***
Прошла неделя. Неделя с того момента, как Эдгар сходил в травматологию, где с ним провели несколько замысловатых процедур, чтобы выяснить наличие повреждений внутренних органов, и, не найдя таковых — видимо, били его, опасаясь дальнейших более серьезных проблем с судом — он отказал в безразличном предложении медперсонала задержаться у них «подлечиться» непосредственно уже в самой больнице. Вместо этого он какое-то время сновал по улицам своего района, пока не стемнело, и только потом, унылым и измученным направился домой, прямиком отлеживаться на матрасе, который за последнюю неделю стал его верным спутником, ибо покидал он его только чтобы сделать базовые вещи для поддержания жизнедеятельности в целом, и то не злоупотребляя — совсем наоборот, даже не желая сделать больше, чем справить нужду и забросить в желудок первое попавшееся из холодильника. Он просто лежал. Если не спал, то смотрел короткие видео, чтобы сильно не задумываться насчёт их содержания, и все это можно назвать одним словом — существовал. Просто был. Деваться ведь некуда. Только иногда, при особо хорошем расположении духа, поднимался, подходил к окну, открывал его и смотрел вниз. Если же курил, то бросал фильтр, наблюдая за тем, как молниеносно окурок пропадал из виду, а если нет — просто стоял, пока не становилось слишком холодно, чтобы не удержаться и не пойти вновь лежать, кутаясь в одеяло. Его не заботили проблемы окружающего мира. Что уж говорить — и свои проблемы он мастерски игнорировал. Отключив уведомления во всех мессенджерах, он делал вид, будто может остаться в своем маленьком мирке навсегда, но, как прискорбно это ни было, данный ему больничный был не вечным, и вскоре пришлось вспомнить о чем-то, помимо самобичевания. Но ему не хотелось. Вообще ничего не хотелось, а уж тем более пытаться настроиться на другой уклад жизни, после недели раздумий сродни танталовым мукам. Первым, что он сделал, когда он всё-таки удосужился зайти в приложения для коммуникации с миром, обнаружив запредельное количество непрочитанных сообщений, — это написал начальству об увольнении. К несчастью, без раздумий отправив увольнительную записку, он тут же удалил сообщение, прежде чем его кто-либо прочитал. Сделал ли он это осознанно — он не понял, но то, что уйти с работы не получится так просто, говорило собственное нутро, будто бы сопротивляющееся и не одобряющее весь происходящий хаос, было очевидно. Ну ничего. Если он не может уволиться по своей воле, то можно сделать так, чтобы этого захотели другие. Твердо решив, что, вернувшись к работе, он не будет делать ровным счётом ничего, Эдгар направился в ванную комнату, в которую не заходил на протяжении недели, чтобы хоть как-то привести себя в порядок, придав вид чего более… живого. У него когда-то были антидепрессанты. И он совсем не отрицал, что, возможно, со многими вещами справиться не может. Но на регулярном употреблении неких стимуляторов «хорошей жизни» Эдгар совсем потерял интерес к чему-либо, став слишком апатичным. Его не интересовало ни больше ни меньше ничего важного. Собственные мечты, желания, ради каких он старался жить, не сильно волновали, и оттого смысл во всем потерялся, затмленный ложным спокойствием. Ах да, ещё огромным минусом было почти полное отсутствие либидо, да настолько все плохо было, что Эдгар побоялся, как бы это не навсегда останется так. Насколько бы он не любил заглядывать в будущее, но осознанная и взрослая его часть говорила, что вечная жизнь в одиночестве с котом под боком не отрицает того, что когда-нибудь у него мог бы появится партнёр. А уж извините, кого бы порадовал нерабочий в том самом смысле молодой человек? Да и себя чувствуешь сразу же сломанным, неправильным и обделённым. Но, благо, побочные эффекты испарились после некоторого времени воздержания от антидепрессантов. Больше он к ним не возвращался: печальный опыт заставил Эдгара не задумываться во второй раз насчёт поиска более подходящих ему препаратов: слишком уж много неоправданных рисков. Почистив зубы и кое-как ополоснувшись минимальным напором воды во избежание казусов с трубой, Эдгар медлительно собирался, отыскал тональный крем с древнейших времён, чтобы замаскировать пожелтевшие синяки на лице, и направился на работу, не беспокоясь о том, что опаздывает. Обычно тухлый и непривлекательный воздух в подъезде показался ему глотком чего-то чистого, ведь за время своего отшельничества по-человечески проветривал комнаты он крайне мало. Спускаясь по крутой лестнице, он решил почитать игнорируемые им сообщения и удивился, когда увидел более пятидесяти входящих, отправленных Биби, содержание которых варьировалось от вопроса, все ли в порядке, до обвинений в, как она выразилась: «Ебучем предательстве. Какого хрена ты игноришь?». Эдгар бездумно пролистал переписку от начала до конца, не зная, что должен ощущать. «Привет. Тебя не было на работе. Мне сообщили о больничном. Что ты вытворил, пока меня не было? Всего день, Эдгар, ты гений!». «Это простуда или что-то серьезное? Почему Лысый увиливает когда я спрашиваю???». «Ты что-то сломал? Или в больнице?». «Доброе утро. У меня два варианта, почему ты не читаешь. Первый: ты не можешь. Второй: ты не в состоянии. В случае второго тебе как минимум должно оторвать руки, чертов игнорщик, прочитал бы хотя б!». «Знаешь, Эдгар, можно было хотя бы из уважения дать понять, что лучше тебя не беспокоить. Но ты решил иначе, пусть так». «Пошел нахуй». Обрывки сообщений замельтешили перед глазами, но быстро надоели. Он закрыл переписку и нажал на другую, от Фэнга, первым сообщением которой было это позорное видео с его танцем. Какой ужас. Даже его, казалось бы, непробиваемый жилет от внешнего мира дал трещину, увидев нечто настолько…удивительное. В строку ответа он набрал короткое и внушительное «удали», прежде чем отправить