AU REVOIR!

Гнев всегда поначалу отзывается зудом под кожей. С беспрерывным копошением он зарывается когтями глубоко в живот и подбирается к горлу, оставляя за собой кровавый след. Гневу чтобы накопиться требуется время. Требуется время, чтобы достичь той точки, когда уже не замечаешь, как неприятно впиваются в ткань брюк собственные ногти. Микото решает, что эта эмоция ему не по душе. Впервые он почувствовал её в старших классах и, возвращаясь в то время, отчетливо помнил, как приятно хрустел чей-то нос под ботинком, когда он вдавливал его в чужое лицо. Но что тогда послужило причиной его злости? Этого он вспомнить не мог. Быть может, всё было как сейчас, когда, прижимаясь спиной к холодной кирпичной стене, он чувствовал, как горят уши — так же ярко, будто кончик догорающей в руке сигареты, — прислушиваясь к звенящим в тишине голосам. — Нет, вы только посмотрите на него! Ну то есть, этот пацан же ещё слишком мелкий, чтоб так нахально себя вести! И эта его манера поведения, вечно какой-то чересчур весёлый. Это всё выглядит примерно так же дёшево, как и его окрашивание, — громче всего звучал голос женщины, и её Микото узнал. Одна из его коллег, имени которой не потрудился запомнить, но которая с некоторых пор постоянно висела у него на хвосте. Одного её голоса было достаточно, чтобы запрыгала сигарета между его подрагивающих пальцев. Человек, с которым она разговаривала, промычал что-то в знак одобрения. Звук был более низким, ровным, не таким пронзительно-визгливым, какой была женская речь. Значит, мужчина? Он не мог его опознать. — Ну типа, ты видел, над чем он сегодня работал? Его дизайны просто кошмарны, а он ими так кичится, и только потому, что услышал от шефа «хорошая работа». Боже, он такой... — Недоросток, — в конце концов отозвался мужчина, обрывая её на середине предложения стоило той начать заговариваться. По мере того как они приближались, уходя всё дальше от бара, где решила справить праздник их компания, Микото всё отчетливее мог уловить исходивший от них запах алкоголя. Шаги их становились всё тяжелее и громче. Сам Микото пришёл лишь по просьбе шефа, хоть и никогда не был тем, кто чурался подобных мероприятий. Публичность была ему необходима. Было необходимо признание. Те дизайны, над которыми он работал, стоили ему кучи бессонных ночей, а теперь их втаптывал в грязь кто-то со столь посредственными, низкосортными проектами, кто достиг своего пика ещё сорок пять лет тому назад. Когти гнева неумолимо впиваются в пищевод, и он делает затяжку, чтобы усмирить боль. Клубы выдыхаемого неспешно табачного дыма вились, растворяясь в воздухе, пока он выслушивал всё, что было у этих двоих на уме. У него не было намерения вмешиваться в их разговор. Частный, как они свято были уверены, — равно как и эта мимолётная вспышка гнева, которую Микото, как сторонний наблюдатель, мог хорошо понять, пусть это и было направлено на него лично. «Высказаться пойдёт ей на пользу», — подумала какая-то часть его сознания, в то время как другая незамедлительно приняла решение плюнуть ей в кофе завтрашним утром. Так, мелочь. Таким будет его мимолётное выражение гнева. — Думаю, надо бы нам от них избавиться, — заговорил мужчина, и все мысли Микото о молчаливом невмешательстве испарились в мгновение ока. — От его наработок? — голосом, дрожащим от переполняющих эмоций, уточнила женщина. Будто опасалась коснуться назревающей бури. Тем не менее, похоже, одного взгляда на лицо собеседника было достаточно, чтобы заставить её издать неопределённый звук: звук не отвращения, вызванного чужой идеей, но восторженного возбуждения. Они находились совсем подле того угла, за которым был Микото, и стоило тому заслышать, как лишь на дюйм стал ближе шорох чужой обуви, тело отреагировало мгновенно. В считанные секунды он уже стоял напротив той парочки, с улыбкой зажав сигарету между губами. Прикрыв глаза, Микото широко развёл руки в стороны, будто приглашая в