IX.
Обе эсперы остаются у него. Они продолжают нежно сиять, но не навевают больше никаких снов. Тогда Лионель вспоминает: Рокэ, порезанный палец, капля крови на светлой коже. Нож находится легко. Ранка получается слишком глубокой, Лионель роняет на эсперу тяжелую каплю крови, понимая, как нелегко потом будет очистить неровные края звездочки. Это не помогает. Человек со светлыми волосами больше не снится ему. *** Зато в городе появляется плесень. Последствий ночной стычки Лионель не может разглядеть при всем желании. Улица подозрительно пуста, но этому способствует присутствие вооруженной стражи. Нет ни следов крови на мостовой, ни обрывков одежды. — Ваши люди успели убрать? — случайно шагнув в густую тень, отброшенную оградой дома, Лионель почти оскальзывается на чем-то влажном. Ощущение в точности такое, как во сне, где каменный пол под ногами илисто скользил. — Не без этого, — Дорак с ничего не выражающим лицом рассматривает крыши домов. Или подставляет лицо солнцу. — Но я позвал вас не копаться в свидетельствах происшествия. Давайте совершим небольшую прогулку, позвольте опереться на вашу руку. Представьте, что мы вышли из вашего городского дома, и только затем оказались здесь. — Это необходимо, чтобы... — Вы сами всё поймёте. Как здоровье герцога Алва? — После своего отъезда он еще не присылал никаких вестей, но уезжал вполне здоровым. Был полон энтузиазма развернуть армию и оставить ее в Ноймаре, а самому побывать в Хексберг. — Значит, мне нужно будет написать в Ноймар, чтобы запросить для столицы полк. Лионель вопросительно вздергивает бровь, чуть не сбившись с шага. — Всё настолько серьезно? — В моём возрасте уже проще проявить излишнюю бдительность, чем задним числом пытаться исправить ошибки. Но вы ведь не считаете, что я плохо обдумал это решение? — Ни в коей мере. Мы шли именно к этому дому? — Я же говорил, что вы догадаетесь без подсказки. И снова представьте, что мы вышли из особняка Савиньяков. — И всё-таки объяснитесь. — Мы двое сейчас, фигурально выражаясь, провели... линию. Которую не могут пересечь наши ночные бунтовщики. — И она проходит именно там, где Рокэ пролил кровь, пока добирался до нашего особняка. — Я этого не сказал, и вы этого не услышали, но я рад, что мы приходим к одинаковым выводам. — Ваше Высокопреосвященство? — Слушаю вас. — Что вы можете рассказать о лабиринте?***
Нести книгу к Дораку почему-то не хочется, хотя, пожалуй, он единственный, кто может дать толковый совет. Лионель взвешивает ее на ладони, оглаживает пальцем корешок. Ноготь цепляется за крошечный дефект металлических узоров. Беатриса и ребенок от Ринальди Ракана. Алваро и пропавшее завещание. Дорак и бесноватые, которые, кажется, теперь есть не только за Данаром. Кровавый след от дома на Винной улице. А Рокэ ведь порезал палец не эсперой, а оцарапался обложкой книги. И кровь должна была попасть на страницы, но ее нет.***
— Вы задолжали мне уже целых два желания, — Марианна протягивает ему изумрудную булавку, испачканную в крови. — И готов расплатиться в любой момент. Хотите попросить о чем-то? Новая пара лошадей? Слуги? — Лионель заворачивает украшение в платок. — Не хочу, — в темных глазах мелькает неожиданная откровенность. — Я боюсь о чем-то просить, чтобы не наскучить вам еще больше, чем уже успела. — Всё не так, — как можно мягче возражает Лионель, с трудом отрываясь от спрятанной в карман броши. — Мальчишка доставил слишком много неудобств? — Джастин? Храни вас абвении, не больше, чем новорожденный котенок. Разве что Коко очень в нем разочарован — никакого внимания к антиквариату. — И я его понимаю. Антиквариат счастливо предавался тлению без нас и не заметит нашего отсутствия. А вы сегодня потрясающе красивы. — И потрясающе нелюбопытна, поскольку даже не спрошу, какое заклятие вы собрались наложить на молодого Придда. — Пара лошадей, — заключает Лионель. — Белых или серых линарцев? В каких цветах вы заказали туалеты на новый сезон?***
