Все дороги ведут в Арктику

— Дрим? Дрим! Ох, наглая ухмылка одной розовой свиньи. То, с чего безусловно стоит начинать свой день. Техноблэйд бессовестно скалится, делая вид, что ему чертовски весело — в целом, как Дрим бегло прикинул на глаз (тот самый, который сумел открыть), крайне позабавленным Бог и был. Чем — одному ему известно. Беглец бы и дальше игнорировал чужое настойчивое существование, прикидываясь еретиком, и продолжил бы мирно дремать на холодной земле, если бы Техно, крайне возмущённый отсутствием внимания, не положил преступно горячую ладонь ему на щëку и не заставил очнуться. Магия или нет — Дриму плевать, Дрим возмущён и крайне опасен. Может, не совсем. Ему всё ещё снилось что-то в меру приятное и вялотекуще-зыбкое, неуловимое бредовое ведение, от которого сложно отойти по щелчку пальцев, да и отлеживание боков на земле мимо не прошло — беглец почти сразу пожалел, что сел так далеко от костра. Тонковатый для такой погоды плащ очевидно не спасал от холода. — Забываешься, — хмыкает Техноблэйд, в очередной раз будя парня. Дрим морщится — он прекрасно знает. — Предпочёл бы забыться. В оправдание Дрима — он не в себе уже достаточно приличное время, чтобы его не дёргать постоянно каждые пять минут. Пока Панз был с ними, он ещё как-то занимал внимание беспокойного бестолкового Бога тихими перепалками и попытками загрызть друг друга если не буквально, так словесно. Лучшее время в жизни беглеца, неторопливо переживавшего шок от того, что он в один день чуть не лишился одного своего друга, чтобы потом узнать, что он откуда-то подобрал ещё одного доходягу, а потом ещё и вынужденный таскаться с ними двумя по горам в ливни, сшибающие с ног северные ветра и с постоянной опасностью разбиться насмерть, соскользнув откуда-нибудь на скалы. Их странное, довольно-таки диковинное прощание Дрим помнит и сейчас, возвращаясь мыслями к Панзу, внезапно объявившему на середине дороги, что ему необходимо возвращаться. Оно и понятно — за их маленькой бандой всё ещё надо заметать следы, ведь близится тот день, когда ту, прошлую, убитую команду охотников заменит другая, намного более многочисленная, профессионально обученная и вооружённая. Хотели беглецы или нет — но они заявили о себе как о сильных противниках, с которыми стоит считаться и которых стоит опасаться в какой-то степени, что, на самом деле, не такая уж и неопровержимая правда. Дрим не хочет дискредитировать их навыки и способность выжить, но, серьёзно? Близкий к безумию военный преступник с ПТСР, всесильный Бог, который ввяжется в драку, только если будет подходящее настроение, и она покажется ему достойной его Божественного величия, наёмник со сбившимся моральным компасом, да один меч на всех троих? На взгляд не особо жалующего тесный физический контакт Дрима Панз прижал его к себе ну уж слишком крепко, с маниакальным намёком на удушение, прошептал на ухо что-то близкое к «Береги себя и будь осторожен» и сунул в руки нечто холодное, твёрдое и ребристое. Небесно синий с примесью морской бирюзы александрит даже сквозь перчатку резал руку своими гранями. И взгляд, который наёмник бросил на очень неприятно, очень мрачно усмехнувшегося ему Техноблэйда, не понравился Дриму тоже. Он либо не знал, либо не хотел знать, на что намекает Панз — без этого было проще и легче думать. Ему и так хватает волнений. И теперь он снова полностью в руках бесноватого дерзкого идиота, злой бестии, которой ни страх смерти, ни опасность замёрзнуть ночью, ни охотники за головами нипочём. Не сказать, что Дрим против. Ладно, будем честны: он не против. Очень даже за. Компания чудаковатого Бога уже даже не раздражает, даже не приходится её терпеть — Дрим со всей ответственностью, переступая через оставшуюся гордость, заявляет, что он в порядке. Ему весело. Так весело, как может быть спасённому в последний момент осуждённому на смертную казнь. — Давай, вставай, замёрзнешь, — Блэйд ненавязчиво, аккуратно, но отвратительно