Странные

      — Вова, хватит, — слишится сбоку, и Вова недовольно открывает глаза. Мир вокруг двоится и плывет, но ему удается сфокусироваться на том, кто говорит.       — Жень, ещё, — заплетающимся языком просит он, потянувшись к стакану в чужой руке. Мужчина перехватывает и отводит руку назад, не давая чужим пальцам коснуться тары.       — Хватит, — говорит он настойчиво, ставя стакан на барную стойку позади себя, придерживая друга за плечо, не давая тому свалиться на пол со стула. — Вы же не расстались, а только поссорились, рано напиваться до потери пульса.       Володя что-то недовольно бурчит, кладет голову на барную стойку и прикрывает ее ладонями. Даже сквозь закрытые глаза он ощущает, как мир вокруг кружится, и к горлу подступает ком, но он сглатывает горькую слюну, проталкивая его ниже.       Они снова поругались с Эммануэлем. Как месяц назад. И ещё один. И ещё. Это уже становится своеобразной традицией их семьи: поругаться друг с другом без повода раз в месяц, побить несколько тарелок или стаканов, смотря что попадется под руку. Хлопнуть входной дверью и растворится во тьме ночи практически до самого утра. Пойти в бар неподалеку от квартиры, или в клуб, напиться в компании привыкшего к такому лучшего друга, пока второй будет напиваться в квартире, в одиночестве.       В этот раз поход в бар выпал Владимиру, и он не изменил традиции. Хлопнув дверью перед носом Эммануэля и выбежав из подъезда, он тут же набрал номер Жени. Тот, привыкший к таким ежемесячным концертам, без вопросов примчался уже буквально через пятнадцать минут.       — Жень, ну за что он так со мной? — спрашивает Володя, еле выговаривая слова, не надеясь что его услышат. Но его услышали, и он понимает это, почувствовав руку на спине в знак поддержки. — Я ж люблю его, а он…       — И он тебя, — категорически говорит мужчина заученный текст, наклонившись немного вперёд, помогая другу снова принять вертикальное положение. — Чего только его взгляды на тебя стоят. Он же глаз от тебя не отводит, следит за каждым движением.       — Не правда, он меня не любит, — капризно говорит мужчина, прикладывая ладони к глазам.       Женя понимает — доказать что-то Вове сейчас, пока он в таком состоянии, у него все равно не выйдет. Потому он просто сильнее сжимает чужое плечо и хмурится, выкладывая нужную сумму за Володю на барную стойку, ожидая когда бармен заберёт деньги. Он не волнуется, зная что утром без зазрений совести будет требовать свое обратно, и Володя обязательно отдаст, на то она и дружба.       Холодный воздух слегка отрезвляет, но не гонит весь спирт из крови полностью. Владимир цепляется за чужое плечо так, будто это спасательный круг, и виснет на Жене. Тот неловко поддерживает его за талию, не давая упасть мордой в очередную лужу под ногами.       Володя думает о том, какой он дурак. И он, и Эммануэль, и все-все-все-все вокруг огромные ду-ра-ки. Но ему хватает ума думать об этом молча, иначе ему бы действительно грозила ночёвка прямо тут, на сырой земле, под очередным деревом. Женя думает практически о том же. Но, в отличие от Владимира, он что-то не громко шипит. Прислушавшись, Володя понимает что это маты, вперемешку с прокленами. В чью они сторону — не понятно, но он не спешит узнавать, оно и не особо важно.       А важно то, что его тащат домой. В тепло и относительное спокойствие. Туда, где его уже ждёт не менее пьяный Эммануэль. С широкой улыбкой на лице.       Володя выпадает из реальности, приходя в себя лишь тогда, когда они оказываются под его подъездом. Лишь тогда он что-то невнятно бурчит про ключи в кармане и то, как же сильно он любит заботливого Женю. И такие прекрасные звёзды, отражающиеся в грязных лужах, он тоже любит. Даже пытается поблагодарить каждую из них за то, что те сияют так ярко. Пока его не утаскивают за воротник внутрь подъезда.       — Ну хватит уже, Вов, — в который раз за сегодняшний вечер, правда в разных контекстах, слышит Володя, и встряхивает головой.       Они стоят под его дверью, и Женя мнется несколько секунд. Ключи в его руках, он может открыть ее и втолкнуть друга внутрь, а может позвонить и дождаться, когда его драгоценный Макрон заберёт уже свой бриллиант с его шеи. В итоге он выбирает первый вариант, проворачивая ключ в замочной скважине, и за руку втаскивает уже прижавшегося к стене спиной Володю внутрь.       В прихожей темно, как и во многих комнатах, кроме кухни. Женя предпочитает не терять время, и тащит Володю именно туда. Тот ещё что-то бухтит, еле передвигая ногами, но покорно плетется следом.       — Извиняюсь за вторжение, — спокойно говорит Женя, входя в кухню без приветствий. Макрон переводит на него слегка мутный взгляд и расплывается в широкой улыбке. — Я тут подопечного твоего привел, — говорит он, выпихивая хмурого Володю на середину кухни.       — Спасибо, извини за неудобства, — говорит Эммануэль с акцентом. Как и каждый чертов раз. Следуя долбанному сценарию, частью которого стал Женя.       — Всегда пожалуйста. Адьеос амигас, — кидает он, махнув рукой, и направился в сторону входной двери. Он никогда не узнает, что происходит после его прощания, но ему и не важно это.       В кухне стоит тишина. Володя недовольно морщит нос, унюхав запах сигарет. Тех самых, которые Эммануэль курит раз в месяц, когда сам Володя уходит, или когда выпихивает Эммануэля в бар, под присмотр какого-то из его друзей. Сладковатый запах не нравится ему, но он молчит. Раз в месяц потерпеть можно.       — Поговорим? — предлагает Эммануэль, приглашающе махнув на стул напротив себя. Не дожидаясь какого-либо ответа, он наливает в два стакана виски, ожидающе переводя взгляд на Владимира. Тот делает шаг и грузно падает на стул, смотря прямо в глаза напротив.       — Зачем мы все ещё это делаем? — спрашивает Владимир, хватая стакан. — Зачем напиваемся, а потом пытаемся поговорить? — он делает глоток, морщась. Крепкий виски выбрал Эммануэль.       — Потому что на утро ни один из нас не вспомнит этих разговоров, — говорит Эммануэль, пожимая плечами. Он тоже делает глоток и тоже морщится.       — Мы странные, — говорит Вова, заглядывая в стакан. Он внимательно наблюдает за тем, как оставшаяся там жидкость ударилась о края, делая небольшую волну.       — Определенно, — отвечает Эммануэль, переводя взгляд на пейзаж за окном. — Но точно не страннее остальных, — говорит он задумчиво.       По кухне расползлась тишина. Каждый уходит в свои мысли, иногда прерываясь и делая глоток алкоголя. Это продолжается, пока Владимир не допил свое, с тихим стуком ставя стакан на стол. Эммануэль переводит на него туманный задумчивый взгляд.       — Мы странные для многих, — тихо говорит Владимир, вставая и подходя вплотную к Эммануэлю, наклоняясь и обнимая того за шею, — но лучшие друг для друга, — он шепчет на самое ухо. Эммануэль вздрагивает.       — Так и есть, — выдыхая, говорит мужчина, сжав чужую руку. Он тянет Володю на себя, заставляя неловко усесться на собственные колени, и крепко прижимает к себе, скрещивая руки на чужой спине.       Они снова молчат. Греются в объятиях друг друга. Наслаждаются этим моментом так, будто подобных ему больше не будет. Будто и небыло тех тысяч притворных ссор, чтобы выпустить пар.       Эммануэль подаётся вперёд, аккуратно касаясь чужих губ своими. Он никак не напирает, лишь проводит шершавым языком по ним, слизывая вкус виски и коньяка, который пил Володя в баре. Его хочется целовать. Глубже, сильнее, увереннее. Но Эммануэль терпеливо ждёт когда Володя сам откроет рот, позволяя углубить поцелуй.       — Вкусно, — шепчет Эммануэль, отстраняясь и облизывая губы, давая возможность отдышаться себе и Володе. — Ты вкусный.       — Ты говоришь какие-то глупости, — отвечает Володя, касаясь пальцами пуговиц рубашки на чужой груди.       — Зато правдивые, — Эммануэль снова касается его губ, на этот раз настойчивей, и Владимир активно отвечает ему, наконец расстегивая рубашку на его груди. Пуговица за пуговицей аккуратно выходит из петель, пока Володя случайно не дёргает рукой, срывая несколько штук. Те катятся по плитке, весело звеня.       — Прости, я завтра пришью, — спешит сказать Владимир, касаясь голого тела тёплыми ладонями, проведя пальцами по бокам.       — Не переживай, — выдыхает Эммануэль, и тоже тянется руками к чужой рубашке, быстро расстегнув ее и помогая Владимиру скинуть ее на пол.       Это происходит каждый раз. Каждый месяц. Но Володя абсолютно не против, отдавая всего себя в теплые руки Эммануэля, позволяя целовать себя, гладить и крепко обнимать в коротких перерывах. Себе же он позволяет отвечать на любую ласку и иногда перетягивать инициативу на себя, напористо целуя Эммануэля первым.       Кухня наполняется звуками возни, пыхтения и наконец лязгами пряжек от ремней. Слышится короткий стон, и Володя тут же закусывает губу, глубоко выдыхая носом. Эммануэль кидает на него хитрый взгляд, сильнее впиваясь губами в шею, целуя и иногда прикусывая, просовывая руки в чужие брюки, аккуратно касаясь члена Володи. Он снова слышит стон, но на этот раз приглушает поцелуем, впиваясь в его губы.       Володя ёрзает на чужих коленях, краснеет и закатывает глаза. Кусает губы, стараясь не стонать так громко. Эммануэлю нравится, и он даже и не думает прекращать, наслаждаясь таким небольшим шоу. Сам иногда стонет на ухо Володи, прекрасно помня о том, что это возбуждает его ещё сильнее.       — Ману, — Эммануэль вздрагивает от собственного имени, произнесенного таким тоном. Но ему безумно нравится. — Ману, быстрее, — стонет Володя, сжимая пальцами плечи Эммануэля.       — Как скажешь, — говорит он, выдыхая теплый воздух в шею Володи. Он слегка сжимает член в руке, начиная двигать ей активнее, вырывая ещё более распутные стоны из горла Владимира.       Ещё несколько движений, и Эммануэль чувствует жидкость на собственных пальцах. Володя замирает, закатывая глаза к потолку, а пальцы на плечах Эммануэля вжимаются в тело сильнее, оставляя синяки. Они одновременно делают глубокий вдох ртом, и выдыхают через нос.       — Черт возьми, — хрипит Владимир, наконец отпуская чужие плечи. — Извини.       — Все хорошо, — говорит Эммануэль, улыбнувшись.       Он подаётся вперёд, снова касаясь губ Володи, и наконец вынимает руку из его брюк, поглаживая собственный бугорок через свои брюки. Володя, не прерывая поцелуй, кладет свою руку на него.       — Тебе тоже надо, — шепчет он, отстраняясь и просовывая свою руку в штаны Эммануэля, как это делал он с ним. Он аккуратно ведёт рукой, с каждым движением наращивая темп, помогая дойти до долгожданной разрядки.       — И всё-таки, мы безумно странные, — шепчет Володя, когда они наконец смогли отдышаться. — Мы ссоримся без причины, напиваемся порознь, а затем миримся сексом.       — Мы не странные, — говорит Эммануэль, помогая Владимиру слезть со своих колен, поднимаясь следом. — Мы семья.       Владимир удивлённо кивает, задумавшись. От слов Эммануэля действительно становится спокойнее.       — Пойдем спать, я устал, — тихо говорит Владимир, потянув Эммануэля за собой в коридор. Тот покорно следует за ним.       Падая на кровать, Эммануэль сжимает Володю в крепких объятиях, подминая под себя. Прежде, чем уснуть, он оставляет теплый поцелуй на его виске. Прежде, чем перестать что-то чувствовать, он ощущает поцелуй в скулу и объятия, что становятся в разы крепче.       На утро они проснутся с головной болью и засухой в горле. В объятиях друг друга. Смутно помня, что было вчера. И с абсолютной уверенностью, что все ещё безумно любят друг друга.