Антидепрессанты

Когда я открыл глаза, вокруг царило выразительное безмолвие. Бывшие солдаты, наемники, новобранцы — все подходили к своим наставникам или товарищам, молча прощаясь, пожимая руку или похлопывая по спине, настраивая на дальний тяжелый путь. Все смешалось в выражениях лиц, проплывающих мимо или стоящих поодаль, как в замедленной съемке. Поверх разномастных одеяний, совсем не напоминающих форму, в основном просто одежду, не контрастирующую с ношением холодного оружия, читались печаль или обреченность. Все это заставляло застыть на месте и слиться с растянувшимся на километры моментом грустных процессий — люди тянулись из леса, со стороны городов и гор. Я вздрогнул, увидев фигуру, появившуюся изумрудным пятном среди серо-коричневого — без всяких сомнений фигура направлялась ко мне. Странное ощущение окатило меня от макушки до конечностей, заставив пальцы левой руки задрожать, в то время как правая рука чувствовалась прикрученной к телу болтами. Человек в зеленом плаще с меховой оторочкой, наброшенном поверх белой майки, продолжал уменьшать расстояние между нами, делая невозможным разорвать контакт со светло-изумрудными глазами, почти не прикрытыми падающей со лба челкой, поверх которой сидели сдвинутые повыше военные лётные очки из бордовой кожи с тонированными стеклами. Линзы очков блеснули от утренних лучей и что-то мне напомнили. Что-то тяжелое, что я всеми силами пытался забыть. Меня подкосило, и я отшатнулся назад. Парень смутился, но продолжал наступать. Пока я пытался собраться и сделать глубокий вдох, он встал слишком близко и быстро, и также молча, как и все пребывающие вокруг, внезапно опустил голову и прижал меня к себе. Слишком красноречиво в этой тишине. Не обращая внимания на мою растерянность и игнорируя попытку отпихнуть, все еще держа меня под оба локтя, но уже смотря мне в лицо ожившей глубиной глаз-океанов, не нарушая немую обстановку, промолвил одними губами: «Я вернусь, обещаю»… Но я не верил, не понимая, почему. Все продолжало мешаться в туманное месиво с единственным покрытым зеленью островком. Пока все видение не растаяло белым шумом у меня в ушах, и я не очнулся. Не дома, не в своем теле. Что это было, сон внутри сна? Я огляделся по сторонам: самая простая обстановка из шкафа и стола у окна, в помещении с высоким потолком. На спинке стула ждало мое обмундирование, которое предстояло как-то одеть… на мое женского пола тело… механической правой рукой… которая еще со сна решила мне не подчиняться. Левой нормальной рукой я уперся в щеку и стал вспоминать, что было до этого, что мне сказала Кики перед всплытием на поверхность: «Все имеет последствия. Любое вмешательство. Я чувствую что-то гнетущее, слишком неподъемное. Но я верю, что ты сможешь через это пройти. Помни, как меня убивали во сне всеми изощренными способами. Помни, что это лишь сон. И ты рано или поздно от кошмара проснешься. А потом вернешься ко мне». В те слова мне легче было поверить. Чем в этот сон. Предугадать — это далеко не все трудности: дело не в женском теле и даже не в сложностях с рукой, которая, как я где-то читал, сращивается ювелирной работой с нервными окончаниями, и так как искусственная рука создана не по божественному замыслу, и без учета, что нет одинаковых рук, как и людей, обычные сигналы мозга согнуть мизинец в механической руке могут передаться сигналом разогнуть безымянный, и все в таком духе. Управлять придется учиться заново, как начать ходить младенцу, на что, конечно, нет времени. Но отправка меня сюда носит явно другой характер, и что-то мне подсказывает, что дело в тех очках, что одиноко висят на подставке. Бордовая кожа и темные стекла… Кому-то вспоминать больнее, чем мне… В дверь постучали и попросили поторопиться. Скрипя зубами я напялил экипировку, как смог одной рукой. Но стоило мне после таких мучений коснуться холодного ремешка кожи, висящего напоминанием, как вторая рука ожила сама по себе: ей неведом холод стекла или утреннего озноба, неведома бесконечная тоска. Она создана исполнять свой долг. И оторвавшись от кусочка единственной слабости, я развернулся и вышел из комнаты. Решительной походкой вышел на плац, где меня, как Босса, приветствовала моя команда. Оставшаяся ее часть. Выслушав донесения, я кивнул и повернул к штабной палатке, которую заприметил сбоку. Внутри палатки по центру была разложена карта. Свет лился из единственного источника, прикрученного к потолку. Я осмотрел обозначенные точки, взял цветные кнопки и добавил пару по услышанным новым отчетам. Вспышки волнений не определивших сторону разбросанных групп возникали то там, то здесь. Хаотично. И даже я, без военного опыта, смог понять, что угроза нашему гарнизону отсутствует. А все наши силы распределены привести в штаб как можно больше союзников из оставшихся в сомнении членов общества. Ликвидация отказывающихся тоже не была необходимостью и в планы не входила — это внушало чувство уверенности, но все же… не настолько. Что-то глодало изнутри, что-то не давало покоя. В палатку вошел молодой человек в сером халате и в очках. Невыспавшаяся физиономия, неопрятная шевелюра и резкие, угловатые движения выдавали его с головой: он больше ученый, чем вояка. Однако, на хорошем счету у меня, потому как вошел, не дожидаясь приглашения, лишь коротко уважительно обозначив свое возникновение коротким «Босс?». Парнишка поправил несуществующую складку кофты под халатом, прежде чем посмотреть в свою принесенную папку. Поправил пальцем очки, будто