Твой самый преданный фанат

Это было ужасно, хреново настолько, что Бакуго потом полночи ворочался и не мог уснуть, глядя в потолок и думая, что будет вспоминать свой позор до конца жизни. Сложно было сказать, может, он вообще зря это затеял – но весь оставшийся вечер потом Мидория всё время сидел рядом, жался к нему, когда на диване стало слишком мало места из-за опоздавшего Оджиро, и это было так хорошо, что Бакуго уже не чувствовал себя проигравшим. Может, это было даже к лучшему. Он вовремя сбежал от Киришимы в свою комнату – похоже, тот или слышал, или видел, что Бакуго последовал его дурацкому совету, и с широченной сияющей улыбкой бежал к нему, чтобы выяснить подробности. Не тут-то было. Бакуго рванул по лестнице, используя сразу причуду, и теперь спокойно лежал в тёмной тишине своей комнаты, ёрзая на прохладной простыни, чтобы хоть как-то остыть. Если даже идиотский подкат Киришимы, который никак не оставлял его в покое, сработал, это было так неловко, что Бакуго хотел бы выбить этот вечер из своей памяти. Может, если они всё-таки начнут встречаться, через несколько лет Мидория напомнит это ему со своей ласковой улыбкой, такой, что Бакуго чувствует себя в малиновом желе каждый раз, когда её видит. Может, они на тот момент уже будут... И он сможет вот так запросто сгрести его в охапку и расцеловать, куда дотянется... Бакуго перевернулся, спрятав горящее лицо в подушке. Это и правда сработало. По крайней мере, Мидория выглядел довольным, сказал, что ему понравилось, а не отправил его в космос с "Один-за-всех". И, что самое главное, не сбежал. Похоже, о чувствах Бакуго догадались уже все тупые доставучие отбросы, которых он скрепя сердце признавал своими друзьями. Мина и Серо преувеличенно часто шутили теперь гейские шутки каждый раз, стоило только Бакуго подойти поближе, а Каминари драматично вздыхал, подпирая кулаком подбородок, и уверенно говорил Бакуго, что ему "стоит оглянуться, вдруг где-то рядом ходит его счастье". Это всё было отвратительно, потому что Бакуго каждый раз слишком сильно смущался, а Киришима, вроде как помогавший осадить ребят, потом тоже закидывал руку ему на шею и сходу начинал рассказывать, как ему лучше пригласить Мидорию на свидание. "Вокруг него всё время крутятся сильные герои! На твоём месте я бы поторопился!" Какого хрена?! Ещё и все их одноклассники, похоже, поняли, в чём дело. Это злило Бакуго больше всего. Скрытность никогда не была его сильной стороной, что особенно остро ощущалось сейчас: если то, что руки постоянно тянулись к Мидории, он мог контролировать, то что делать с желанием постоянно его разглядывать? Неудивительно, что эта кучка отбросов всё-таки заметила. А сказать им ничего было нельзя, иначе он просто подтвердил бы их разговорчики и отвратительные улыбки Мины, Серо и Каминари, и Бакуго сердито скрипел и пытался как можно более незаметно смотреть на Мидорию. Нельзя ему быть таким хорошеньким. У Бакуго начинаются серьёзные проблемы. Впрочем, решение пришло раньше, чем он об этом думал. Несколько дней ещё до субботнего итальянского ужина он потратил на обдумывание более решительного шага (если Бакуго Кацуки чего-то захочет, он этого добьётся, как ни крути!), но план не желал вырисовываться во что-то более плавное и... приемлемое. Нужно было подобрать какие-то слова, чтобы не делать всё молча, иначе пугливый Мидория может просто перегреться и свалиться в отключку; обращаться за советом Бакуго точно не намеревался, но это оказалось настолько трудно, что иногда он всё же