумбочки женское белье. И даже великодушно заталкивал его подальше, чтобы не смущать Ликса, а сам думал, мол, фетиш, наверное, каждый дрочит, как хочет. Но стоит признать, что после неожиданного краша на Ликса Чан представлял его в кружевном бельишке, хотя то, что он находил в их комнате, были обычными труселями, на вид удобными, а на ощупь мягкими. Еще одним звоночком могло бы послужить то, что Феликс часто закупался брюками в женских магазинах. Чан сам пару раз помогал ему с выбором, удивляясь тому, как хорошо на нем сидят женские джинсы. Феликс на это говорил, что у одежды нет гендера и, виляя бедрами, скрывался в примерочной. С утверждением Чан бесспорно согласен, но вряд ли женские скинни так хорошо смотрелись бы на нем, даже учитывая его зад. Сестра как-то говорила, что большинство мужских джинсов ужасно жмут, поэтому понятно, почему Ликс отдавал предпочтение женским. А еще понятно, почему он так долго добивался более-менее приличного подобия пресса, пусть он и мужчина выше пояса, ниже в нем женского больше, а значит жировая скаладка защищающая — Воу. На этой мысли Чан внезапно замер с приоткрытым ртом. Джисон, наливающий ему очередную рюмку соджу, тоже замер и вопросительно взглянул на ошарашенного хена. Чан только отрицательно качнул головой и, выхватив из его рук бутылку, выпил из горла. Если у Феликса есть вагина, то, скорее всего, есть матка, неутешительно думал Чан. Если есть матка, значит должны быть месячные. Если, конечно, он здоров, но с их тренировками это вряд ли, на его организм приходится нагрузки гораздо больше, чем он может выдержать без вреда для здоровья. Нуны рассказывали, что часто из-за диет и слишком интенсивных тренировок на несколько лет лишались менструации, о чем не особо жалели. Феликс же, как и они все, тренировался как мужчина. Но он же мужчина? Или нет? Чан смотрит пустым взглядом Хенджину между бровей и усиленно думает, пока хлещет соджу из бутылки. Хенджин вертит тонким пальцем у виска, а потом поворачивается к Чонину и вгрызается белоснежными зубами в его мягкую щеку. Чонин визжит, а Чанбин снимает это все на камеру под оры Джисона и Минхо, Сынмин усиленно делает вид, что не знаком с ними, пока Чан познает вселенную в собственной голове. Вопрос, что же делать, мучает Чана ровно неделю. Он как обычно жамкает Ликса перед сном, но теперь перед глазами раз за разом встает его полуголый образ. Так могла бы продолжаться буквально вечность, если бы Феликс сам не сел между его разведенных бедер в ночь кино. Он один сидел на разложенном диване. Хенджин и Джисон в обнимку устроились на широком кресле сбоку; Чанбин, Минхо и Сынмин лежали на полу у дивана, а Чонин рано пошел спать в свою комнату, поэтому Ликс, когда зашел в гостиную после душа уже на тридцатой минуте фильма, решил сесть к нему. На экране что-то ярко горело, в ушах стоял звон, Чан пару раз просил убавить звук, но его ожидаемо проигнорили, а когда Феликс прижался спиной к его груди, набросив на себя тонкое одеяло, происходящее в фильме стало ему до фени. Тело горело, он вдыхал запах геля для душа и шампуня, пока Феликс увлеченно следил за сюжетом, прошло от силы минут пять с тех пор, как он пришел, а Чан уже дрожал от возбуждения. Поэтому прижаться влажным поцелуем к смуглой шее показалось просто прекрасным решением. Феликс замер на секунду, а потом сам подался назад. Чан чуть не запищал от того, что получил разрешение на всякие непотребства в метре от мемберов. Кровь забурлила с удвоенной силой, он внезапно подумал о том, что мог бы сделать Ликсу очень хорошо прямо здесь и сейчас, поэтому сжал его в объятиях и опустил руку на чужой живот, который сразу поджался. Феликс задрожал и тут же задергался, когда одновременно с поцелуем в ухо рука Чана задрала легкую майку и огладила едва заметный пресс. — Тс, все хорошо, я сделаю тебе приятно, — под крики и плачь героев с экрана обещает Чан. — Хен, я… Я не могу, — бормочет Ликс, когда рука Чана медленно опускается вниз и проникает под резинку шорт. Второй рукой он лезет под майку и оттягивает розовый сосок, пока осыпает шею мягкими укусами. На экране трагично умирает герой, а Феликс отчаянно сводит бедра. — Я знаю про твою сладкую киску и ужасно хочу ее попробовать, — хрипит Чан в веснушчатое ухо, и Феликс натурально скулит. Он дышит часто и крепко, держит Чана за предплечье, пока его язык снова лезет в ухо, а