и начать пролистывать остальные сообщения. «Привет. Все ок?". «Слушай, не думай, что случившиеся на что-то повлияло. Дай знать, если захочешь поговорить». «Биби сказала, что ты на больничном. Что-то серьезное?». Эдгар цокнул. Опять это напускное проявление доброты. Он прекрасно понимает, какого она происхождения, увольте его от этого! «Прив. Я сегодня на пробежке, на пары не пошел, хочу воздухом подышать все такое. Я тут недалеко. Хочешь капучино куплю? Дай знать, что ты ещё не помер и выйди». Капучино? Фу, что за питье для дилетантов. Задержав палец на иконке для ответа, он начал вводить грозное: «Капучино пьют только дети и девственники. Если уж хотел купить, то только молотый кофе с ложкой сахара без прочей марципановой хуйни». Удовлетворённый своим ответом, Эдгар смотрел в экран телефона, не увидев то, что ступеньки закончились, и врезался в стену, выронив гаджет из рук. Ранее он действительно разозлился: воспылал бы, но сейчас лишь тупо посмотрел себе под ноги, в голове озвучив оформленное «ебучий Фэнг». На работу он пришел несколько опоздав, как ни в чем не бывало поздоровался с охранником у служебного входа и принялся в таком же неторопливом темпе переодеваться в форму, пока в помещение не ворвалась запыханная официантка. — Ты почему опоздал? Сегодня внеплановая проверка, на планёрке обсуждали! — Проверка? По поводу? — Что-то связанное с недосдачей…я плохо в этом понимаю, лучше у начальника спроси, он сейчас в зоне отдыха готовит все к приходу верхушки. Но я бы не советовала, Базз злой как черт. Отлынивание от работы отменяется. Пусть он и намеревался всеми способами распрощаться с работой, но во время проверки такое поведение может пошатнуть репутацию самого заведения. К тому же Базз неплохой человек и не единожды прощал его косяки, и именно поэтому сегодня нельзя ударить лицом в грязь. Сегодня нужно быть в полном обмундировании, поэтому Эдгар вытащил бабочку, спрятанную в закромах шкафа, и нацепил поверх черной приталенной рубашки. Обычно он пренебрегает дресс кодом, но придется сделать исключение. Он спешно зачесал волосы, присмотрелся к лицу, выглядещему мягко говоря поношенно, и направился на привычное место за барной стойкой, во главе которого сейчас стояла Биби. Наверно, не совсем прилично спихивать на другого свою работу без причины, но Эдгару совсем не совестно. — Салют. Извини, опоздал, ещё никого не было? Он огляделся. Всё как обычно: из другого помещения доносится хорошо слышимая, пока ещё не набравшая обороты, ведь это обычно происходит к глубокой ночи, музыка; фиолетовое давящее освещение все так же раздражает, примерно не меньше, чем светодиодные лампы за спиной; и все, кажется, не отличается от обычного рабочего дня, помимо некоторой нервозности и суетности на лице другого персонала, включая его напарников, таких же барменов. — Слушай, у тебя не будет жидкости для снятия лака? Тут запущенный случай, — Эдгар осматривает ногти, которые успел запустить до такой степени, что от когда-то стильного и ухоженного маникюра остались лишь черные пятнышки посередине, напоминающие руки точно бы измазанные в угле. Довольно позорно, заметь его ручки проверяющие. Биби хмуро уставилась на него и молчала до тех пор, пока это не стало вызывать неловкость. — Что? — Ничего не хочешь сказать? — Ах, да. Я живой. Все нормально. Спасибо, что интересовалась. Такой ответ её явно не удовлетворил. Биби подошла ближе, взглянула в глаза, оглядела лицо, прищурилась и сомнением спросила: — Почему ты оранжевый? Да уж. Тональник первоклассного качества дал о себе знать. — Загорел. Та ещё больше нахмурились, отразив на лице эмоции крайнего недоверия. Затем Биби провела пальцем по щеке, жестом этим благополучно стерев часть его маскировки, и оттого фиолетовые, местами зелено-желые пятна стали вовсе не незаметны. — Это тогда что? — для показательности девушка ещё раз тыкнула ему в щеку. — Трупные пятна. Так может быть, особые болезни, все такое… Стакан, который Биби все это время держала в одной руке, со звоном опустился на стойку. По нему прошла трещина. — Да ты издеваешься! Сейчас совсем не время, чтобы показывать свое чувство юмора, Эдгар! Что произошло? По тому, сколько сообщений я отправила, на которые ты, кстати, так и не ответил, можно было догадаться, что этот вопрос заинтересует меня в первую очередь! — Эм, милая, не сердись и налей мне чего… — вклинился в разговор дебелый мужчина с невероятно неестественно красным оттенком лица, вероятно, появившимся из-за проблем со здоровьем, который всего-навсего хотел выпить, но, увы, пожелал это не в то время. — А ты замолкни вообще! — разозлилась Биби и махнула в его сторону рукой. — Технический перерыв! — Что ты сказала? — Что слышал, — она придвинулась, выразительно подняв брови, и по слогам произнесла: — Проваливай. Мужчина возмутился, сказал несколько лестных перед тем, как уйти, чтобы не тратить время, но та уже не слушала, направив гнев на человека, которому он изначально и подразумевался. А Эдгар смотрел вслед уходящему мужчине, думая, что это было зря и порыв злости не стоит тех проблем, которые непременно последуют из-за такого обслуживания. Своими мыслями на этот счёт он решил открыто поделиться: — Это было опрометчиво. Надеюсь проверка не стоит где-нибудь за углом, иначе сочувствую. Базз нас убьет. — Мне все равно, держу в курсе. Не переводи тему и отвечай: что произошло? — Да что ты заладила! Ничего не произошло. Упал, заболел и сидел дома. Настроения отвечать не было. Устраивает такой ответ? — Упал? Мне не пять лет и я не твоя мама! Какого черта, Эдгар? Сколько можно врать? И так по-свински относиться к людям, которые искренне о тебе беспокоятся! Эдгару начало это надоедать. Какого черта на него кричат, когда он ещё ничего не успел сделать? Беспокоится? Спасибо, не столь важно! — Хм, ты обо всех искренне