поглядывал в сторону Урараки. Девчонка, да и ещё подружка Мидории, она наверняка бы подсказала, как следует себя повести... Этого было недостаточно. Всего этого всё равно было недостаточно. Бакуго начал просыпаться с дурацкой, но греющей мыслью о том, что сегодня снова сможет спокойно сесть к Мидории и любоваться им совсем рядом, рассматривать веснушки и растянутые в улыбке губы, только вот не иметь возможности посадить его сразу себе на колени и обнять сразу целиком было ужасно. И пусть кто-то из ребят посмел бы что-то ему сказать... Как так вышло, что теперь возможность быть с Мидорией по-настоящему беспокоила его больше, чем геройская карьера? Бакуго задумчиво поджал губы, положив руки под голову. Может, из-за того, что с ней уже всё было решено и ясно? Впрочем, с Мидорией тоже. Бакуго прекрасно видел, какими глазами потом он на него смотрел, краснея и бледнея попеременно; он не мог смотреть так, если бы был абсолютно равнодушен. Это же Деку. У него вечно всё на лице написано. Может, здесь уже тоже всё решено? И Бакуго в любой момент может проделать все эти вещи, невинные и не очень, которыми завалена его голова? Но сначала нужно сделать конечный шаг, этот дурацкий, заставляющий ладони потеть нитроглицерином шаг. Просто взять и... Сделать. Тогда он сможет остаться. Может, намного дольше, чем сейчас. *** Итак, Бакуго уже несколько раз смутил Мидорию своими неожиданными комплиментами, сделал значительный шаг вперёд, когда они поругались, а сегодня на тренировке подошёл к нему со спины и положил подбородок на макушку, так, словно они уже давно встречались, и Мидория покраснел от удовольствия так сильно, что Каминари залихватски присвистнул на весь зал. Правда, заикающийся Изуку не смог ничего сказать – Бакуго моментально отлип от него и полетел на друга с такой взрывной яростью, что Каминари никто не захотел помогать. Айзава наблюдал за ними молча, легонько вздыхая, и даже не предпринял попыток прекратить эти кошки-мышки. – Тебе нужны ещё доказательства? – хмыкнула Урарака, когда они оба набирали еду на подносы как раз после тренировки. – Даже хорошие друзья так обычно не делают. За редким исключением. Бакуго не делает так вообще ни с кем, даже с Киришимой. Это же Бакуго! Эту фразу Урарака в последнее время произносила слишком часто. Так, что Мидория с усталым вздохом закатил глаза. – Ладно, ладно... Даже если так... Настала очередь Урараки сердито поджимать губы. Мидория замотал головой. – Хорошо, хорошо... Мне надо что-то сделать. Я не могу снова отставать от него! Нужно что-то... – Кинься к нему на шею и скажи, что он самый сильный на свете. Готово, – заключила Урарака, с шумом открывая пакет чипсов. – Я на воздух скорее подлечу! Нет, тут надо что-то другое, – поник Мидория, тут же протягивая руку за угощением. – Может, мне и правда просто ему сказать? Он закусил губу, незаметно провожая взглядом Бакуго и Киришиму, направлявшихся на кухню после тренировки. Легко сказать! Разве разговоры когда-то давались им просто? Если обсудить "Магическую битву" – это одно, то говорить о своих чувствах, не заикаясь и не желая умереть каждую миллисекунду, – совершенно другое... Но он уже застыл на самом краю, балансируя на носочках, а обратный путь отрезал себе сам. Чувствуя, как по спине бегут горячие мурашки, Мидория вздохнул так, что Урарака впилась в него загоревшимся взглядом. – Боже, ты всё-таки решился. – Типа того... Он сам не почувствовал в себе существенных изменений (кроме взбесившегося пульса), а вот подруга смотрела на