рука медленно бредет вниз по пушистому паху, — Так сильно хочу почувствовать, как ты сжимаешься на члене. Скажи, детка, ты же хорошо примешь мой член, да? Феликс быстро-быстро кивает и почти задевает затылком чанов подбородок. Пальцы опускаются на пульсирующую киску и Чан с рыком кусает его в загривок, когда всхлип против воли срывается с обкусанных губ. Ноги сами разъезжаются, когда Чан проникает пальцами между половых губ и надавливает на пульсирующую щелочку. — Как ты… Как ты узнал? — задыхаясь шепчет Феликс и подается бедрами навстречу мягким движениям чужих пальцев. — Я вернулся за телефоном в наш выходной и решил посмотреть, как ты, — бормочет ему в плечо Чан, второй рукой сгребая его грудь в кулак на манер женской, — Ты нагнулся надеть белье и показал все, что нужно. Феликс тихо рычит и выдыхает через нос, когда длинный палец проникает в пульсирующее нутро. — Ты уже такой влажный, нравится, когда я тебя трогаю, м? — дразняще оглаживая уже набухший клитор большим пальцем, спрашивает Чан. Феликс только хнычет и снова кивает, его бедра напряжены до предела, как и горло, в котором он сдерживает высокие стоны. Они все еще не одни и их все еще могут поймать. Чана же это не особо волнует, он собирает смазку пальцами и неожиданно сильно давит на клитор, Феликса подбрасывает на его коленях. Средний палец продолжает распирать сладко сжимающуюся киску, Чан жмется носом в мокрый затылок и чувствует, как член дергается от одной мысли о том, чтобы оказаться внутри Феликса. Язык колет от желания вылизать эту мягкую киску, хлюпанье заглушается очередным взрывом с экрана, как и низкий феликсов стон. Чан выпускает его грудь из плена и зажимает милый рот ладонью, чтобы шумел меньше. Собственный член упирается Феликсу чуть выше поясницы и болезненно ноет, пачкая белье предэякулятом. Феликс дергает бедрами в погоне за оргазмом, движения пальцев становится быстрее, а пошлое хлюпанье почти не слышно из-за экшена на большом экране. Под тонким одеялом становится слишком жарко, шорты сковывают движения, пока мокрые поцелуи на шее пускают по телу очередные разряды тока. Феликс выгибает шею и тянется к напряженному Чану за поцелуем. Тот тут же прижимается к распухшим губам и сразу лезет языком во влажный рот. Ликс мычит и пытается поспеть за его юрким языком, но Чан с пошлым чмоком разрывает поцелуй и снова присасывается к чувствительной шее, всеми силами сдерживаясь от того, чтобы оставить засос. Чан сам весь вспотел, спортивки неприятно давят на возбуждение, но Феликс, дрожащий в его руках, компенсирует абсолютно все неудобства, он убирает ладонь с его губ и снова сжимает пальцы на разбухшем соске. Феликс сжимает одной рукой его бедро, а второй держится за запястье руки, которая прямо сейчас доводит его до дрожи. Чан двигает пальцем внутри пульсирующей киски, пока оглаживает большим пальцем клитор, смазка пачкает ладонь и упрощает движение. Когда Феликс неожиданно сжимает бедра, Чан ускоряет движение, пока Ликс не начинает мелко дрожать и выгибает спину, откинувшись затылком на чанову грудь. Его влажный рот широко раскрыт, он хрипит что-то и закатывает глаза, а Чан продолжает двигать пальцами, и чувствительный после оргазма Ликс дергается от легких поглаживаний. Еще минуту он мелко подрагивает, а потом, совсем успокоившись, тянет руку Чана из шорт и прикрывает глаза под легкие поцелуи, осыпающие плечи сквозь ткань футболки. — Нет! — кричит Джисон, разморенный Феликс дергается от неожиданности в руках Чана и бросает взгляд на кресло, в котором Хан расположился на пару с Хенджином. Тот поглощен сюжетом и в их сторону даже не смотрит, поэтому Ликс облегченно выдыхает и откидывается на твердую грудь. Чан шипит, а Феликс неожиданно замечает что-то, что недвусмысленно упирается в поясницу. Он нервно усмехается и спрашивает, взглянув через плечо: — Это пульт от телека или ты так рад меня видеть? Чан смотрит тяжело и сжимает все еще влажной ладонью его оголившийся бок: — Я буду рад прямо сейчас положить тебя на кровать и вылизать до блеска. Феликс сглатывает и шепчет: — Я буду рад тебе с этим помочь, — и сжимает заведенной за спину ладонью член сквозь спортивки, Чан на это сжимает зубы на его плече. Они кое-как вываливаются из гостиной, снова незамеченные, и крадутся в сторону общей комнаты, чтобы ближайшие пару часов придаваться разврату на новых чановых простынях.