Совсем скоро — буквально через пару минут, пока опомнится, — Каэдэхара Кадзуха переступит через порог общежития. Его одолевал хладный вихрь мыслей, настигший так же неожиданно, как путешественника, который ступал минутой ранее по заснеженной дороге и которому небо сулило спокойную ночь. Верно, юноша обязан быть благодарен судьбе и собственным усилиям за то, что любезно предоставляется ему в нынешний момент — новая, совсем иная жизнь, бурная, полная веселья, горечи, успеха и поражения.
— Долго собрался стоять тут, а? — с долей издёвки не дал поддаться урагану дум друг, успев забрать у беловолосого Кадзухи чемодан. — На пороге жить не круто. Псам и то стыдно было бы.
— Надо же, ещё не успели в комнату зайти, а у меня уже есть личный швейцар, — улыбнулся Каэдэхара и последовал за Хэйдзо, попутно здороваясь с вахтёром общежития и мимолётно демонстрируя ему свой пропуск. — Какой этаж у нас? — оглядываясь по сторонам, он, несмотря на ничтожно узкий и нищий на диковинки коридор, почувствовал себя свободным.
— Пятый, конечно! — в спешке оглянувшись, ответил Хэйдзо. — Где твоя радость? Ты безумно хотел жить повыше и с замечательным видом на парк. Я еле вырвал эту комнатушку для нас!
— Я рад, — заверил товарища Кадзуха, — и благодарен тебе.
— Говорят, на пятом этаже полно четверокурсников, у которых своя философия жизни и прочая ересь, которую нам, по их мнению, не суждено будет понять с первого раза. Однако этот трепет — чушь сплошная. Проще своими глазами всё увидеть и сделать каждому выводы, — чересчур быстро протараторил парень, через каждую пару слов сдавленно хихикая.
— К чему ты ведёшь? — не понял его наставления беловолосый.
— К тому, что не стоит принимать всё близко к сердцу, особенно их пьяные говоры.
— Может, чтобы понять их «философию», нужно тоже выпить?
— Возможно. Ну, попробуем тогда на четвёртом курсе.
Хэйдзо явно никуда не спешил, волоча ноги, переставляя их с одной ступени на другую и продолжая нести оба чемодана — свой и Кадзухи. Было заметно, как бедному «швейцару» тяжело даётся путь на пятый этаж. Наверное, и время он считает далеко не так, как Кадзуха. Для последнего всё перевоплощается в сжатый комок, который вобрал в себя всю долготу и сократил минуты в секунды.
В коридоре тихо, не пасётся ни единой души. И это место, где живёт большинство четверокурсников? Где же те жизненные сюжеты из баек, в которых последний курс желает удачи новичкам, в которых люди, прожившие здесь четыре года, охотно делятся опытом с младшими? Должно быть, Каэдэхара хочет получить всё и сразу: и новые знакомства, и новые воспоминания, и новые знания.
И вновь, пока Кадзуха то и дело поворачивал голову через плечо, щурился лучам солнца и пытался столкнуться хоть с кем-то, Хэйдзо отворил дверь комнаты ключом и залетел в их новое гнёздышко.
— Я знал, что ты мечтательный паренёк, но не подозревал, что подобное произведёт на тебя такое ошеломительное впечатление, — закатив глаза, Сиканоин поставил чемоданы и размял руки, дабы как следует встряхнуть друга за плечи; тот смущённо улыбнулся своему глупому и детскому поведению, точно ребёнок, впервые посетивший аттракционы. — Закрой-ка дверь.
Беловолосый поспешно выполнил просьбу и, мельком обведя равнодушным взором комнату, молвил:
— Выбирай койку. У левой стены, у правой — мне без разницы.
— Сейчас, дай немного подумать, — юноша замер, коснувшись рукой подбородка, и большое внимание уделил окну. — Правую, — смело пробежав пару-тройку шагов, он упал на подушку лицом. — С твоей стороны лучи будут меня слепить, когда солнце взойдёт. Такое утро мне не понравится. Ты ведь не против?
— Меня всё устраивает.
