Even if no one cares, I'm exhausted

      Это был один из тяжёлых дней.       Ночью его мучало множество иррациональных страхов и переживаний, так что Джисону едва ли удалось поспать несколько часов. Ему казалось, что он успел закрыть глаза всего на мгновение, когда справа раздалась ужасно громкая мелодия будильника, ввинчивающаяся прямо в виски и причиняющая физическую боль. Хану стоило огромных трудов выбраться из-под одеяла, и он сразу же задрожал, оказавшись в холодной, промёрзшей за ночь комнате — Хенджин опять оставил окно открытым на всю ночь.       Его горло всё ещё болело — камбэк близился, так что большую часть времени все они проводили за тем, что записывали или перезаписывали свои партии по требованию Чана, а также отрабатывали хореографию. И если первая часть не была такой уж огромной проблемой, то вторая… Что ж, иногда Джисон ловил себя на мысли, что начинает сомневаться в собственных способностях. Ну, он ведь гребаный айдол, как он может раз за разом заваливать простейшие движения, нуждаться в сотнях повторений и тратить часы на то, что другие мемберы осваивают, кажется, моментально?       Джисон бросил взгляд в зеркало и тяжело вздохнул. Под глазами залегли тени, кожа на подбородке шелушилась, а щека была нелепо оттопырена зубной щеткой. Всё ещё сонный и растрёпанный, он сам казался себе настолько жалким и никчёмным, что глухое напряжение внутри становилось чем-то всё более осязаемым с каждой секундой. Ему необходимо было найти в себе силы для того, чтобы подготовиться к целому дню в танцевальном зале, но всё, чего он хотел, — это свернуться в клубок где-нибудь в углу между раковиной и ванной и надеяться, что остальные забудут про него и уедут в компанию всемером. Однако, разумеется, подобное никогда не произошло бы, так что Хану пришлось плеснуть ледяной водой в лицо, принять быстрый душ под аккомпанемент раздражённого стука в дверь и натянуть на себя первые попавшиеся вещи.       Если кто-то и обратил внимание на то, что он был непривычно тихим в микроавтобусе, пока они ехали в здание компании, то они предпочли просто промолчать. У всех них иногда бывают сложные дни, когда хочется побыть в тишине и не особенно тянет на разговоры.       Джисон шёл, опустив голову, когда они покинули автобус и зашли в холл. Он и рад был бы расслабиться, как-то отвлечься от собственного подавленного состояния, но в его голове словно бы сам по себе работал какой-то тумблер, переключавшийся с одной неприятной мысли на другую. Переживания из-за неспособности быстро выучить хореографию сменились на волнение по поводу новой песни (Чан предложил изменить несколько строчек, потому что они ужасны?), беспокойство на тему уроков японского (он в самом деле полный отстой в этом, хуже всех парней вместе взятых, ему точно не показалось, что на последнем занятии учитель смотрел на него ужасно разочарованным взглядом), раздражение глупыми постами в интернете (только вчера он наткнулся на несколько абсолютно идиотских статей на тему того, что он — боже, просто смешно, — якобы плагиатит музыку. Это полный бред, но вдруг кто-нибудь всё-таки в это поверит?). Вязкое, отвратительное беспокойство затягивало его, как зыбучие пески, и в танцевальный зал Хан вошел ещё более разбитым, чем был утром.       Не было абсолютно ничего удивительного в том, что сегодня он справлялся с хореографией особенно плохо. Собственные движения казались Джисону нелепыми и неловкими; руки как будто превратились в желе и никак не желали принимать необходимую позу, как бы много внимания ему ни уделял их хореограф.       Минуты превращались в часы. Напряжённые мышцы начинали болеть, а одежда пропиталась потом и мерзко липла к телу, но это никак не влияло на то, что он всё ещё не мог без ошибок повторить всего несколько чёртовых связок. Джисон хмурился всё больше, в какой-то момент начав чувствовать отвратительное жжение в уголках глаз. Он раздражённо тряхнул головой: он точно не собирается позорно разрыдаться прямо здесь, перед остальными мемберами, как будто он все ещё какой-то неопытный трейни с нестабильной менталкой.       Он продолжал сверлить собственное отражение хмурым взглядом и снова и снова повторял шаги и движения, но… ни-че-го. Ничего не выходило, как бы сильно он ни старался. Ноги продолжали путаться, последовательность шагов большую часть времени была неверной, делая его похожим на глупую деревянную марионетку.       