Сердце Змеи

К концу седьмого дня пути барханы стали огненными, а затем постепенно сменились твёрдой оранжевой землёй, в трещинах которой зеленели яркие колючие кусты. Верблюд Геральта то и дело самовольно отделялся от каравана и жевал эти колючки, полностью игнорируя понукания наездника. Это место называлось Красные Пустоши и здесь уже дышалось легче, чем на Сковородке, как называли пустыню местные. Они проехали несколько временных городов, где собирались караванщики и торговцы. Сумбурные лагеря были полны рёвом скота и запахами готовящейся походной еды и специй. Люди сновали туда-сюда и тащили на себе огромные тюки, ковры, кувшины с маслом, мёдом и финиковым сиропом. Никто не задерживался здесь — пастухи мигрировали со стадами туда, где сейчас шёл дождь, торговцы организовывались в караваны и искали сопровождение. Здесь их покинул мастер Мааса, а мастеру Герту и Геральту приходилось отбиваться от купцов, желающих нанять их для перехода через Корат. Хоть за время их путешествия их никто и не побеспокоил, мастер Мааса говорил, что песчаные львы и мантихоры попадаются на каждом шагу. Первые были особенно опасны — это были никакие не львы, а огромные жуки, зарывавшиеся в песок и ждущие свою жертву. К величайшему облегчению Геральта, в лагерях они сменили поганых верблюдов на резвых тонконогих лошадок с лебяжьими шеями и нежными ноздрями — те стоили целое состояние, но мастер Герт был другом барышника и помогал ему перегнать лошадок в столицу, где их купили для королевского двора. Лошадки летели по плоской, выжженной солнцем равнине, как изогнутые тени, почти не касаясь копытами земли. Ход их был мягок и они не утомлялись даже проскакав галопом полдня кряду. Два ведьмака неслись через пустоши, с упоением растворяясь в скорости и ветре — сердце Геральта замирало от восторга. К тому же мастер Герт, не меньше его увлечённый скачкой, больше не мучал его изучением языка, а это дорогого стоило. Город Эккаради-ацхе, столица Зеррикании, в один момент будто бы вырос из-под земли. Построенный в ущелье, по дну которого текла благодатная река, город тянулся вверх террасами, на каждой из которых торчало по зубу крепости из оранжевого кирпича. Крепости, квадратные, некрасивые, смотрели на них слепыми крошечными окнами и рядом с ними по выщипанной траве ходили стада коров и коз. Здесь дикая скачка замедлилась и скоро они оказались в центре города. Здесь окно к окну стояли оранжевые дома из того же кирпича, что и крепости, будто вылепленные великаном из местной земли. Зерриканцы с кожей всех оттенков коричневого и оливкового цветов ходили по улицам, держась в тени, или сидели на циновках у прохладных тёмных провалов дверей, пили чай из крошечных стаканчиков и курили длинные ароматные трубки. На каждом углу играли в непонятную игру — для неё нужна была пятиугольная доска и разноцветные круглые фишки, падавшие в углубления. Они перекусили в местной таверне — на обед были тонкие лепёшки, приправленные солёным творогом и каким-то сладковатым запечённым корнем. После этого пили чай из таких же крошечных стаканчиков — терпкий, сладковатый, с каким-то неведомым травяным привкусом. — Ну как, нравится? — спросил мастер Герт. — Ага, — кивнул Геральт, посасывая тягучую сладкую жидкость, — мы снимем комнату у трактирщика? — У этого барыги? — рассмеялся ведьмак, — еда у него что надо, но в трактирах снимают комнаты только приезжие. Ты допил? — Ага. — Тогда пойдём. Оставив коней на платной конюшне, они отправились просто гулять по городу. Некоторые люди узнавали мастера Герта и приглашали к себе домой, другие косились на него, как на приезжего, но тут же оттаивали, увидев татуировку дракона и услышав, что он говорит по-зеррикански. Впрочем, чаще всего мастера Герта даже поначалу не замечали. Все без исключения пялились на Геральта