Изгои

      Чимин в ужасе застыл. Алкогольные пары как будто разом покинули его, и он стал трезвым как стеклышко. Пак прекрасно знал о зацикленности змей на согласии: в клане змей не было браков, процветала свобода в отношении половых связей, но при этом присутствовал пунктик на обоюдное согласие на все романтические действия. Такое поведение, как у Чонгука, в их обществе резко порицалось. Всё это он знал со слов мамы, которая изредка всё же говорила о змеях. Она была справедливой, поэтому, хотя и отмечала, что его отец был редкостным чешуйчатым подонком, все же признавала, что их связь была желанной для обоих: без принуждения и насилия. Откровенно говоря, став свидетелем преступления против губ Джина, Чимин очень испугался, что сейчас его травоядный друг огребет по полной и лишится и до этого небольшого шанса убежать со змеем в закат. Чимин уже не был так сильно настроен против Джина, тот ему даже запал в душу, и где-то внутри Пак болел за их отношения с бесстыжим зайцем. Но вот этот закидон Чонгука мог все перечеркнуть. Джин явно был шокирован происходящим, он перевел осоловевший взгляд с напряженного и застывшего Чонгука на Чимина и произнес возмущенно:       — Не, ну ты видишь, Чимин-а? У него уже двадцать первый поцелуй. Он решил сделать нас всухую, — Чимин, не ожидавший такого поворота, залился смехом, согнувшись пополам и уткнувшись в ковер. Джин-хен его скоро убьет своими выходками. — Чимин-а, некогда лежать! — тем временем голосил Джин, ударяя его по спине. — Чимин-а, вставай, у нас много работы! Чимин-а-а-а-а!       Послышался какой-то шорох, удивленный всхрап Джина и крик:       — Ваа, ты что творишь, сопляк? Ты меня раздавишь!       Чимин вскинул голову и увидел такую картину, от которой ему даже стало как-то неловко. Чонгук почти втащил Джина на свои колени, крепко прижав к себе, на что Джин упирался и пытался высвободиться, а Чонгук, казалось, этого совсем не замечал, положил свою голову ему на плечо, прижав уши к голове, и подрагивал. Казалось, вибрация шла через все его тело. Первый понял, что с зайцем, Джин.       — Ты плачешь, что ли? — тот мотнул головой, но даже Чимин смог расслышать сдавленный всхлип. Чонгук врал совсем плохо.       — Ну-ка, дай посмотреть, — сказал Джин, поднимая голову Чонгуку. Заяц сопротивлялся, это было видно по тому, как напряглись мускулы на руках Джина. Но всё же голова Чонгука была поднята, и миру предстало зареванное, красное лицо зайца. — О, малыш совсем расстроен.       Чимин увидел, как на глазах поменялся Джин: его лицо смягчилось, а голос стал мягче. Чимину казалось, что его уже ничто не смутит и не удивит, но увиденное дальше заставило его густо покраснеть и отвернуться. Пак проклинал себя за то, что вообще тут оказался и был вынужденным быть свидетелем этого цирка. Ковер Сокджина и правда был совсем не плох. Тем временем Джин со словами "Не плачь, малыш" сначала пальцами вытер слезы с щек Чонгука, а потом, приподняв его челку, смачно чмокнул в лоб. В том, что Чонгук сейчас вне себя от радости, Чимин не сомневался, как и в том, что сам Пак был готов сгореть намертво от смущения. Сокджин, должно быть, либо совсем с ума сошел, либо напился до беспамятства, других объяснений тому, что он творил, и быть не могло. Желая убедиться в своих опасениях, Чимин украдкой глянул на Джина, надеясь понять, как тайпан вообще себя чувствует. Но виновник торжества был невозмутим, как удав. Джин довольно похлопал Чонгука по плечу:       — Давай, отпускай меня уже, — безмятежно сказал он светящемуся от восторга Чонгуку. Чимин скрипел зубами от досады: будь у Чонгука собачий хвост, он бы уже вилял бы им от радости, но у него был лишь заячий, которого не было видно под его мешковатыми штанами. Чимин давил в себе желание взять его посильнее и закрутить так, чтобы он отвалился нахрен вместе со всеми причиндалами Чонгука. Хитрец вечно получал всё, что хотел. Джин тем временем поднялся с колен и быстро сказал: — То, что ты сейчас милый, не избавит тебя от уборки моего дома. Веник в руки и убрал весь беспорядок!       