Феномен клана...

Но разве чужая боль не есть наказание? И разве нет кары страшнее, чем быть виноватым? Flёur — Расскажи мне о своей катастрофе

      Осеннее солнце припекало на удивление сильно. Так сильно, что та трава, которую Акане насобирала и разложила на большом камне, успела высохнуть и теперь покоилась в сумке. Керо смотрел, как довольная выполненной миссией и полученными сушеными листочками Акане уплетала пожаренное над огнем мясо кролика.       — Так ты скажешь, для чего тебе этот куро… Как ты там его называла? — произнес Керо, пересчитывая оставшиеся у него сюрикены.       — Куроранто, — ответила она, дожевывая последний кусок и на пару мгновений устало прикрывая глаза. — Потом скажу, как он сослужит свое.       Акане отряхнула руки и провела ладонью по волосам, которые в очередной раз пострадали в бою — снова обрезать придется, а ведь только недавно они отросли и стали относительно длинными… Поймав это ее движение и отметив, как враз выражение ее лица стало недовольным, Керо снова заговорил:       — Мне кажется, тебе даже идет эта асимметрия.       Она ничего не ответила, только немного удивленно улыбнулась, и на душе у него потеплело.       — Кто-то близко, хорошо скрыли свое присутствие и успели подкрасться! — произнес Изаму и вмиг подобрался, готовый к бою.       Спустя несколько бесконечно долгих, напряженных секунд тишина редколесья сменилась свистом кунаев и сюрикенов, разрезающих воздух, и звоном металла о металл. Небольшая группа вражеских шиноби, казалось, появилась из-под земли и атаковала с поразительно скоростью.       — Акане, Шаринган?.. — крикнул Керо, замечая, что подруга едва увернулась от чужой огненной техники и чуть не провалилась в расщелину, разверзшуюся под ее ногами.       — Не могу! — гаркнула Акане, успевая удачно атаковать тайдзюцу шиноби, замешкавшегося после использования Дотона. Не насмерть, но из строя выведен.       Керо выругался, понимая, что Акане с почти истраченной чакрой придется туго, но и отвлекаться на нее сейчас было нельзя, чтобы не лишиться собственной головы, которую так и норовили проломить двое его противников.       Он старался покончить с этим боем как можно скорее, но на пользу это не шло: Керо только торопился и расходовал больше сил, чем следовало. Обманчиво слабый на вид Изаму уже перерезал своему врагу горло, на секунду дезориентировав того нехитрым гендзюцу, когда Керо понял, что его все же загнали в ловушку: нога увязла в земле, тут же ставшей твердой, как камень, а с двух сторон на него неслись шиноби. Краем глаза удалось заметить какое-то быстрое движение справа, и Керо повернулся в противоположную сторону, вбивая врага струей воды в удачно подвернувшийся камень. Спину обдало ветром, и сверху посыпались комья земли и песок. Ногу уже ничего не держало.       — Изаму, надо помочь Акане! — не оборачиваясь к другу, стоящему сзади, произнес он.       Они начали движение еще до того, как фраза была окончена, и ударили по противнику настолько быстро, насколько это было возможно, но все равно не успели. Когда последний шиноби упал, заливая траву и порванный хитай кровью из проломленного черепа, Акане уже лежала чуть поодаль, отброшенная сверкнувшим в воздухе разрядом Райтона.       Первым к ней подлетел Керо и, стараясь не смотреть на прожженную прям над грудиной ткань, приложил пальцы к шее Акане. Внутри все похолодело от страха, он не поверил своим ощущениям и прижался ухом к груди, немного сдвинул свои пальцы, стараясь лучше прощупать сонную артерию, уловить пульсовую волну, бьющую в стенку сосуда, услышать стук, но это никак не получалось. Руки задрожали, а по спине стекла капля холодного пота.       — Изаму, — голос охрип и едва подчинялся. — Сердце не бьется.       Говорить это не было необходимости: сам Изаму уже тоже прижимал пальцы к шее Акане и тоже ничего не ощущал. Ни единого толчка под тонкой коже.       — Если она умрет, — пробормотал Керо, большими испуганными глазами глядя на товарища, со всей силы сжавшего челюсти, — я тоже…       — Мы не дадим ей умереть, — жестко прервал его Изаму, чуть отталкивая от Акане, наклонился над ней, мельком нащупывая пальцами грудину и ставя ладони одна на другую.       Керо, едва справляющийся с охватившим его ужасом, не сразу понял, что делал Изаму. Тот, держа руки прямыми, ритмично, быстро, всем весом, но при том аккуратно давил на грудь Акане, беззвучно шевеля губами — отсчитывал движения. Грудная клетка под его руками ходила вверх-вниз, и Керо, все еще держащий пальцы на шее подруги, вдруг ощутил под подушечками слабое движение, и это ощущение, наконец, вывело его из оцепенения. Пока еще ничего не потеряно, у них может получиться.       Изаму остановился, готовый сказать Керо, что ему нужно делать, но это не понадобилось: тот сам запрокинул ее голову, выдвинул челюсть, открыл рот и, зажав ее нос свободной рукой, вдохнул полной грудью и, плотно прижимаясь своими губами к ее, выдохнул воздух. Изаму одобрительно кивнул, почувствовав, как под его руками приподнялась грудная клетка, но Керо едва ли заметил это. Он дернулся вверх, разрывая контакт и успевая ощутить лицом легкое дуновение — это воздух, который он выдохнул, вышел из легких Акане, когда Изаму продолжил массаж сердца. Те мгновения, что Керо смотрел на собранного, сосредоточенного Изаму, по виску и щеке которого ползла капля пота, казались столетиями, но то время, когда он наполнял легкие Акане собственным глубоким выдохом, и вовсе растягивалось в вечность. В тот момент, когда Керо заметил дрожь в локтях Изаму, у него уже было ощущение, словно ее сердце не бьется многие часы, и стараются они совершенно зря, окончательно потеряв чувство времени, и солнце уже вот-вот должно сесть, доказывая, что все их долгие старания были напрасны…       Изаму замер, Керо тут же склонился, чтобы в очередной раз попытаться с собственным выдохом вдохнуть в нее жизнь (пусть даже это была бы жизнь его самого, он бы с радостью согласился на это), уже зажал ее нос, приближаясь к губам, как вдруг из горла Акане вырвался сдавленный хрип. Керо замер. Хрип сменился тихим кашлем, перемежающимся с неровным дыханием. Дрожащими пальцами Керо коснулся одновременно шеи и запястья Акане, боясь обмануться, но осязание не лгало ему: под ее кожей быстро, немного не ровно, но отчетливо бился пульс. Артерии наполнялись кровью с каждым сокращением сердца, грудная клетка чуть приподнималась с каждым вдохом, и губы Акане чуть подрагивали и уже не казались такими мертвенно бледными, как несколько секунд назад.       — Получилось, — прошептал Керо, вместо лица Изаму видя лишь его размытые очертания.       — Ее может стошнить, — пояснил Изаму, поворачивая голову Акане на бок.       Керо моргнул, и по щекам потекли слезы, уже не мешая видеть ее перепачканное лицо и подрагивающую ладонь Изаму, которая касалась шеи Акане в том месте, где под кожей снова бился пульс.       — Посидим еще несколько минут, убедимся, что сердце снова не остановится, и сразу в Коноху, — устало выдохнул Изаму. — Ей нужна помощь ирьенина. Как можно скорее.       В ответ Керо смог только кивнуть и шмыгнуть носом. Все еще не в силах оторвать пальцы от сонной артерии Акане, он согнулся, утыкаясь лбом в ее плечо, и зарыдал, всхлипывая в голос. Ярость боя и ужас потери отступали, оставляя после себя разрывающую изнутри мешанину эмоций и ощущений. Невероятное облегчение, почти счастье, рвалось наружу, но ни улыбнуться, ни рассмеяться не выходило. Еле как получалось вдыхать, и на пару секунд в глазах совсем потемнело, и голова закружилась.       — Керо, — позвал Изаму, но не получил никакого ответа. — Керо, если Акане еще понадобится наша помощь в случае остановки сердца, то тебе лучше успокоиться, — Керо замер, перестав и всхлипывать, и дышать вообще. — И если не понадобится, все равно лучше успокоиться, скоро нужно будет уходить.       Керо через силу, прерывисто выдохнул, вдохнул и поднял лицо. Изаму размотал бинт на руке.       — Вытрись и высморкайся, — сказал он, протягивая местами испачканный кусок ткани другу. — Старайся дышать прерывисто, растягивай вдох на несколько маленьких вдохов, выдох — тоже, и постепенно выравнивай дыхание до обычных медленных вдохов и выдохов.       Забирая бинт, Керо заметил мелкое подрагивание чужих пальцев. Он кое-как вытер щеки, размазывая по ним грязь, высморкался и сплюнул на землю противную вязкую слюну, смешанную с кровью из щеки, которую он в какой-то момент прикусил и даже не запомнил этого. Дышать становилось легче: то ли из-за прочищенного носа, то ли благодаря совету Изаму.       — Спасибо, — прошептал Керо, выбрасывая мокрый и грязный бинт куда-то в сторону.       До Конохи было меньше суток пути. Однообразная лесистая местность создавала ощущение, словно бы они не двигались на восток, а бегали кругами.       — Минут через десять сделаем очень короткий привал, и дальше Акане понесу я, — послышался сбоку голос Изаму.       Керо молча кивнул, не замедляя бег. Бессознательную Акане на его спине заметно потряхивало при каждом быстром шаге и прыжке, но сейчас важнее аккуратности была скорость. Еще пара часов, и ноги начнут подгибаться от усталости, а ведь пока и половины пути не преодолено… Керо сильнее нахмурил брови, про себя считая пульс Акане, который нащупывал правой рукой на подколенной артерии. Страх того, что он снова пропадет, никак не отпускал. Это не давало до конца сосредоточиться даже на беге. Керо оступился и за краткое мгновение успел смириться с тем, что проедется по земле лицом и локтями, но Изаму успел подхватить под локоть и предотвратить падение.       — Я передумал, привал сейчас, — произнес он, осторожно снимая Акане со спины друга и укладывая ее на траву. — Посиди несколько минут, выпей воды, — он протянул флягу, — и продолжим путь.       Керо спорить не стал, сделал несколько жадных глотков и протянул воду Изаму. Тот тоже пару раз приложился к фляжке, роняя капли себе на грудь.       — Я понимаю, эту трудно, — вздохнул он, устало потирая глаза, — но постарайся не думать о том, что могло бы быть, — Изаму замолчал, видимо, пытаясь подобрать нужные слова. — Взгляни на это с другой стороны: ты, можно сказать, украл первый поцелуй Акане.       Керо поднял на него взгляд, который становился все яростнее и злее с каждым мгновением, и побледневший Изаму под одним лишь глазам, по выражению лица понял, что невинная шутка вышла неуместной и обидной, даже жестокой.       — Ты хоть понимаешь, что сказанул?! — взорвался Керо после секундной заминки. — Какой, нахрен, первый поцелуй, если она валялась без сознания и умирала?! Ты… — он задохнулся от возмущения, сжимая в кулаках желтеющую траву. — Ты последние мозги сегодня отбил, или что?! Черт, Изаму… Бесчувственный придурок! — выплюнул он зло, отворачивая лицо в сторону. — Черствый, бессердечный!..       Керо вскочил и заходил из стороны в сторону, а Изаму так и не решился его прерывать, слишком много всего отражалось на лице друга, чтобы можно было отнестись к его вспышке гнева без понимания. Раздражение подпитывал страх, не давая здраво мыслить.       — Но, знаешь… — Керо остановился, отвернувшись от Изаму, но спиной чувствуя его взгляд. Тон его голоса изменился: он говорил почти спокойно, тихо и мрачно. — Знаешь, твоя бесчувственность хоть пошла пользу. Черт, Изаму… Это все ты, ты сказал, что делать, ты не запаниковал, а я… Я… — он сильнее сжал кулаки, попытался выровнять дыхание. — Я испугался, расстерялся, я бы… Я бы убил ее своей паникой, Изаму. Окажись мы с ней одни, Акане умерла бы.       — Но вы не были одни, — вставил Изаму, однако Керо не мог или не хотел услышать его.       — Я бы тоже умер, если бы это произошло. Не простил бы себе, — проговорил Керо, под конец переходя на шепот. — Ее тело, наверное, принес бы в Коноху, но потом… Всё, конец.       Он тяжело опустился на траву и повернул голову вбок, провожая взглядом заходящее за кроны деревьев солнце. На периферии зрения был виден силуэт Изаму, который встал и закинул себе на одно плечо собственный рюкзак, а на другое — сумку Акане.        — Ты серьезно? — тихо и низко прогудел он, заставляя Керо повернуться еще сильнее.       — Я, в отличии от тебя, шутки сейчас не шучу, — сквозь зубы ответил Керо, тоже поднимаясь, но все же избегая смотреть Изаму в глаза.       — Ты бы оставил меня одного? — резко спросил тот, заставляя Керо поднять на него вопросительный взгляд. — У меня нет родных, все давно умерли, — лицо его словно окаменело, ни один лишний мускул не дрогнул. — Моя семья — это вы с Акане, а с Цуиоши-сенсеем я не близок, — Керо с трудом заставил себя продолжать смотреть на Изаму и не реагировать на особенный, жестокий блеск в чужих потемневших глазах. — Ты бы оставил меня жить со всем этим, разбираться со всем в одиночку?       Керо отвернулся, не в силах больше видеть и слышать друга. То, что он говорил, звучало ужасно, являлось чем-то совершенно кошмарным и заставляло ладони леденеть и покрываться липким холодным потом.       — Мы можем двигаться дальше, — ссутулив плечи, произнес Керо, уже готовый помочь уложить Акане на спину Изаму. Тот молча подошел и присел, стараясь не смотреть на друга. Путь нужно было продолжать.       — Прости за эту глупую фразу про поцелуй, — через несколько минут непрерывного бега заговорил Изаму, и голос его звучал немного взволнованно от сбитого дыхания. — Я просто тоже испугался. За Акане.       Керо, поравнявшись с Изаму, попытался заглянуть к нему в лицо, но тот не поворачивался, и Керо мог видеть только его профиль: плотно сжатые губы, нос с горбинкой, смотрящие вперед глаза и нахмуренные брови над ними.       — Она ведь тоже дорога мне, — продолжал Изаму, крепче сжимая ладони на ногах подруги, безвольно лежащей на его спине. — В ином смысле, чем тебе: как сестра, как близкий друг… Даже после того, как мы помогли ей, я нервничал. Плохо контролировал, что говорю. Я… Я просто пытался на что-то переключить тебя, отвлечь.       — Ничего, проехали, — Керо махнул рукой. — Я тоже зря вспылил.       Была уже глубокая ночь, когда они менялись местами во второй раз. Они собирались сделать это еще позже, ближе к рассвету, но Изаму запнулся то ли из-за усталости, то ли из-за плохой видимости и сильно порезал ногу об острый камень. Они хорошо забинтовали поврежденную стопу, но нести на себе человека с такой ногой было слишком трудно, и Керо снова взвалил Акане на себя, подхватывая ее под бедра и привычно нащупывая пульс. Она была довольно тяжелой, рослая, крепко сложенная, и Керо уже через полчаса понял, что ноги его немного дрожат. Но и до деревни было уже не слишком далеко. Начинало пугать то, что Акане уже слишком давно не приходила в себя, но едва он начал по-настоящему об этом беспокоиться, как услышал над ухом тихий стон, который можно было бы спутать с громким выдохом. Керо остановился, рядом притормозил Изаму.       — Акане? Ты как? — повернув голову к ней и невольно утыкаясь в ее волосы, севшим голосом спросил Керо.       — Больно… — едва слышно выдохнула она куда-то в его шею.       — Это ничего, мы скоро будем в Конохе. Все будет в порядке, — удивляясь, насколько уверенно это звучит, произнес он в ответ и приготовился продолжать путь.       — Куроранто?.. — прошептала Акане, чуть сжимая руки в подобии объятия.       — Изаму несет сумку, — поражаясь тому, что она может сейчас думать о какой-то сушеной траве, сказал он.       — Отдайте Гаю, — почти беззвучно попросила она, и руки ее снова безвольно повисли. Керо поудобнее перехватил ее и тяжело вздохнул.       — Кажется, снова отключилась, — вздохнул он и получил кивок от согласного с ним Изаму. — Наверное, так даже лучше. Не будет чувствовать боль всю дорогу.       Керо бежал вперед, больше всего на свете желая увидеть впереди ворота Конохи. Он тихо радовался, что под его пальцами бьется чужой пульс, что чужое дыхание теплым дуновением касается его шеи и что Акане не чувствует, как ее ожог на груди с каждым шагом и прыжком Керо болезненно соприкасается с его спиной, трется о жесткую ткань жилета. Страх отступал, и хорошо знакомая дорога вела к родной деревне.       Из глубокого сна выдернула боль. Тупо ныло в груди, болела кожа где-то над грудиной, гудела и казалась очень тяжелой голова. Еще не успев открыть глаза, Акане разобрала приглушенные голоса:       — Вам сюда нельзя, она еще не пришла в себя!       — Я знаю, и мне нужно быть рядом, когда она очнется, — к концу фразы Акане уже узнала голос Изаму и приоткрыла глаза, утыкаясь взглядом в белый потолок с парой крошечных трещинок.       — Ее лучше не волновать сейчас, а вы точно расскажете ей!..       — Если кто-то другой расскажет ей это, то волноваться она будет раз в десять больше. Я хорошо понимаю ее и знаю, что делаю. Пропустите в палату.       — Нет, — в этом голосе послышалась неуверенность.       — Сестра, — вежливо и твердо произнес Изаму, — мой профиль — это работа с разумом, напрямую или косвенно. Акане я знаю с детства. Дайте мне поговорить с ней. Я ей расскажу и о ее состоянии, и… — он запнулся, но уверенно продолжил. — И о другом тоже расскажу.       — Ох, черт с вами. Делайте, что хотите.       Быстрые шаги становились все тише и тише, и когда они стали совсем неслышными, дверь открылась, пропуская вперед Изаму, усталого и явно давно не спавшего.       — Ты уже очнулась… Я рад, что ты быстро пришла в себя, — он подошел ближе и сел на стул возле ее кровати.       — Да, привет, — хрипло ответила Акане и прочистила горло. — Кажется, я в грудь получила на задании… Едва помню этот момент.       — Это был не просто удар, — покачал головой Изаму и, поймав вопросительный взгляд, начал спокойно рассказывать. — Это была техника Райтона, пришлась точно посередине груди, у тебя там ожог, — он указал пальцем, не касаясь даже одеяла. — Он довольно сильный. Ирьенин сказал, что даже кость немного пострадала, но они это почти полностью залечили.       — Мда, неудивительно, что я вырубилась, — она вздохнула, и успокоившаяся было грудь заныла с новой силой. Видимо, в фразе «почти полностью залечили» ключевым словом было «почти».       — Разряд был сильным, — после паузы произнес Изаму, касаясь пальцами руки Акане и обращая на себя ее пристальное внимание. — Настолько, что сердце остановилось. Мы с Керо смогли откачать тебя.       