бесцеремонно пинает потёртым носком ботинка Дрима в голень, и, если бы беглеца не вжимало в землю неведомой, но очень притягательной силой, он бы соблазнился встать и пнуть Техноблэйда в ответ. Но он не встаëт. Он заворачивается в плащ поплотнее, потеплее, как в особенно мягкое одеяло, и отворачивается. Может, из принципа, может, потому, что он слишком упрямый злобный чёрт, но он и не подумает шевелиться — да, именно потому, что он весь такой плохой и ужасный засранец. Он не отрицает. И вовсе не потому, что его тянет к земле как мертвеца на рассвете, пусть даже разумом он понимает, что в тем более промëрзшую каменистую почву он не закопается при всём желании. Дрим знает, что его и там достанут. Дрим кашляет пару раз — влажно, отвратительно больно где-то глубоко в горле, навязчиво, но умудряется остановить это и проглотить, чтобы иметь возможность дышать хоть когда-нибудь. Он понимает, что это звучит нездорово, как минимум очень подозрительно и очевидно намекает на то, что его лёгкие на последнем издыхании и дальше только хуже, но ему плевать. Беглец не может найти в себе сил оторвать голову от холодной земли (вслушиваться там не во что — уж точно не в копошения мёртвых и бульканье лавы глубоко-глубоко под породой), пусть и желания в себе спать он не находит, так что он будет лежать на ней до Конца Мира. Или же, что больше вероятно, до собственного конца. Парень слышит копошение позади себя, а после уже чувствует неестественный жар на плече. Техно ворчит что-то едва различимое и, судя по всему, без всякой застенчивости или дополнительного мыслительного процесса усаживается на землю рядом с Дримом. Что ему опять в голову взбрело? — Ты и дальше будешь кукситься, как маленький ребёнок? — подчёркнуто ласково начинает Блэйд, а после, неприятно обжигая щёку и ухо дыханием, продолжает: — Или мы никуда не идём? Будешь лежать тут и умирать? Дрим не знает, что он хочет в принципе, но как будто бы уговоры Техно не вести себя капризной уставшей малолеткой его ужасно веселят. Как будто бы разговаривать с Дримом, уговаривать Дрима, беспокоить его и мучать своим вниманием — занятие, достойное бессмертного властного Бога. Как у всех вечных, у Техноблэйда терпения не много, даже лучше сказать критически мало: такие, как он, не уговаривают, не терпят, не ждут, а только взрываются строгими приказами и рубят головы направо и налево. Но Техно улыбается — мажет улыбкой Дриму по затылку, прищуром холодным, тёмным и почему-то очень плохим свербит в черепе дыру. — Это- это довольно обидно, чувак, потому что мы вроде как планировали затариться офигенным снаряжением по наводке Панза, но если ты не хочешь двигаться, мне, наверное, стоит догнать этого чувака и заставить его поднять тебя на ноги, — с жалобой проговаривает Техно, не дождавшись от Дрима ничего толкового. Лучше пусть и не ждёт. Дрим ворочается, но даже не пытается поднять голову на Блэйда. Пусть считает, что его великолепный контраргумент улетел в молоко. Поделом ему. — Всего лишь одна деревня из сотен. Найдём ещё, — бормочет Дрим невесело и неубедительно — он и сам-то не верит, что его хватит на попытки изучить всё, что есть на севере, и найти в ледяном тундровом ужасе что-то кроме холода, снега, вот-вот спешившего нагрянуть на грешную землю, и Смерти. Он ничего не знает про неё, особенно после скупых рассказов Техно, когда он, разомлев в бренном физическом тепле костра, становился больно болтливым, но знает, что умирать не хочет — хотя, казалось бы, с жизнью готов распрощаться в любой момент. Всё равно не хочет. И идти в тундру не хочет. И умирать не хочет. Не хочет. Терять себя не хочет. И всё ещё в тундру — нет. Даже если до той проклятой деревни несколько недель пешком всего лишь по тайге и немного по скалам. Зато они знают дорогу, что намного лучше, чем бесцельно шататься и замерзать, поэтому Дрим и сам уже не знает, почему противится. Захотелось. — Хочу напомнить тебе, что по связям мы можем выбить скидку только