Со временем Хан стал ловить на себе обеспокоенные взгляды остальных мемберов, и от этого ему стало лишь хуже. Наконец, Феликс стал первым, кто не выдержал и подошел к нему во время одного из коротких перерывов.              — Сони, — начал он, — ничего страшного, что пока не получается, у нас ещё много времени. Если хочешь, я мог бы остаться с тобой подольше, чтобы поработать над проблемными местами.              Джисон был удивлен тем, как быстро ярость расцвела внутри него. Казалось, что кто-то включил газ, а затем бросил зажженную спичку в направлении его груди. Неужели он был таким никчёмным, что было очевидно: без чужой помощи у него нет и шанса?       Все разумные мысли буквально испарились из его головы в это мгновение. Моменты, когда он сам помогал Феликсу с музыкой, объяснял смысл глубоких строчек, чтобы младший получше прочувствовал атмосферу, немного изменял партии для того, чтобы его низкий голос удачнее вписался в песню, — все это было сметено разочарованием, раздражением и недовольством собой. По этой причине Джисон помотал головой и произнес куда более резко, чем следовало бы:              — Я сам справлюсь. Не надо так переживать, я не настолько ужасен, просто надо еще поработать              И в этот самый момент за спиной у него раздался другой голос:              — Будет куда быстрее, если ты позволишь ему тебе помочь.              Джисон резко обернулся. Минхо стоял совсем рядом, вытирая с лица пот небольшим полотенцем и сжимая в руке полупустую бутылку. На его лице не было жалости, как у Феликса, — наоборот, он казался недовольным тем, что Хан из-за своих проблем с хореографией заставляет их всех топтаться на месте.       Возможно, Джисон сам убедил себя в том, что Минхо был на него зол, потому что, в целом, выражение лица старшего всегда было довольно высокомерным и холодным, и это совсем не зависело от внешних условий, но было слишком поздно. Воспалённому разуму была нужна лишь секунда на то, чтобы сгенерировать ответ:              — Я вроде как не спрашивал, что ты думаешь по этому поводу.              Краем глаза он видел, как поражённо моргнул Феликс, как все остальные мемберы застыли в одном положении. Он и сам на мгновение замер, не понимая до конца, правда ли выдал только что что-то настолько резкое и неуместное. Судя по мгновенно сузившимся глазам Минхо и вытянувшимся в тонкую нитку губам, именно так оно и было.              — Если лажаешь, будь готов к тому, что другие будут высказывать своё мнение по этому поводу. Мы тут все в одной лодке, Джисон, если ты не справляешься, мы все провалимся.              Жёсткие справедливые слова имели эффект пощечины. Щёки Джисона моментально загорелись от стыда и злости, и он одним движением поднялся с пола.              — Если я такой бесполезный, какой смысл вообще напрягаться? Я так и так завалю, мы оба это знаем, так какая разница, сколько я ещё проведу в зале — пять минут или пять часов.              — Джисон…— Чан подал голос с другого конца комнаты, сделав шаг к нему.              О, он определенно нашёл бы нужные слова, смог бы помочь справиться с напряжением и этими жуткими мыслями, из-за которых его голова трещала по швам. Так бы и было, если бы только Хан пожелал выслушать.              — Просто дайте мне немного времени, ладно? Я должен… Я должен побыть один, простите.              Он быстро пересёк пространство, отделяющее его от двери, и выбежал наружу.       Было уже довольно поздно, — Хан изо всех сил пытался не думать, что это из-за его неспособности освоить хореографию им пришлось так задержаться — поэтому здание компании казалось пустым. Звуки его шагов гулко отдавались от стен. Судя по его уверенной торопливой походке, можно было бы решить, что Джисон знает, куда направляется, но в реальности он просто пересекал коридор за коридором, лестницу за лестницей, пока вдруг не обнаружил себя в месте, где, пожалуй, чувствовал себя безопаснее всего: у дверей собственной студии.       Хан отпер дверь и вошел. Включив всего один из светильников, он грузно опустился на диван, обхватил колени руками и замер в одном положении. Всё тело ныло после целого дня тренировок, и от этого злость на самого себя лишь крепла. Почему усилия, которые он затратил, не оправдались? Почему ему обязательно быть тем, кто подводит парней, тем, кто настолько слаб, что у него даже не хватает сил взять себя в руки и закончить тренировку?       