него с какой-то торжественной гордостью, будто он не собирался сказать о своих чувствах, а, как минимум, получил медаль за храбрость. – Ты поедешь к родителям на праздники? – спросил Мидория, стараясь отвести тему, когда они решили поискать в холодильнике сок. Он нёс пакет с чипсами и заодно – утонувшую там руку Урараки. Девушка пожала плечом, поджав губы: – Ну, не знаю. Я думаю, что хотела бы, но... Тут будет так весело, да? Наверное, после Рождества. Я точно к ним поеду. Она помолчала, копаясь в глубине пышущих холодом полок, а Мидория тихонько вздохнул, хрустя чипсами. Урарака так старалась прятать уснувшую грусть в глазах, когда говорила о родителях, что он сам готов был дозвониться до них, чтобы горячо объяснить, насколько геройство стало важно для их дочери, насколько она тут выросла, каким сильным человеком и бойцом она стала... Но если они не готовы были послушать Урараку, как бы он достучаться до них? – Я, вообще-то, тоже собралась с ними поговорить, – Урарака сморщила нос, встряхивая выуженный пакет апельсинового сока. Мидория просиял. – Ты молодец! Я уверен, всё получится. Хотя бы попробовать обязательно нужно. Разговоры с родителями давались юным героям сложнее всего – Изуку до сих пор с содроганием вспоминал, как он каждый раз пытался убедить маму, что не поддастся её слёзным уговорам и не сменит профессию. Это слишком давило на сердце огромным молотом, выкованным из вины и стыда; Урарака, судя по напряжённо сжатым губам, испытывала похожие чувства, и он ласково потрепал её плечо. Она обернулась к нему с улыбкой. – Спасибо, я тоже надеюсь. Знаешь... Вытащив из кармана спортивных штанов свой список, сложенный вчетверо, она протянула его Мидории. Слово "независимость" было подчёркнуто изумрудно-зелёным. – Мы молодцы, – кивнула она в ответ на его восторженный взгляд. *** – Эй, чего обсуждаете? – Каминари перегнулся через спинку дивана, наклоняясь как можно ближе к вздрогнувшей Джиро, и девушка сжалась в комочек. Один из её наушников ловко выстрелил вперёд, целясь парню в глаз. – Уйди! Сколько раз я тебя просила! – Просто обсуждаем, какой будет наша жизнь после выпуска из академии, – улыбнулась Момо. Как раз в этот момент в комнате стало тихо, так, что все услышали её слова, и девушка смущённо заправила за ухо прядь тёмных шёлковых волос. – После выпуска... – задумчиво пробормотал Токоями, а сидевший рядом с ним Тодороки вскинул взгляд, постукивая пальцем по подбородку. – После... Это будет довольно скоро, да? – Со всем этим, – Минета взмахнул рукой, намекая на стычки со злодеями, – кажется, что время пролетело так быстро! – Ага, – кивнул Киришима, а Каминари, ловко перемахнув через спинку и плюхнувшись сбоку от Джиро, закинул руки за голову и весело воскликнул: – Ну, со мной всё ясно! Я буду крутецким героем в каком-нибудь агентстве... Или даже откроем своё! У меня будет крутая тачка, квартира с видом на море на каком-нибудь... Этаже двадцатом... И самая красивая девушка! Джиро недовольно пихнула его локтем, краснея по самые уши: – Вечно тебе только одно и надо! – А что плохого?! Мидория рассмеялся вместе со всеми. Каминари, которого Серо начал трясти за плечи, подкравшись сзади, завопил: – Ну а что, а что?! Откроем агентство вон, с Тодороки! Как раз Старателю нос утрёшь! – Я и правда думал об этом, – спокойно признался тот и удивлённо обернулся, когда друзья снова взорвались хохотом. – А что? – Ничего, ничего, – фыркнула Момо, закрывая рот рукой. – Продолжай, пожалуйста. Тодороки пожал плечами, оглядываясь