там. А денег у нас нет, — холодно и медленно возразил Техноблэйд, — Хочешь занять у Панза? Они одновременно морщатся. — Отлично, прекрасно, великолепно, — Дрим вздыхает, неловко, с намёком на пафос, машет рукой в воздухе и переворачивается на спину. Серебристо-сизое небо, слишком яркое, чтобы быть приемлемым в это дерьмовое утро, режет глаза, холодит веки и забирается за яблоки, ввинчивается иглами в капилляры и в мозг, но глаза он упрямо не закрывает — бессмысленно, проснулся уже. Ощутил всю прелесть взбунтовавших от холода суставов и каменистую землю, впивающуюся в спину, — зато вон какой стимул не помереть на холоде во сне. Хочешь не хочешь, а двигаться придётся. — И что ты предлагаешь? Техно мычит, ковыряет носком ботинка землю. Отпинывает камушек в сторону дороги и о чём-то рассеянно думает. — Купим всё самое необходимое, чтобы как идиоты не замёрзнуть в тундре, — в своей привычной манере бормочет Блэйд и бестолково крутится на месте, неуёмный совсем. Тоже поднимает голову, как и Дрим до этого, всматривается в затянутое облаками полотно неба над головой, будто пытается отыскать там глаза безмолвно следящих за ними Богов. Незер знает, что он там, на самом деле, выглядывает, может, просто снова мыслями уплыл — в последнее время Техноблэйд довольно рассеян и задумчив, и беглец не может найти в себе смелости лезть ему в голову. Почему-то слишком смущён, чтобы спрашивать, — Плюс мечи нам что так, что так понадобятся, Дикие земли — не курорт. Фактически, логически и в прочих категориях он прав, чертовски прав, но Дрим всё равно морщится — не сказать, что его это устраивает. Мысль о том, чтобы вновь держать оружие в руках, греет, успокаивает тревогу внутри, утешает, потому что разумом беглец понимает, что так у него шансы выжить увеличиваются в разы. Однако та же самая мысль заставляет мучиться от беспокойства, иррационального страха: он, вроде как, для себя решил, что убийствами промышлять не будет, а с тем, как его руки продолжает одолевать тремор и паника частенько пересиливает рассудок, он не уверен, что даже случайно не станет чьим-то палачом. Он знает, что с лёгкостью может навредить всем окружающим и себе до тех пор, пока его мозги не встанут на место и он не решится наконец-то покрыть ощущение тотальной незащищённости наличием чего-нибудь острого и смертоносного под рукой. Но сейчас, пока он кидается на людей просто из-за того, что они слишком тихо подошли к нему? Незер упаси. Тем не менее, Техно упрямо пытается сунуть ему в руки клинок и беспощадно заставляет тело вспоминать азарт сражения, то ли совсем не понимая, чем это может обернуться, то ли не желая понимать. Блэйд старше Дрима во сколько сотен раз? Вот примерно во столько же он и неосмотрительнее, чем беглец, который, видимо, решил взять на себя бремя самого рассудительного осознанного человека в их команде. Хотя, с другой стороны, Богу Войны может быть просто весело расшатывать землю под ногами Дрима, словно ребёнок, разрушающий песочную башенку, и какую бы собственную игру он не вёл, беглецу она категорически не нравится. Не сказать, что он способен что-то с этим сделать — ещё одна монетка в копилочку собственной беспомощности и неуверенности, — и в основном он просто раздражён по этому поводу, однако никаких претензий не озвучивает. Не ему тягаться с Богом, в собственную исключительность он не верит уже давно. По крайней мере, пока Техноблэйд обещает ему защиту и помощь, он точно не в праве с ним спорить. Как бы Дриму не было стыдно это признавать, он не хочет, чтобы Техно ушёл из-за его капризов. — И-итак, — тянет Блэйд, привлекая внимание. Неловко тычет носком в бок Дрима, в этот раз ещё слабее, чем до этого, — Ты собираешься подниматься, или?