***
Он вспоминал про Игната лишь первые три дня после встречи. Для размеренной жизни Матвея появление Игната стало фейерверком — настолько ярким показалось ему их знакомство. Он думал о нём перед сном, утром, когда чистил зубы, в автобусе по пути в университет. Также он думал и о некой девушке, голоса которой услышать не удалось. Игнат состоял в отношениях, вот только не выглядел счастливым. Интересно, справедливой ли была их ссора или же Игнату просто не нравился контроль с чьей-либо стороны? Матвей и сам не понимал, почему так зациклился на ситуации, не имеющей к нему абсолютно никакого отношения. Он уже решил для себя, что не считал Игната двуличной сволочью, но невольно пытался решить, прав тот или нет, что так злился на свою подругу. Игнат ведь ничего не ответил, когда Матвей высказал предположение, что она всего лишь хочет проводить с ним больше времени. Так это или нет, он, к сожалению, не узнал. А на следующий день всё стало по-прежнему. Утром Матвей, конечно, на пару минут снова вспомнил столкновение с Игнатом, но учебная рутина помогла отвлечься от навязчивых мыслей. Здесь он провёл уже три недели новой жизни, но толком не осознал, нравится ему она или нет. Матвей и в школе никогда не имел близких друзей, поэтому уже привычно оставался в стороне. В университете, по крайней мере, никто его не задирал и не смеялся. В школе ему приходилось сталкиваться с подобным отношением частенько. Мама сильно волновалась за него. Они жили вдвоём, и Матвей не чувствовал неудобства, оставаясь в её квартире и перешагнув порог восемнадцатилетия. Мама работала медсестрой, поэтому оставалась на работе на вечерние и ночные смены. Иногда они не виделись несколько дней или перебрасывались лишь парой слов. Но когда выдавался совместный вечер, она неустанно спрашивала про учёбу. Вернее, про друзей, которыми Матвей так и не обзавёлся. — Ребята-то хорошие? — Хорошие, — кивал Матвей, а сам не помнил половины имён. — Слава богу. А то помню я, как этот Серёжка Бауманов из «Б» класса… — Мам, — морщился Матвей — ему крайне не нравилось вспоминать про школу, потому что ничего прекрасного за плечами не осталось, — прекрати. Ты ведь знаешь, я не люблю про это вспоминать. Мама, конечно, замолкала, но не упускала возможность тяжело вздохнуть. Она всегда выглядела уставшей. Мама у него была замечательная, вот только такая же тихая, как и сам Матвей. Они практически никогда не ссорились — характеры были такие. Может, поэтому Матвею и было комфортно продолжать жить с ней. Каждый из них сидел в своей комнате, не мешая другому. Иногда Матвей ловил себя на мысли, что практически не знает собственную мать. Она тоже знала о нём очень и очень мало. Однажды Матвей всё-таки не выдержал и пожаловался на то, что был жертвой издевательств в школе, а потом жалел — открывать перед другим человеком душу было сложно. — Верю, у тебя всё получится, — улыбалась мама. Матвей поднял на неё взгляд. Глаза у мамы были серые и добрые. Светлые волосы изредка прореживала седина. Лицо у неё было красивое, но про таких женщин всегда говорили «без возраста». По её внешности нельзя точно сказать, что же ей лет. Двадцать пять или сорок? Матвей и сам часто забывал точный возраст. На самом деле он немного врал о том, что совсем ни с кем не общался. Матвей считал, что перекинуться парой слов с однокурсниками — это уже общение. Например, Ева Султанова в первые несколько дней сидела рядом с ним из-за нехватки свободных мест. Она так же, как и Матвей, не обладала дерзким характером и испытывала сложности вливания в новый коллектив. Матвей не был против — Ева оказалась приятной собеседницей, а при более