беспокоишься. Не вижу смысла ставить это в ряд нечто особенного. — Что ты имеешь в виду? — Биби смотрела с нескрываемым недовольством, граничащим с самым настоящим презрением. Пока не сформировавшимся в единую и цельную эмоцию, но на пути к этому. Ей не нравится, куда клонит этот диалог. — Ну как что? Тебе все важны, для всех ты подруга и верный помощник на пути тернистом. Разве не так? С любым, кто сядет здесь и попросит выпивки, ты способна найти общий язык, слушать его проблемы, давать советы и искренне сопереживать несчастной судьбе. Всегда удивляло, как можно так неразборчиво подходить к знакомству с людьми. Но дело твое, как знаешь. Мгновенного ответа, как это было раньше, не последовало, и Биби смотрела на него, вдумчиво, смакуя суть слов о том, что она, оказывается, не отличается особой разборчивостью в людях. — Как ты можешь это сравнивать? Если ты действительно думаешь, что это одно и тоже, то могу только посочувствовать, — прозвучало разочарованно и совсем не зло; так, если бы не иметь желания больше что-либо продолжать, ведь она поняла — нет смысла. — О-о, ну давай, скажи, что писала ты мне определенно точно из-за того, что это я! Не потому что тебе стало скучно, непривычно без знакомого лица и ощущения, что рассказывать истории теперь не так приятно, а именно из-за этого! Поиграем в друзей? Он не знал, почему выбрал именно такие, грубые и жестокие слова, которые и сам не считает истиной. Ему плохо. А другим нет. Ведомый желанием не чувствовать себя так погано на фоне вполне справляющихся со своими проблемами людей, сделав их такой же бесформенной черной массой негатива собственным поведением, он не заметил, в какой момент не смог остановиться, продолжив топтать в землю все то, что он вовсе не считал бессмысленным. Но теперь так считает Биби. — Вот как. Ясно. Я тебя поняла, Эдгар. Если же раньше я считала тебя другом, пусть далеко не лучшим и не самым близким, но другом, то теперь ты действительно прав: я плохо разбираюсь в людях и была слишком большого о тебе мнения. Больше я не напишу, вижу, как ты это ценил, чао. — Куда ты? — вырвалось само собой. — Куда подальше от эгоистичных, думающих только о себе, выродков. Кстати, завтра можешь не приходить, если собирался, — больше Биби ничего не сказала и направилась прочь, не оборачиваясь на Эдгара, смотрящего ей в спину. Куда приходить? Завтра? Завтра… Завтра! Точно! Он же должен был прийти к Саяну на занятие. Совсем забыл. Но в этом, как выяснилось, больше нет надобности. И только сейчас, только тогда, когда она ушла, Эдгар понял всю суть сказанного и то, насколько всё происходящее обидно. Не стоило так говорить. Она считала его другом? Так просто? Он растоптал чьё-то доверие? Обесценил буквально всё? Эдгар почувствовал в груди терпкое разочарование. В носу защипало. Он зажмурил глаза, глубоко вдохнул и выругался. Выругался на всё: на себя, на Биби, на мир, на это дрянное чувство страха и безысходности, когда жизнь в один момент сильно меняется. Он выдохнул. Ну и пусть идёт! Все равно! Оставшееся время Эдгар то ли в рассерженности, граничившей с помутнением, то ли со смирением, не отрицающим нежелание мириться со всем этим, — все эмоции смешались — выполнял свою работу. Биби ушла. Вероятно, к другому бармену. Он думал, что через время на ее место придет кто-то другой, но этого не произошло: видимо та во всей красе успела рассказать, какой он бессердечный червь, тем самым лишив какой-либо помощи со стороны других. Рук катастрофически не хватало — он даже не смог выйти на перекур, а оттого чувствовал себя вдвойне паршиво. Натягивать улыбку во время проверки, не обошедшей его стороной, было не то чтобы тяжело — сродни ужасной муке, выжимающей из тебя все силы. Эдгар не привык фальшивить: если ему плохо, он не станет этого скрывать, и совсем без разницы, что подумают другие. Заканчивал смену он в поту, абсолютной вымученности и на гудящий ногах. Но и на этом его страдания не закончились: Базз вызвал всех к себе на ковер. Сегодняшнего происшествия не хватило, и Эдгара решили добить моральной, гласной и изощрённой казнью собственного самоуважения, при всех выругав за опоздания, которые, к слову, были частым явлением. Базз был настроен серьёзно и, отругав администратора за несоблюдение должных требований, он взялся за тех, кто имеет непосредственное взаимодействие с людьми. Но настоящий ужас вызвало то, что он вспомнил про жалобу от посетителя на якобы хамское отношение одного из работников бара, и со всем чувством, экспрессией, присущей человеку, целый день бегающего на побегушках у более высших людей, объяснял им, что такое этика общения с клиентами. Правда, объяснял в такой форме, что у присутствующих, стоящих в ряд и вытянувшихся в струнку, невольно начали подгибаться колени. Что-что, а Базз был внушительным. В обычное время он не отличался особой строгостью и всегда шел на компромисс, тем самым выстроив доверительные отношения со своими работниками. К нему в случае необходимости можно было без страха обратиться за помощью и никогда не услышать отказ. Это одна из причин, почему Эдгар остановился именно в этом месте на длительное время, не пытаясь найти что-то более удобное в плане расписания. Да и коллектив был хороший, что уж таить — с ними он чувствовал себя увереннее. Добиться такой непринуждённой атмосферы — большой успех. Но при всех своих хороших и добродушных качествах Базз был также не обделён твердым характером и горячим нравом. При случае он обладал всепоглощающей, давящей аурой, заставляющей людей повиноваться, как и требуется любому хозяину каких-либо заведений. Один вопрос и нет возможности отступить: — Кто нахамил? Имя. Все сглотнули, затихли, и Биби уже открыла рот, чтобы отчитаться, но ее опередил Эдгар. — Это был я. Прошу извинить, не знаю, что на меня нашло. Сегодня с утра был не в духе, больше