Глядя на Чонгука, Чимин понял, что связь с землей была потеряна окончательно. Чонгук был счастлив, слезы забыты, парень, казалось, мог сделать все, что угодно: он с готовностью закивал головой, напоминая болванчика. Вот засранец! Такого рвения Чимин в нем за все время проживания не увидел ни разу: эта мелочь на все его просьбы убраться только морщилась и игнорировала. Чон Чонгук убирался только по одному ему известному графику, который почему-то предусматривал наведение чистоты не чаще двух раз в месяц. Сейчас же заяц сиял от счастья, разве что от его длиннющих ушей искры не сыпались, видимо, воспринял веник в руках в качестве трофея. Чимину захотелось тут же остудить пыл мальца и сказать, что веник — это еще не разрешение забраться к хёну в кровать, но язык его совсем не слушался. Он предпринял попытку сказать хоть слово и выдал лишь измученное "Э". Почему алкоголь ему мешал выразить все свои эмоции? Несправедливо! Чимину было, что сказать! Чимин решил выразить свое недовольство испепеляющим взглядом, поэтому вперился в Чонгука так сильно и с таким мерзким выражением лица, на которое был только способен. Однако его усилия остались совершенно незамеченными: Чонгук радостно подметал и сиял, как новогодняя ёлка, а Джин, видимо, опасался, как бы заяц не нарушил внутренний фен-шуй комнаты.       — Чимин-а, наверное, на этом все, — слегка покачиваясь от выпитого, произнес Джин. — Спать уже пора. Мои часики уже говорят дин-донь.       Чонгук замер. Он резко вскинул голову и вперился взглядом в Джина. Как только Чимин увидел его упрямое выражение лица, то сразу понял, что сейчас будет шоу с фейерверками и акциями протеста. Его же недовольство никто не заметил, и Чимин принял решение расслабиться: ему было тяжело сидеть с крайне недовольным лицом дольше, чем несколько минут. Ничего, он соберется, и скажет зайцу всё, что думает. Чимин кивнул сам себе и занял выжидательную позицию. Было интересно, что сейчас скажет Чонгук.       — Я здесь спать буду, — нисколько не изменяя себе, твердо сказал Чонгук. Чимин закатил глаза, ну кто бы сомневался. Чонгук всё никак не мог оставить попытки сюда переехать, ничего нового. Джин спокойно пожал плечами:       — Хорошо, — сказал он, и Чимин чуть не рухнул на пол в изнеможении. Хорошо? Что с Джин-хёном сегодня стряслось? Чимин повернулся на зайца и увидел, что младший был потрясен не меньше его самого. По тому, какими большими стали его глаза, было понятно, что сейчас Чонгука разорвет от удивления и счастья. Может, Джин этого и добивался? — Беги за своими вещами и приходи. Я даже кондей выключу, погреемся об тебя.       Чонгук пулей выскочил за дверь.       — Куда? А уборка? — еле успел прокричать ему вслед Джин, но зайца уже и след простыл, только и слышно было топот массивной подошвы по лестнице.       — Хён? — только и смог выдавить из себя Чимин, совсем потерявший дар речи. Джин лишь вздохнул и развел руками.       — Малыш плакал. Я слаб, когда дело доходит до таких вещей.       — Если его слова правдивы, то этот малыш перетрахал пол-округи! — от возникшей несостыковки у Чимина вернулся дар речи. Как он мог приравнять здоровенного мускулистого зайца с такими любовными победами к ребенку?       — Ну малыши иногда шалят, — весело произнес Джин, подмигнув Чимину.