на всех, кто с интересом подсаживался и подходил поближе, и продолжил: – Было бы неплохо открыть своё агентство с ребятами – с Мидорией и Бакуго. – А нас не забыл спросить? – возмутился Бакуго, поднимая взгляд от телефона. – Сдохни! – Я же ещё не предлагаю, – спокойно улыбнулся Тодороки. – Просто подумал. Тем более... Он повернулся к Мидории с точно таким же взглядом, как тогда, когда словно невзначай интересовался статусом их отношений, и Изуку панически замахал руками, привлекая к себе внимание: – Д-да, отличная идея! Было бы весело! А что скажешь помимо карьеры? Тодороки задумчиво сжал губы. – Я... Не знаю насчёт семьи. Не могу сказать. Но хотел бы... Поехать в Северную Европу, кататься на лыжах. Ребята изумлённо заморгали. А потом загалдели друг с другом так, что нельзя было расслышать кого-то конкретного; Каминари, закинув руку на шею Тодороки, увлечённо учил его строить планы на жизнь, а Мидория смущённо улыбнулся, повернувшись к Бакуго. Тот снова вернулся к чтению манги, но сейчас его взгляд стал более задумчивым. Теперь можно было. – А ты, Каччан? В ответ на него молча взглянули алые глаза, и Мидория кивнул в сторону Тодороки. – Чего бы ты хотел в будущем? Бакуго заблокировал телефон. В комнате было громко, шумно и весело, на другом конце дивана Токоями серьёзно кивал на рассказ Цую, а щёки Мидории снова опалило приятным теплом: они словно сидели тут совсем одни, близко и спокойно, и он знал, что имеет полное право задать такой вопрос. Хотя он и так уже знал ответ, но... – Стать номером Один. Идея открыть агентство, кстати, ничё так. Не уверен, что смогу всё время работать под началом Старателя, он упрямый, как осёл, – фыркнул Бакуго, и Мидория едва сумел спрятать уж слишком открытый смешок. Ну да, чья бы корова... – Точно буду снимать квартиру, не хочу жить с родителями. И... Он умолк на несколько долгих секунд, и все из них Изуку смотрел на него. Планы на будущее тоже оказались темой настолько интимной, сокровенной, что у него перехватывало дыхание; алые глаза Бакуго смягчились, потеплели, и Мидория тихонько вздохнул, разомкнув пересохшие от волнения губы. – И? – пискнул он так, что самому захотелось сморщиться. Голос всё-таки дал петуха, но Бакуго, казалось, не собирался смеяться. – Жить с человеком, – продолжил он очень тихо, глядя куда-то на носки своих кроссовок. – Типа, чтобы делить с кем-то взрослое и геройское дерьмо. Мидория кивнул. Ребята продолжали шумно и весело болтать, и в ушах отдавалось тягучим звоном. Теперь он точно знал, что нужно делать. И знал, что больше не будет сомневаться – для этого просто не осталось места. Это напоминало бесшумный, ровный гул, взрывную волну, идущую изнутри, от самого центра, которая бежала теперь с причудой, и в животе Мидории окончательно оборвалось тревожное щекочущее чувство – осталось только огромное облако, распирающее изнутри. Похожее он ощущал, когда всё лучше и лучше овладевал Один-за-всех – это чувство солнечным зайчиком отбрасывало на лицо лёгкую, неосознанную улыбку. – А ты? – кашлянул Бакуго в кулак, переводя взгляд на застывшего Мидорию. – Чё заткнулся вдруг? Думаешь, как бы скупить весь существующий мерч с Всемогущим? Мидория поднялся с дивана. Он решил не обращать внимания на то, как возбуждённо подпрыгнула Урарака, прикладывая палец к губам, когда Мина удивлённо на неё воззрилась; Бакуго недоумевающе моргнул, и теперь Изуку видел на его лице такой же румянец. – Пойдём, пожалуйста, – сказал он. И Бакуго поднялся следом, сунув руки в карманы штанов, и