Она вытаращила на него глаза. Конечно, они все так или иначе порой оказывались на волосок от смерти, но чтобы настолько близко… Сердце, казалось, сбилось с ритма, глухо стучало одновременно и в ушах, и где-то в горле. Все в порядке, ведь у них все получилось, они спасли ее, опасность давно миновала, и все же жутко было думать, что она могла вернуться в качестве по-настоящему мертвого груза, и что пришлось пережить ее команде…       — Керо в порядке? — немного беспокойно спросила Акане, чуть приподнимаясь на кровати.       — Да, он в порядке, — без сомнения кивнул Изаму и помог Акане лечь на подушке повыше.       — А ты? — сощурившись, она посмотрела на него подозрительно и проницательно.       — Тоже, — он улыбнулся уголками губ. — Мы оба в норме. Прошли почти сутки с тех пор, как мы вернулись в деревню.       — Ты все равно выглядишь усталым, — пробормотала Акане, повыше натягивая одеяло.       — Да, наверное, — он ненадолго сжал переносицу. — Пройдет после хорошего сна. Я подробно узнавал о твоем здоровье. С сердцем уже почти все в порядке. Есть какие-то незначительные нарушения проводимости, но динамика хорошая, и ты будешь совсем здорова где-то через неделю.       — Кажется, я легко отделалась, — улыбнулась она и села на кровати, поморщившись от боли в груди. — Но это ведь не все, что ты хотел мне сказать? — она виновато потупила взгляд. — Я… Извини, я случайно подслушала твой разговор с медсестрой.       Они оба перестали смотреть друг на друга. Напряженное молчание заполнило комнату. Акане не торопила Изаму, а он словно бы давал ей время подготовиться. На соседней кровати громко вздохнула лежащая без сознания девушка, и это словно бы привело в чувство обоих.       — Акане… — осторожно начал Изаму, но Акане сразу перебила его.       — Я поняла, что сейчас будет что-то плохое, — нахмурив брови, произнесла она и прямо посмотрела на него. — Не волнуйся, я справлюсь.       — Чуть позже нас вчера вернулись Какаши… и Рин. Точнее, они были доставлены в деревню нашими шиноби.       Акане поймала чужой участливый взгляд, и сердце пропустило удар.       — Какаши жив? — прошептала она.       — Да, — тихо сказал Изаму, осторожно накрывая ее ладонь своей.       Начиная говорить, Акане уже подозревала, каким будет ответ на ее следующий вопрос, и все же до последнего надежда не оставляла ее. Пальцы скомкали одеяло, зубы прикусили губу изнутри, и, шумно втянув через нос воздух, она решилась:       — Рин?       Изаму покачал головой и одними губами, без единого звука, ответил: «Нет».       Акане вздрогнула, как от удара, и застыла. Это длилось считанные мгновения, после чего она вскочила на ноги и опустилась около кровати в поисках тапочек.       — Акане, врач не рекомендовал вставать… — попытался остановить ее Изаму, хотя и знал, что это бесполезно.       Она встала, так и не найдя никакой обуви, и направилась к двери.       — Мне нужно к нему. Ему это нужно, — упрямо и холодно произнесла Акане.       — Погоди. Может, подождешь, пока я принесу тебе что-нибудь на ноги? — он предпринял еще одну попытку задержать ее.       — Нет, — тем же тоном, не терпящим возражений, ответила Акане и открыла дверь.       Изаму смирился и зашагал чуть позади, глядя на босые ноги в светлых пижамных штанах. Он не мог заставить себя поднять взгляд на напряженно прямую спину, на сжатые в кулаки ладони и чуть откинутую назад голову. Эта внешняя сила и уверенность, которую выказывала Акане, скрывала за собой огромную пустоту, разверзшуюся внутри, и, когда эти хлипкие щиты прорвет, даже ее хороший друг ответить не мог.       — Он еще не приходил в себя, — произнес Изаму, проходя вперед и показывая, куда идти. — С ним сейчас Керо.       На краткий миг удивление промелькнуло в темных глазах, но тут же скрылось, сменяясь прежним отстраненным выражением.       — Вот как, — только и сказала она, приближаясь к палате и замирая у двери.       — Мы можем вернуться, придешь к нему позже, — Изаму осторожно коснулся плеча, но не получил отклика. Акане упрямо тряхнула горловой и толкнула дверь.       Керо выпрямился на стуле и изумленным взглядом вперился в вошедших.       — Акане, ты почему здесь? Тебе нужно лежать… — пробормотал он, поднимаясь и своими усталыми, влажными глазами всматриваясь в знакомое побледневшее лицо.       — Ты ведь знаешь, что она бы не осталась лежать, — тихо сказал Изаму, уже стоя за плечом Керо. Тот тяжело сглотнул, наблюдая, как Акане подходит к Какаши, лежащему без чувств на кровати. Безукоризненно белое одеяло, такие же подушка и простыня… Только благодаря этой снежной белизне Какаши не казался смертельно бледным, только благодаря этому контрасту казался живым существом, а не черно-белой копией себя самого. Акане ни разу не видела его таким, не помнила его таким. Казалось, даже несмотря на спасительное забытье он знал и помнил, что произошло, и это не отпускало его, не давало отдохнуть и восстановиться. Лицо, не прикрытое маской, не двигалось, ничего не выражало, но это не давало чувство облегчения, а только сильнее пугало.       — Вы ведь знаете, что произошло? — Акане перевела взгляд на Керо, за спиной которого тенью застыл Изаму.       Керо неуверенно взглянул в ответ и решился говорить:       — Мы не знаем точно, для этого нужно спросить Какаши… Но… Но там была куча мертвых шиноби Тумана.       — Я не об этом спрашивала, ты ведь понял, — холодно и серьезно произнесла она и нахмурилась. Темные глаза опасно сверкнули.       — Рин… — вздохнул Керо, боясь сказать то, что слышал и видел. — Пока мы не знаем, кто е… — он задохнулся на полуслове и кое-как продолжил, — ее убили, но… У нее дыра в груди. Это было быстро, очень.       Керо сцепил дрожащие пальцы в замок, виновато взирал на не меняющуюся в лице Акане и пугался все больше. Это ее поведение казалось настолько чужим и неправильным, что аж колени подгибались и сбивалось дыхание от этой жуткой картины. А уж то, что Акане, если б им всем не повезло, могла лежать в морге на соседнем с Рин прозекторском столе… Это сводило на нет последние остатки самообладания, что оставались у Керо.       — От какого оружия или дзюцу рана? Это уже должны были определить, — она пристально смотрела на него, и на его спине выступил холодный пот.       — Чидори, Акане, — выпалил Керо, уже не пытаясь скрыть дрожь в руках и подаваясь вперед. — Это точно.       Впервые за весь этот разговор Акане проявила эмоции: ее глаза пораженно распахнулись, а рот приоткрылся в судорожном вдохе. Она покачала головой из стороны в сторону, неверяще уставившись на лежащего перед ней Какаши и шепотом повторяя: «Нет. Нет. Нет».       — Это правда, Акане, — он осторожно потянулся к ней и кое-как взял за запястье своими неуклюжими от нервов пальцами. — Я и сам видел тело, и я помню, как выглядели те, кого раньше убивал Хатаке.       — Это не мог быть он! — судорожно сжала кулаки Акане и выдернула руку из хватки Керо.       — Это рана от Чидори! Насквозь! Кто еще мог это сделать? — воскликнул Керо, теряя над собой контроль.       — Не верю, — невпопад прошептала Акане.       Перед глазами у нее уже плясали не черные мушки, а темные круги, и комната подозрительно пошатывалась, но сейчас это казалось такой мелочью, что у нее даже мысли не возникло что-то сделать. Акане пошатнулась, и только тогда Керо заметил, как посерело ее лицо и как побледнели и до этого не сильно красные губы. Он тут же оказался рядом, подхватывая под руку и придерживая за спину.       — Тебе нужно присесть, скорее.       Он усадил ее на стул, который совсем недавно занимал сам, а Изаму приоткрыл окно.       — Тебе плохо? Позвать врача? — быстро спросил Керо, по недавно приобретенной привычке нащупывая ее пульс.       — Не надо, — качнула головой она и едва ворочала языком. — Голова кружится.       — Керо, говори тише, — Изаму встал рядом с Акане на случай, если она все же потеряет сознание и начнет сваливаться со стула. — Не хочу, чтобы Какаши очнулся из-за шума. Пока может, пусть отдыхает.       — Да, ты прав… — тяжело выдохнул Керо и сел прямо на пол. — Простите меня.       — Это все равно не мог быть он, — тихо повторила Акане, глядя в одну точку, в окно, через которое в палату лился мутный, рассеянный тучами свет.       — Ребята? — послышался удивленный голос со стороны двери.       Все повернули головы. Минато стоял на пороге, растрепанный, в испачканной одежде и с печальными покрасневшими глазами.       — Только с миссии, Минато-сенсей? — произнесла Акане с мыслью, что уже говорила это когда-то. Наверное, так и было. Странное ощущение. Вообще, чувство реальности происходящего сильно подводило сейчас.       — Да, я недавно вернулся, — кивнул он, закрывая за собой дверь и подходя ближе.       — Какаши еще не приходил в себя, — продолжила говорить Акане. Слова давались так легко, словно происходящее и вправду было сном, который совсем скоро кончится, и все это уже не будет иметь никакого значения. — Вы тоже пока не знаете точно, что произошло?       Минато сдвинул брови и отвел хмурый взгляд. Это его скорбное выражение лица пробуждало те эмоции, которые Акане старалась задавить в себе настолько, насколько это возможно, и потому она решилась добавить:       — Если это нужно, то никто из нас не станет болтать об этом, верно?       Она посмотрела на своих друзей, особенно долго задержавшись взглядом на Керо, и оба без споров кивнули. Минато потер глаза, еще больше пачкая лицо грязными пальцами.       — Какаши хотели обвинить в убийстве шиноби Конохи, — выдохнул он, наконец.       Акане, Керо и Изаму разом пораженно распахнули глаза. Даже возмутиться не успели, таким абсурдным казалось то, что такое обвинение рассматривалось официально.       — В убийстве Рин? — переспросил Керо, к которому быстрее всех вернулся дар речи.       — Да, — кивнул Минато, еще больше хмурясь. — Но обвинения были сняты, когда сенсор, приглашенный для исследования тела, почувствовал чакру, похожую на чакру Девятихвостого.       — На чакру… Девятихвостого? — тупо повторила Акане.       — В Рин запечатали кого-то из Хвостатых зверей, — произнес Изаму.       — Но почему обвинения сняли? — недоумевал Керо. — Ведь как раз появился мотив.       — Кавамори, — предупреждающе и очень тихо сказала Акане, бросив на него мрачный взгляд.       — Я не обвиняю Хатаке, просто не понимаю это решение, — добавил он, поднимая вверх ладони в примирительно-защитном жесте.       — Они посчитали, что, если в ней был запечатан Хвостатый, то даже такое его решение было… правильным. Но мне не верится, что Какаши мог сделать это даже при угрозе деревне, не после… — Минато покачал головой. Выглядел он совершенно убито.       — Не после смерти Обито, я понимаю, — согласилась Акане, выглядя серьезно и уже гораздо более собранно. — И я тоже думаю, что он не был способен на это. Вы правы, Минато-сенсей.       — Почему ты даже сейчас не рассматриваешь подобной возможности? — тихо поинтересовался Керо, бездумно смотря куда-то в ноги Акане. — Я тоже не хочу во все это верить, но все факты…       — Дело даже не в вере, Керо, — ответила Акане, сцепляя руки в замок. — Если сначала я еще могла допускать сомнения, то сейчас — точно нет, — она выглядела немного лучше, чем несколькими минутами ранее, и говорила четче и увереннее. — Какаши бы в любом случае сделал все, чтобы сохранить жизнь Рин, а раз в ней был запечатан Хвостатый, это становится еще более верным утверждением.       — Почему? Наоборот же, — не понимал Керо, а Изаму удивленно приподнял брови, поражаясь собственной догадке.       — Потому что, если бы им удалось добраться до Конохи и наложить на Рин достаточно прочную печать, в распоряжении Конохи было бы уже двое Хвостатых, один из которых — Девятихвостый, — Керо приоткрыл рот, осознавая простоту и верность ее суждений, до которых он додуматься так и не смог. — Представляешь, как прибавила бы в своем военно-политическом весе Коноха?       — Мда. Я идиот… — только и смог произнести Керо, ниже опуская голову и пряча лицо за прядями волос. — Прости, что сомневался в… в тебе. Твоем умении оценивать ситуацию, и вообще…       Он махнул рукой и отошел подальше, тяжело бухаясь на пустой стул у стены.       — Акане, я сказал Военной полиции то же самое, когда они собирались предъявить ему обвинения, — слабая, дрожащая улыбка на секунду тронула губы Минато, делая выражение его лица более скорбным, чем если бы он позволил себе, например, заплакать. — Мне необходимо встретиться с родителями Рин.       — Идите, — кивнула Акане, тут же отворачиваясь. — Я останусь здесь.       Минато исчез за дверью тихо и незаметно, даже занавеска на окне не колыхнулась.       — И вы идите тоже, — Акане не взглянула на них, произнося эти слова.       — Нет, — решил настаивать Керо. — Ты совсем недавно пришла в себя, тебе в любой момент может стать плохо, а ты даже не в своей палате. Изаму пусть делает, что хочет, а я точно остаюсь.       Он упрямо сдвинул брови и сложил руки на груди, явно не собираясь двигаться с места, вот только этот его жест, похоже, не заметили: Акане продолжала смотреть куда-то перед собой, выглядя уже куда менее собранно, чем ранее, и Керо так и не смог решить, что хуже: видеть ее сосредоточенной и бесчувственной или такой, как в нынешнюю минуту, — потерянной, рассеянной, но по-прежнему холодной. И было б, наверное, легче, если б она рыдала, убивалась, опечаленная смертью подруги, ведь тогда можно обнять, шептать утешающие слова, да даже плакать вместе с ней, разделяя горе, он ведь умел все это и был готов именно к такому, а Акане в очередной раз поразила его, и восхищение мешалось в нем со скручивающим внутренности ужасом. Человек напротив был совсем чужим, хоть и имел родное, давно знакомое лицо. А на кровати без сознания лежал еще один чужой человек, и еще не понятно, кто из этих двоих ему ближе сейчас. Это было хуже всего.       — Дерьмовый из меня счастливый талисман, — вдруг проронила она и скривила губы в усмешке, еще больше отводя взгляд. Лишь на мгновение Керо увидел ее прежнюю, услышал в голосе знакомые интонации, и это заставило его хоть немного воспрянуть духом. Настолько, насколько это было возможно в этот проклятый всеми известными и неизвестными богами день.       — Неправда, — серьезно и твердо. — Акане, может, сейчас будет немного бредово, но я все же скажу. Черт, ты там, на задании, сама едва не умерла, это… это почти случилось, и даже твоей нереальной удачи не хватит на двоих умирающих. Но ты здесь, живая. Твоя удача все еще с Изаму, с Цуиоши-сенсеем, с твоим братом, со мной и даже вон с ним, — он ткнул пальцем себе за спину, указывая на кровать с лежащим на ней Какаши.       Акане ничего не ответила, даже не шелохнулась, только кривая улыбка исчезла с лица, делая его выражение снова непроницаемым. Керо поднялся на ноги, наклоняясь ближе и заглядывая в лицо подруги.       — Я очень надеюсь, что ты поняла меня, — хмуро и тихо пробурчал он.       Она качнула головой, и не было понятно, согласие это или отрицание.       — Изаму, Керо, — еще тише произнесла она. — Уходите.       — Ты не слышала, да? — выпрямился Керо, раздраженно одергивая водолазку. — Я не…       — Идем, — прервал его Изаму, перехватывая его запястье, очень крепко, с намерением увести за собой. — Мы можем уйти, Керо. Нам нужно уйти.       Керо вопросительно уставился на Изаму и все же шагнул вслед за ним, приближаясь к двери и провожая взглядом прямую спину Акане.       — Но мы всегда рядом. Зови, когда угодно, — сказал он, уже стоя за дверью. В следующий миг дверь с тихим щелчком закрылась.       Какаши с трудом чуть разомкнул веки: даже такое незначительное движение давалось тяжело, все тело было словно налито свинцом. Перед глазами было неясно, и он даже не мог сказать, это ресницы загораживают ему свет или же что-то случилось со зрением. Слабость и тянущая боль в мышцах были очень знакомыми — перерасход. Несколько залеченных ранений несильно то ли кололо, то ли жгло. Какаши попытался вспомнить, где он должен находиться, но не смог. Нужно было хотя бы пошире раскрыть глаза. Собравшись с духом и попытавшись вдохнуть поглубже — то ли ушибленные, то ли сломанные ребра заныли, но не слишком сильно, действовало какое-то обезболивающее, — он распахнул слезящийся правый глаз, левый оставив закрытым. Перерасход и так был, судя по симптомам, просто чудовищным, и Шаринган в этом случае мог только повредить.       Взгляд уткнулся в белый потолок, нос наконец разобрал уже привычные запахи — больница Конохи. А еще отчетливо ощущалось присутствие другого человека. Желая убедиться в своем предположении, Какаши скосил глаз в сторону и немного вниз, теперь уже вполне ясно видя Акане, бледную, с ссадинами и синяками на лице и руках, и пахло от нее антисептиком и бинтами. Он хотел улыбнуться, сказать что-то насчет выполнения их заданий, да и просто попросить попить, но что-то мешало сосредоточиться, крутилось где-то на периферии сознания и словно заставляло внутренности сходить с ума. Волнение, тревога или страх… Чем бы это ни было, оно с каждой долей секунды становилось сильнее и неотвратимее.       — Какаши?..       Заметив, что он очнулся, Акане наклонилась ближе, а Какаши… Какаши вспомнил.       Дыхание перехватило от ужаса и всепоглощающей безысходности. Он широко распахнул глаза, открыл рот и, наверное, закричал бы, будь у него достаточно сил и воздуха в легких, но даже просто вдохнуть казалось сложнейшей задачей. В черноте отчаяния и разрывающих душу воспоминаний мелькнула мысль, что будет неплохо закончить все это вот так — просто задохнуться в больничной палате, едва придя в себя. Страх смерти бился где-то глубоко внутри, на уровне задавленных смятенным разумом инстинктов, и все существо просто вопило о том, чтобы все просто прекратилось. Или оказалось дрянным сном, вот только не бывает таких ясных, таких подробных снов, Какаши еще никогда не путал грезы и явь, какие бы детальные и разнообразные кошмары ему ни снились.       Спазм, сковавший горло, отпускал и, словно против воли, в легкие все лучше просачивался воздух — Какаши смог сделать вдох, который тут же обернулся тихим сухим кашлем, от которого грудная клетка, по ощущениям, словно трещинами пошла, такой острой и расползающейся во все стороны была боль. От нее потемнело в глазах, а во рту появился слабый привкус железа и соли. Желудок бунтовал, тянуло рвать, но Какаши знал, что нечем, да и даже на рвоту сил не было, таким чудовищным был перерасход чакры.       — Рин?.. — скорее хрип, чем имя.       Он спросил это уже без надежды на утешающее «она жива». Он даже не был уверен, вопрос это или что-то иное, но ответить ему все же решились: Акане, не отводя своего взгляда от его, покачала головой. Побелевшие губы были сжаты в тонкую линию, брови сведены к переносице, темные волосы растрепаны, а глаза отражали его собственные отчаяние и боль. Он недолго видел ее ясно, мешали то разноцветные круги, то мириады темных точек. Хотелось снова закрыть глаза и больше не открывать их, но тяжелый взгляд Акане требовал чего-то, смотрел туда, где разливалось море чужой черной крови, — прямо в душу, минуя жалкую физическую оболочку.       — Что там было? — он не видел, как движутся ее губы, но слышал сквозь гул в ушах этот шепот. — Расскажи мне.       Она ждала его ответ, почти насильно вырывала его, но что-то внутри подсказывало, что это — необходимость, что после станет хоть немного легче, что его слова, подобно гною из вскрытого гнойника, вытекут наружу и не будут распирать изнутри, причиняя тупую, едва выносимую боль. Всего лишь говорить, хотя бы шевелить губами, Акане поймет, в любом случае поймет.       — Похищение Рин… шиноби Тумана, — почти не слышно, но все же. — Я освободил ее… поздно, — в горло будто засунули комок сухой бумаги, которая царапала тонкую слизистую в кровь. — Хвостатый был внутри… внутри нее. Нападение. Я хотел защитить… Я не заметил, когда она приблизилась. Не успел… остановиться. Не смог защитить, — последнее слово было сказано совсем бесшумно, одними губами, а перед глазами снова расстилалась непроглядная тьма, и Какаши даже не мог сказать, открыты они или закрыты.       — Спи, — донеслось словно сквозь толщу воды, ледяные пальцы коснулись лица.       И все закончилось: не было ни звуков, ни образов, ни запахов, ни воспоминаний. Только тишина и темнота.       — Акане, иди отдыхать, — тихий голос вырвал ее из оцепенения, и она медленно повернула голову к Минато, стоящему в дверях. — Ты сама только с задания, на котором пострадала.       — Потом, — выдохнула Акане, отводя глаза. — Вы всё слышали?       Она никак не могла понять, что сейчас чувствует, и чувствует ли вообще. Где-то внутри была гулкая пустота, которую не заполняла ни усталость, ни физическая боль. В голове, как на заевшей кассете, крутилась мысль, что Какаши нужна помощь. Будет нужна, как только он очнется. И остальное значения не имело, об остальном можно подумать позже, через день, через неделю, когда угодно, только не сегодня. Уйти сейчас и оставить его одного казалось почти предательством.       — Да. Я останусь с ним и никуда не денусь, — мягко, но уверенно произнес Минато, подходя ближе и чуть дотрагиваясь пальцами до ее плеча. — Иди к себе.       Спорить не хотелось, да и Минато говорил правильные вещи: недавно очнувшаяся Акане чувствовала себя действительно усталой и готова была заснуть прямо на жестком стуле, несмотря на неудобства и боль. Оставаться здесь и дальше, когда сенсей Какаши рядом с ним, — просто бессмысленная жертва.       — Хорошо, Минато-сенсей, — она встала и, стараясь идти ровно и игнорируя помутившееся на пару секунд зрение, направилась к двери. — Спасибо за заботу.       В коридоре было прохладнее, чем в палате. Ступни неприятно холодил пол, по телу поползли мурашки, даже волосы на голове, казалось, зашевелились. Вот только ноги несли совсем не туда, куда планировалось изначально. Акане спускалась вниз по лестнице, туда, где было доказательство реальности произошедшего. Тяжелая светло-серая дверь, еще более сильный холод, чем наверху, гладкая плитка на полу, кажущаяся и вовсе ледяной. И знакомое удивленное лицо.       — Акане-чан? — приподняв брови, произнесла медсестра, заполнявшая до этого какие-то документы. — Что это ты тут делаешь?       — Здравствуйте, Тоши-сан, — Акане подошла ближе, глядя немного сверху вниз на подругу своей матери. — Я хочу увидеть ее. Хочу видеть Рин.       — Ох, ты уверена? — глаза медсестры выражали чистейшее сострадание, на которое, впрочем, Акане было плевать. Сейчас, по крайней мере, уж точно. — Родители ее недавно приходили, так убивались…       — Я, по вашему, трупов никогда не видела? — усмехнулась Акане. — Уверена, — с нажимом добавила она, подходя еще на шаг.       — Да, прости… — смутилась Тоши и неловко отодвинула документы к краю стола. — Просто ты выглядишь такой миленькой и юной, все забываю, что ты уже джонин, да и война… — она указательным и большим пальцем потерла закрытые глаза, потом помассировала переносицу. — Ладно, давай отведу тебя. Но ты нормально себя чувствуешь?       — Вполне, — кивнула Акане, а взгляд Тоши упал на ее ноги.       — А что ж ты босиком? — пробормотала она с недоумением.       — Мне тапки пока не принесли, — пожала плечами Акане. — Ерунда.       Вместе с медсестрой она зашла в соседний зал, такой же чистый и холодный, как и комната перед ним. Запах здесь был тяжелый, но не резко неприятный: телам не давали быстро разлагаться некоторые дзюцу и относительно низкая температура. Белые, слегка сероватые простыни скрывали от посторонних глаз то, что оставалось от еще совсем недавно живых людей. Очертания некоторых тел были хорошо заметны, можно было даже сказать, мужчина это, женщина или ребенок, но от некоторых, по всей видимости, мало что оставалось… Акане замечала все это вскользь, не обращая особого внимания, и молча и тихо следовала за Тоши. Они остановились почти в углу зала.       