Напряжение заставляло его тело мелко дрожать. Казалось, внутри него находилась плотно сжатая пружина, и пройдёт ещё всего секунда, прежде чем она лопнет, и тогда он просто сойдет с ума и…              —… Ага, Чан, нашёл его. Вы езжайте, мы немного задержимся, я попрошу кого-нибудь нас отвезти.              Джисон поднял лицо и обнаружил Минхо, опускавшего телефон в карман. Хану сразу стало совестно: разумеется, парни волновались о нем, а он даже не догадался взять с собой телефон, чтобы сообщить им, что он как минимум не упал с лестницы по дороге.              — Ты в курсе, что это непрофессионально? — голос Минхо был холодным, таким, что у Хана внутри все замерло. — В чём твоя проблема?              — Это скорее ваша проблема, — Хан правда не знал, что заставляло его продолжать грубить Минхо, но он был так разочарован, так зол, а высокомерное выражение лица старшего и его тон лишь подливали масла в огонь. — То, что я тяну всех на дно, в итоге уничтожит всю группу.              Минхо закатил глаза и хмыкнул:              — Ты драматизируешь. Ты не тянешь нас на дно, тебе всего-то надо взять яйца в кулак. Ну и что с того, что тебе сложнее даётся хореография? Это повод для того, чтобы работать больше, а не для того, чтобы истерить и срываться. У тебя есть какая-то причина для того, чтобы так себя вести?              — Не делай вид, будто ты меня понимаешь. Типа… — Хан запустил руки в волосы и провел ногтями по коже головы. — Ты можешь не притворяться, что тебе есть дело до того, всё ли у меня в порядке. Я ведь в зале ещё сказал, что справлюсь.              — А я сказал, что это произойдёт быстрее, если ты позволишь тебе помочь. Мы команда, Джисон, не забывай об этом.              Хан цокнул языком:              — Это Чан-хён научил тебя так говорить? Что за речи с лекции о прирожденном лидерстве?              — Ты придурок? Я просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.              — Не твоя забота.              — Моя забота, Сони, — сделать так, чтобы ты не путал свои чёртовы ноги во время танцев.              Минхо подошёл ближе ещё на пару шагов, и Джисон ощутил волну жара, исходящего от него. Минхо злился. На скулах алели красные пятна, руки сжимались в кулаки, а голос был негромким и вкрадчивым. Минхо выглядел так, словно едва сдерживался, чтобы не схватить его за край футболки и не встряхнуть хорошенько.       Однако Джисон, вероятно, так и остался ребёнком, который в зоопарке суёт пальцы в клетку к тигру и не чувствует никакой опасности — он поднялся, вскинул голову, чтобы смотреть на Минхо сверху вниз, и произнёс:              — Не особо ты с этим справляешься, да? Ничего, можешь просто сказать хореографам, что я полный идиот и бездарность, что ты пытался и всё такое, но не вышло. Тебя не будут ругать, не беспокойся, все в курсе, что я даже право и лево иногда путаю. Или это для тебя какое-то личное оскорбление, м? Кто-то в группе, в которой состоит великолепный Ли Минхо, делает ошибки в движениях, какой позор. Не пойму, как ты вообще выдерживаешь то, что я нахожусь рядом с тобой.              Джисон определённо не хотел, чтобы всё обернулось подобным образом. Он не хотел бы, чтобы Минхо смотрел на него этим разъярённым взглядом, от которого в животе ощущался неприятный вакуум, не хотел бы, чтобы кошачьи глаза были так опасно сужены, а аккуратные ноздри, наоборот, раздувались от гнева. Он точно не хотел бы, чтобы холодные пальцы жёсткой хваткой впивались в плечо, а знакомый голос звучал настолько раздражённо и опасно: — Какого чёрта, Джисон? Ты думаешь, тебе за это ничего не будет? Хан на мгновение прикрыл глаза, а потом уставился на Минхо немигающим взглядом. Возможно, ему как раз-таки и нужны были последствия.              — А что мне будет?              — Джисон, еще одно слово…              В тёмных глазах Минхо вспыхнуло предупреждение, но Хана словно бы что-то щекотало изнутри, подбивая продолжить. Сузив глаза, копируя старшего, он протянул:              — Вот все сравнивают тебя с котом, а мне ты больше напоминаешь собаку. Ну, знаешь, такую, которая лает, да не кусает.              