уставился на него точно таким же странным взглядом, которым преследовал Мидорию всё это время после их ссоры. И, кажется, теперь он наконец понимал, что это означает. И ему больше не нужно было по крупицам собирать собственную решимость. Поэтому Мидория развернулся и направился к своей комнате, зная, что за спиной очень скоро затопают тяжёлые шаги, а среди друзей снова станет очень тихо. Добрая дюжина пар глаз смотрела им вслед, когда Изуку поворачивал ручку двери, и когда тихонько её прикрывал – тоже. Наверное, всё это было важно, но уже не так сильно. Закрывая дверь, Мидория снова ощутил прилив беспокойства. Они несколько раз уже оставались наедине в комнатах друг друга (несколько раз – когда смотрели фильмы, а иногда Бакуго объяснял ему правила английского, точнее, орал, пытаясь втолковать в непонимающего Мидорию), но выжидающая тишина, повисшая между ними сейчас, отличалась от всего, что было до этого. Они оба знали, что должно произойти, и один заламывал пальцы, а другой пытался незаметно утереть пот ладоней о ткань карманов. – Каччан, – начал Мидория, опустившись рядом с Бакуго на свою кровать. Он уставился в пол, чтобы не проглотить слова под пристальным взглядом и не растерять добытую нескончаемыми битвами отвагу. – Я... Хотел с тобой поговорить. И мы сейчас тоже про будущее говорили, и... Он взмахнул рукой, переводя дыхание, и заметил краем глаза, что Бакуго кивнул. Отлично. Ему снова пришлось вдохнуть поглубже. – Каччан, у меня очень похожие планы, – сказал Мидория. В голове не было чётких пунктов, пустота отдавалась призрачно-шёлковым звоном, и Изуку изо всех сил старался удержать себя от паники. – Работать с тобой в одном агентстве – это, если честно, моя мечта ещё с детства. Ещё до того, как я знал, как там всё устроено... И у меня тоже... Тоже такие же мысли. Бакуго чуть нахмурился. Он замер, стараясь не пропустить ни звука, и Мидория сжал застывшие на коленях руки в кулаки. – Так много всего случилось. И... Мне кажется, теперь я наконец-то понимаю, что я за человек, – признался Изуку, переводя взгляд на Бакуго. В груди пшикнуло солнечной вспышкой. – И понимаю, что я хочу в жизни. Я тоже хотел бы делить свою жизнь с человеком. Если честно, – он смущённо почесал веснушчатую щёку, – я много раз представлял, как возвращаюсь из агентства, захожу в магазин, чтобы взять что-то из продуктов к ужину, и... Не знаю, мне очень приятно об этом думать. Наверное, будет очень уютно. Бакуго сглотнул так громко в повисшей тишине, что сам вспыхнул яркой красной краской. Мидория, не удержавшись, хихикнул, и прежде, чем на него успели взорваться, продолжил: – Я чувствую себя лучше. Особенно сейчас, когда я делаю то, что мне хочется, и когда... У меня наконец хватает смелости на то, чтобы поговорить с тобой. И мы так хорошо теперь общаемся, что... Мидория сглотнул. Казалось, даже воздух в комнате замер. Пора. – Я бы хотел быть этим человеком для тебя, – тихонечко сказал он, нерешительно заглядывая в широко распахнувшиеся алые глаза. Волна смущения ударила по горлу, сбивая тон голоса, дошла румянцем до корней волос, и он замахал руками: – То есть, если ты тоже этого хочешь, конечно! Бакуго молча смотрел на него, тяжело дыша, как после бега, и его грудь вздымалась, выдавая состояние. Мидория снова закусил губу, чувствуя знакомую ноющую боль; вот и всё, дело почти сделано. Не так страшно, да? Даже если сейчас ему здорово прилетит... Или если Бакуго уйдёт, отвергнет его... Всё равно он об этом не пожалеет. – Я тебя люблю, Каччан, – почти