близком общении даже забавной. У неё были густые кудрявые волосы, которые она периодически выпрямляла, но чаще всего просто закалывала так, чтобы не лезли в лицо. А ещё Ева тоже носила очки — круглые такие, как у Гарри Поттера, только больше. Однако она не выглядела в них смешно, они ей очень даже шли. Впрочем, с Евой Матвей не подружился. Поначалу они только спрашивали друг у друга, что сказал преподаватель на той или иной лекции, если один из них отвлёкся, а потом стали здороваться. Матвей не стремился подружиться со всей группой, предпочитая наблюдать со стороны за поведением одногруппников. Они все были разными — кто-то явно проявлял лидерские качества, кто-то оставался ведомым; кто-то был весёлым и заводным, а кто-то лишь смеялся над шутками в ответ. Матвей всегда чувствовал себя наблюдателем, но никогда не сталкивался с таким же типом людей. Ева не привлекла его внимание, потому что она поначалу вела себя очень скрытно и неприметно. Как сам Матвей. А потом она внезапно сняла маску-невидимку, задав один-единственный вопрос: — Смотрю, тебе очень нравится обедать на крыше. Что будешь делать, когда выпадет снег? Это случилось спустя месяц после начала учёбы. Неделю назад на крыше Матвей повстречал Игната и с тех пор больше не сталкивался с ним в университетских коридорах. Тот словно растворился, хотя Матвей невольно продолжал выискивать среди многочисленных голов обесцвеченные всклокоченные волосы. Что он будет делать, когда выпадет снег? Конечно, продолжать учиться. Но на крыше уже не удастся пообедать. Матвей пожал плечами. — Придётся найти другое тихое место. — Уж точно не столовая. — Крайний вариант, — согласился он и впервые за месяц посмотрел на Еву внимательнее, чем обычно. Девчонка как девчонка, но выглядела она гораздо интереснее, чем другие девушки с тщательно уложенной причёской и макияжем. Ева не красилась от слова совсем, но именно это и придавало ей изюминку. «Интересная», — подумал про себя Матвей, хотя Еву вполне можно было назвать хорошенькой и симпатичной. Ему никогда не хотелось думать о девушках как о «симпатичных и хорошеньких». Интересная — это уже комплимент другого уровня. Также он видел женщин, которых нельзя было назвать иначе, кроме как красивыми. Объективно красоту отмечал даже Матвей, никогда особо не заострявший внимание на людях. Но на женщин, к которым подходило определение «красивая», он смел глазеть только издалека, как на картинку. Матвею сложно было представить, что ему хотелось бы отношений или чего-то подобного с такими женщинами. Да и вообще с любыми. Ева Султанова исключением не стала. Но Матвей вполне мог себе представить, как лет через десять она превратится именно в красивую молодую женщину, которую он запечатлел бы в своей памяти. Помимо Евы в группе были ещё две девушки с яркой внешностью — Катя Сливовая и Анджела Мур. Последнюю на самом деле звали именно так — Анджела Мур, хотя поначалу ей никто не верил. Пришлось даже показать паспорт, чтобы все отстали. Обе были блондинками, только волосы Кати были натуральными, а Анджела высветляла их рваными прядками. Они сразу стали подружками и везде ходили вместе, а мужская половина группы пожирала их глазами. Матвей предполагал, что творилось в их головах, но считал, что Катя и Анджела вряд ли снизойдут до кого-то из них. Разве что до Тимура Беспалого — высокого брюнета с коротко выбритыми висками, которого вполне можно было назвать симпатичным. Возможно, даже красивым — по меркам самого Матвея. Он мало успел изучить характеры ребят, но Тимур на удивление вёл себя вполне сносно, хотя явно не был обделён женским вниманием. Как-то краем уха Матвей