Наследник

Скрипнули по паркету стулья, и студенты, получив разрешение преподавателя, направились к выходу. Нана Салливан покинула кабинет Зельеделия одной из последних. На этот раз она была одета так же, как и остальные ученики, только в ее одежде не встречались цвета ни одного из домов, а на мантии вместо эмблемы какого-либо из факультетов было вышито изображение орла, сидящего на кактусе и держащего в когтях змею. Поначалу слизеринцы недовольно косились на символ, изображенный на мантии новенькой, но позже узнали, что этот символ своего рода герб Наны — особый знак древних ацтеков, ее предков. Эта информация передавалась из уст в уста, и каждый мог сказать, от кого он услышал историю новой ученицы, но никто не знал, кто был первым в этой информационной цепочке. Только один студент в Хогвартсе, между прочим, слизеринец, знал, откуда ветер дует. Появление Нанауатцин не прошло незамеченным и было главной темой разговоров в течение как минимум недели. Ее внешность, статус вольнослушателя и персональный график обучения обсуждались в деталях не только девочками, которые слыли отъявленными сплетницами, но и самыми что ни на есть серьезными учениками, в том числе и мальчиками. Предположениям и домыслам не было конца, и Нана, с трудом переживающая столь пристальное внимание к своей персоне, стала ощутимо нервничать, особенно после того, как ее стали исподтишка называть незаконнорожденной дочерью американского президента. Риддл же основательно забавлялся на счет всяких нелепых предположений, будучи единственным, кто знал хоть какую-то правду о «приезжей Салливан», как гласило одно из прозвищ девочки. Именно Том подсказал Нане идею громко рассказать ему все, что она желала бы сообщить о себе соученикам в присутствии Терезы Пим — первой сплетницы Хогвартса. С этого момента для Наны началась относительно спокойная жизнь и дружба с Томом Риддлом. Том ждал Нану у выхода из аудитории, не обращая внимания на устремленные на него взгляды и многозначительные смешки первокурсников. Он небрежно кивнул в ответ на ее приветствие и сказал: — Это правда, что в конце семестра ты решила сдавать зачет по Зельеделию? — Правда. — Но ведь ты имеешь полное право не делать этого. Как вольнослушатель, ты не получала оценок, могла не выполнять домашних заданий, даже конспектов не вела, насколько я знаю, значит и зачет не является обязательным. — Да, но я ПРОСЛУШАЛА часть курса Зельеделия и буду сдавать зачет просто, как у вас говорят, ради интереса. Мне любопытно будет выяснить, что я запомнила. Знать Зельеделие имеет смысл, особенно у нас, там, откуда я приехала. Конечно, это тяжелый предмет — очень точный, воображение тут не участвует, но он стоит того, чтобы его выучить. — Конечно, стоит. Не будешь чувствовать себя дурой в случае необходимости. — Необходимости? — повторила Нана, — Ах, да, понимаю. Я не это имела в виду. Зелья никогда не устаревают, появляются новые — это да, но и древние рецепты продолжают работать. Вот о Защите от Темных Сил такого не скажешь, этот предмет постоянно стареет. Каждый день десятки заклинаний появляются и исчезают, сообразно с окружающей действительностью. Действенное заклинание сегодня, завтра — полная ерунда. — Но без них не обойдешься… — Тоже верно. Мне бы очень хотелось создать что-нибудь универсальное, на все времена. Кажется, у меня только что появилась цель в жизни. Дуэт Риддл-Салливан провожали глазами все без исключения. Они привлекли бы внимание любого, самого случайного, постороннего школе человека одним тем, что составляли потрясающую пару детей, темноволосых, довольно высоких для своего возраста, уверенных в себе. Однако учащиеся Хогвартса, знающие Риддла, как любителя уединения, не терпящего возле себя случайных людей, удивлялись внезапно возникшей симпатии того к девочке, появившейся без году неделя не то, что в школе, а даже в стране. Учителя, очарованные вежливостью и предупредительностью Тома, умилялись, замечая его отношение к иноземной гостье, и только Дамблдор продолжал следить за детьми с настороженностью, словно ожидая подвоха со стороны одного из них. Он всегда был поблизости, готовый в любой момент вмешаться, если что-то пойдет не так, как хотелось бы. Вот только кому хотелось? И Том, и Нана, казалось, пребывали в полном восторге друг от друга. Ежедневно, после