- Дрим позволяет себе язвительную лихую ухмылку. — М, не, — парень тянется, разминая мышцы, и каждый острый камушек считает своим долгом впиться ему в копчик, — Знаешь, мне и тут хорошо. Я не встану, — думает пару мгновений, отведя взгляд в сторону, на пыльную жухлую траву. На самом деле, он давно знает, что хочет сказать, — если ты, конечно, не хочешь поднять. Техноблэйд смотрит на него, не впечатлённый. Дрим тихо хихикает, потому что да, у Блэйда забавное лицо, оно ему очень нравится, нравится чуть-чуть дразнить Бога и не получать за это по одному неугомонному месту. Неприкосновенность, мать её, пусть и мнимая. Не Техно Дрима бояться, ой не его. И Дрим умудряется как-то удачно пропустить момент, когда Техно самым незаметным образом приближается и подхватывает его под колени и за спину, поднимая с такой лёгкостью, словно Дрим ничего не весит (да, он всё ещё отвратительно питается, но не до такой же степени). У парня спирает дыхание — в буквальном смысле, потому что его сложило пополам и его лёгкие смялись в гармошку, теряя все свои полезные функции, — и он едва ли позволяет себе даже дернуться, даже попытаться сопротивляться в тщетной попытке сохранить лицо и достоинство, лишь испуганной птицей сжимаясь ещё компактнее. Мать его. Блэйд реально поднял его на руки. Какого чёрта, какого чёрта, какого чёрта- — Отпусти меня, — хрипит Дрим, слишком занятый своей паникой, чтобы понимать происходящее. Его незавидное положение заставляет Дрима умирать от испуга и возмущения, а Блэйду, этому высокомерному наглому подонку, абсолютно плевать на волнения своего пленника. Он лишь перекладывает Дрима удобнее, заставляя чуть-чуть сойти с ума от лёгкого намёка на раскачивание в попытке сохранить равновесие, и позволяет беглецу с безжалостно-дикой силой обвить руками его шею и сжать загривок достаточно неуютно, чтобы можно было бы иметь полное право жаловаться на дискомфорт (однако, они оба понимают, что как только Техно откроет в жалобе рот, его прибьют). На самом деле, кто угодно бы уже попросил Дрима ослабить хватку — кроме Техноблэйда, конечно же. Бессмертного, хаотичного, глупого и противного Техноблэйда. — М-м, не, — передразнивает виновник грядущего масштабного приступа паники Дрима, очень проникновенно прижимаясь лбом к волосам беглеца. Мурашки по загривку и до щекотного чувства в желудке — Дрим перестаёт дышать, — Могу тебя только уронить, но тебе это не понравится. — Отпусти, мать твою, — беглец едва ли может узнать в сдавленном хриплом шёпоте собственный голос. Попытка дозваться, конечно же, не заканчивается благополучно — Техно трётся носом о темя и, как кажется Дриму, усмехается. От этой мысли почему-то становится в сто крат дурнее. — Не-е-ет. — Техно, отпусти, — почти что скулит Дрим, благоразумно решая, что его жизнь важнее гордости. Остаётся лелеять хоть какую-то надежду, что умолять не придётся, — Я уже проснулся, опусти меня на землю немедленно. Техно низко утробно смеётся. — Извини, правда извини, бро, я не хотел этого делать, но, — протараторив так, что едва удавалось отличить одно слово от другого, Техно останавливается на мгновение, чтобы перевести дыхание, — насильственная забота, потому что ты упрямый мудак, ничего личного, никакой жалости, просто насилие и принуждение. И ни один бы идиот на свете не воспринял его слова за откровенно чистую правду. Было очевидно как день — Блэйд издевается, откровенно насмехается над Дримом, потому что он не тот человек, который будет проявлять столь агрессивную, наглую заботу о ком-то всерьёз. Возможно, просто очередная демонстрация силы, Дрим не берётся утверждать. Ему не слишком-то и интересно — в данный момент все его мысли занимает испуганный ворох эмоций и мимолетных страхов-опасений, которые он, как бы ни хотел, не может затаить в себе. Техно, чуть подумав и позволив Дриму перевести дыхание, продолжает: — На самом деле, я уже привык к твоему весу и мне даже нравится тебя держать. Как насчёт того, чтобы я донес тебя на себе, вертлявая задница? Это будет намного быстрее, чем терпеть твои капризы и выпендрëжничество, — лукаво замечает Блэйд, слегка раскачивая Дрима в своих руках. О Боги, Техноблэйд, который собирается нести его вот так, на себе, до следующего привала? Парень уверен, уже этот конфуз Блэйд не позволит ему забыть, как не позволит забыть и то, как хорошо и нагло на его руках устроился беглец, споря с желанием Божества и банально отказываясь делать то, что просто по логике разумно. Дрим задыхается от негодования, стискивая шею Техно в руках ещё сильнее. — Какой же ты урод-