не повторится. Биби удивлённо глянула на него, возможно, порывалась как-то прокомментировать, но ее перебил Базз, внушительно сказавший: — Конечно не повторится! И я тщательно прослежу за этим, как и за твоим идеальным исполнением обязанностей. Завтра пораньше придёшь, поговорим в другой обстановке. Отлично. Ему назначили убийственное свидание, и Эдгар уверен, что под разговором подразумевается уведомление о том, что, ой, теперь у него поменялось расписание и смен стало в два раза больше. Базз никогда не наказывал его действительно строго. Видимо, он рассержен не на шутку. Что ж, ему явно не хотелось бы таких нововведений в свою жизнь. Но и сказать, что, вообще-то, он собирался уволиться — тоже никуда не годится. Он виноват, да, но совсем не хочет портить отношения с Баззом. Все-таки совесть у него не отсутствует, поэтому Эдгар решил мириться с тем, что в ближайшее время работу не покинет. И пусть, что пребывание на ней без своей постоянной спутницы станет в разы мучительнее — потерпит. На Биби он старался не смотреть, не встречаться глазами с тех пор, как взял вину на себя. Ушел ни с кем не попрощавшись, не оглядываясь и стараясь не сожалеть. Не получалось.***
Дни шли мучительно. Тот самый разговор «по душам» состоялся. Вместо подработок, как думал Эдгар, его наказанием была грязная работа, то бишь оставаться допоздна, прибраться, приходить раньше и помогать любому, кто как-либо не справляется. Терпимо, но оттого не менее напряжно. И главное: сроки этого безобразия были не определены и, скорее всего, так будет до момента, пока Базз полностью не убедится в его состоятельности. Своеобразный стимул ли это делать все добросовестно, чтобы кара поскорее закончилась — он не знает. В любом случае Эдгар делает успехи: Базз хвалил его за правильное отношение. Но на учебе со всеми этими новшествами на работе стало тяжело. Даже невыносимо: кто выдержит такое издевательство от администрации? Они будто поспорили, как часто дорогой и уважаемый Эдгар будет появляться в списках на отчисление. Пришлось чаще бывать в профкоме и, будучи совсем убитым работой, участвовать во всем ихнем шалопайстве — иначе не назовешь. В какой-то момент ему опять захотелось умереть. Как в ту неделю больничного, где он словно бы пустил корни в свою лежанку и если думал, то только о самоубийстве. Но сейчас мысль иная — осознанная. Не на эмоциях, а та, что давно теплилась в голове как навязчивая, но глупая идея. Сейчас она кажется не менее абсурдной, но, как бы этого не хотелось, постоянной. В ответ на люблю неудачу вырисовывается четкий ответ «хочу умереть», а каждый момент с собой наедине сопровождался удручающим «больше не могу». Одиночество явно не идёт ему на пользу. С Биби он так и не помирился. Для того чтобы обозначить в своей голове это как «ссора» ему потребовалась неделя. Неделя на понимание того, что если кто-то из них не решится на разговор, то ничего не поменяется. И этот кто-то определенно не Биби. Когда он видел ее мельком, в комнате персонала, но не здоровался, когда скрытно наблюдал за ней, когда глаза то и дело пытались увидеть в проходе двери ту самую фигуру, он понял, что она в самом деле важна для него. Эдгару было тяжело без ее сопровождения, без историй из детства и, в конце концов, без ощущения присутствия. Что ему говорить? У него нет опыта в извинениях. Обычно извиняться должны перед ним, но и того не было. Сейчас иначе — он провинившийся. Он тот, кто принес боль. Тот, кто проигнорировал и даже упрекнул в хороших намерениях. Эдгар думал насчёт того, что можно сказать. Но тут возникла та же проблема страха перед слушателем, уверенность в непременном провале. Да и сомнения в том плане, что Биби, быть может, вообще ничего не ждёт от него, а это был всего лишь хороший повод закончить какие-либо отношения, тоже присутствовали. Она его в целом видеть не хочет, так про какие извинениям может идти речь? Как же всё-таки сложно разобраться в людях. Болит голова. Эдгар вздохнул, наблюдая, как двое парней уводят своего в хлам напившегося друга. Ему бы тоже хотелось выпить… Может стоит отойти? Базз уже не ходит хвостиком за персоналом, да и проверка, кажется, отстала… — Привет. Эдгар поднял глаза и наткнулся на, скажем так, постоянного клиента в голове именуемого «неразлучником». А где же его подружка? — О, ты сегодня в полном обмундировании? — он указал на свой воротник, имея в виду бабочку Эдгара. Тот отвёл глаза и сказал: — Вынужденно, к сожалению. — К сожалению? А по мне так даже лучше. Эдгар не стал на это отвечать, почувствовав неловкость, словно бы носить форму — нечто постыдное. — Чего без Колетт? — перевел он тему, взглянув на Фэнга, который сегодня показался ему каким-то другим. То ли лицо вытянулось, то ли фигура не такая, как обычно… Наверное, это из-за черной одежды, в которой он видел его крайне мало, да и освещение, конечно, тоже играет значительную роль. — Дома сидит и ответственно копирует сайты на рефераты, — ответил Фэнг, вспоминая разочарованное лицо подруги, когда он сообщил, что хочет вечером оттянуться. — Сегодня я сам. — А ты чего не копируешь? — спросил Эдгар и добавил: — Каким вообще образом можно умудриться успевать ходить на учебу, участвовать в жизни вуза, на пробежки свои ходить да ещё и сюда регулярно наведываться? — его давно интересовал этот вопрос. Может быть, это с ним что-то не так, если он разрывается между двумя занятиями, забирающими абсолютно все время, в то время как кто-то живёт без ограничений? За эти дни они переписывались. Не особо эмоционально, скорее сухими фактами, но и то было нетипично для обычно игнорирующего чужие глупые сообщения Эдгара. И не сказать, что это было его желание… Скорее необходимость, ибо ощущение, что если он прямо сейчас не отвлечется, то сойдёт с ума, было сильнее его, как и необходимость написать хоть слово. Так