с его белоснежной кожей и волосами, чем его очень смущали. Люди в Королевствах, заметив ведьмака, скорей старались отвести взгляд — здесь же его неприкрыто разглядывали, будто экзотического зверька. Они выпили ещё чаю. И финикового вина. В одном из домов Геральта угостили сладостями, кусочками чего-то тягучего, похожими одновременно на сливки и орехи. Ничего вкуснее он в жизни не ел. Потом они выпили ещё чаю. Зерриканские фразы «меня зовут Геральт», «я с Севера» и «спасибо большое за ваше гостеприимство» теперь отскакивали от зубов. Тёмные, улыбчивые люди будто расцветали, услышав исковерканную родную речь из уст странного светлокожего паренька, демонстрировали белые зубы и пытались сунуть каких-то вкусностей ему в карман. Жильё для них нашлось в первом же месте — люди готовы были отдать им комнату с циновками на первом этаже дома, но мастер Герт поблагодарил и отказался. Так же он отказался и от следующих предложений жилья. — Мастер Герт, — растерянно дёрнул его на улице Геральт, — почему мы не остаёмся у этих людей? — Ты разве не видишь, что им будет неудобно? — удивился мастер, — в Зеррикании никогда не отказывают путнику. Это страна странников — люди путешествуют вместе с дождями. Но ты не должен стеснять хозяина. Понял, Геральт? — Ага. — И не бери сладости, пожалуйста. — Почему? Они дорогие? — Нет, — мастер Герт слегка смутился, — сладости для детей. Они думают, что ты мой сын и обращаются с тобой, как с ребёнком. Пристыжённый, Геральт резко потянул носом воздух. Мастер рассмеялся. — Я им объяснял, что ты просто не знаешь обычая, — сказал он, — они сказали, что пусть тогда это будет тебе на свадьбу, раз ты уже в белом. На свадьбе тоже едят сладости. И носят белое. В итоге жильё, устроившее мастера Герта, нашлось в доме огромной женщины, тёмная кожа которой была испещрена татуировками и шрамами. Она была одета в шафранового цвета одежды, лежала на ложе из подушек и ковров и курила длинную трубку. Клубы душистого сизого дыма плыли по полутьме комнаты. — Ты охотник на чудовищ, мальчик? — спросила она по-зеррикански, выдыхая очередную порцию дыма. — Да, — ответил Геральт. — Когда-то и я была великой охотницей, — с мечтательной интонацией большой кошки улыбнулась женщина, — когда-то давно. Веришь мне, мальчик? Геральт окинул взглядом её грузную, заплывшую жиром фигуру, расплывшиеся татуировки, пробивающиеся на верхней губе усики. Он кивнул, но выражение его лица говорило само за себя. Женщина рассмеялась гулким, грудным смехом. — Видишь, Герт, он уже и не верит, что когда-то я была величайшей охотницей. Стальная пантера, так меня звали. — Вы были великолепны, госпожа Сарахи, — поклонился мастер Герт, — эта женщина, Геральт, была главой элитного отряда воинов. Когда моя великая зерриканская любовь прогнала меня со своего порога, госпожа Сарахи дала мне работу. — Тяжёлые годы были тогда, Герт, — глаза старой воительницы заволокло пеленой воспоминаний, — великая сушь. — Да, великая сушь. Они помолчали. Госпожа Сарахи кликнула мальчика слугу. Тот примчался и почтительно опустил голову перед матриархом. Она отдала ему приказ подать ключи от небольшой принадлежавшей ей квартирки, которую намеревалась отдать в пользование ведьмакам. — Поговорим об оплате, Герт, — сказала она, — я хочу шестьсот дихарм в месяц. — Госпожа Сарахи, мы ведь только приехали, — с искоркой во взгляде ответил мастер Герт, — не больше трёхсот. — Что же ты такое говоришь, Герт, мальчик? Конечно, шестьсот — это адекватная цена за такую квартиру, но я готова уступить всего пятьдесят дихарм и ни одной хорой больше. — Посмотри на мальчика, Сарахи! — воскликнул ведьмак, — ты знаешь, что мы должны показать ему Эккаради-ацхе и его гостеприимство. Может, я смог бы наскрести ещё восемьдесят дихарм и отдать тебе триста восемьдесят, но не