занятий, Том и Нана отправлялись к озеру, на то самое место, где познакомились. В этом стремлении оказаться на столь знаменательном месте не было ни капли романтики, просто так уж получалось, что эта часть берега посещалась остальными реже всего из-за близости к Запретному лесу, бывать в котором студентам не позволялось. Опять же уединение, необходимое ребятам, было вызвано исключительно тем, что Нана всерьез взялась за исполнение данного Тому обещания — научить его читать чужие мысли и скрывать от посторонних свои. Нана уже знала, что в этой стране подобное называлось «окклюменцией» и «легилименцией» и было признаком высокого уровня подготовки колдуна. Риддл делал кое-какие успехи, но до сих пор поражался методам, используемым его юной учительницей, не идущим ни в какое сравнение с преподаванием хогвартских профессоров. Это было пять минут информации и часы практики. В любой момент Нана могла сказать: — О чем я думаю? И Том должен был оперативно отреагировать. Через две недели у него стало получаться. Единственное, что его удивляло, так это то, что он мог прочитать только те мысли Наны, которые она хотела ему показать, тогда как у других, на ком он иногда практиковался, Том читал и сохраненные воспоминания прошлого и размышления, идущие параллельно основной мысли. То же самое было и со щитом, он, бесспорно, научился укрывать свои думы от посторонних, даже, как он заметил, от Дамблдора, но не от Наны Салливан. В ответ на все попытки прояснить ситуацию девочка только улыбалась и отговаривалась: — Это только в маггловском мире считается, что ученик должен превзойти своего учителя. Я же считаю, что обязана иметь перед тобой какое-то преимущество, чтобы ты со временем не забыл о моих заслугах. Бабушка поступила со мной точно так же. Попытки убедить или поспорить ни к чему не приводили. Достаточно освоившись с чтением чужих и сокрытием своих мыслей, Том неожиданно поинтересовался: — А изменить мне воспоминания ты бы смогла? — Смотря, что ты вкладываешь в понятие «изменить». — Ну, видоизменить, трансформировать детали… Вот ты уедешь, я буду тебя вспоминать. Можешь сделать так, чтобы в моей памяти ты осталась блондинкой? — Ты серьезно будешь меня вспоминать? — спросила Нана, глядя прямо в лицо Тому, отчего тот вдруг смутился и ответил: — Это я так, для примера. — Понятно. Остаться в твоей памяти блондинкой я бы не смогла, а вот изменить обстоятельства нашего знакомства, отредактировать диалоги, кое-что стереть — это возможно, но я пока еще не сильна в модифицировании памяти. Риддл призадумался, в глубине его глаз загорелись хитро-таинственные искорки. Похоже, и у Тома появилась цель в жизни — превзойти Нану хоть в чем-нибудь, возможно, освоить вот эту самую модификацию памяти. Но это будет так не скоро, а удивить ее хочется прямо сейчас, или, по крайней мере, в ближайшее время. Однако в голову не приходило ничего. Совершенно. Но Риддл не собирался так просто сдаваться. До конца года еще далеко, и он был уверен, что найдет в себе такой талант, которого не будет у Наны. Семестр подходил к концу. Было утро вторника, и Хогвартс был погружен в глубокую тишину подготовки к зачетам. Том стоял, облокотившись на подоконник возле окна у учительской, и рассматривал морозные узоры на стекле. Сегодня был день зачета по зельям у Наны, и ему было интересно, как у нее получится его сдать. Вдруг вдалеке раздались торопливые шаги, и мимо мальчика проследовал крайне возбужденный преподаватель Зельеделия, сжимающий в руках какие-то листки. Он распахнул дверь в учительскую, буквально влетел туда, и дверь захлопнулась. Риддл, весьма удивленный поведением профессора, прислушался. Из учительской доносился самый разнообразный шум: голоса, смех, возгласы изумления, глухой топот ног. Голос Слизнорт был слышен громче остальных голосов, но разобрать отдельные слова не получалось, разве что, Тому показалось, будто прозвучала фамилия «Салливан». Оставив бесплодные попытки разузнать что-либо здесь, Том развернулся и по коридору направился к другому концу здания, где находилась лестница, спускающаяся к кабинету Зельеделия. — Что ты такого натворила? Слизнорт бежал в учительскую, как ошпаренный. Том как обычно перехватил Нану при выходе из аудитории. — Ничего особенного. Просто на предложение профессора приготовить зелье на выбор, я