***

      И вот они и правда все улеглись на полу. Джин вытащил огромный матрас, объяснив данный предмет у одинокого змея тем, что когда они покупают вещи, то берут с запасом по привычке. Чимин подумал, что он с радостью бы поспал на диванчике в одиночестве, но Джин сегодня был необычайно щедрым: выключил кондиционеры ради Чонгука, поэтому выбора особого у несчастного Чимина не было. В душе он ненавидел Чонгука. Ради этого он сюда переехал? Чтобы снова обжиматься с этим зайцем? Но Джин, видимо, совсем поплыл от сочувствия, Чимин даже заподозрил, что в нем проснулся незнакомый некоторым змеям материнский инстинкт. Тем не менее, делать с этим было нечего, это все еще была комната Джина, так что тайпан мог делать, что пожелает, а Чимину лишь оставалось смириться. Он только искренне надеялся, что это не войдет у Джина в привычку. Когда свет был, наконец, выключен, а Чимин лежал под боком у Чонгука с одной стороны, а Джин — с закрытыми глазами с другой, до его слуха дошло подозрительное ерзание и хихиканье Джина с ойканьем Чонгука.       — У тебя такие мускулы, Чонгук-а. Ммм…классные, — радостно сказал Джин, и Чимин резко распахнул глаза, чувствуя, что капилляры в глазах готовы лопнуть от резкого движения. — Люблю мускулистых парней! — Чимин надеялся, что Джин свои любовные приключения с лишением девственности и набором опыта, как у Чонгука, устроит не у него под боком, а из чистого уважения к его благословенной персоне перенесет это на другой день.       — Если тебе нравится, хен, я могу снять и пижаму, — ответ Чонгука, что называется, убил. И все же Чимин слышал смущение Чонгука в голосе. Он был, конечно, рад за успехи Чонгука в отношениях, но он был совсем не рад этому настрою. Если надо, то он даже освободит им комнату как хороший друг в любое время, но только при условии, что ему выдадут обогреватель побольше или одежду для рептилий. Но не сейчас, когда хочется спать, он уже пригрелся и двигаться лень. Джин опять захихикал, Чимин мысленно готовился уже собирать вещи Джина с обогревом и сваливать в свою старую комнату:       — Не надо, Чонгук-а, замерзнешь! — а нет, промелькнуло в голове Чимина, подвижек нет, по тону Джина казалось, что он скорее заботливая бабушка, чем соблазнитель. До Чонгука, кажется, это тоже дошло, потому что последовало обиженное сопение и бурчание:       — Не маленький уже. Не заболею, — в ответ лишь послышался гогот Джина.       — Спи давай.       А потом все затихло и через десять минут комнату наполнило мирное сопение уснувшего Джина.       — Чимин, ты спишь? — шепотом спросил заяц, Чимин уже пригрелся, повернувшись спиной к Чонгуку и держа небольшую дистанцию: одеяло хорошо сохраняло тепло Чонгука и необходимости в объятиях не было.       — Не-а, — неохотно, разлепив один глаз, произнес Чимин.       — Чимин, извини, что такое говорю, — его голос был серьезен, и Чимин внимательно слушал, что же он выдаст дальше. — Возможно, я еще тот эгоист, но, пожалуйста, не влюбляйся в хена. Он мне очень сильно нравится, такое со мной впервые. Кажется, он моя судьба, — Чимин мог бы засмеяться, но все же не стал, потому что понимал, что для друга сейчас очень важна поддержка.       — Чонгук, я влюблен в кое-кого и уже давно. Насчет меня можешь не переживать, но ты думаешь, что сможешь пробиться через змеиное воспитание Джина-хена? Он классный и отличается от змей. Но ты его не знаешь. Ты буквально увидел его вчера, — алкоголь, наконец, отпустил его язык, и Чимин смог сказать хоть что-то. Если честно, Чимин прекрасно понимал, почему Чонгук так быстро и по уши ушел в любовь. Джин буквально за день смог переубедить даже Чимина, что не все змеи чванливые и заносчивые, а Пак верил в это двадцать один год своей жизни. Наверное, если бы не его давняя влюбленность в Намджуна, он и правда мог бы влюбиться в Джина. Но друга надо было предостеречь: все-таки община змей — одна из самых древних, и там мало что поменялось за это время.       — Я с этим сам разберусь. Спасибо, Чимин, — с благодарностью произнес заяц и, как будто решив все свои дела, мирно засопел. А Чимин не спал. Он не мог отрицать, что в отношениях ребят произошел прорыв. И если Чимин раньше ставил на успех Чонгука ноль вон, то сейчас готов был и раскошелиться, вера в их отношения сейчас росла в геометрической прогрессии, в отличие от того, что происходило в их отношениях с Намджуном. Казалось, он оставался на том же месте, где был год назад, и все его усилия просто улетали в трубу. Его мысли прервало пиликанье телефона, взяв его в руки, Чимин увидел сообщение, от которого его сердце забилось чаще. Оно было от Намджуна: "Чимин-щи, извини, что так поздно. Я бы хотел попросить тебя организовать встречу с Ким Сокджином. Буду премного тебе благодарен, проси всё, что хочешь". Обидненько. Первое сообщение от Намджуна, и то о Джине. Сначала он хотел сказать Намджуну, чтобы он катился к черту, но потом все же решил попросить. Если Чонгук может взять наглостью, почему он не может? Алкоголь и обида, приправленная годовым топтанием на месте, были не самым лучшим помощником, поэтому Чимин написал: "Намджун, оду хочу про себя. Длинную", отправил и стал ждать. Но ответа не приходило. Он хотел, чтобы Намджун написал что-то типа "хватит шутить" или небольшой стишок, но просто проигнорировать его? Конечно, была слабая надежда, что Намджун сейчас в поте лица работал над одой, чтобы он думал о нем, вспоминал, но разве его кто-то так обрадует? Глаза все сильнее тяжелели, ответа не было, и он незаметно для себя уснул.

***

      Чонгук проснулся от жары, казалось, одеяло душило его, по лбу скатывались капельки пота. Он чувствовал, что под боком его еще неплохо так кто-то греет, и, скосив глаза, увидел Чимина, тело которого впитало всю теплоту и сейчас отдавало её обратно. А, собственно, где он? Чонгук заозирался по сторонам, пока все не вспомнил: как прижимал тело змея к себе всю ночь, как чувствовал его запах. Казалось, это был сон. Он блаженно улыбнулся и откинул одеяло. Хёна нигде рядом не было, как вдруг до ушей донеслись позвякивание посуды и тихая музыка. И Чонгук решительно пошел на звук: на кухне стоял спиной к нему Джин, совсем не обращая на него внимания, что-то кашеваря. Он еще и готовить умеет? Чонгук довольно заурчал внутри, почувствовав приятный запах овощей, потом, немного поколебавшись, но все же решившись, стянул рубашку пижамы с торса: он прекрасно запомнил слова Джина про мускулы. Откинув ее в сторону и пообещав точно забрать потом, он решительно двинулся завоевывать Джина и наполнять желудок. Он любил поесть и любил Джина, и когда два этих мира сейчас объединились, он как будто получил подарок на Рождество от Санты Клауса.       Присев на стул, он тихо наблюдал за движениями Джина, как тот пританцовывает, напевая под нос, и ему захотелось так сидеть вечно, но на несколько секунд воцарившуюся идиллию нарушил Джин, который обернулся и закричал, в ужасе округлив глаза, а потом схватился за сердце. Чонгук пытался сохранить серьезное лицо, но не удержался и прыснул от смеха, за что получил хлесткий удар по спине полотенцем.       — Напугал как! — обиженно просипел Джин, Чонгук выпрямился, увидел, как заалели уши Джина, когда тот бросил взгляд на тело Чонгука, и даже специально выпятил грудь побольше, внутри пища от восторга от такой реакции. Не зря он все-таки занимался боксом, а потом подыхал на этих тренажерах в спортзале. Его две страсти — бокс и танцы — сейчас давали ему неплохой старт в отношениях.       — Память, значит, хорошая, — пробурчал Джин, отворачиваясь и накладывая еду. Его уши до сих пор были цвета помидора.       — Не жалуюсь, — самодовольно ответил Чонгук, радостно беря из рук Джина рагу. Взяв кусочек и откусив, Чонгук от восторга даже заскрипел зубами, что означало высшее удовольствие у зайцев. Вкус был просто божественным, такое только в элитных ресторанах подают, наверное. Чонгук просто кожей почувствовал, что Джин внимательно смотрит на него, ожидая вердикта, и он не заставил себя ждать, похвала сама рвалась изнутри: — Хен, так вкусно! Я такого даже и не пробовал никогда. У тебя золотые руки! Правда, хён!       Джин даже как-то засмущался, уши еще больше покраснели, он махнул рукой, как бы говоря "да ладно". Но на лице так и прорывалась радость. Чонгук смел всю еду с тарелки и попросил добавки. Джин быстренько положил еще, после третьей порции парень смог наконец-то оторваться от еды и встретился взглядом с внимательно изучающим его Джином.       — Что-то случилось? — спросил Чонгук, немного даже нервничая от такого пристального взгляда: Джин выглядел задумчивым и очень серьезным.       — Чонгук, давай серьезно поговорим, — Чонгук кивнул, он тоже хотел поговорить с хеном. — Чонгук, мы можем быть друзьями, но не парой, — теперь уже Чонгук пристально посмотрел на Джина, но тот не отвел взгляд. — Чонгук, я серьезно. У меня после выпускного уже найдена пара для спаривания и воспроизведения потомства, моя ДНК по родству не совпала с Ын Ен. Еще определено мое место работы. У меня нет времени на глупости, — ага, значит он считает его влюбленность глупостью. Не рассматривает его всерьез! Понятненько.       — А у тебя на девушку хоть встанет? — Чонгук понимал, что не должен так говорить. Он видел, как Джин начал закипать: его губы поджались, глаза гневно сузились. Но Чонгуку было сейчас все равно, даже хотелось задеть побольнее.       — Чонгук! — Джин хлопнул по столу. Вскочив со стула, он указал на сидящего зайца. — Не смей так говорить! Это мои проблемы, и мне их решать. Тебя это волновать не должно!       Чонгук уже сам подскочил, роняя стул.       — Какая прекрасная цель в жизни, хён, — цедил он сквозь зубы в ярости, — трахнуться с той, которая даже не привлекает, чтобы нарожать потомство! Не стрёмно быть спермобаком? — в комнате повисла тишина. Они оба уставились друг на друга, казалось, воздух был накален до предела. Появилась лохматая голова Чимина, который в недоумении зашел на кухню, видать, разбуженный шумом.       — Вы чего орете? — спросил он сонно, потирая глаза. Джин устало вздохнул, и улыбнулся Чимину.       — Да ничего, Чимин-а, иди умывайся, я и для тебя еды приготовил.       Чимин благодарно улыбнулся и, быстро выпалив "Спасибо, хен!", убежал в туалет.       — Чонгук, закрыли тему. Я от своих корней не уйду и буду жить как предки, — примирительно сказал Джин, подойдя и потрепав парня по голове. Но Чонгука такой расклад не устраивал. Он перехватил его руку и сжал в своей. Джин удивленно расширил глаза, потом нахмурился.       — Дай мне шанс, — Чонгук честно пытался, чтобы мольбы в голосе не было, но выходило явно плохо. — Давай сходим на свидание, узнаем друг друга поближе. Если не понравлюсь тебе, я настаивать не буду, но я не хочу, чтобы причиной отказа были традиции.       — Какие мы хитрые, хотим поесть за чужой счет, — решил пошутить Джин, но Чонгуку было не до смеха.       — Хен, давай так, — Чонгук решительно отпустил руку Джина. — Все решит гонка. Я видел у тебя приставку. Выиграю я — свидание, выиграешь ты — будем только друзьями, и я больше об этом не заикнусь.       Чонгук замер в ожидании ответа, протянув руку, он знал, что немного мухлюет, ведь в гонках его еще никто не обыграл. Но серьезные проблемы требуют отчаянных решений. Джин немного заколебался, но потом решительно пожал его руку.       — Хорошо, Чонгуки, сразимся в битве, выиграет сильнейший, — но Чонгук уже не слышал, плывя по волнам блаженства: его назвали Чонгуки. Хён такой милый. Он приложит все свои умения в этой игре, на кону его жизнь. Он не может проиграть.       — Я что-то упускаю, когда ухожу? — донесся до него голос Чимина, когда тот опять зашел в неподходящий момент.       — Нет, нет! — сорвался Джин. — Садись, Чимин-а, сейчас хен тебя покормит.       И побежал накладывать стряпню.       Чонгук был счастлив, он все же смог пробить броню Джина, Чимин ел, Джин сидел напротив, о чем-то безмятежно болтая и то и дело поглядывая на Чонгука, после чего теряя нить разговора, когда их глаза пересекались. Их умиротворенную картину прервал стук в дверь. Джин быстро бросил взгляд на ребят, казалось, он даже хотел спросить, не к ним ли это, но оба гостя так же удивленно смотрели в ответ.       — Джин, к тебе же, — подсказал ему Чимин, Джин кивнул и пошутил: "Неожиданно. Если там еще один заяц, я этого не переживу", прежде чем устало побрел в коридор. Чонгук навострил свои длинные уши, в отличие от Чимина, который не прекращал есть, пока не заговорил прибывший, и у Чимина не встало рагу в горле.       — Здравствуйте, Сокджин-щи, я Намджун, — Чимин бросил ложку и удивленно застыл. Чонгук понял, что друг его узнал.       — Знаешь его? — спросил Чонгук почти шепотом, и Чимин кивнул.       — Это тот, в кого я влюблен, — и они оба, не сговариваясь, рванули к выходу, чтобы посмотреть, что происходит.

***

      Намджун не спал всю ночь. Странная просьба Пак Чимина выбила его из колеи: ода?! Зачем ему ода? Намджун чувствовал, что он в ужасном положении: пообщаться с Ким Сокджином ему, конечно, хотелось, но совсем не хотелось выполнять странный запрос. Взвесив все за и против, он решил, что “хочу” перевешивает, и, вздохнув, засел за написание. Пак Чимина он знал совсем плохо, только то, что он милый парень, улыбчивый и добродушный, невысокий, а еще Намджуну нравилось все маленькое и миленькое. Пак Чимин хорошо подходил под эту категорию, думал Намджун. Но на этом его знания были исчерпаны. Намджун почесал голову: ну и что теперь делать? Поэтому он решил взять последний эпизод, когда он сталкивался с Пак Чимином — починку двери — и написать про это. Ода шла плохо, он промучился с ней с одиннадцати до трех часов ночи, рифма не шла, выходило только хокку, но запрос был на длинную. Намджун задумчиво перечитывал плохо написанные строчки снова и снова. Будь Чимин гибридом насекомого, ода шла бы чуть проще, но Намджуну было совсем нечего про него писать. Юнги уже давно спал, он всегда старался заснуть до того, как Намджун начнет храпеть. Намджуну было очень неудобно за это перед Юнги, но ничего поделать со своими привычками он не мог, храп совсем не подавался его контролю. В итоге, к четырем утра несчастный поэт все же выдавил из себя оду на целых двадцать строк. Намджун не был уверен, что это можно было отнести к чему-то длинному, но надеялся, что Чимин читает мало и проглотит такой размер, потому что на больше он способен не был. Отправив, Намджун, зевая во весь рот, несколько минут ждал ответа, в конце концов, он старался несколько часов. Тем не менее, никакого ответа не последовало ни через десять минут, ни через двадцать.       Намджун чувствовал жуткое волнение: а вдруг Чимин передумал? Сон как рукой сняло, в ожидании ответа он ходил по комнате, пил холодный кофе из банки, который они с Юнги хранили в коробке на случай очень тяжелых дней, и даже написал стих про странность бытия и загадочных людей. Намджун с детства был увлечен необычным и неизведанным: гибриды птиц, рыб и змей были в поле его интересов. Он знал про них много, но недостаточно, а еще ему никогда так и не довелось никого из них увидеть до поступления в университет, и вот, наконец, удача — гибрид змеи оказался именно в их учебном заведении. Хотя, конечно, назвать это удачей было бы совсем глупо, ведь за год так и не удалось пообщаться с Ким Сокджином. Змей учился совсем в другом корпусе, ходил в университет по