Джисон успел увидеть, как красивое лицо Минхо искажается от гнева, прежде чем весь его мир превратился в одну смазанную вспышку: старший, чья ладонь всё ещё лежала у него на плече, опустился на диван и рванул его вниз, за собой, укладывая животом на бёдра.              — Минхо, что ты…              Джисон не договорил: жёсткие пальцы легли ему на загривок, пока легко, но предупреждающе сжав волосы, в то время как вторая рука зафиксировала поясницу.              — Ты ведёшь себя как ребенок. Избалованный маленький Хани, который абсолютно не понимает, как сильно все вокруг переживают за него и хотят помочь. Может, гадкому мальчишке вроде тебя подойдет детское наказание?              Хан правда не до конца понимал, что происходит, пока Минхо не подтянул его к себе и не сместил таким образом, чтобы его колено находилось между Джисоновых бёдер. Узкие ладони старшего будто бы стали каменными: одна из них продолжала давить Джисону на поясницу, не позволяя сдвинуться, а вторая внезапно скользнула ниже и легла на его зад.       По коже побежали мурашки, а голос от шока как будто пропал. Всё его тело было напряжено, и Хан предпочитал думать, что именно по этой причине он не делал особых попыток вырваться: каждую мышцу свело судорогой, и он не смог бы подняться с колен Минхо именно поэтому, а не потому, что ждал, что будет дальше.       Ладонь на его ягодице сдвинулась. Старший с нажимом провел по прикрытой мягкой тканью коже, одновременно вырисовывая маленькие круги на пояснице. Движения были ритмичными и уверенными, и Джисон чувствовал, как его тело постепенно начинает расслабляться, потому как Минхо действовал спокойно и мягко. Джисон почувствовал, что комок в его горле пропал, и уже было открыл рот, чтобы снова спросить старшего о том, что вообще происходит, как вдруг…       Удар.       Шлепок ладонью по правой ягодице не был сильным — скорее неожиданным, но Джисон всё равно дёрнулся, как если бы сквозь его тело прошёл ток. Он издал удивлённый возглас, но Минхо как будто и не заметил. На этот раз он даже не утруждал себя поглаживаниями, а просто ударил ещё раз в то же самое место. На этот раз это не было простым касанием, не причиняющим особого дискомфорта: кожа в месте соприкосновения с ладонью Минхо запульсировала, и изо рта Джисона вырвалось негромкое хныканье.              — Что, уже больно? — голос старшего был другим; он как будто доносился до Джисона сквозь толщу воды. — Хм, как жаль, что это только начало.              Третий удар пришелся на другую половину и был сильнее двух предыдущих вместе взятых. Кожу пекло, как если бы Хан упал в куст с крапивой. Он громко втянул воздух сквозь сжатые зубы и попытался, наконец, что-то сделать для того, чтобы соскользнуть с колен Минхо на пол, но твёрдые пальцы на его пояснице сжались, а колено старшего чуть приподнялось, фиксируя его в одном положении.              — Сони, тебе лучше оставаться на месте. Ты понимаешь, как сильно всех расстроил? — пока Минхо говорил, его ладонь поглаживала саднящие участки на ягодицах так нежно, что Джисон с трудом верил, что ещё мгновение назад старший был совершенно безжалостным. — Феликса, который всего лишь предложил тебе помощь, Чана, когда вот так вот ушёл непонятно куда… Чан-хён так ничего тебе и не скажет, просто спросит, в порядке ли ты, но разве это правильно, м? Разве ты не заслуживаешь того, чтобы он злился? У всех действий должны быть последствия, так работает мир.              Следующий удар был таким сильным, что Джисон не смог сдержать визг, а в носу защипало. Было жутко больно — после такого на коже точно остались отпечатки.              — Минхо, пожалуйста, — заныл он, отчаянно пытаясь вырваться, но хватка на его теле лишь усилилась.              — Хватит, — весомо произнёс старший. В его голосе было так много власти, что Джисон в самом деле затих на пару мгновений. — Просто прими это. Это то, чего ты заслуживаешь.              Удары сыпались один за другим.       Боль пульсирующая, сильная, такая, что почти невозможно терпеть. Нежная кожа на ягодицах горела, и Хан отчаянно дёргался, пытаясь уйти от прикосновения, но хватка Минхо была железной.              — Не вертись, — раздался сверху спокойный голос, и жёсткая маленькая ладонь в очередной раз оставила на его теле полыхающий отпечаток.              