услышал, что у Тимура есть девушка и ему в принципе неинтересны новые знакомства. Анджела в этот момент находилась рядом — они собрались небольшой компанией в перерыве между парами и обсуждали чужие отношения. Она обиженно надула губки, нисколько не скрывая, что могла бы заинтересоваться Тимуром, а Катя, схватив новоявленную подругу за руку, заговорщицки затараторила: — Эй, а знаете Исаева со второго курса? Ну, который Игнат. Ещё волосы красит и кольцо в носу носит? Странный тип такой, но, говорят, пользуется популярностью. Матвей, сидя за столом и рисуя необдуманные линии, навострил уши. — Видела его в потоковой аудитории. Красавчик, может быть, но вкусовщина, — махнула рукой Анджела. — Странный он. — Ничего он не странный, — почти возмутилась Катя. — Ну, подумаешь, кольцо в носу, кого этим удивишь? — Меня, — сразу же ответила Анджела. — Как по мне, лучше пусть парень татуировки делает, чем пирсинг. И волосы его мне не нравятся, — поморщилась она напоследок. — Спроси телефончик мастера и перестань завидовать, — съязвила Катя, на что Анджела только поморщилась. Видимо, Игнат всё-таки местная знаменитость. Сложно было поспорить с тем, что он выглядел ярко. Весь его образ сильно врезался в память — Матвей не знал, как он сам относится к внешности Игната. Раньше ему никогда не приходилось встречать кого-то вроде Игната Исаева. В школе среди ребят был один старшеклассник, который всегда одевался только в чёрную одежду и волосы тоже красил в чёрный. Насколько Матвей запомнил, тот появился в школе неожиданно, видимо, перевёлся откуда-то, и почти сразу стал изгоем. Никто над ним не издевался в открытую, но большинство сторонились и роняли неприятные смешки за спиной. Разговор про Игната Матвей услышал спустя неделю, как встретился с ним на крыше. К тому моменту чреда однообразных дней успела стереть двоякое впечатление от встречи, но после девчачьих обсуждений Матвей снова задумался о нём.***
В тот же день Матвей, подгоняемый мыслями о том, что скоро на улице станет слишком холодно для обедов, уже привычно поднялся на крышу и застыл перед выходом, увидев расположившегося там Игната. Что-то внутри ёкнуло, стоило зацепиться взглядом за творческий беспорядок на голове. Игнат сидел возле ограждения на рюкзаке, скрестив ноги. В его руках красовалась коробочка китайской лапши, а сам он пытался совладать с деревянными палочками. И на этот раз Игнат был слишком поглощён своим занятием, чтобы обращать внимание на что-то вокруг. Он бубнил себе под нос, и из неразборчивого потока слов Матвей разобрал лишь общий смысл — ему забыли положить одноразовую вилку. Палочками Игнат управлялся крайне плохо и неловкими движениями пытался подцепить лапшу. Замерев возле двери, Матвей нервно сжал дрогнувшие руки в кулаки. Ему не понравилось, как засосало под ложечкой при виде Игната — чувство было странное и не очень приятное. С одной стороны, он конечно, вспоминал о нём, но с другой… — Она должна быть в неподвижном положении, — не выдержал Матвей и испугался звука собственного голоса. Игнат, склонив голову вбок, искоса посмотрел на него. Сначала недоброжелательно. Потом задумчиво — явно пытался вспомнить, где же они виделись. А потом его взгляд окрасился радостью и теплом. Сердце Матвея ёкнуло. — Ты! Тот самый! — воскликнул он, ткнув палочками в сторону Матвея. — Подслушивающий парень с крыши! Поколебавшись несколько секунд, Матвей всё-таки решил подойти к нему и опуститься рядом на корточки. — Я не подслушивал. Дай сюда, — недовольно пробормотал он и, получив палочки, ловко вложил их себе в руку. — Надо вот так. Видишь? Держи нижнюю крепче. Так, чтобы она