Душа моя

Долго ли коротко ли?! Бежали они. Вдоль полей. Вдоль лесов. По тропинкам. По опушкам. Ногами бОсыми по травушке зеленой. Хохотом да смехом своим юным заливали оба округу, где бы не появились. Для Марьи хоть и привычен стал мир этот дивный, да все иное от морского царства глубинного. Как познать все успеть?! Не знала она устали, когда в земной мир возвращалась. К чародею лЮбому. Будто силушка чудная наполняла ее пуще прежнего, когда была рядом с ним. - Стой же, Марьюшка. - Не слышу, Чародеюшка. Там озерцо впереди. Догоня-я-яй! Озорно подобрав полы сарафана, убежала Марья еще дальше. Словно девица красная звонко смеясь. Чародей не отставая, следом бежал. Да на косу ее длинную, что за ней развевалась, неотрывно глядел. У озерца небольшого, что почти у опушки леса, остановились они. И не рада была Марья сарафан свой увидеть. Петушки, что на ярмарке она дюжину прикупила, для Варварушки – сестрицы своей угощеньем, те растаяли в кармане ее, растекшись сахарным пятном. - Как же так?! Угощенье хотела сестрице принести. А они – вона как. - Не печалься, Марья, мы вернемся и новых ей купим. Чуть ободрилась Марья словам Чародея. - Сарафан отмыть надобно. - Озерцо перед нами. Хоть сарафан отмыть, хоть самим искупаться можно. - Искупаться говоришь?! – озорно глянула Марья. – А ведь правда, жарко нынче. И запыхался ты. - Только я? Сама тоже гляди, как грудью вздымаешь. Знать дышать тоже тяжко. Задержался Чародей ненароком взглядом на ней. Да без мыслей ненадобных. Но подняв глаза понял, что бесстыдно то было. - Ах ты! – с досады воскликнула Марья, да водицей плеснула в Чародея. Не оторопел он, быстро с места вскочил. Да смеясь озорно, что сухим мог остаться, вмиг в сторону отбежал. Да исчез. Так внезапно, что Марья кружась вокруг себя, не могла знать, где он. - Чародей, ау! – гласила она. Но вокруг только тишь стояла. Уж готова была обратно воротиться, как внезапно схватили крепко руки ее. Да неожиданно так, что не устояв на ногах, повалилась она. И поняв, что Чародей так над нею шутит, поймала его за ворот и с собой утянула. Так, что вместе уже по лужайке покатились. - Да ведь я это, Марья, - улыбался он. - Ах ты, плут! – отбивалась она. Углядев лицо ясное Чародея, да услышав смех его звонкий, оттаяла Марья. И сама уже в смех пустилась. - Ох, - горемычно воскликнул Чародей. – петушки твои и меня запачкали. - Да давай уже уберу я их, да одежды вымоем. Вынув полную ладонь растаявшую кучку, что делать с ней Марья не знала. - На пенек уберем, там гляди, олень придет слижет. Иль другая живность. - Да? Звери тоже такое любят? – удивилась Марья. - А чего б нет?! Всяко лучше, чем зазря выбрасывать. Округу захламлять. Добро Марья посмотрела на него. Так заботиться о зверушках и природе местной. Вот уж поистине дивный Чародей. Сняв в себя одежи верхние, застирнули их в озерце да и положили у берега, на солнышке просушиться. После сами пошли искупнуться. Раздевшись, только лишь в сорочке тонкой оставшись, обернулась Марья к Чародею. Тот уже снимал с себя последнюю рубаху, оставшись только в исподних штанах. Оглядывая его высокого статного в спину крепкую тонкую да точеную, словно хрустальная статуя, косы его точно смоль черные до пят почти достигавшие, невольно залюбовалась. «Все ли люди такие? – подумалось ей. – Ведь не видывала я их без одежд прежде» Красив али нет, не могла понять Марья. Только застыла она, глядя как рубаху снимая, косы он свои откинул. И подумалось все же: «Красив» - Ну что, налюбовалась? – повернул он к ней профиль свой острый да через плечо на нее глянул. Агатами чёрных глаз своих будто играя, тонкие губы в улыбке лукавой растягивая. Да в краску Марью вгоняя. Не нашлось, что сказать ему Марье, да и прыгнула она в воду, уплыв по самую глубокую середину. Тут уж Чародея черед на нее любоваться. Видя прежде ее только в доспехах да в сарафане длинном, не мог он знать, что с-под сорочки короткой чешуя на ногах заблестит. На стройных изгибах в диковинном переливе перламутра опалового. Плывя в озере словно рыбка в воде, то и дело поблескивала на солнце светясь. Чародея щуриться заставляя. - Так и будешь там стоять? Али тоже купаться пойдешь? – спросила Марья по озеру плавая. Улыбнулся Чародей. И в воду зашел. Осторожно подплыл. Марья на поверхности, как на одеяле держалась, раскинув руки, совсем расслабившись. Вода отражаясь на солнце, по лицам их лучиками играла. И Чародей с Марьей улыбались друг другу, будто сами светясь. На берегу уже сели на травку они густую. Да на солнце сушились. Распускала Марья косы Чародею. Тот был и не против. Откинувшись на локти свои, закрыл лишь глаза, да от рученек ее нежных негой наслаждался, солнцу лицо подставив. Распустив пряди черные длинные, разложила их Марья в траве, рукой проходясь, как расчесывая. Чародей плел венок с васильков полевых. Как закончил, одел на головушку Марье. Милой улыбкой она озарилась да глазами ясными в темных агатах его взгляда тонула. И сама она сорвав цветок, вложила его в волосы ему. Чародей подхватив ту ручку ее, нежно поцеловал, лишь слегка коснувшись. Марья руку свою на плечо ему положила. А потом тихо к груди спустила, чувствуя сердце его бьющееся трепетно. Притянул Чародей ее, на себя уложил неспешно. Край сорочки ее упал слегка, оголив плечо чешуйчатое. К нему припал Чародей губами, нежно целуя, бережно. «Ах, застыть бы мгновенью» - думалось Марье, под губами его тая. Марья ручками своими гладила щеки, шею, плечи его, прижимаясь всем телом. Он запустил пальцы в волосы цвета бирюзы. Да за затылок ее притянул. Так и застыв оба, смотрели в глаза друг друга ясные. После обнимаясь, да касаясь ласково, руки переплетая, сквозь пальцы свои смотрели на солнце, что тени затейливые на лица их бросало, да ладошки окрашивало цветом красным. В безмятежности и не заметили, как день склонился далеко за полдень. Скоро уж вечеру занимать. Да успеть им вернуться надобно. Петушков новых сахарных Марьиной сестрице взять. Вся одежа уж высохла, как и сами они. Помогла Марья снова косы заплести Чародею. И одев одеянья свои, вновь вернулись на ярмарку.