ответила тем, что сделала слабительное зелье. Только забыла предупредить профессора Слизнорт, что заменила простых тараканов мадагаскарскими. Это увеличило эффективность моего варева на сорок процентов, — глаза Наны смеялись, но голос был совершенно серьезен. — Издеваешься? — хитро прищурился Том. — Самую чуточку. На самом деле я просто ответила на все вопросы своего варианта одной из первых. По-видимому, профессора это крайне удивило, как и то, что мне удалось усовершенствовать один из рецептов, предложенных на лекции. — В таком случае, поздравляю тебя с хорошим знанием предмета. — Да я сама себе удивилась, — ответила Нана, — Бабушка будет довольна. Я хотела бы похвастаться этим перед тобой сама, но вовремя вспомнила, что так делать неприлично. В Англии принято ждать, пока тебя спросят об успехах. — Да, — грустно сказал Том, — И хуже всего, что очень мало кто спрашивает. — Правда, бабушка говорит, что в Ирландии и Шотландии хвастать можно, но откуда она это взяла, не знаю. — Я бы хотел познакомиться с твоей бабушкой. — Она тоже. Я рассказала ей о тебе. Ты заинтересовал ее. Если хочешь, можешь нанести нам воскресный визит. — Хочу. Том помолчал, словно что-то припоминая, а затем спросил: — Твоя бабушка тоже наследная принцесса ацтеков? — Нет. Ацтекским принцем был ее муж, мой дедушка. Его отец, мой прадед, на чей портрет ты похож, знал почти всю семейную родословную на сотни лет назад — десятки имен, из которых разве что парочку можно воспроизвести, не вывихнув при этом языка. Надеюсь, ты понимаешь, что титул «принц» в данном случае имеет весьма условный характер и абсолютно лишен европейского смысла. Мы не бедствуем, как многие действительно титулованные семейства, но родовитость наша подтверждается, разве что, генеалогическим древом, собранным прадедушкой. — Он был уважаемым колдуном? — Да. Прадед был самым знаменитым колдуном нашей семьи, и самой большой фамильной тайной. По его милости моя прабабка не пользовалась особой любовью у своих современников. — Он что, распускал про нее всякие разные очерняющие слухи? — Об этом мне неизвестно. Просто прадедушка умер очень вовремя. Для женщины всегда плохо, когда ее муж умирает слишком вовремя. — Хочешь сказать, она его убила? — глаза Тома загорелись зловещим интересом. — О, нет! Скандала не было, — произнесла Нана, совершенно не удивившись нездоровой заинтересованностью собеседника, — Просто в какой-то момент прадед начал слишком много пить, стал заядлым игроком и жутко неприятным человеком. Однажды он был сильно пьян, и была высокая, очень высокая лестница. И гнилая ступенька на самом ее верху. До сих пор никому не известно, сам ли прадедушка оступился на гнилом дереве, или же под рукой у прабабушки оказалась волшебная палочка, только кого-то другого, не ее… Вот и все. — А прабабушка потом еще раз вышла замуж? — Нет, что и удивительно. Если бы она это сделала, у нас бы не было семейной тайны. А так она состарилась в гордом одиночестве, посвятив свою жизнь детям и управлению гасиендой. Наше богатство — ее заслуга. Том несколько минут переваривал услышанное, после чего авторитетно заявил: — И все-таки, думаю, она его убила. — Тебе это столь важно? — равнодушно спросила Нана. — Нет, — ответил Риддл, однако любому было бы понятно, что «да». Нана испытывающе посмотрела на Тома. Выражение лица у мальчика, сидевшего рядом с ней, изменилось, и для определения этого выражения существовало одно-единственное слово. Озарение. Он как будто нашел решение мучавшей его проблемы. Девочка заглянула в его мысли и произнесла: — Ты ненормальный! Зачем тебе нужно запоминать в подробностях эту историю столетней давности? — Никогда не знаешь, что и когда тебе пригодится, — беззаботно улыбнулся Том, — А эта история мне просто понравилась, как хороший детектив. Давай лучше договоримся на счет воскресенья. — Что там договариваться? Придешь на наше место, я тебя там буду ждать и проведу к хижине. Вот только не считаешь ли ты, что сперва надо получить разрешение кого-нибудь из преподавателей? Если не ошибаюсь: Запретный лес не зря называется запретным? Не боишься нарушить правила? Том улыбнулся самодовольно и гордо и произнес: — Переиначив твою мысль, скажу: правила существуют, чтобы их нарушать. — Выпендрежник, — хмыкнула Нана, но было видно, что ответ ей понравился.