отапливаемым переходам для рептилий и жил в своем мире, куда Ким Намджун пробраться не мог. Также он слышал про замкнутый характер Сокджина и боялся вот так постучаться к змею в комнату и потерять даже маленькую надежду на общение с ним, ведь это могли счесть за наглость. Так он и ходил вокруг да около. И вот удача, и какая-то ода не могла ему помешать! Двадцать строчек, Пак Чимин! Целых двадцать! Но ответа все не было. Намджун нахмурился: после того, как он влил в себя банку кофе, сон совсем не шел. Так он и остался сидеть над своим телефоном. Уже забрезжил рассвет, потом наступил день, а в телефоне всё не было ни одного сообщения. Намджун уже даже начал обдумывать о том: почему он сначала был Намджун-хен, потом Намджун-щи, а потом и вовсе и Намджун? Если проследить последовательность, то это синусоида, в которой наивысшая точка должна быть Намджун-сонбэним, наименьшая — "Эй, парень", а в нулевой — Ким Намджун. Если учесть время и частоту, с которой Пак Чимин дает ему другой статус, временной отрезок сокращается. Поэтому через синусоиду нельзя это точно отразить… Надо просто вспомнить точную дату первого "Намджун-хен" и сколько времени прошло до второго. А может лучше через теорию вероятности и формулу Байеса? Он так задумался, что из размышлений его вывел только Юнги:       — Нам, я конечно все понимаю, но вот не это. Я уже полчаса тут лежу, а ты херней страдаешь. Может, расскажешь, что стряслось? Или мне начать искать другого соседа по комнате? А то ты походу сломался.       И Намджун рассказал все. И тут Юнги так разбушевался, чем ввел Намджуна в ступор. Он не ожидал, что рысь так рассвирепеет, Юнги даже шипеть начал от гнева. Из приличного что из него вышло было только:       — Я этому Пак Чимину эту оду через задний проход к мозгам затолкаю! — вырвалось у него уже через десять минут истерики, когда рысь уже чуть подуспокоилась. Дальше последовали уже претензии от Юнги: — А ты что сидишь? Сам иди к Ким Сокджину. Что он тебе сделает — покусает, что ли? Собрал яйца в кулак и пошел.       Так он и оказался у двери Ким Сокджина не выспавшийся, раздосадованный и так не вычисливший, когда Пак Чимин обратится к нему "эй, парень". Хотя можно предположить: интервал изменения последнего обращения был один день. Но надо учитывать среду, состояние, есть много факторов влияния на переменную… Его очередные расчеты настроения Пак Чимина прервала открывающаяся дверь и Ким Сокджин, удивленно смотревший на него.       — Привет, — сказал Ким Сокджин. — А ты кто?       Намджун что-то сказал. Он даже речь не подготовил, но язык был у него всегда подвешен: читал он много. Когда он закончил, то мог поклясться, что увидел за плечом Джина уши зайца, выглядывающие из-за косяка, и лохматую черную голову, а потом и светлую голову, которая быстро исчезла. У него было плохое зрение, но что-то точно мелькало. Решив подумать над этим позже, он сосредоточился на Ким Сокджине, который сейчас сильно задумался, бормоча.       — Намджун, где-то я это слышал, — а потом его лицо просияло и он выпалил: — Чимин-а говорил о тебе, вспомнил.       — Что говорил? — у Намджуна затеплилась надежда на порядочность Чимина.       — Да ничего, — просто сказал Сокджин, — не помню уже. Просто вскользь упоминал. Вы же знакомы?       Намджун поморщился, обида все-таки засела в его сердечке. Он столько сил бросил на то, чтобы написать вчера оду, и вот что. Конечно, приятно, что Чимин упомянул про него, но вот так мимоходом за оду на целых двадцать строчек!       — Немного, очень легкомысленный парень, — на этих словах раздался треск, удар, и Джин испуганно округлил глаза.       — Намджун-щи, потом поговорим, давай в другой раз. Заходи ко мне обязательно, сейчас некогда, — потом дверь резко закрылась у него перед носом, и Намджун даже не знал, радоваться ли ему сейчас или расстраиваться.