больше. — Восемьдесят! Что это за цифра такая? Ты прожил в Земле Пламени тридцать лет, но видят Великие, так и не научился торговаться! Пятьсот пятьдесят для такого дурака — и точка! — Сарахи, имей же совесть! Ты сдираешь с меня кожу заживо, женщина, а я даже не змея. Не могу я дать тебе больше четырёх сотен дихарм, и ничего поделать с этим не могу. — Значит, уезжаешь с земель Великих на пять лет, а потом приходишь к старой Сарахи и тянешь, тянешь из неё каждый дихарм, как яйца из кота? Я бы ещё готова была отдать тебе эту квартиру за пятьсот, но не за четыре сотни! — Четыреста, Сарахи, я действительно не могу больше. Кто знает, будут ли заказы, кто знает, помнят ли здесь ещё Герта с Севера? — Я старая женщина, Герт с Севера, и у меня даже нет больше моей работы и моего верного меча. После того, как меня ранила мантихора, я ушла на покой и доживаю свои дни в этом тёмном подвале. Неужели ты не дашь мне пять сотен за то, что, как ты прекрасно знаешь, стоит того? Там будет комната для тебя, комната для твоего мальчика и хорошая, действительно хорошая оружейная. — Четыреста пятьдесят! — торжественно возгласил мастер Герт, — четыреста пятьдесят — и ни хорой больше! — Ни хоры больше и не надо! — госпожа Сарахи смачно плюнула на руку и протянула её ведьмаку. Тот с хлопком пожал её. Геральт смотрел на это глазами полными ужаса и непонимания, но ему хватало ума молчать. Наконец, выйдя на улицу, где уже спала самая дикая жара, он обеспокоенно спросил: — Как же так, мастер Герт? Зачем вы торговались? Разве это не стеснило эту женщину? Мастер Герт рассмеялся, подбросил в воздух ключи и снова поймал их. — Я бы оскорбил её до глубины души, если бы не торговался. Никогда не соглашайся на первую цену, торгуйся до соплей, Геральт. Не торговаться здесь — хуже, чем плюнуть человеку в рожу. Они оказались рядом с домом, в отличие от остальных покрытым белой извёсткой и с ярко-синими дверями и окнами. Госпожа Сарахи была из провинции Хаари, где дома красили именно так, и принесла эту традицию в глубину страны. Мастер Герт повернул ключ и впустил ученика в прохладную гостиную, покрытую белоснежными хаарскими коврами и цветными гобеленами из игл дикобраза. — Обживайся, — сказал он, отсчитывая монеты из кошеля, — я отправляюсь отдавать лошадей, навещать тех друзей, к которым не следует вести тебя, и искать нам заказы. Завтра с утра зайди к госпоже Сарахи и отдай ей деньги, да купи действительно хорошего финикового вина. Продавцу скажи, что это от мастера Герта для госпожи Сарахи — и тогда скорей меня сожрёт мантихора, чем он обдурит тебя. И торгуйся. — Я не умею, — ответил Геральт. — Я неясно выразился? Торгуйся. Учись. Тут дело не в деньгах, а в общении. Геральт кисло улыбнулся. Торговаться он не умел и не любил, а на рынках всегда терялся и уходил не с тем, что изначально хотел купить. Мастер Герт, наконец, закончил считать деньги и плюхнул на низкий столик два мешочка — большой для квартирной хозяйки и маленький — для бытовых расходов. — Вернусь к завтрашнему вечеру, — сказал он, — по крайней мере, постараюсь. Будь молодцом, никуда не лезь, с кем-нибудь познакомься. Геральт уже лежал на мягком белом ковре с лаконичным узором из крестов. — И ботинки снимай на коврах, — бросил ему мастер, — всё, я ушёл. Дверь затворилась, но Геральт остался лежать, так и не сняв ботинки. От порядков выжженной солнцем страны, где люди были настолько же суровы и жестоки, насколько и гостеприимны, голова шла кругом. Слова диковинного языка скакали в голове, как юркие крысы. От впечатлений рябило в глазах. По крайней мере, на ковре было мягко, а в доме госпожи Сарахи — свежо, прохладно и пахло чем-то вроде кедровой смолы. Это успокаивало и убаюкивало после долгой дороги и целого дня новых открытий — и молодой ведьмак сам не заметил, как заснул.