Джастина Придда Лионель помнит довольно обаятельным смеющимся мальчишкой с каштановыми волосами. Совершенно ничего, что позволило бы думать о нем плохо. Или же хорошо. Посторонний человек. Тем не менее Лионель надеется, что уловка сработает. Первым делом в голову приходит промыть булавку водой, чтобы высохшая кровь могла попасть на книгу. Но, поразмыслив, он просто вгоняет иголку в страницы, пробивая их насквозь. Капуль-Гизайля хватил бы удар.***
Свечное пламя вздрагивает отчетливым зеленым. Людей нет, а свечи всё продолжают гореть, медленно опадая потёками воска. В этот раз он оказывается в коридоре, а не в зале. Вытаскивать горящую зеленым свечу, даже чтобы подсветить себе путь по склизкой мерзости, не хочется. Он делает медленный шаг наугад. Сзади раздается два шага, словно его преследуют. А ощущения живого присутствия нет. — Я принес книгу, — произносит он. Собственный голос как будто тонет в тяжелых гобеленах, хотя стены голы и должны отражать звук очень звонко. — Книгу Чезаре. Ты искал ее? Ему не мешают идти, но и не оставляют без наблюдения. Коридор остается бесконечным, достаточно освещенным, чтобы не удариться о стену, но недостаточно, чтобы увидеть его конец. Лионель решительно разворачивается, чуть не поскользнувшись. С этой стороны есть дверь. Два каменных пса сидят по обе стороны от нее, послушно вытянув шеи, словно готовые оскалиться на незнакомца. Лионель укладывает ладонь на морду одного из них — холодная и шершавая, обычный камень, даже не благородный мрамор, а неотшлифованная скальная порода. Статуя предсказуемо никак не реагирует. Он толкает одну из створок двери, но она не открывается. Словно уперся плечом в стену и попытался ее сдвинуть. Каменные звери не обращают внимания на его неудачу. Даже свечи горят беззвучно, забывая потрескивать. Он прикладывает ухо к створке двери, но за ней царит такая же мертвая тишина. Только липкая зелень сочится в коридор по каменному полу, словно болотный туман.***
В очередной раз царапнув пальцем стальной завиток обложки, он понимает, что искать следовало совсем рядом. Кожаная обложка легко отходит от корешка, очередная серебряная звездочка падает на стол. «Чезаре», - назвал его тот человек во сне. Чего он ждал?***
Лионель выезжает из города, убедившись, что Дорак получил свой дополнительный полк для патрулирования. Астэра, увязавшись за ним, легко проскальзывает в окно гостиничной комнаты. — Я ведь просил заходить через дверь, — напоминает он. Белокурая девушка — сегодня это какая-то крестьянка, на которую Лионель имел неосторожность заглядеться, проезжая мимо деревни — пожимает хрупкими плечами. — Хочешь, чтобы пошли слухи? — О том, что ко мне в комнату шастают трактирные девчонки? Всё лучше, чем если в тебя начнут стрелять дозорные, заметив на карнизе. — Ты злишься не на меня, но не можешь сказать, на что на самом деле, — льняной локон обвивается вокруг тонкого пальца. — Ты покинула Талиг из-за зелени? — Зелени? Глупости. В доме, где пролилась кровь абвениев, нет зелени. — Значит, я могу быть спокоен за Арлетту? — Ты не можешь быть спокоен... Ни дома, ни там, куда едешь... — тонкие руки обвивают его шею. — Поэтому я с тобой. Не ходи туда сегодня ночью, — взгляд указывает на лежащую на одеяле книгу. — Останься со мной. Останешься? — Хорошо, — соглашается Лионель. Открыть дверь, охраняемую псами, ему так и не удалось.X.