вот в этих сообщениях он заметил, что собеседник постоянно чем-то занят и находится везде, кроме дома. В чем секрет такой активности? Где достать этот неисчерпаемый источник энергии? — А кто сказал, что успеваю? Эдгар пожал плечами. И правда. — Кстати, — вспомнил Фэнг, осознав, что чего-то, точнее кого-то, не хватает, — а где Биби? Эдгар неопределенно махнул головой и сказал: — Уже как неделю не со мной. Иди поищи, у нее плавающее расположение. Она там, — он указал рукой в нужную сторону. — Да мне не принципиально… Здесь посижу. У вас что-то произошло, если не секрет? — Нет! — выпалил Эдгар очень неестественно, а напротив только улыбнулись в ответ на очевидную ложь, не став расспрашивать дальше. Знает ведь, что тот и под страхом смерти до последнего будет отмалчиваться. — Как знаешь. Тогда можно мне… — начал Фэнг озвучивать пожелание, но перед его носом поставили стакан с тем, что он обычно заказывал. Когда только успел? — Спасибо. Это… — За счёт заведения, — закончил за ним Эдгар. Фэнг расплылся в улыбке. Затем он решил приподнять трубочкой кусок льда, наблюдая, как уменьшилось количество жидкости. Обычно его было меньше… Какое-то время они решили посидеть в относительной тишине, если та является таковой, учитывая, что буквально через дверь во всю играет музыка и мигают прожекторы. Постепенно подходили другие посетители, Эдгар ловко выполнял их заказы. Фэнг в это время засел в телефоне, с неприятным звуком выцеживая последние капли коктейля, а потом, когда он закончился, покручивал стакан в руке, пока кусочки льда бились о стенки. Раздражает. Эдгару стоило привыкнуть к подобным мелочам, но каким-то образом именно сейчас это действовало на нервы сильнее обычного. Он нахмурился и недовольно смотрел на Фэнга до тех пор, пока тот не сдался, а уголки его губ не поползли вверх, выдавая намерение подшутить. Медленно поднимая глаза с экрана телефона на человека, стоящего с выражением лица, мол, сколько уже можно, азиат состроил ни в чем не повинное выражение лица и наивно попросил: — Дядя бартендер, хватит на меня пялиться. Я смущаюсь. — Милый мальчик, ещё одно движение и дядя бартендер больше не будет готовить халявное пойло, — парировал он жестоко и непобедимо. Фэнг пошел в капитуляцию, пораженно подняв руки мирным жестом. — То-то же. — Простите мне эту оплошность, сэр, — сказал азиат, понурив голову. — И повторите, пожалуйста, — рука придвинула стакан, а выражение лица из наигранного стало более искренним. Эдгар поднял одну бровь, не сдвинувшись с места. — Я потанцевать хочу, а на трезвую голову идти туда, — он указал на закрытую дверь, — никак нельзя. И покрепче. Эдгар закатил глаза. Совсем скоро Фэнг радостно выпивал его очередное творение и начинал хмелеть. Недаром говорят, что азиатские национальности совершенно не имеют толерантности к алкоголю. Пусть Фэнг был явно интереснее, чем типичный китаец, о чём говорили отнюдь не маленький рост и некоторые славянские черты в лице, но, видимо, участь эта не обошла его стороной. Он принялся рассказывать какие-то незначительные вещи, медлительно, теряя мысль, и в какой-то момент вообще перешёл на бубнеж, который Эдгар не трудился разобрать. Щеки его покраснели от прилившей к лицу крови, а глаза засверкали пьяным блеском. — Слушай, вот ты тут работаешь все такое. А хоть раз приходил как посетитель? Танцевал там вообще? — Не было такого опыта, — Эдгар, настолько уставший от музыки и постоянного шума, что обходит стороной любого школьника, идущего по улице с колонкой, согласился бы танцевать под клубные песни лишь под дулом пистолета. — Зря. Очень зря, ведь получается неплохо, — ухмыльнулся Фэнг, распластавшись на стойке и подперев голову рукой. Неудачная попытка постыдить Эдгара, ибо то видео, его содержание и свои «умения», он давно раз сто прокрутил в голове и абсолютно остыл к ситуации. С кем не бывает. Затем Фэнг попросил налить ещё. Эдгар сказал, что этот и последующие стаканы будут платными, а тот с разочарованным видом пожаловался, что Биби уломать было легче, но, повинуясь, принял представленные условия. Стакан. И ещё. — Эдга-ар, — протянул Фэнг, который почти лежал на столе, — ну же, почему ты вечно такой неприступный? Мы же друзья, а ты ничего не хочешь говорить. — А ты задавай нужные вопросы. Может повезет, — хмыкнул тот, кому адресовалось это «дружеское недовольство». — Да что ещё спрашивать-то?.. — на его лице отразилась попытка сосредоточиться, увенчавшаяся провалом. Он решил задать самый обычный и статичный вопрос, по его мнению, ведь ничего другого не придумал: — Ту квартиру опечатали уже, да? Ходил посмотреть? Прикинь какое разочарование у торчилл, рассчитывавших на хороший вечерок, пф-ф-ф. Они не обсуждали произошедшее. Фэнг старался никак не напоминать про этот случай ни в сообщениях, ни в вузе, а Эдгар делал вид, что ничего такого и в помине не было. Но сейчас, посчитав это вполне хорошей темой, от которой можно оттолкнуться к чему-то более существенному, Фэнг решил, что нет ничего плохого в том, чтобы вспомнить не самую приятную, но заставившую его о многом подумать, ситуацию. Но так не считал Эдгар. Как минимум потому что тот попал точно в цель, задав нужный вопрос. Не тот, на который он с радостью ответил бы, но тот, который заставил действительно заволноваться. Потому что он ходил туда. С одной явной целью — не интереса ради, нет. Другой, той, в которой самому себе стыдно признаться. Той, которая должна быть захоронена с ним в могиле, потому что сказать, что не смог воспротивиться желанию поискать осталось ли чего под плинтусом, — совсем не то, что можно озвучивать вслух. Он просто был не в себе. Да, именно так. Одна оплошность, к тому же дверь была закрыта. Ну и пусть, что от безысходности он пробовал открыть её ключом от своей квартиры, — чхать! Сердце забилось чаще, а рука, державшая