***

Дрим чувствует, как под сапогами хрустит иней, и холодный-холодный ветер задувает под плащ мороз и озноб. Неделю назад пошёл снег. Дрим его ненавидит. Тогда он отогревал руки у костра, задеревеневшие, потерявшие чувствительность и покрасневшие до цвета болевшего чем-то лосося. Такой оттенок едва ли украшал его, выделяя белёсые бугристые шрамы на шершавой коже призрачной белизной, превращая его в какое-то диковинное произведение искусства. Ночи стали холоднее и злее, и пришла пора, когда больше волков и заблудших на огонёк мертвецов стоило бояться мороза, из-за которого на утро не хотелось шевелиться, который сковывал льдом всё тело до ощущения, будто плоть окаменела и растрескалась, словно очень старые кирпичи. Иней покрывал тонкой корочкой волосы и плащи, уже едва ли греющие — они обыкновенно сворачивались вдвоём сразу под двумя (Техно в какой-то момент пришлось смириться с тем, что даже бессмертные Боги могут мёрзнуть, и подобрал самую дрянную тряпку, какую мог), прижимались друг к другу, переплетаясь конечностями, и молились (Дрим молился) на утро не окоченеть насмерть. Первые несколько крохотных снежинок упали Дриму на запястье, и от холода он даже не сразу почувствовал, как они растаяли. Он нахмурился. Начало ноября. Нет, действительно, довольно ожидаемо для таких широт, но в самом деле… Снег в начале ноября. — Вау. — Типа того, — с ухмылкой хихикнул Техноблэйд, сваливая кучу принесённых из чащи веток для костра рядом. В этот раз даже не ядовитый плющ (хотя, наверное, только потому, что он здесь не водится), даже не острые колючие ветки какого-нибудь треклятого боярышника, обычные сухие палки — Техно явно делает успехи в искусстве путешествования. Ещё пара месяцев, и он догадается, почему Дрим воду, которую они собираются пить, пропускает через тряпку с песком. Пепельные хлопья от тихо, уютно потрескивающего костра поднимались вверх, к затянутому аспидной чернотой небу, и сталкивались с белыми, кружащими в диковинном, не совпадающим ни с одним существующим размером, танце, мухами, пока те плавились и таяли от жара огня. Было странно, отчего-то страшно и холодно — так, как это бывает, когда тело ещё не остыло, а мороз уже сковывает плечи и головы куполом и будто бы даже сохраняет тепло внутри, около щёк и на кончиках пальцев. Техноблэйд, упавший рядом с Дримом, спрятавшийся под услужливо приподнятый плащ как пугливая белка, хрипло смеялся и дышал на руки теплым воздухом — изо рта, как из пасти диковинного дракона, сразу же пошёл пар. В самом деле, слишком холодно. — Ненавижу снег, — выдохнул Дрим в небо, следя, как его слова облачком тепла растворяются в звенящем остром воздухе. Снежинка упала ему на веко, и парень фыркнул, вытирая лицо перчаткой, — И зиму тоже. Ненавижу. — Правда? — спросил Техно, повернувшись к нему с достаточно забавным удивлённым выражением, на что Дрим фыркнул повторно, вытирая лицо от остатков влаги, — Обычно дети вроде тебя радуются ей, там, снеговикам всяким, горкам ледяным, ещё какой чуши… — У меня был опыт зимовки в засыпанной по крышу холодной избушке без еды и огня. Не самые приятные детские воспоминания, не находишь? — Дрим с улыбкой выразительно поглядывал на Блэйда, подмигивая совсем глупо, совсем не связывая своё идиотское поведение с очевидным намёком на детскую травму, и Техно, фыркая, пихал его от себя плечом, грозясь вовсе изгнать из-под защиты двух слоёв ткани на жгучую стужу. Это было тогда, неделю назад, когда впервые особенно очевидным стало то, что, если всё продолжится в таком духе, они ни за что не пройдут через чёртову тундру живыми. Сейчас снег не