Распаковкой вещей занялся только Каэдэхара и позже, когда в одиночестве ему наскучило заниматься сим делом, хотел было заговорить о чём-то с другом, но тот заснул. «
Он казался полным сил, но даже его утомила дорога», — подумал парень, усмехнувшись и уступив своему занятию, протекающему в глухой тишине.
Он старался без громких звуков, способных потревожить сновидения человека, протереть полки, рабочий и кухонный стол, два стула, холодильник и, добравшись до окна, вновь остолбенел и под воздействием сильных эмоций бросил мокрую тряпку на подоконник. Алые глаза залились столь невообразимым для него самого восторгом от увиденной картины, что парень на миг позабыл, как дышать: первые ряды деревьев, выстроенные в ровную шеренгу, представлялись незначительными пешками по сравнению с братьями-старшими, которые смело стояли позади и которых невозможно было сосчитать. Их листва более не зеленела из-за неспешного наступления осени, но она по-прежнему для Кадзухи словно сияла и искрилась невидимыми каплями слепого дождя на ярком солнце.
Ему важно было это видеть, потому что он уважал природу, любил её прихоти и без сожаления принимал любое её настроение. Будь то ливень — он возрадуется, будь то как сейчас жгучий и безветренный день — возрадуется. Ему важно быть рядом с ней, потому что она умеет убаюкивать невзгоды и толкать на верную тропу.
Он давно понял, что, когда говорят о уединении с самим собой в лесной глуши, эти люди приобретают не меньше собеседников, чем в своём обычном кругу общения. Эти собеседники не подадут простой человеческий голос, они действуют иначе: птица что-то споёт случайному гостю, ветер нашепчет страшную тайну и загипнотизирует, деревья предупредят об опасности, трава укажет путь домой или тропинку, ведущую к неизведанному.
Кадзухе безумно хотелось в этот самый парк, где нет вымощенного тротуара для отдыхающих, где скамьи не приклеены друг к другу, а хаотично разбросаны по этому интересному месту. Юноша понимал: ещё не время, вещи самостоятельно не займут удобные хозяину места.
В дверь кто-то упёрто постучался, и беловолосый, выйдя из комнаты, тихо прикрыл дверь.
— Доброго утречка. Башка раскалывается, таблетки не найдётся? — жалобно проскулил высокий парень с синими волосами и повязкой на глазу, прикрыв ладонью, облачённой в перчатку, висок.
— Сейчас найду, подожди здесь, — Каэдэхара молнией вернулся в комнату и присел перед чемоданом, ища волшебную пилюлю.
— Дурак, я говорил тебе, не мешай всё подряд!
— Да чё ты так рано встал-то? Вали спать, сегодня ранним пташкам за крики в коридоре крылья отрывают.
Кадзуха снова вышел и дал таблетку от головной боли, интересуясь:
— Здесь так тихо, потому что всю ночь напролёт пили?
— Да, — вкратце ответил неизвестный. — Погоди секунду, я таблетку выпью.
Этот юноша заскочил в комнату, которая находилась прямиком справа. Выходит, он является близким соседом Каэдэхаре и Хэйдзо. Бесшумно подкравшись к приоткрытой двери, беловолосый прильнул к стене и стал намного отчётливее слышать чужую речь.
— Куда ты спрятал бутылку вина?! — возмущался, судя по голосу, тот, который просил выручить.
— Ты вчера всё выпил, как свинья, балбес!
— Да не мог я даже спрятанную бутылку на чёрный день выпить, чё ты надо мной издеваешься! Так, знаешь что, гони её сюда, мне надо паренька отблагодарить.
— Паренька? Все же спят. Только проснулся, а уже белку словил!
— А таблетку я что, из кармана вынул, по-твоему? Вон, стоит человек, ждёт меня, а ты так некрасиво поступаешь, галлюцинацией его обзываешь!
— Так это новенький? Слева от нас?
— Ну, да, похоже на то.
— Какая же ты скотина, даже имени не узнал!
— Хватит орать на меня, и так башка трещит по швам!
— Ну и ложись дрыхнуть дальше.