бутылку, напряглась. — Ходил. То есть нет!.. Неважно. Я просто от соседей слышал, сам там не был, — пытался подобрать он слова. Но Фэнг уже не слушал, только махнул рукой, как бы показывая этим, что собеседник из того не очень, и отлип от барной стойки, направившись в сторону танцпола. Эдгар выдохнул. А потом вдохнул, и так несколько раз, пока ощущение, что его чуть было не уличили в чем-то ужасном не пропало. А, казалось, куда хуже? Ему определенно не хватает помощника, ибо выйти перекурить в некоторых случаях становится необходимостью. — Приветик. Не могли бы налить чего вкусненького, молодой человек, — кокетливо произнесла подошедшая женщина, тон и говор которой абсолютно не сочетался со внешностью. — Приготовьте что-нибудь лично для меня. Эдгар выдавил из себя нервную улыбку и сказал: — Конечно, могу предложить новое сочетание специально для вас… Как же ему надоело. Песня сменялась песней. Люди все подходили, напивались, возможно, на что-то плакались, а после уходили. Эдгар стойко терпел любые людские выходки, но никак не мог перестать чувствовать отвращение к женщине, которая все никак не уходила и к тому же даже не напилась насколько, чтобы ее попытки в ухаживание стали менее явными. Вот, что называется настоящая стойкость к алкоголю: наливай ей самые ядерные смеси, а она продолжает бодро ворочать языком. Удивительно! Женщина, имя которой он не удосужился запомнить, намеревалась взять его за руку, но он быстро среагировал, сделав вид, что делает очередной напиток. Терпение начало заканчиваться. Но ему нельзя хамить. По крайней мере не сейчас, когда Базз отреагирует остро на любую оплошность. Казалось, он согласился бы на что угодно, лишь глаза его не видели эти светлые растрепавшиеся локоны в подобие прически и нахальные глаза — что угодно! И именно в тот момент, когда Эдгар собирался окончательно высказать, потеряв всякое терпение, что думает в лицо этой женщине, он заметил подходящего Фэнга. Но беда не приходит одна — вместе с ним была какая-то миловидная на вид девушка. Вскоре обе фигуры присели, а азиат энергично поздоровался. — Угостите меня и эту прекрасную даму, — сказал он угодливым тоном, а после повернулся к спутнице, обращаясь уже к ней. — Я плачу. Та хихикнула, а Эдгар в удивлении поднял брови. Он что, флиртует? А как же Колетт? Они все-таки не встречаются? Несмотря на множество вопросов, он кивнул, и вскоре перед людьми стояли их заказы. Пили те нерасторопно, медлительно, отвлекаясь на какую-то очередную глупую шутку, после которой следовал выученный девьчий смех и такой же наигранный у Фэнга. Эдгар знает, когда тот смеётся искренне, и сейчас не тот случай. Томная болтовня женщины на фоне вмиг перестала его интересовать, и все его внимание переключилось на двух воркующих и отчего-то лживых людей. Он все гадал, что же последует дальше, и, хоть ситуация шла именно к этому, совсем не ожидал, когда Фэнг прижал девушку к себе, схватил за талию, усаживая на коленях, и впился поцелуем в губы. Рот от удивления приоткрылся, и Эдгар смотрел на них во все глаза, не пытался отвести взгляд. В его голове вырисовалась четкая картина отношений двух неразлучников, но теперь она вдребезги разбилась. Быть может, у них отношения без обязательств?.. Нет, не так… Фэнг целовал без усилия, не торопясь и не наседая. Он открыл глаза, но посмотрел вовсе не на девушку, а на Эдгара, и тот почувствовал себя донельзя странно, будто пронаблюдал что-то, что ему нельзя видеть. — Ух ты, да они совсем не стыдяться, ха-ха, — прокомментировала женщина, сидящая рядом с ними. Эдгара замечание привело в чувство и он поспешил отвернуться, сделав вид, что вовсе не пялился на них все это время. Затем двое людей, наконец, оторвались друг от друга. Фэнг почему-то цокнул и безрадостно опустился на стойку руками, спрятав голову в них. — Да бля. Ну поче-ему?.. — тихо прозвучало. Девушка оторопела, потом приблизилась и также негромко спросила: — Что-то на так? Фэнг, не поднимая головы, ответил: — Да не, все в порядке, просто вспомнил кое-что… Расслабься. — А, тогда хорошо. Может поедем ко мне? На этот раз Фэнг поднял голову, посмотрел стеклянными глазами сначала в никуда, и только потом на спутницу. — Давай сначала ещё потанцуем. Иди, я тебя догоню. Девушка явно ожидала не этого ответа, но не стала спорить и пошла на танцпол. Фэнг же не спешил ее догонять, вновь спрятавшись в крепости рук, что-то нечленораздельно промычав. А Эдгар забегал глазами, засуетился, мол, правильно ли такое спрашивать, но всё-таки наклонился, не удержавшись от вопроса: — Какие отношения у вас с Колетт? — Хорошие, — доннеся ответ из крепости. — Ну я имею ввиду… Мне казалось, что вы встречаетесь. Такое заявление Фэнг не смог оставить без внимания. Он выпрямился, состроил сначала удивлённое выражение лица, а потом непонимающее. — Ты серьёзно? — Да. Фэнг не определился, как отреагировать на это лучше: рассмеяться или ужаснуться, поэтому решил совместить, гогокнув, а потом с отвращением произнести: — Ни за что. Никогда. Ни под каким предлогом. Это ужасно, как ты додумался? — Вы всегда вместе и выглядите как парочка! Что мне ещё надо было думать? — Что угодно. Что мы внеутр...