идёт, но лучше бы шёл. Зима захватила власть над Севером и, очевидно, не намеревается отступать теперь уже до самой весенней оттепели. Вместе с этим с Полярного круга и холодного океана ветер приносил с собой безжалостные бури, ледяные осадки и желание сдохнуть по утрам от холода. Дрим кашляет, ëжится, снова кашляет — в последнее время его самочувствие оставляет желать лучшего, и всё, на что он надеется — так это что не прошлая, осенняя лихорадка с наступлением холодов пытается добраться до него и завершить то, что не закончила несколько месяцев назад. Сейчас поблизости не будет деревушки, у которой можно будет выпросить ночлег и целебного зелья пару глотков; здесь будет удача, если их не погонят из деревни с вилами и факелами. Нервный больно северный народ. Может быть, таковы обдуваемые холодными ветрами закованные во льды сердца северян, вынужденных, подстать природе, становиться злее и безжалостнее ко всему, что их окружает. Или же бесконечные разбойничьи набеги и рейды заставили стать жёстче и непримиримее — к жалости редких в этих краях путешественников, которые из-за параноидальной суеверности местного населения теперь вынуждены избегать людей всеми силами и правдами. Хотя, им-то двоим что, они оба слишком напуганы и слишком недоверчивы, чтобы лезть к незнакомцам, тем более недружелюбно настроенным. Они и сами не особо дружелюбно настроенные незнакомцы, и, пусть у них так и не появилось оружия толковее ножа, беглецы всё ещё довольно опасны. Настолько, насколько может быть опасен полоумный Бог и одичавший, ударившийся во все тяжкие государственный преступник. Дрим глухо, влажно кашляет с ощутимым желанием блевать, чувствуя, как в горле, в груди мерзкий комок слизи перекатывается вверх-вниз. Прикладывает холодную ладонь ко рту, не чувствуя от накалившейся истончившейся ткани перчаток ничего, кроме запаха зимы; медленно, гулко, с хрустом в ушах сглатывает. В груди давит. — Арктика меня убьёт, — хрипит Дрим, заходясь в новом приступе болезненного кашля и сгинаясь в три погибели, слишком измученный необходимостью дышать. Порыв пронзительно-холодного северного ветра внезапно бьёт в бок, и парень падает на одно колено, потеряв равновесие. Глаза слезятся от кашля и ветра, и Дрим крепко зажмуривается, пытаясь усмирить бунт собственного непокорного тела и набраться сил, чтобы вновь встать на ноги и продолжить путь. — Ты даже не подозреваешь, насколько скоро, — с издёвкой хмыкает Техноблэйд, как обычно словно невидимый дух появляясь из неоткуда совсем рядом. Дрим не находит в себе даже малейшего желания вздрогнуть — Блэйд просто такой, это его индивидуальный стиль, он за несколько месяцев путешествия с ним смирился. Бог Войны просто обожает внезапно начинать навязчиво жужжать с бессмысленными пространными разговорами и анекдотами где-то над ухом, создавая приятный, пусть и раздражающий гул. Болтовня Техно поразительно хорошо забивает голову, не оставляя в мыслях и малейшего пространства на мрачную скверную грязь, — Помочь? — Давай, — Дрим кряхтит, когда Техно, крепко схватив его за предплечье, дёргает на себя, заставляя встать на ноги одним резким движением. После этого руку не отпускает, всё также упрямо держит в своей. Беглец не обращает на это столько внимания, сколько должен. Блэйд молчит, то ли ожидая что-то услышать, то ли думая о высоких материях — как всегда уплыл в небытие, растворился мыслями в вечности, и его глаза, и без этого не самого свежего вида, остекленели окончательно. Очередной порыв дёргает за плащ, забирается под него и раздувает огромным пузырём, пытаясь сорвать тряпку с плеч долой. Мороз бежит по спине, и Дрим напряжённо выдыхает, невольно прижимаясь к чужому плечу лбом, пытаясь спасти лицо от острых игольчатых кристалликов, которые ветер поднял с земли. Кажется, только теперь Техно удосуживается отмереть. — Ты как? — Порядок, — не без толики здоровой лжи отвечает парень. Нехотя, но чужая ладонь на предплечье разжимается — Дрим