Мозг отказывался воспринимать то, что лежало на столе, как знакомого, близкого человека. Наотрез. Те же черты лица, те же волосы, та же светлая кожа, теперь по цвету больше напоминающая воск для свечей… Акане с трудом шевельнула пальцами, протянула руку, чтобы коснуться обманчиво тонкого запястья. Холодное, как пол под ногами, как жесткий стол под пальцами другой руки. Холоднее собственных ладоней, которые сейчас казались ледяными. Все это не добавляло происходящему реалистичности, а только лишь делало все окружающее более странным, более эфемерным, подобным затянувшемуся дурному сну, сильному гендзюцу… Тело с дырой в груди не могло быть Рин, не могло принадлежать этой приветливой девчонке, любящей ирьениндзюцу, влюбленной по уши в Какаши и готовой ради него сворачивать горы и чужие шеи. Оно не может быть Рин, Рин ведь всегда была такой живой, в ней жизни, кажется, хватило бы пусть не на двоих, но на полтора человека уж точно (мысль была нелепой, от нее в кривой улыбке дернулся уголок рта). Единственная девчонка, с которой Акане было так легко и хорошо, с которой так быстро получилось найти общий язык, которой можно было доверить что угодно. Акане всегда казалось, что Рин не может просто взять и умереть.       — Кажется, что-то пошло не так…       — Что? — удивленно и даже немного испуганно переспросила медсестра.       — А? — обернулась Акане, уже осознавая, что произнесла это. — Нет, ничего. Мысли вслух.       Она накинула простыню обратно, в последний раз успев скользнуть взглядом по родному лицу, на мгновение задержавшись на ресницах сомкнутых век. «Они не дрогнут. Они не могут дрогнуть», — убеждала саму себя Акане по дороге в палату. Перед сухими глазами картинка временами плыла, память услужливо подкидывала воспоминание за воспоминанием: игра в карты, где им двоим единственный раз удалось обставить Какаши, одна из сотен (тысяч?) тренировок, где смеющаяся Рин лепила пластырь Гаю на спину, потому что тот, дурачась, умудрился напороться на острый сук… Лицо, будто сделанное из воска, на котором под тонкими веками беспокойно бегали туда-сюда зрачки и ресницы едва заметно дрожали.       Воображение слишком разыгралось. Акане это прекрасно понимала, но ничего сделать не получалось. Было плохо. Ни словами, ни криком не выразить, даже вдохнуть удавалось еле как, а сердце стучало где-то чуть ли не в горле очень быстро и неровно, будто то пропускало удары, то сокращалось лишний раз. Было это последствием травмы ли, эмоций или всего вместе, но стоять оно мешало: Акане оперлась руками на кровать, неустойчиво стоя на дрожащих ногах и открывая рот в попытке вдохнуть поглубже. Лечь бы, просто лечь, закрыть глаза и избавиться от всей этой реальности со всеми ее невосполнимыми потерями, несбывшимися событиями и потерянными возможностями, но сдвинуться с места, пошевелиться, сменить положение не получалось. Мир вокруг будто замер сам и заставлял замереть Акане, давил невидимыми руками со всех сторон и больно впивался когтями где-то в груди, в голове, передавливал горло…       — Акане? Ты как?       Голос прорезал тишину комнаты и избавил от оцепенения. Она повернула голову и, пошатнувшись, едва удержалась от падения, после чего кое-как села на кровати.       — Кента… Идиотский вопрос.       — Идиотский вопрос от идиота, все логично, — пожал плечами он, подходя ближе и оставляя у ее кровати пару простых шлепанцев. — Принес тебе, а то ты тут по больнице босиком рассекаешь.       Кента сел рядом, не касаясь сестры, но настолько близко, что в окружающей прохладе можно было различить его тепло.       — Отец на задании. Мама болеет, температура высокая, еле уговорил ее не идти сюда к тебе, — снова заговорил он. — Мы уже всё знаем, не в подробностях, но все же. Новости быстро по деревне разлетаются, — в ответ — только сдержанный кивок, едва ли осознанный. — Об этом потом поговорим как-нибудь. Да и у мамы это лучше получится, наверное… Я, кстати, Керо видел по дороге. Почти такой же замученный на вид, как ты сейчас. Он это, передать хотел. Ну, про сушеную траву твою. Гай еще не вернулся, поэтому он сказал, что закинул к Гаю в дом ее через окно и окно потом прикрыл. Сумка лежит где-то там на тумбе, что ли.       — Ни к чему уже это, можно было выкинуть, — произнесла Акане, забираясь под одеяло. Почему-то подумалось, что неплохо было бы сжечь этот куроранто.       — Это для подарка ей было? — догадался Кента.       — Можно и так сказать.       Брат задумчиво молчал, а Акане впервые было плевать, о чем он думал, чего хотел бы, что чувствовал, и это даже не пугало ее, хотя, наверное, должно было. В каждом его движении, в каждом осторожном взгляде ощущалась неловкость, но при этом Кента был так спокоен, словно… Словно не произошло ничего необычного. Очередной день с очередной смертью, всего-то.       — Теперь мы похожи чуть больше, — со странной полуулыбкой произнес Кента, заставляя Акане поднять на него глаза.       — В смысле? — хрипло бросила она, следом прочищая горло.       — Ты всегда была словно бы намного старше, взрослее, хотя между нами разница-то всего лишь год, — он чуть сжал матрас, поворачивая голову и смотря на сестру прямо и открыто. — Так было, когда я стал чунином, сравнявшись с тобой в звании. Так было, когда я тоже пробудил Шаринган. Я ведь в тот день потерял девчонку из своей команды…       — Никто в нашей семье никогда не относился к тебе пренебрежительно, — вставила Акане, хмурясь.       — Не относился, да. И все же даже после этого в ваших глазах я был ребенком, который чего-то не понимает. Хотя таким ребенком была ты.       — Я и вправду тебя сейчас не понимаю, — она сложила руки на груди, устало глядя в какие-то бесконечно понимающие глаза брата. Немного подташнивало, болела голова.       — Мне кажется, мы становимся более взрослыми с потерей близких людей. Я стал взрослее раньше тебя. Даже если вы все думаете иначе.       — Отлично. Ты пришел поздравить меня с инициацией? — едко отозвалась Акане, натягивая одеяло выше. — Или похвастаться тем, что хоть в чем-то меня обошел?       — Нет, посочувствовать, — пожал плечами Кента. — И сказать, что даже вот такой вот легкомысленный я может тебе помочь, если понадобится, потому что все же понимает тебя.       — Учту, — кивнула она. Продолжать разговор не хотелось.       Кента не стал задерживаться и вышел, выключив в палате свет. И хотя за окнами небо еще не успело потемнеть, Акане уснула почти сразу, как закрыла глаза.