объятья. — От чего избавиться? Простите, трудно было не услышать... Такое эхо громкое в переулках, ха-ха, — издал он весёлый смешок. Притворная невинность играла здесь на руку. Мужчина, что стоял к Микото ближе, отшатнулся, отступив на несколько шагов назад при столь внезапном появлении человека, против которого они строили козни лишь секунду назад. Его спутница, вероятно, отскочила бы и того дальше, если бы не железная хватка на её руке. Самообладание, впрочем, вернулось к мужчине почти сразу. Наконец-то Микото понял, кто это был. Ещё один сослуживец, правда, кадровик. Забавно. Сотрудник отдела кадров, а с таким рвением готов саботировать работу дизайнера. — Да от бумажек некоторых! А мы думали, ты уже ушел, Микото? — начал было он, но Микото был быстрее. Сохраняя дружелюбие, Микото подошёл чуть ближе, вонзая каблук в переулочный гравий. — Ммм, знаешь, врать как-то нехорошо. Готов поклясться, что... Помедлив, он с неизменной улыбкой приложил к подбородку руку, бросив пытливый взгляд. — Слышал, как вы, подлецы, говорили о том, чтобы испортить мой проект? Повисла гнетущая тишина. Микото, казалось, почти что мог слышать, как тлеет огонёк сигареты в руке. Прошло всего несколько минут, но, судя по всему, выражение лица было устрашающим достаточно, чтобы заставить мужчину попятиться ещё на шаг. Такая близость, видимо, в конец лишила его всякого спокойствия. Сбежать ему Микото не дал. Рука метнулась вперед, как на поводке притягивая мужчину за обвивающий шею галстук, заставляя того согнуться, — теперь уже Микото смотрел на него сверху вниз. На периферии он заметил, как женщина, испуганно вскрикнув, высвободила запястье и съёжилась у стены. Кончик сигареты завис над чужим глазом, заставляя зрачок расшириться в ужасе, беспокойно мечась между лицом Микото и палящим жаром. — Я правильно понял? — Н-нет, нет, клянусь, мы не... Снова врал, но выражение, застывшее в чужих глазах, было единственным, что сейчас занимало Микото. Он пристально глядел на мужчину, продолжая сжимать в кулаке галстук, напрочь игнорируя прижимающиеся к груди ладони, тщетно пытающиеся его оттолкнуть. Не замечал и визгов женщины, умоляющей отпустить коллегу, однако кое-что в этих словах его привлекло. — Это недоразумение! — хныкала она, сложив руки в молитвенном жесте, и лицо казалось достаточно искренним, чтобы Микото обратил на неё взгляд. Улыбку сменило пустое выражение молчаливого внимания, после чего усмешка вернулась к его губам. — Недоразумение? — повторил Микото вопрошающе, и женщина, осознав, что он обращается к ней, закивала. Судорожно и скоро. Выглядело так, будто она готова была разрыдаться в любой момент. — Да! Да, недоразумение, — добавил мужчина поспешно, словно от этого зависела его жизнь. Микото повёл рукой в сторону, раздумывая; огонёк сигареты заставил коллегу дрогнуть. — Ну, тогда ладно! Всего лишь недоразумение, значит, — хватка руки, сжимающей чужой галстук, ослабла. Стона рухнувшего мужчины было достаточно, чтобы нарушить молчание и заставить женщину подступить в попытке помочь. Они смотрели на Микото со страхом в широко раскрытых, наполненных слезами глазах. Всё, что Микото мог, так это улыбнуться, бросая окурок на землю к их ногам, поднимая руки вверх с удовлетворённым вздохом. Всё это было недоразумением. И хотя они лгали, он позволит этой лжи сойти им с рук. Окровавленные когти на горле ослабли. — Хорошей ночи! Только слишком много не пейте, не хотите же завтра на работе где-то напортачить, правда? Обязательно принесу вам обоим по стаканчику кофе, вам же сливок побольше, да? Вопрос был встречен молчаливыми, напуганными взглядами. Его это, впрочем, ничуть не волновало. Шаркнув ботинком по гравию, Микото двинулся вперёд по аллее, оставляя парочку наедине друг с другом. Внезапно он остановился, и та застыла. Приподняв руку, он помахал, удаляясь прочь. Голос был бодрым и жизнерадостным, когда Микото на прощание произнёс: — Увидимся утром! Au revoir!