внеуторб…внеубортные… Короче! — пытался сказать правильно, но не выдержал. — Думать, что мы близнецы и то было бы реальнее! Она мне сестра. Ну почти. Все, отстань. Как можно было такую гадость сказать, вот как? Сил моих нет, как может нравится настолько недалёкий человек, а? А-а-а, — протянул Фэнг перед тем, как снова спрятать голову и больше ни на что не реагировать. Эдгар не знал, что на это думать. Как сестра, значит? Великая дружба, оказывается? Неужели его представление о семье было настолько развращено?.. Ну, вполне может быть, но и отрицать, что их отношения иногда превышают допустимые границы, — никак нельзя. — Вот так дела, хех, — вклинилась женщина, про которую он успел забыть, занятый поглащением новой информации. — Слушай, ты так пристально на них смотрел? Скажи: понравилось? А? Они были горячие, не правда? Ха-ха, я считаю, что это довольно грязно. Но знаешь, как говорят «любимые глаза грязи не бояться». Хочешь попробовать также? Иди сюда, я не кусаюсь. «Свиные глаза грязи не бояться». Идиотка. Эдгар хотел закончить все прямо сейчас, не боясь наказания от Базза, но не успел, так как первее на эти слова отреагировал Фэнг. — Детей иди своих целуй, которые дома спят, пока ты молодых красавчиков хомутаешь. — Что ты сказал?! — гаркнула женщина, мгновенно переминившись в лице. — Хочешь сказать, что я плохая мать?! — Хочу сказать, что этот парень занят, а ты иди гуляй, старуха со странными наклонностями! Затем он перегнулся через барную стойку, потянул Эдгара за ворот рубашки и чмокнул в щеку в доказательство «занятости» их обоих. Женщина посмотрела на них с огромным отвращением, сразу же отодвинулась как от огня и даже протёрла руки, которыми когда-то пыталась ухватить Эдгара. — Так вы из этих?!. Какая мерзость! Бог вас накажет, какой ужас! — она наспех проверила сумочку, кинула несколько купюр на стойку и поспешила уйти, будто увидела не невинный поцелуй в щеку, а сцену смертоубийства. — Бог без тебя решит, что делать, — сказал Фэнг ей вслед, отпуская остолбенелого Эдгара. Они молчали. Эдгар стоял тихо, не шевелясь. Фэнг спрятал лицо в ладонях. Затем из-под щелей в пальцах посмотрел на человека, которого поцеловал, и сказал: — Я отойду. Больше он не пришел. А Эдгар остался заканчивать смену и думать о всем произошедшем.***
Прошли очередные дни с тех пор, как Эдгар вышел с больничного. Очередные дни «работа, учеба и сон». С Фэнгом он разобрался сразу. Тот пусть и хотел сделать вид, что ничего не произошло, но Эдгар не из тех тактичных людей, которые лучше побудут в неведении, чем разберутся во всем, чтобы не ломать голову от вопросов. По крайней мере, если вопрос касается непосредственно его. Поэтому он сразу же выхватил Фэнга в вузе, как только увидел, и задал пару наводящих вопросов, пока не выдержал и не сказал: «Мы друзья, все такое, но, кажется, ещё слишком рано, чтобы целоваться, хоть и в шутку». Азиат слегка покраснел, но объяснился уверенно, ответил, что терпеть он не может подобных разгульных женщин и что это был единственный рабочий способ заставить ее уйти в ту же секунду после увиденного. Эдгара устроил такой ответ. Биби, например, на этой же почве не раз могла притвориться его девушкой, пускай и максимум, что могла позволить себе сделать, так это прижаться к нему, положив руки на плечо, но никак не… Настолько «вжиться в роль». Но, сделав скидку на то, что тот был подшофе, Эдгар быстро забыл о этой ситуации. Ну, может, разве что иногда прокручивал в голове… Но совсем не потому, что его это как-то задело, а больше из любопытства. Помимо раздражающих, но уже привычных ситуаций на работе; проблем в учебе, а точнее с людьми, которые перестали пытаться войти в его положение; проблем со сном, а именно его отсутствием; у Эдгара появились проблемы в виде извинения перед Биби, а конкретнее над словами, которыми он скажет. Окончательно для себя решив, что разрывать с ней контакт он не намерен и что единственный способ разъяснить все недопонимания — это его слёзные мольбы о прощении, Эдгар умозаключил, что ему необходима помощь зала. Но, расспросив знакомых Биби, он понял, что главный приз ему, увы, не получить, ибо те не дали ему никакой полезной информации, по крайней мере ничего такого, что он сам не знал. Он спрашивал о увлечениях, о любимом блюде, о любимых музыкантах, о фильмах и обо всем, что как-либо можно было использовать для большего расположения, но в итоге не получил ни одного настоящего, развернутого ответа, где было сказано больше, чем когда-то слышал он. Этот факт опечалил не только тем, что он зазря приставал к людям, а ещё и тем, что Биби, оказывается, не такая уж для всех открытая, как ранее казалось ему, и что она, назвав его другом, определенно выделила его из массы знакомых и тех, кому не суждено было слышать ее крышесносные истории про то, как она, зацепившись за поручни, чуть не свалилась на рельсы электрички, когда в шестом классе захотела прогулять уроки. Эдгар вздохнул. Может ей купить цветы? Он усмехнулся. Боже правый, как такая глупая мысль могла посетить его? Если он и купит цветы, то их можно будет смело возложить на похоронах собственной самооценки, ибо она явно будет растоптана, когда букет окажется в мусорке, а над ним посмеются. — Приветик, — поздоровались Колетт, а рядом стоящий Фэнг махнул головой. — Привет, — Эдгар передёрнул плечами будто бы от неожиданности, но на деле эти двое совсем не удивили своим присутствием и обязательным вопросом, который прозвучит через один, два… — Колетт похавать опять накупила, а в два рта мы не справимся. Присядешь? Вот опять он почему-то не откажет, опять они с Фэнгом присядут за пустой столик, а Колетт скажет, что хочет посидеть с девочками и покинет их, но на деле оставшееся время будет кидать улыбочки в их сторону, пока азиат жжужит над ухом. Какой день одно и тоже?.. Третий? Эдгар, честное слово, не знает почему, но у него возникла стойкая ассоциация с какими-то мошенническими махинациями, мол, сейчас он согласился не на дружелюбное предложение однокурсников поесть вместе да ещё и за бесплатно, а повелся на очередной звонок от работника банка. Ладно. Цели этих двоих его пока мало интересуют, а вот номер Ворона, который по случайности оказался у него во входящих, — точно наоборот. Как-то раз у Биби разрядился телефон и ему поступил звонок с просьбой передать трубку подруге. Каким образом его номер оказался у Ворона, с которым он не в особо теплых отношения, непонятно, но и это отходит на задний план, когда перед ним стоят