Боль наполняла его, медленно растекаясь по всему телу, накатывала волнами и затягивала куда-то глубоко — туда, где не существовало переживаний и давления, а были лишь секунды от одной вспышки до другой. Боль походила на океан — колючая, тёмная, всепоглощающая, она затягивала его водоворотом, и Хан вдруг поймал себя на мысли, что тонет. Его измученный разум с благодарностью принимал что-то, на чём можно было сконцентрироваться: ритмичные удары, чередующиеся с нежными поглаживаниями.       Понимание этого оказалось едва ли не более унизительным, чем положение, в котором он находился. Хану было так плохо от того, что он, кажется, начинал привыкать к этому, терялся в ощущениях и растворялся в них, просто позволяя Минхо поступать с ним так, как тому вздумается.       Мысли, которые тяжёлым грузом давили на него всё это время, отошли на второй план. Голова Джисона была восхитительно пустой, и даже его дыхание подстроилось под ритм, который задавал старший: глубокие вдохи, когда Минхо гладил его, успокаивая, чередовались с моментами ударов, во время которых Джисон глотал воздух маленькими порциями.       По его щекам градом катились слёзы, но Хан изо всех сил пытался не показать этого Минхо. Он кусал собственные пальцы, позволяя лишь редким всхлипам, шипению и коротким ругательствам вырываться из его рта. Однако все его попытки сдерживаться тотчас же обратились прахом, когда старший потянул резинку его треников вниз.       Разгоряченной, воспалённой кожи коснулся холодный воздух — и Хан едва удержался от того, чтобы не зарыдать. Разница температур была такой сильной, что он неосознанно потянулся вверх, к горячей руке Минхо. Тот, словно бы чувствуя, как сильно Джисон нуждался в прикосновении, опустил ладонь на обнажённую кожу и принялся вырисовывать успокаивающие круги.              — Вот так, детка, — мягко произнёс Минхо. — Ты такой молодец, ты отлично справляешься.              Детка.       Новое обращение ввинтилось Хану в виски и застряло в голове, отскакивая от пустых стенок, как чертов мячик для пинг-понга. Голос Минхо был таким нежным, а его руки — такими мягкими, что Джисон решил, что на этом всё, всё закончилось, сейчас старший уберёт руку с его поясницы и позволит ему встать, а потом они сядут поговорить и…       Шлепок по обнажённой коже ощущался в тысячу раз сильнее.       Джисон больше не мог скрываться: по его щекам текли горячие слёзы, а всхлипы и сдавленное хныканье заполнили всё пространство студии.              — Сони? — Минхо погладил его по дрожащей спине. — Посмотри на меня.              Джисон отчаянно замотал головой: он ни за что не собирался позволить Минхо взглянуть на его красное заплаканное лицо. Он, должно быть, выглядел просто отвратительно: он чувствовал, что его глаза опухли и превратились в узкие щёлочки, на подбородок стекала вязкая слюна, а на щеке остался отпечаток от трения о диванную обивку. Но жёсткие пальцы вновь вцепились ему в волосы на затылке, вынуждая повернуть голову.       Встретиться взглядом с Минхо было равносильно тому, чтобы признать, что всё это происходит на самом деле.       Джисон совсем не ожидал увидеть на лице старшего такого голодного выражения. Его радужки были абсолютно чёрными из-за расширенных зрачков, на скулах алели пятна, а волосы возле лба взмокли из-за выступившего пота. Минхо дышал едва ли не тяжелее самого Джисона, а от его ярости, казалось, не осталось ни следа — теперь он просто был очень внимательным и сосредоточенным.              — Тебе жаль? — спросил он, напряжённо вглядываясь в лицо Хана.              До того, впрочем, едва дошёл смысл его слов. Он глупо приоткрыл рот, глядя на то, как по виску Минхо медленно стекает капля пота, замер, вновь растворяясь в нежности его прикосновений, и безотчётно подался навстречу, стремясь растянуть удовольствие от осторожности старшего перед очередным ударом так сильно, как только мог.              — Отвечай на вопрос.              Минхо чуть нахмурился и шлёпнул совсем слабо, но покрытая горящими отпечатками кожа Хана вновь вспыхнула, как от удара со всей силы.              — А? — выдохнул он, глядя прямо в глаза старшего.              — Ты понимаешь, почему это происходит? Понимаешь, что, если тебе тяжело, ты должен обратиться к нам за помощью, а не убегать?              — Да, хён.              — Хорошо, — Минхо кивнул, вновь погладив его и чуть сдвинув таким образом, что их бёдра соприкоснулись. — Очень хорошо, детка. Ты ведь собираешься извиниться перед всеми, когда мы вернёмся?              Джисон с готовностью кивнул, чем вызвал у Минхо довольную улыбку. Старший снова нежно провёл ладонью по отпечаткам, которые сам же и оставил, и, чёрт возьми, это грозило перерасти в большую проблему.       Хан уже никак не мог игнорировать собственное возбуждение. В какой-то момент боль в сочетании с нервным напряжением и горячим телом Минхо, крепко прижимающим его к себе, стала вытесняться желанием, накатывающим красными волнами и шумящим в его черепе. Все его попытки сместиться не приводили ни к чему, потому что Минхо держал его слишком крепко. Пожалуй, из-за них стало лишь хуже: его твердеющий член оказался у старшего на бедре, и с каждым новым ударом и следующим за ним нежным прикосновением его возбуждение становилось всё более очевидным.       Хан правда изо всех сил старался лежать спокойно, но предательское тело как будто бы больше ему не подчинялось. Всякий раз, когда ладонь Минхо соприкасалась с его кожей, Хан сжимал руки в кулаки и чуть подавался вперёд, усиливая это восхитительное трение.       Было лишь вопросом времени, когда Минхо это заметит.       В какой-то момент из его рта и вовсе вырвался скулёж, больше напоминающий стон, и рука Минхо, готовая опуститься на его ягодицу, замерла.              — Сони?              Джисон захныкал от стыда. Теперь, когда Минхо поймал его, он точно решит, что он не просто самый бесполезный человек в их группе, но ещё и наглухо больной, раз эта ситуация привела его в такой беспорядок.       Он зажмурился и протянул:              — Я… Минхо, прости, я просто…              Чего Джисон не ожидал, так это того, что старший мягко проведёт рукой по его спине, а потом погладит по волосам.              — Всё в порядке, детка, делай то, что хочется.              Нежный понимающий тон Минхо послужил для Хана спусковым крючком. То, что старший не оттолкнул его с отвращением, когда понял, что Джисон возбуждён, то, что продолжал касаться горящей кожи успокаивающими движениями, то, что, кажется, он лучше самого Джисона понимал, в чём он нуждается и давал ему это, — этого всего оказалось слишком много. Новый поток слёз оказался чем-то, к чему Джисон был абсолютно не готов. Рыдания вырывались из него с хрипами, тяжелая рука Минхо ощущалась на ягодицах так правильно, а боль внезапно показалась сладкой и глубокой, как чёрная дыра, в которой сам Джисон и все его переживания растворялись без остатка.       Всё ещё находясь не в себе, Хан сжал бёдра и потёрся своим возбуждением о колени Минхо, отчаянно выгибая спину, чтобы увеличить площадь соприкосновения. К его удивлению — и радости — старший ещё больше приподнял колено, позволяя Джисону откровенно прижиматься к его телу. Горячая ладонь, всего десять минут назад бывшая такой жёсткой и оставлявшая на его теле болезненные следы, теперь заглаживала их, избавляя от колючего жжения и успокаивая.       Внезапно Джисон ощутил, что давление с его поясницы пропало. Он мог бы тотчас закончить всё это, подняться и выскочить за дверь, чтобы потом игнорировать Минхо и отчаянно краснеть каждый раз, когда встретится с ним взглядом. Мог бы сменить позу, ведь больше не было ничего, что удерживало его в одном положении, но вместо этого Хан толкнулся вперёд, сильнее прижимаясь к старшему и буквально сливаясь с ним.       Момент, когда ладонь Минхо скользнула вниз, провела по его напряжённому животу и обернулась вокруг каменно-твёрдого члена, стал для него очередной вспышкой. Джисон замер, чувствуя, как привычный мир рушится на куски. Как вообще дошло до того, что он лежит здесь, в собственной студии, с саднящей задницей, на коленях у хёна, а тот осторожно ласкает его? Должен ли он найти в себе силы прекратить всё это прямо сейчас, пока не стало слишком поздно? И не стало ли уже?       Джисон никогда не строил из себя человека с огромной силой воли. Любое тяжёлое решение или значительное усилие давалось ему с трудом, и он предпочитал в сложных ситуациях полагаться на тех, кто был сильнее: на Чана, на Минхо… Окей, и вот, к чему всё это привело. Следовало ли ему всё закончить? Определённо. Мог ли он, учитывая, что даже его хён был не в состоянии? Едва ли.       