В Алвасете ослепительно солнечно. Белоснежные стены особняка кажутся сотканными из света. И таким же неожиданно кажется Рокэ. Он ничуть не изменился: темная волна волос, даже не думающих выгореть и посветлеть, бледность, круги под глазами. Но какое-то внутреннее спокойствие пробивается сквозь привычный облик. Или не спокойствие. Жизнь. Возможность не оглядываться ежесекундно по сторонам, ожидая нападения. — Какое место твой отец не любил здесь больше всего? — Лионель позволяет сгрести себя в дружеские объятия, но даже это не спасает его от необходимости лицезреть искренне изумленного Алву. — Ты спрашиваешь так, словно проскакал с этой мыслью всю дорогу, — синие глаза сначала распахиваются, потом взгляд Рокэ становится отсутствующим. — Не поверишь, но почти так. Я расскажу после, а пока ответь, и пойдем пообедаем. — Наверное, бухту, где причаливают лодки. Неглубокая вода, но там вечно что-то приключалось. Я и сам пару раз едва выкарабкался на берег. Но это было в детстве. Бухта. Морское дно под слоем воды. Лионель ожидал, что будет легче. Кабинет, библиотека. С другой стороны, что мешает Рокэ ошибаться? Так ли близки они были с отцом? — Пойдем, — Рокэ все-таки возвращает себе прежний спокойно-удовлетворенный вид. — Обед скоро подадут, твоих сопровождающих уже разместили, поешь, затем можешь отсыпаться, сколько захочешь. Или пока не вернется Эмиль. Но завтра вы оба спать не будете, мы всю ночь празднуем. — Мы? — Не мы трое. Все местные. — А Эмиль? — Не выдержал подначек и отправился осваивать мелкие парусники. Должен вернуться или злой как кошка, или донельзя довольный, зависит от его успехов... — Хорошо. Рокэ? — Да? — Я рад тебя видеть.***
Лионель сомневается, наблюдая за ней не менее четверти часа. Лёгкая, серебристая, словно обёрнутая тонкой фатой, она скользит между людьми, оставляя ощущение неуместности. Длинные светлые волосы полощутся на ветру тяжелой волной. Лионель случайно отталкивает кого-то плечом с дороги, пробиваясь между тел танцующих и стараясь не упустить ее из виду. Никто не пытается его одёрнуть. Пальцы сжимаются на светлом хрупком запястье легко, хотя кажется, что должны бы пройти насквозь, словно при попытке ухватить туман, стелющийся над водой. Она испуганно ойкает, словно живая девушка, на секунду заставив усомниться, но затем совершенно без страха улыбается ему. — Не нужно, — он легко перехватывает и вторую руку, потянувшуюся к его щеке. — Я хочу от тебя не этого. — Кто ты? — хмурится астэра, не испугавшись еще, но в недоумении склоняя голову к плечу. — Что тебе нужно, если не я? — Достань мне одну вещицу, утопленную в заливе. — Глупый, — мелкие белые зубы сверкают крошечными клычками. — Я ведь не найери, чтобы петь тебе грустные песни или нырять за ракушками. Попроси о чем-нибудь другом. Ты очень красив, пожалуй, я не разозлюсь. — Я действительно перепутал, — легко соглашается Лионель. — Протяни ладонь, у меня есть для тебя браслет, если ты и вправду не злишься. Ее смех звучит как тонкие колокольчики, а тоненькая кисть доверчиво тянется к нему. И тут же попадает в петлю, скрученную из тканевой полоски. Лионель затягивает узел. — Что это? Сними! Сними! — она шипит, теперь по-настоящему щерясь острыми клыками. Окружающие не обращают на них внимания, словно отделённые плотной прозрачной стеной. — Кровь Ракана. Сниму, обещаю. Если сделаешь то, о чем я попросил. Не злись, я ведь хотел договориться по-хорошему, — нитку крупных розовых жемчужин он накидывает на запястье поверх завязанной узлом тряпки. Стоит призвать благословение на головы ленивой прислуги, так и не уничтожившей окровавленную рубашку Алвы. Эсперы ложатся на ладонь, тихо звякнув друг о друга. — Еще одна такая же на две залива. Она мне нужна. Ты ведь можешь её коснуться? Бледные пальцы осторожно касаются звездочек. Он уже проверял однажды, но теперь убедился окончательно. — Тёплое. Тёплое и чужое. Но я могу прикасаться. Зачем тебе эта магия, чужак? Зачем тебе я? За тобой и так ходит другая, и у неё не связаны руки. — У тебя тоже не связаны. Достань мне этот предмет и попроси что-нибудь в подарок. Я обещаю дать. Розовый язык быстро скользит по губам, словно змеиный. — Человека, чьей кровью ты меня связал. Я хочу его. Прийти в твоём обличии. — Только до рассвета. — Пусть так. — И ты не навредишь ему. — Никто не навредит ему. Ты сам назвал причину. Так — согласен? — Согласен.***