зафиксировалась. А верхняя должна быть подвижной. Матвей несколько раз сомкнул и разомкнул палочки, показывая, как работает этот сложный механизм. А потом подцепил кусочек мяса из коробки. Игнат выглядел насколько поражённым, что Матвей невольно улыбнулся. Примерно так обычно реагировали дети, стоило показать им простую, казалось бы, вещь. — Ничего сложного. Нужно только потренироваться, — заключил Матвей и уже собрался было вернуть Игнату палочки, как тот вдруг наклонился вперёд и в наглую раскрыл рот. — А-а, — протянул Игнат, невинно хлопнув глазами. — Ты ведь сам сказал, что нужно потренироваться. А сейчас я хочу есть. Некогда мне тренироваться. А-а-а. Матвей ощущал, как запылали щёки и кончики ушей. Он ненавидел попадать в неловкие ситуации просто потому, что надо было как-то реагировать на происходящее. А он этого не умел. Ему бы никогда и в голову не пришло просить почти незнакомого человека покормить его. Это был верх нахальства. Просто немыслимо… — Да ты по гроб жизни не расплатишься за такое, — процедил он, но всё-таки, стиснув зубы, ловко накрутил на палочки лапшу и с ужасом наблюдал, как Игнат обхватил его руку своей, чтобы удобнее было отправить еду в рот. Жевал он с таким аппетитом, словно ничего вкуснее не пробовал. А рука у Игната была прохладная, замёрзшая. — И девушке своей не забудь рассказать. — О чём? О том, что я ел с руки у милого доброго парня, который спас меня от голодной смерти? Не бойся, она не будет ревновать, — жуя, хихикнул Игнат. — Нет у меня больше девушки. Матвей уже был готов возмутиться, но слова так и остались невысказанными. Лицо Игната изменилось — от предыдущей легкомысленности не осталось и следа. Его взгляд стал тоскливым и задумчивым, устремлённым вдаль. Он продолжал жевать и держать руку Матвея, а тот в свою очередь рассмотрел в зелёных глазах светлый ободок вокруг зрачков. Линзы? Какой же тогда настоящий цвет его глаз? А цвет волос? Какой же настоящий Игнат, если первое впечатление о нём всё-таки окажется фальшивым? — Мне жаль. Слова Матвея вывели его из ступора. Встрепенувшись, Игнат разжал пальцы и с прищуром посмотрел на него. — Не видел тебя здесь в последнюю неделю. — Я был тут пару раз. Разминулись, — пожал он плечами. — И в коридорах университета тебя не было. Прогуливал? — Я просто незаметный. — Да неужели? — вскинул брови Игнат и проворно поймал дужку очков, одним движением стянув их с носа. — Эй! — возмущённо воскликнул Матвей. — Отдай! Он рванулся вверх, но Игнат убрал руку за спину, и Матвей грохнулся перед ним на колени буквально нос к носу. От него пахло соусом и мясом. Под носом красовалось то самое злополучное кольцо. Кожа лица выглядела мягкой и ухоженной, а верхняя губа блестела, потому что Игнат только что её облизнул. — Ну вот. Какой же ты незаметный? У тебя очень симпатичная мордашка за очками. Хотя и очки тебе очень идут. И волосы какие… Не красишь ведь? Тебе идёт тёмный цвет. Пожалуй, если вспоминать все самые неловкие происшествия за целую жизнь, этот момент по праву занял почётное второе место. Первое Матвей заслуженно отдал первому поцелую, но воспоминание оказалось не из приятных, поэтому он поспешил отмахнуться от него. Матвей плохо запомнил, как ретировался с крыши. Он каким-то чудом забрал свои очки, со злостью воткнул палочки поглубже в лапшу и бросил что-то нелестное напоследок. Скрывать собственное смущение оказалось безумно сложно, хотя внутренний голос подсказывал, что Игнат не издевался над ним, а говорил искренне. Однако отреагировать иначе Матвей не мог. Что ему было говорить? «Спасибо, я рад, что ты так считаешь»? Господи, как же глупо! Глупо, глупо, глупо…