***
— Пиши блядь! — Но вы же… — Я писать, нахуй, не умею, а вот прочесть твои каракули смогу! Давай! Шевели сраным пером! — Да, капитан. Дрожащей рукой Люциус записывал волю Черной Бороды, пока пьянющий в хлам Эдвард Тич наблюдал за тем, как почти всех членов команды проклятого Стида Боннета высаживают на пустынный берег одного из кучи необитаемых островов в Карибском море. Борода улыбался, чувствуя себя чуть ли не благодетелем, поскольку выжить толпой в джунглях было в принципе возможно, да и торговые суда проходили в этих краях регулярно. Пусть скажут спасибо, что не высадил их на песчаную отмель без единого дерева! Он не убивает их. Так, отпускает в отставку. Собственно, все это представление Эдвард затеял по одной простой причине: утром, когда он вышел на палубу чтобы проблеваться с дикого похмелья. Он увидел, как команда драит палубу, пока Французик наигрывал незатейливую мелодию. Французик, мать его, которого прошлой ночью застрелил из мушкета испанский офицер. Когда он подошел к Иззи, пытаясь издалека спросить, не творится ли на корабле чего-то странного. Тот выгнул бровь, окинул капитана очень красноречивым взглядом, но промолчал. Видимо ноющая ступня отбивала все желание дерзить непредсказуемому как шторм начальнику. И, может быть, Тич смог бы списать все странности на то, что в последнее время он пил в разы больше чем раньше, в перерывах между потрошением врагов, запугиванием команды и сопливыми истериками в капитанской каюте. Но ром не мог объяснить того, что зашитая дырка от пули в жилете у местного барда была, а вот шрама или даже отметины сверх привычного не было. Меж тем, Иззи с гаденькой улыбкой тыкал мушкетом в дрожащего писца, пока Айван и Клык пытались связать беснующуюся Джим. Олувандере уже стоял на берегу, провожая обреченным взглядом любимую и лишь надеялся, что она не наделает глупостей и сможет выжить. Швед хныкал, остальные едва сдерживали эмоции, и только Пуговка совершенно спокойно глядел в глаза легенде семи морей, пока Оливия заливалась истошным криком. — Ты дописал? — Черная Борода выдернул из рук мальчишки пергамент и уткнулся в аккуратную вязь букв. «Я, Эдвард Тич, сегодняшним днем, не позднее полудня, высадил команду бывшего капитана «Мести» Стида Боннета на необитаемый остров, оставив на борту лишь Джима и Таракана.» Поставив жирный крест вместо подписи, пират засунул пергамент за пазуху и толкнул Люциуса к трапу: — А теперь вали нахер, щенок.***
Стид отыскал нужный дом уже тогда, когда солнце наполовину скрылось за водной гладью, и весь Бриджтаун был залит алой краской. Домик был небольшим, но с аккуратным заборчиком и чисто выскобленным крыльцом. На пороге сидела старая негритянка, в руках у которой позвякивали спицы. В собранных в пучок волосах блестел старый гребень из красного дерева. Ягуар сверкал на прохожих изумрудными глазами, разевая резную пасть. Этот гребень – все, что осталось у старушки в память о далеком доме и родных. Дыхание Боннета перехватило, а воздуха стало резко не хватать. Который раз за день. Казалось, легкие вот-вот взорвутся, обрывая никчемную жизнь своего носителя. — Нана? — голос дрожал, а колени подкосились. Стид не мог не узнать в сидящей на крыльце негритянке кухарку, что, в отличии от отца, всегда с удовольствием слушала, как «юный мастер» рассказывал интересные истории из книг или читал в слух, забившись в уголок за печь. Да, она не могла защитить ребенка от наказаний отца, но после этого у нее всегда находилась пара добрых слов, крепкие объятия и краюшка хлеба с молоком. Почему-то в воспоминаниях Нана была куда моложе. Не было в ее волосах столько седых прядей, не было горестных морщин около губ, а глаза не застилали белесые бельма. — Кто тут? — бывшая кухарка