прошептал Мидория. Голос едва не сел окончательно, и ему пришлось плотно сжать губы, чтобы не ахнуть от накатившего страха. Бакуго запрокинул голову, запустив пальцы в взлохмаченные светлые волосы, и вдруг зарычал, так громко, что Мидория невольно дёрнулся, ожидая... Удара? Взрыва? Да чего угодно! Сердце упало к желудку, и он застыл, уставившись на оскалившегося Бакуго. – Какого чёрта, чтоб тебя! – прошипел Бакуго, жмурясь и оттягивая свои волосы. – Ты что, и здесь меня обошёл?! Мидория моргнул. Потом ещё раз. Дыхание постепенно, толчками возвращалось в переполненную теплом грудь. – Каччан... – Я хотел первым это сказать! – заявил Бакуго, краснея по самые уши и гневно тыча пальцем в грудь Изуку. – Надо было не дослушивать тебя, сразу сказать... Вот чёрт! – В смысле? – едва слышно спросил Мидория. Тело поняло гораздо раньше, чем разум, и сладкое облегчение пронзило кожу маленькими разрядами, от чего захотелось прыгнуть вперёд, вцепиться в Бакуго, чтобы он никогда больше никуда не пропал; он не верил в услышанное и смотрел на него прозрачными глазами. – Маленький засранец, – низко прорычал Бакуго так, что по спине Мидории взорвались мурашки. Он подался вперёд, и всё остальное просто размазалось, стало таким нечётким и неважным... Он видел что-то тёмное и ласковое в алых глазах, приближающиеся губы, растянутые в ухмылке, и почувствовал, как просела постель по обеим бокам от его бёдер – там, где опирались тяжёлые руки Бакуго. – Я тебя всё равно обойду. Поцелуй погрузил всё вокруг в сияющий полумрак, обволакивающий и острый, как комната с выключенным светом, в которой горели только рождественские гирлянды; блики прыгали на внутренней стороне век Мидории, когда он зажмурился, отвечая на поцелуй и плавясь под уверенными движениями губ Бакуго. Собственные сладко заныли, когда он зажал их зубами, и Изуку судорожно вздохнул, положив руки на тёплые широкие плечи перед собой – как давно мечталось. Ему нужно было за что-то ухватиться, чтобы не рухнуть; они сидели на кровати, но от головокружения Мидория готов был свалиться в любую секунду, а ноги стали совершенно ватными. Казалось, он даже не сможет подняться с постели. Бакуго было так много, что он едва не захлебнулся. Они оторвались друг от друга с громким чмоком, таким, что Мидория невольно хихикнул, расплавившись; его ладони скользнули с плеч Бакуго на его грудь, и он замер в восхищении, переполнявшем его под завязку. Дышать отчего-то было очень тяжело; Бакуго не стал отодвигаться, напротив, наклонился, прижался своим лбом к его, и Изуку опустил дрожащие ресницы, пытаясь выровнять барабанный ритм в груди. Губы словно оттачивало нежной речной водой, делая их гладкими, как камни; всё происходящее не укладывалось в голове, рассыпалось зелёными искрами, но Мидория не прекращал улыбаться. Теперь он точно знал, что это взаправду. – Деку, – хрипло выдавил Бакуго, потираясь своим лбом о его. Кудряшки Изуку рассыпались, и он снова открыл глаза. – Я... Я тебя тоже. Встречайся со мной. Не удержавшись, Мидория звонко рассмеялся. Облегчение растворило в нём всё твёрдое и загрубевшее, всё, что мешало ему жить до этого, заставляя ворочаться в бесполезных попытках уснуть; он обхватил руками шею Бакуго, почти повиснув на нём и прижавшись щекой к его виску, и тут же почувствовал, как его крепко стиснули в ответ, прижимая к себе и выбивая из груди последний воздух. Под зажмуренными веками прыгали алые рассветные зайчики. С вершины, достигнутой Мидорией Изуку, открывался потрясающий вид.