такие грандиозные цели. Он один из ее лучших друзей и точно должен знать, как правильнее всего нужно подступиться к ней. Но не факт, что ему захотят помогать… Эдгару что-то подсказывает, что Биби первым делом пошла жаловаться на такого непутёвого недодруга своему настоящему товарищу, а это значит, что шансы на успех значительно уменьшились. Но это не повод не попробовать. Найдя контакт Ворона в первом удобном мессенджере, он начал писать: «Здравствуйте», — нет, не так. «Привет. Думаю, тебе известно о нашем небольшом недопонимании с Биби», — ещё хуже. Небольшом? «Я заебланил чутка, нужна помощь», — совсем не годится. Что написать, чтобы не выглядело слишком панибратски, но и не было формально? — Так ты согласен? Эдгар поднял глаза и попытался сложить из обрывков слов то, о чем спросил азиат. — Да, — он кивнул, делая вид, что услышал. — То есть ты считаешь, что есть людей — это нормально? Он нахмурился и с вопросом глянул тому в глаза, сквозившие хитринкой, а потом в ту же секунду понял, в чем смысл, и снова сказал: — Считаю. Я вот жареных больше люблю. Фэнг усмехнулся, но не выглядел слишком радостным. — Рад, что мы сходимся во вкусах, конечно, но можно было переспросить. Ты вообще не пытаешься, — он опустил глаза и поковырялся ложкой в пюре, а затем поднял, выглядев при этом малость возмущённо. — Совсем не слушаешь и даже не пытаешься сделать вид. Настолько неинтересно? — Да, — ответил Эдгар, вновь засевший в телефоне, но быстро спохватился: — Ой, то есть нет. Не всегда. И снова посмотрел в телефон. Извиняй, но он должен придумать, как подступиться к Биби. Фэнг никогда не был горделивым человеком и всегда мог перетерпеть, если того требовала ситуация, но и вытирать об себя ноги он еще никому не позволял. Несмотря на неопределенность своих чувств, в данный момент он четко знал, что им завладело недовольство. — Знаешь что, Эд, это не красиво. Просто не круто, понятно? И это самое мягкое, что я могу сказать, — он пытался контролировать тон, чтобы не привлекать к себе внимание людей, находившихся в буфете. — Чтобы к тебе хорошо относились, нужно что-то для этого делать. Но и в том ты проебуешься, имея уже более-менее хорошее расположение у некоторых, но совсем не стараясь его удержать. Эдгар отключил телефон. — У меня проблема. Ну извини, что я не могу быть таким активным, как ты. — У меня тоже проблемы! — не выдержал Фэнг, повысив голос. Люди стали оборачиваться и тогда он продолжил уже спокойнее: — У всех проблемы. Это не значит, что нужно плевать на внешний мир, в частности на людей, которые ой как помочь могут. Хотя бы словами, понимаешь? Не знаю, что там у тебя случилось, но я мог бы узнать, не прочь даже послушать, но разве есть смысл просить тебя рассказать, если все скатится к очередному «неважно»? Понимаю, бывает тяжело наладить контакт с людьми, когда много лет жил совершенно по иному мировоззрению, но людям же свойственно расти, выползать из кокона сраных комплексов. И… — он запнулся, словно думал, насколько правильно будет использовать следующее в разговоре, хоть и с профилактической целью. — Колетт обижали в начальных классах. Сильно. И у нее были проблемы. Не знаю насколько похожи на твои, но ей тоже было тяжело справляться со всем в моральном плане, поэтому она пыталась облегчить боль, перенаправив ее на свое тело… И это, блядь, ужасно. Ужасно грустно, и я не хочу, чтобы люди, которые мне не безразличны, сталкивались с подобным. Но я не железный. Меняйся, иначе это плохо закончится. Эдгар стойко выслушивал эту гневную тираду, не перебивал и даже придумал аргументы на многие фразы, дожидаясь конца, чтобы все как подобает высказать, но когда услышал, как именно тот закончил и какой информацией воспользовался, то на мгновение потерял дар речи. Ужасно, значит? Меняться ему надо, чтобы соответствовать общепринятым нормам? — Вот как ты, оказывается, говорить умеешь. Тебе что-то во мне не нравится, спасатель хуев? Побереги высокие нравоучения для более «внемлющих» людей, как и эти блядские булочки, которые пытаешься втереть уже третий день, — он зло посмотрел на пакет с двумя сметанниками посередине стола, которые входили в «купленное Колетт» и которые ему потом обязательно насильно всучат, будто он такой весь немощный бедняк без возможности нормально поесть. — Я буду жить как мне удобно и ни под кого подстраиваться не собираюсь, ради того, чтобы ты ощутил приятное чувство удовлетворения, когда спасёшь очередную «заблудшую душу». И я сам решу, что считать ужасным, а что нет, но, надеюсь, у тебя хватит мозгов не распространяться об этой ситуации. Ты же не хочешь, чтобы затюканного бедного Эдгара начали обижать? Сегодня, как видишь, не судьба нам тихо-мирно посидеть, притворяясь, будто нам двоим это нужно. Какая жалость. Эдгар сказал всё на одном дыхании. Не думал, не сожалел, только говорил, пока не понял, что больше не может продолжать из-за гула в ушах — собственное сердцебиение. Разумные мысли к нему так и не вернулись, когда он сумел посмотреть в карие глаза, сквозившие разочарованием, и только лишь чувство дежавю напомнило о том, что, кажется, теперь он точно останется совсем один. Опять. Фэнг встал из-за стола и, не смущаясь говорить во весь голос, привлекая внимание людей, громко объявил: — Сегодня не судьба. Да, все верно. Но ты немного не так выразился. Больше никогда не судьба, Эдгар. Спасибо, что открыл глаза! Я действительно был не в себе, когда пытался иметь с тобой дело. Более гадкого человека ещё в жизни не видел. Поспешу ретироваться, а тебе счастливо оставаться в своей каморке метр на метр в одиночестве да не в обиде! Фэнг ушел. В буфете стало шумно. Люди начали переговариваться, шушукаться и бросать заинтересованные взгляды на Эдгара, который так и остался сидеть один и смотреть на нетронутые булочки, думая, как скоро он обо всем пожалеет.