трясёт рукой, пытаясь разогнать уколы судороги с кожи. Сильная же у него хватка, — Ты что-то говорил про Арктику, или мне послышалось? — Ммм, да не особо, — отстранённо мычит Блэйд, отворачиваясь от Дрима. Абсолютно не боится, что колючие льдинки изрежут ему глаза и, исцарапав кожу, запутаются в цветочно-розовой чёлке. Вскользь беглец замечает, что кое-где густым каштаном пробивается первоначальный цвет, абсолютно обыкновенный и абсолютно, как внезапно Дрим понимает, не подходящий Техноблэйду. Надо как-нибудь обновить цвет, — Просто сказал, что нам светит не курорт, не более. Дрим хмыкает, отряхивает капюшон от снега и, наконец набравшись с силами, отлипает от Блэйда, пытаясь утащить его за собой дальше сквозь взъерепенившуюся стихию. Тяжело, но не невыполнимо. Внезапно очень сильно хочется к теплу огня, к запаху растаявшей из-за жара воды и влажной, горячей древесины, хочется слушать, как трещит дерево, как колет пальцы от окутывающего тепла. Хочется в мягкую постель, хочется наконец-то толком помыться и побриться — в такую погоду особо в водичке не повозишься, если не боишься схватить пневмонию. Дрим боялся и Техно не давал распоясаться — проверять бессмертность придурка на прочность ему ещё не хватало. В итоге все эти маленькие мелочи и неудобства сваливаются в такой громоздкий опасный ком, что у Дрима, в попытке сбежать от недомогания и в стремлении наконец-то опустить чистую голову на чистую подушку и забыться наконец-то долгим, глубоким сном, открывается второе дыхание. Он спешит, едва ли понимая куда. Главное, что создаёт видимость активной деятельности. — Ты же вроде этот, Арктический, разве нет? — без смысла, просто ради того, чтобы спросить и развлечь их обоих разговором, уточняет Дрим. — Цесаревич Техноблэйд, свет похороненной в снегах Империи, благословлённый Сын Смерти? Не знаю, как тебе удалось притворяться смертным, если ты тогда уже был Богом, но может что-то об этих землях знаешь. Техно фыркает — не издевательски, но довольно обидно, с таким видом, словно пытается поставить глупость Дрима ему в упрёк. Дрим уже давно не обижается — возможно, потому что устал, возможно, смирился с тем, что это типичное Техноповедение. Иногда Боги — самые вспыльчивые, непримиримые и гневные существа, которые могут вспылить и причинить невиданных масштабов ущерб просто потому что. Беглец не реагировал, не злился и, если честно, уже меньше беспокоился о прежних перепалках со своим невольным товарищем по несчастью — прошли времена, когда Дрим думал Техноблэйда выпотрошить, оставив после себя только скучные, пустые ссоры. Их, а ещё бесконечные прикосновения, ворчание в ответ на всякие глупости, безумные шутки и сон рядышком, в обнимку под двумя плащами. Возможно, это опаснее и хуже обыкновенной раздражительности и агрессии, но утверждать точно Дрим не мог. — Да что там знать. Сугроб налево, сугроб направо. Льды. Незер знает как выживать и не дать возможности вымереть всему своему народу — знаешь, этот прикол в духе «мы в ответе за тех, кого приручили», — Техно шумно хмыкает в намёке на смех и, наконец-то, стряхивает с чёлки мелкие снежинки. А то Дрим уже подумывал сделать это сам, — Да и сколько — десять веков прошло? Наверное больше. От Империи, наверное, камня на камне не осталось. Но, если хочешь, могу сводить на обзорную экскурсию по останкам некогда цветущего государства, если ты, конечно, согласишься пешком топать до Полярного Круга. — Избавь меня от этого наслаждения, — с лёгким испугом возражает Дрим, на что Техно шумно, лающе смеётся. Вот же чудак. — С удовольствием, — Блэйд согласно кивает, — Но, если ты хочешь послушать несколько историй от меня… Я с радостью расскажу тебе что-нибудь. Это что-то из разряда утопичной обыденности. Техно любит говорить — говорить много, говорить полно, распространённо, красочно, пытаясь рассмешить или нагнать жути. Иногда так глупо и нескладно, будто только недавно познакомился с языком — Дрим всегда смеётся до слёз