они сползали на нос. — Я все перепроверил трижды: результаты вот здесь… И он стал искать, где разложить папку с таблицами и графиками, но, не найдя, начал обходить стол. Его внимание привлекла корзина для бумаг, оглядев которую он вопросительно уставился на меня. Я тоже скосил глаза и увидел причину: в ней валялись скрепки и кнопки, все зелёного цвета. Либо это напоминание действовало ей на нервы, либо… Она не смирилась. С тем, что человека, умело ставившего защиту тылов, расставляющего хитроумные ловушки, теперь нет. Его звали Раббак. Он никогда не унывал, даже когда ни война, ни его Босс не давали ему взамен ничего ценного — он никогда не сожалел. А ведь у него могла быть безмятежная, защищенная жизнь в богатой семье, которую он оставил без колебаний. И отправился на войну вслед за недосягаемой персоной — за ней. Этому не было причины, не было никакой истории, ни единого повода, почему он так сделал. Почему всегда стоял рядом, на продиктованном приличием и субординацией расстоянии. Следовал за мечтой? Видимо, что-то отразилось на моем лице, потому как ученый еще раз пошелестел листами и прочистил горло, привлекая мое внимание. — Я удостоверился — это тот самый тейгу, что искривляет пространство и время. Но эффект может стать неожиданным, я еще раз прошу Вас подумать. — Нет, я думал…ла достаточно. — Что ж, тогда готовьте тело. — Когда? — Да хоть сейчас. — Было бы идеально, — сказал я, иначе бы не успел на главное действие, ведь мне в этом теле быть недолго. Я вышел из палатки отдал приказ. Никогда не видел тел так близко. Интересно, Босс своими руками сняла Раббака с копий, проткнувших его насквозь? Сама закрыла его мятные глаза? Я бы не смог. Вскоре доставили ледяной кристалл на подготовленное место. Опустили его в очерченный круг, активировав первый тейгу. Тепло поднялось замкнутыми кольцами, словно сканеры растапливали застывшую структуру льда. Второй тейгу активировали следом, и он разъединил силу доспехов и их носителя, освобождая проход для третьего тайгу, с временными воротами над телом, в том его состоянии, после победы над императором и сдерживания обломков над мирным населением. Тейгу срабатывали точно так, как предсказал ученый: их активность распространялась последовательно, меняя реальность только в том месте, где лежал Тацума, обессиленный битвой, но снова живой. Миру нужен был этот герой. Его они хотели чествовать, не читая в строках о погибших. Того, кто сражался открыто и честно, кто пожертвовал собой ради спасения тысяч… А не того, кто сражался незримо и строил ловушки, обладал моментальной логикой, резво обращался с оружием, имел дальновидно-стратегический склад ума. И был слишком молод. Но, скрываясь в тени героя, был предан ей до конца. Кто был так ей нужен… — В следующий раз это будет Раббак… — сказал кто-то мне в спину, когда у меня уже не было сил смотреть, и я отвернулся. Или же мне это показалось… Ведь не будет никакого следующего раза: нет больше шансов, нет других, одинаковых тейгу. Да и их Ночной рейд уже обыскал каждый уголок на поверхности карты, собрал каждый артефакт. Не будет другой возможности. Все закончилось. Все справедливо. Вокруг все засуетились. Помогли отвести Тацуми в дом, обустроить комнату для дальнейшего восстановления. Остальные же строили планы на веселый кутеж до ночи. Доставали вино и смеялись, поздравляя друг друга. А я вернулся в палатку. Долго сверлил карту глазами, уставившись в одну точку. — Хватит, заберите меня. Но ничего не происходило. А мне становилось все хуже. — Почему я все еще здесь? — спросил я в пустоту тусклых очертаний пары стульев, полок и бумаг, коробов и брезентовых стен. Моя механическая рука поднялась к груди и сжала одежду так сильно, что невозможно стало вздохнуть. — Почему все так? Почему я должен смотреть? Зачем… я… Во мне что-то взорвалось. Жар потек, ожигая нутро, расползаясь лавой по телу. Я не понял, как у меня в руках оказался стул, который я поднял и с размаху вогнал на добрые пятнадцать сантиметров в землю. Зачем-то стучал по нему сверху, будто это могло выбить меня из этого тела. Металл дрожал и звенел, пока я пускал в него удары ногами. Мне было бы недостаточно, даже если бы я все здесь разворотил. Но все-таки я схватил отчет ученого и остервенело хотел было порвать на куски, но тут меня обездвижило и я почувствовал, как проваливаюсь… Очнулся я сидящим на полу в своей квартире. Наконец-то! Вот только ложного чувства, что меня отпустило не было. Даже наоборот, вместо того, чтобы сесть и записывать, я убедил себя не сдаваться. Должен быть другой способ! Я понаоткрывал миллион и одну вкладку по воскрешению. Чтение прерывали вспышки голосов в моей голове. То это был Ята: «Чувак, остынь, ты не в клане огня!», то инспектор: «Ты не можешь этого делать просто потому, что тебе захотелось», то Акито Сома: «Ты хочешь сам быть проклятым?»… Казалось, голоса пытались заглушить крики, доносящиеся издалека голосом Кики, перекрывали то, что она пыталась до меня донести. Я встряхнул головой и встал. Голоса стихли. Нет, это просто стресс давит. Я не спал около сорока восьми часов. Мне нужно кофе и что-нибудь перекусить, тогда я найду. Обязательно. Должен найти… Я не успел додумать эту мысль, потому как, встав со стула, перестал чувствовать собственных ног. Голова налилась тяжестью, словно свинцом, а внизу тело наоборот сжалось во что-то ватное. Комната перед глазами сложилась, словно книга. Я провалился в темноту и уже не почувствовал, что рухнул на пол мешком.