Эмиля он легко находит в толпе кэналлийцев. Светлое пятно рубашки и спутавшихся волос среди пёстрых девчачьих одеяний. Наблюдает несколько минут, не зная, окликнуть ли или оставить веселиться. Костры рассыпают искры на мелкий песок, волны бьются и гудят где-то рядом, но не настолько близко, чтобы подступиться к ногам. Кто-то играет на гитаре. Рокэ или кто-то другой, слов не разобрать, голос знакомый и незнакомый одновременно. Небо кажется не чёрным, а фиолетово-розовым, словно на самом его краю закат никак не хочет отгореть, но мелкая россыпь звёзд уже раскатилась по полотну, не дожидаясь своего часа. Бьющиеся о берег волны мерцают слабым светом. Слышится плеск и смех — местные не боятся купаться в этой темноте. — Почему не позвал? — Эмиль оказывается рядом неожиданно, хотя постоянно был на виду. Загоревший, по привычке весело прищурившийся, хотя солнце уже давно зашло. — Интересно было досмотреть, чем это закончится. — А вдруг меня увела бы с собой какая-нибудь красотка? Лионель слабо улыбается ему в ответ. — Это ты? Действительно ты? Не сон и не астэра? — Я! — Эмиль хватает его руки, ничуть не смущаясь перед окружающими. — Откуда астэры? Я слышал от Рокэ, что они живут в Алвасете, но это ведь моряцкие сказки. — Забудь... Так. Случайно сорвалось. — Ну уж нет. Если вы двое скрываете от меня астэр, то придётся их показать. — Эмиль... — Пойдём в дом? Ты ещё даже не видел, как я живу здесь. Хорошо, что вы со стариком Ноймариненом на своих местах, иначе мы с Рокэ не задержались бы тут... — Дорак писал Ноймаринену. В столице неспокойно, — они покидают песчаный берег, костры и отголоски песен остаются позади. Мягкий песок сменяется садовой дорожкой, украшенной круглой морской галькой. Лионель несколько раз наступает на мелкие камни, но не пытается обуться. — Хочешь рассказать сейчас? — Не хочу рассказывать вовсе, но придётся, это касается Рокэ. Только не сегодня, хорошо? — Хорошо, — покладисто соглашается Эмиль. — Я видел его до того, как появился ты, и этой ночью ему не угрожает ничего страшнее, чем внимание нескольких очаровательных юных дев. — Я даже знаю одну из них, — соглашается Лионель. — Но ушёл со мной, — Эмиль неожиданно останавливается, разворачивается к нему лицом. Тянется словно бы коснуться щеки, но рука проходит мимо и с хрустом надламывает ветку за спиной Ли. — Я рад, что ты ушёл со мной. — А разве я мог выбрать кого-то другого? — тяжёлую от цветов ветку Лионель принимает, но выставляет ладонь вперёд, не позволяя подхватить себя. — Не будем плодить слухи среди местных. — Как скажешь... Покои Эмиля в особняке Рокэ оказываются такими же, как дома. В синих цветах, с другими гобеленами, но в остальном присутствие Эмиля и его привычка ничего в комнате не оставлять на положенных местах создают неуловимое ощущение узнавания. Эмиль стягивает рубашку одним движением. Она и так уже была фривольно распахнута на груди. Так же небрежно разувается, не отводя взгляда от лица Лионеля. — Ты всерьёз переживаешь о том, что скажут слуги, или все-таки есть что-то, о чем я должен узнать? Лионель отрицательно качает головой, подталкивая брата к постели. Нитку жемчуга он подарил кэцхен. Остался только янтарь, солнечно-медовый, нагревшийся в кармане. Эмиль позволяет обвить его шею невзрачным ожерельем. Неожиданно выжидающе распахивает ресницы, словно ему пообещали нечто новое и неизведанное, и он готов даже на мгновение замереть, чтобы не лишиться этого удовольствия. — Я всегда выбирал тебя. Сможешь поверить? — Слишком соблазнительна возможность потребовать доказательств... Он смотрит на Лионеля снизу вверх, сидя, слегка откинувшись назад, легко подставляется под ладонь, ласкающую скулу. Волосы, высохшие сами собой после морской воды, не завитые в аккуратные локоны, льнут к пальцам. — Позволь мне... Не торопи время. Позволь правильно попрощаться.XI.