Вовремя отпрянув, Кадзуха спрятал руки в карманы брюк и улыбчиво глянул на вышедшего рыжего парня, который крепко обнимал одной рукой свой живот.
— Добро пожаловать на пятый этаж, — он говорил полушёпотом, будто боясь потревожить больные головы, которые могут оказаться чувствительнее остальных. — Я Дилюк, четвёртый курс.
— Кадзуха, первый курс, — также едва ли слышно для посторонних вымолвил юноша.
— Рад знакомству. Надеюсь, мой сводный брат тебя не потревожил. Вряд ли он вообще вспомнит твоё лицо, когда проснётся, — без доли сожаления признался. — Ну, если что не злись на Кэйю. Держи, он хотел передать сам, но я побоялся, что шум поднимет посреди коридора.
Дилюк свободной рукой проник под чёрный сюртук и осторожно вынул бутылку вина, без зазрения совести передал первокурснику и приложил указательный палец к губам, по-заговорщицки прошипев.
— Камеры, благо, не успели поставить, — выдохнул с облегчением и скрестил руки на груди новый знакомый. — Прогуляться хочешь? Как раз с местностью познакомлю.
— Пойдём, — без задержки выпалил Кадзуха.
***
Высотные дома не так сильно радовали глаз первокурсника: ему казалось, что улицы, мимо которых он с Дилюком проходили, ничем не отличались от бывших и родных — изменено лишь название города, и одному из них присвоили бóльшие достижения, нежели другому. Студенческие городишки всегда питались славой, ибо они благополучно взращивали новых специалистов, которые обязаны поддерживать экономику страны. Кадзуха не верил, что за подобным кроется нечто более глубокое для разъяснений.
Четверокурсник оживлённо делился своими наблюдениями за все прожитые здесь годы. Неподалёку стадион, магазин, различного рода кафе и пиццерии, совсем рядом и прямиком там, в безлюдном парке, который смело можно обозвать лесом, есть больница и церковь — наверное, смогли построить всё, что даёт людям веское основание приобрести квартиру и провести здесь всю свою жизнь.
Кадзуха петлял по тротуару и заглядывал мимопроходцам в очи. «
Что в них таится?» — интересовался парень. Он видел отражение радости, любопытства, насмешки, любви; также непонимания, растерянности, печали, злобы. Если в добрых зеркалах он мог разглядеть повод, то в иных — нет, потому что всё затруднялось, мутнело и покрывалось толстым слоем пыли. Ему хотелось коснуться души тех, кого поразили грустные маски, вклеились напрочь, впились в кожу настолько прочно, что отрывать их силой запрещено, потому как это причинило бы только боль.
— Жарко-то как, ужас, — раздражительно признался Дилюк.
— Ты бы ещё шубу надел, чего уж там, — мило усмехнулся Каэдэхара.
— Увы, шубу мне не подарили, — пожав плечами, юноша упёрся руками в бока. — Представляю, что думают люди, глядя на меня. Наверняка принимают меня за сумасшедшего, мол, хожу в одном сюртуке в такое пекло. Но спор есть спор, верно? Проигрывать-то я умею.
— Сколько тебе ходить вот так? — без особого интереса задал вопрос и сравнил одеяние своё и его.
Чёрного цвета сюртук, накинутый на обнажённое тело, и простые тёмные штаны с кроссовками. Будто прибыл Дилюк из другого века или тоскует по былому, и всему виною верхнее одеяние, которое приковывает взоры в основном смешные и неуклюжие. Кадзуха был не того образца: серые брюки да белая рубашка с кедами.
— Сегодня последний день. Завтра первое сентября, так что своё наказание я достойно отходил.
***
Воротившись в общежитие, Дилюк остановился у двери Каэдэхары и добросердечно сказал:
— Обращайся, помогу с любыми мелочами. Кстати, бродили долго, но я так и не узнал: кем ты станешь?
— Психологом, — вполголоса ответил.
— О, правда? Тогда пожмём руки, коллега.
Кадзуха стремительно протянул руку навстречу четверокурснику и сжал его ладонь, убедившись, что теперь среди знакомых у него есть как минимум тот, к кому можно обращаться за советами по учёбе.