и удушливого кашля, когда Блэйд забывается и начинает молоть скороговоркой. Глупо, но чем-то даже очаровательно. Иногда на других языках. Разницу Дрим, почему-то, не сразу замечает — только после того, как Техно скажет, заметит между словом: «ой, а я вот этого выражения на аспорцком не знал, прикольно звучит» или «прекрати, ты мешаешь морнский и ишеевит, это отвратительно, ты отвратителен, прекрати» или «давай, напиши на снегу «я конченный идиот» на эндеврите. Давай. Напиши, дава-а-ай же, Дрим» (к чести беглеца, он не сдался под чужим напором — у него есть достоинство). Но Блэйд, стоит отдать должное его многовековой жизни и бесконечному желанию учиться чему-то новому — поразительно, оказывается, Боги не всесильные, всевидящие и всезнающие существа, — был достаточно неглуп и тактичен, чтобы не дёргать Дрима постоянным «говори нормально». Никакой деморализации из-за того, что Дрим забывается и говорит как-то непривычно для себя, не так, как его всегда учили — не сказать, что он может похвастаться обладанием всевозможных энциклопедических знаний, но и в стремлении узнать что-то новое он себе не отказывал. Может, это даже и к лучшему, что он может вот так, без лишний мысли, с лёгкостью — и поглотить любое чтиво от красочных добрых сказок до сложных научных работ по астрономии, его любимой и таинственной науки. Люди стремятся к звёздам как ни одно другое разумное существо — и порой Дрим ощущает тягу такую, словно вот-вот может взмыть в воздух. Раствориться в бесконечном Хаосе мыслями и телом. Техно достаточно умён и образован, чтобы и осаждать это желание, и подогревать его ещё сильнее. И, главное, у него-то в голове ничего не ёкает, когда он сначала нудит о том, что в попытках увидеть звёзды с помощью зеркально-линзовых хитросплетений, узнать, как развивается жизнь, как с помощью механизмов и редстоун-пыли обеспечивать недурное существование нет ничего адекватного, а потом затирает за Божественность всего сущего и человеческую душу как ячейку бесконечно огромной энергии Хаоса. В одном предложении. Вот именно так. Однако, во всём остальном в их взаимоотношениях царит мир и покой. Техно слишком ответственный рассказчик, требующий внимания публики, а Дрим — тот человек, который благодарную, безропотно внемлющую публику может предоставить. Может быть, даже поделиться чем-то своим — а потом, в спорах, раздражённых огрызаниях и задушенном смехе обсудить что-то интересное. Поэтому Дрим не думает дважды, улыбаясь Техноблэйду, пожимая расслабленно плечами и отвечая: — Конечно. А дальше, впереди — бесконечно длинная дорога, сначала до треклятой деревни, а после ещё дальше. В конце концов, их мир не ограничивается одним СМП, одним континентом, за океаном — точно такие же города и страны, свои конфликты, свои традиции и обычаи, которые Дрим не перестанет любить изучать. Всегда в первую очередь он был путешественником, охотником, в каком-то роде даже исследователем — а потом уже полководцем и тираном-диктатором. Спокойствие от понимания, что жизнь не заканчивается на одной полуразрушенной империи, на одной истоптанной, исследованной вдоль и поперёк земле, на одних и тех же людях, затапливает и расслабляет, снимает какой-то неопределимый груз беспокойства с плеч и заставляет в душе расцвести знакомому с юных лет жгучему азарту и жажде приключений. Как раньше, как в буйные, сложные двенадцать, как в свободные безумные семнадцать, с друзьями, с незнакомцами, в одиночку, далеко и надолго или так, всего лишь в соседний город вместе с цыганами — время идёт, а чувство остаётся. И Дрим, едва ли вникая в то, что ему активно вещает Блэйд, не обращая внимания ни на пронизывающий ветер, ни на то, как продрогло тело, а впереди — только больше и больше бесконечного пространства, — глупо улыбается, отдаваясь беспорядочным мыслям, мимолётным смазанным воспоминаниям и необдуманным когда-то идеям. В конце концов, путь продолжается. И, один или в компании, Дрим обещает пройти его.