повернулась на звук. — Нана, это я… Стид. Женщина дернулась и, широко распахнув слепые глаза, принялась громко читать молитву. Она плакала и заламывала руки, взывая к Богу, прося простить ее. Блондин вздрогнул и попятился, а из дома выскочила молодая девушка, в которой Боннет с ужасом узнал внучку Наны, которая в его голове все еще была колченогой девчушкой, напоминающей Стиду бекаса. — Нана, ну что такое? Что случилось? Ты ведь помнишь, что тебе нельзя волноваться! Пойдем в дом! — она мягко подхватила бабушку под руку и неприязненно зыркнула на притихшего незнакомца. — Постыдились бы! Не знаю, что вы такое ей сказали, но молитесь, чтобы все с ней было в порядке! А не то я… — Постой, Клариса! Постой! Пожалуйста, согласись поговорить со мной! Девушка с удивлением наблюдала, как по лицу незнакомца, который откуда-то узнал ее имя, вдруг покатились слезы, а сам он буквально рухнул на колени прямо в придорожную пыль. Клариса покачала головой, но сердцу молодой швеи не чуждо было сострадание, к тому же, странный мужчина, рыдающий около ее дома, почему-то казался ей неуловимо знакомым. — Ладно уж, — она пожала плечами. — Сейчас уложу бабушку и вернусь. Клариса скрылась в темном дверном проеме, оставляя Стида в полном раздрае чувств. Он даже не попытался встать, поскольку все силы уходили на то, чтобы не свихнуться и не впасть в истерику. Боннет прекрасно понимал, что в городе творилась какая-то чертовщина. Да, ему нравились истории моряков про морских чудовищ, проклятия и призраков, но имея гуманитарное образование, Стид был свято уверен в то, что эти россказни не более чем байки пьяных матросов. — Хватит пыль подметать, — Клариса стояла на крыльце, сложив на груди руки. — Садись, — она опустилась на ступеньки и похлопала по дереву рядом с собой. — Спасибо, — мужчина примостился на предложенном месте и взял из рук внучки Наны кусочек хлеба и сушеную рыбку. Желудок впервые за все время забурчал так оглушительно, что Стиду стало даже неловко. — Угощать вас больше нечем, — она устало потерла переносицу. — Сами едва сводим концы с концами. Так о чем вы хотели поговорить? — Я – Стид Боннет, — черствый хлеб никогда не казался бывшему аристократу столь вкусным. — Зря вы так шутите, — в глазах Кларисы мелькнула застарелая скорбь. — Почему же мне никто не верит! — блондин в сердцах всплеснул руками. — Потому что вы не можете быть сыном Эдуарда. Молодой мастер погиб больше пятнадцати лет назад. Стида будто обухом по голове ударило, а Клариса продолжила: — Мы все ждали, когда молодой мастер займет место своего отца. Он был добр и умен, он не обижал рабов и слуг, он говорил, что можно не удерживать людей силой, а просто платить небольшое жалование. Тогда и тратится на поиск и замену погибших на плантациях не придется. И пусть отец недолюбливал юного Боннета, мы все верили ему. Он был помолвлен с дочерью сэра Алламби, но мастер не хотел жениться. Они с отцом не сходились во взглядах на то, каким должен быть союз мужчины и женщины. Юный господин грезил дальними странами и морем, но брак привязал бы его к дому. В день перед свадьбой шел жуткий дождь, а море пенилось от волн. В порт Бриджтауна вошел корабль с алым бортом, под красными парусами. Никто еще не знал, что «Конкорд» именно в нашем порту переименуют в «Месть Королевы Анны», а на борту судна находился не кто иной, как Эдвард Тич. Мастер пропал в ту ночь. Сбежал он, или был похищен — сейчас сказать сложно. В полдень следующего дня корабль вышел из порта, но никто не обратил внимание. Весь Бриджтаун стоял на ушах. Все пытались найти молодого господина. Именно Нана вытащила в тихой заводи, где обычно резвились местные ребятишки, белый камзол, в котором, на спине, в области сердца, было пулевое отверстие.