Сегодня у этого мира есть верх и низ. Каменная лестница, уходящая вглубь башни и на смотровую площадку. Внизу зелёное свечение разливается, словно пожар. Как будто в отсутствие людей одна из свечей опрокинулась и сумела холодным пламенем подпалить все вокруг. Вверху — солнечный свет. Лионель поднимается туда. Он вдруг отчётливо понимает, что больше не увидит светловолосого воина. Юношу, которому предназначалась книга о лабиринте. Того, кто сумел запереть дверь, но не остановить то, что скрывается за ней. Книга. Да, её писали не для тебя и ты заполучил свой ключ случайно. Но все равно следует поблагодарить того, кто пытался... спасти? Найти? Позвать? Говорят, что история имеет обыкновение повторяться. Но это лишь до тех пор, пока не приходит кто-то, способный разрубить этот узел. Чезаре, Алваро, Лионель. Наверху всë залито солнечным светом. Летний день такой вопиюще спокойный, словно специально призван усыпить бдительность и отговорить прикасаться к этому миру. Только эсперы на ладони продолжают светиться тусклым серебром, ничуть не отражая яркий солнечный свет. Потому что его не существует. — Рокэ Алва, — негромко зовёт Лионель. Стая стремительных птиц проносится над башней, не уделив людям ни малейшего внимания. — Ты мне снишься? — Рокэ оказывается одет так же, как вчера вечером, когда Лионель оставил его в объятиях астэры. Только глаза уже не смеются, взгляд холодный и вопросительный. — И я, и башня, и даже птицы, если ты тоже их видишь. — Птицы? — Неважно. — Что происходит, Ли? — Дай руку. Бесполезные уже звёздочки-маяки ложатся на ладонь Рокэ. — Когда ты успел собрать остальные? — Рокэ хмурится, но уже скорее задумчиво. Ждёт ответа. Несуществующие птицы его совсем не смущают. — Это было легко. Две оставил Алваро, одну Чезаре, последняя попала ко мне по чистой случайности, но как раз эту историю ты знаешь, — Лионель накрывает чужую ладонь своей и сжимает. Острые края эспер вспарывают кожу. Рокэ вздрагивает, но недостаточно сильно пытается высвободить руку. — Я всегда думал, что нам ни к чему клятвы верности. — Что изменилось? — капли крови медленно срываются вниз, пачкают рукав рубашки. — Эмиль и Арлетта. Поклянись, что будешь рядом с ним вместо меня. Что мой брат — это твой брат. — Если это единственное, о чем... — пальцы Рокэ касаются его лица, словно стараясь узнать на ощупь. Словно не веря в реальность происходящего. — Единственное. — Что нашёл Алваро, Ли? — Моя кровь — это твоя кровь. Произнеси. Ты обещал. — Моя кровь — это твоя кровь. Если ты тот, чье лицо я вижу. Лионель с облегчением отпускает его руку, но Рокэ тут же, сжав эсперы в кулак, удерживает его за плечо левой. — Уйдём отсюда и поговорим. Думаю, ты уже очень многое должен мне объяснить, — пальцы сжимаются так, что кажется сейчас вонзятся в тело, достигая костей. — Нет, Рокэ. Он был прав. Не было никакого завещания. Он не завещал тебе титул, потому что думал этой уловкой лишить тебя статуса последнего из потомков. Только это все равно не сработало. Он не сумел пройти лабиринт. А они зовут тебя. Они чувствуют кровь. — Какие ещё, к кошкам, «они»? — Береги моего брата лучше, чем я, Рокэ. И живи. До и после Излома. Легче всего ударить того, кто доверяет тебе и подпускает ближе других. Кто, ничего не подозревая, поворачивается спиной к зияющей под ногами бездне. Лионель толкает его в грудь, напоследок успев ещё увидеть изумление в синих глазах. Так он смотрел на обернувшегося врагом друга в доме на Винной улице? Пожалуй, что так. Нельзя привыкнуть к предательству, кто бы что об этом ни говорил. Подножия башни сверху не разглядеть, розовый ватный туман окутывает её, но Лионель и без того знает, что никакого тела там не окажется. Будет новый день, и будут новые сны. Даже Эмиль потеряет в конце концов янтарные бусы на грубой нитке. — Его кровь — моя кровь, — объявляет Лионель замершим в ожидании каменным псам. — И я хочу войти. Изрезанная ладонь ложится на шершавую морду. Сердце на миг замирает — сработает ли уловка? А если нет, достаточно ли будет крови настоящего Рокэ, упавшей на одежду? А затем дверь открывается, и к нему возвращается спокойствие. Каменные псы опасливо ступают следом, вознося эхо шагов до потолочных сводов, утонувших во тьме. Чезаре и Алваро думали, что Лабиринт необходимо пройти. И попытались пройти его. Но они оба ошибались. Лабиринт должен быть разрушен.