Джисон качнул бёдрами — легко, почти что незаметно, но одним этим маленьким жестом дал Минхо понять, что тот может продолжить.       Когда ладони Минхо приземлялись на его ягодицы, Джисону казалось, что пальцы у него жёсткие, стальные, но теперь, поглаживая его член, старший был невероятно нежным и осторожным. Пальцы потёрли влажную головку, проехались по стволу, обхватили всего Джисона через тонкую ткань, заставляя глухо застонать и уткнуться лбом в диванные подушки. Минхо немного усилил хватку и, убедившись, что Хан не выказывает недовольства, ускорился. Хан был таким, таким твёрдым. Минхо провёл по его члену от головки к потяжелевшим яйцам и вернулся обратно. Его движения, всего секунду назад казавшиеся такими уверенным, замедлились; пальцы старшего замерли возле края его брюк, а в голосе прозвучал вопрос:              — Джисон? Могу я…              Джисон закивал так быстро, словно только этого и ждал.       Горячая ладонь Минхо скользнула под резинку белья. Пальцы провели по вспотевшему стволу и вернулись к головке. Минхо сжал её в кулаке, собирая смазку, и провёл вниз, нажимая так идеально правильно, что у Джисона затрепетали веки. Другая рука продолжала поглаживать ягодицы, вынуждая Хана тянуться за ней и ластиться, как котёнок к хозяину. Пальцы Минхо вновь скользнули к головке; большим он потёр чувствительную щель, распределяя смазку, а другими нажал на упругие венки на стволе.              — Минхо, — протянул Джисон хриплым, севшим от слёз голосом, — Минхо, я сейчас…              Старший лишь выкрутил запястье посильнее и вновь провёл от головки вниз. Джисон почувствовал, как пружина, всё ещё тесно сжатая внутри его живота, начинает медленно расслабляться. Минхо действовал так уверенно и правильно, будто всю жизнь только и занимался тем, что дрочил Джисону на диване в его студии.       Надвигающееся освобождение накатывало волнами, шумело в висках и отдавалось в пояснице. Джисон всё ещё смотрел прямо в глаза Минхо; его рот был приоткрыт, а дыхание вырывалось крохотными порциями. Чёрт, это определённо не займёт много времени. Его член в руке старшего был таким твёрдым, болезненным и опухшим. С каждым новым движением Минхо он дёргался, а его возбуждение стремительно приближалось к точке невозврата.       Джисон чувствовал, как это приближалось. Он весь напрягся, застыв в руках старшего; слёзы застилали глаза, а взгляд Минхо был таким нежным, таким голодным, что Хан затрясся и рассыпался на куски. Его опухшие красные губы раскрылись шире, но изо рта не вырвалось ни звука — наоборот, Джисон совершенно затих. Напряжённые пальцы впились в диванную обивку, глаза закатились, а спина выгнулась почти до хруста.       Минхо проводил его сквозь оргазм, мягко поглаживая поясницу и не спеша доставать испачканную руку из белья. Он жадно следил за тем, как Хан отчаянно цепляется за него, пытаясь восстановить дыхание, как его плечи дрожат под тонкой футболкой, а грудь вздымается так быстро, словно он пробежал марафон. Когда прикосновения к сверхчувствительному члену начали причинять дискомфорт, Джисон заскулил, и Минхо сразу вытянул руку наружу и положил рядом с собой на диван.       Больше его ничего не удерживало на месте, так что Хан соскользнул с колен старшего на пол и упал у его ног, как у последнего рубежа. Дыхание всё ещё вырывалось с хрипами, а зрение было мутным от слёз, но это не помешало ему заметить бугор на трениках Минхо. Джисон поднял голову вверх, встречаясь глазами со старшим. Тот казался каким-то слишком смущённым как для кого-то, кто только что превратил его в дрожащее месиво. Неуверенно приподняв руки, Джисон позволил своим ладоням лечь на оба колена Минхо, фиксируя раздвинутые ноги в одном положении. Его взгляд метался от расширенных глаз Минхо к его члену, и, подумав пару мгновений, он решился.        Ладони скользнули к бёдрам, разминая твёрдые мышцы. Его лицо, всё ещё красное, разгорячённое, покрытое слезами, приблизилось к паху старшего, и Джисон, продолжая поддерживать зрительный контакт, приоткрыл рот, позволяя Минхо увидеть влажный язык.              — Джисон, — ахнул он, — ты не должен…              Хан лишь мотнул головой и отвёл взгляд. Нет уж, ему нужно было разрушить Минхо так же, как он разрушил его, ему недоставало всего лишь этого крошечного кусочка паззла, чтобы привести мысли в порядок. Минхо такой сильный, такой уверенный — непоколебимая скала. Если Джисон сможет заставить его рассыпаться в его руках, он уж точно справится и со всем остальным.       Хан потянул за резинку штанов Минхо, и тот чуть приподнялся, позволяя стащить их с бёдер вместе с бельём. Не то, чтобы Джисон раньше не видел его член — они проводили в обществе друг друга так много времени, что переодеваться рядом или даже чистить зубы, пока другой принимает душ, не было каким-то большим делом. Но это — смотреть на вспотевшего, возбуждённого Минхо, держать его тяжёлый член в руке, размазывать вязкую смазку по бархатной головке — было впервые. Джисон с нажимом провёл сомкнутой ладонью по твёрдому стволу вниз и обратно, собирая выступившие капли предсемени. В его голове было всё так же потрясающе пусто: тёмная горячая боль и собственная истерика затмили собой все переживания, которые когда-либо посещали его мысли. Его способность думать словно бы покинула его, а тело действовало на одних лишь инстинктах. Хан медленно проводил рукой по увитому тугими венами члену Минхо, чувствуя, как во рту собирается слюна. Он приблизил лицо к мокрой головке и медленно провёл языком, чувствуя, как старший мелко дрожит под ним. Чистая ладонь Минхо скользнула ему в волосы — довольно очевидный знак поощрения. Хан насадился ртом на его член уже увереннее, ощущая горько-солёный вкус и втягивая щёки.       Джисон задвигал головой вверх-вниз. Член Минхо ощущался идеально на его плоском языке, и Джисон поднял взгляд как раз для того, чтобы заметить, что старший откинулся назад, опершись спиной на спинку дивана и запрокинув голову. Минхо весь состоял из резких углов и твёрдых мышц; его шея была напряжена, а кадык то и дело дёргался, когда Хан сглатывал вокруг его члена. Пальцы в его волосах сжались — старший провёл ногтями по нежной коже, и ресницы Джисона затрепетали. Он чуть отстранился, выпуская член изо рта, и снова провёл по нему широкой ладонью, а потом и языком, покрывая вязкой слюной всё от красной головки до яиц. Горячий мокрый кончик языка скользнул в сочащуюся смазкой щель, и Минхо над ним замычал.              — Сони, если ты продолжишь, я…              Хан не дал ему договорить. Он несколько раз провёл по его члену рукой, крепко сжал у основания и снова накрыл своим ртом. Минхо подавился вдохом, глядя на то, как Хан насаживается губами на его член, как оттягивает щеку, глядя ему прямо в глаза, специально, чтобы разрушить его посильнее. По подбородку Джисона текла слюна, смешанная с предсеменем, глаза от недостатка кислорода жгли слёзы, но он продолжал трахать свой рот членом Минхо, пока тот не затрясся. По тому, как он запульсировал во рту, Хан понял, что старший вот-вот кончит, так что он спешно отодвинулся и сел ровно, сложив дрожащие руки на коленях.              — На меня, Минхо, — выдохнул он сквозь мокрые опухшие губы, глядя на того широко распахнутыми глазами. — На моё лицо.              — Сони, детка, ты... Ты уверен?              Минхо перехватил член у основания, оттягивая оргазм буквально на пару мгновений, и Джисон отчаянно закивал:              — Да, хён, пожалуйста. Мне нужно это.              Он пододвинул лицо к бёдрам Минхо, устраиваясь как раз под его болезненно напряжённым членом, и вновь открыл рот. Не моргая Джисон следил за тем, как старший убирает руку и отпускает себя. Горячая сперма окрасила его скулы, щеки, затекла в рот и попала на шею, пачкая футболку. Джисон, получив, что хотел, прикрыл веки на пару мгновений. Вид Минхо, красного и вспотевшего, кончающего из-за него, заставлял его чувствовать странное удовлетворение.       Минхо продолжал мелко вздрагивать и издавать тихие вздохи. Не отводя взгляд от лица Хана, он провёл большим пальцем по его измазанной спермой щеке и поднёс его к распухшим красным губам. Джисон с готовностью распахнул рот, принимая палец и вылизывая его до чиста.              — Блять, детка, ты такой... — Минхо вдруг обхватил оба его предплечья, заставляя подняться на дрожащих ногах, и осторожно опустил ладони на его зад. — Сильно болит?              Джисон поморщился:              — Ага.              — Извини.              — Да ничего, — Джисон покраснел и отвёл взгляд, а потом произнес на грани слышимости. — Мне... Кажется, мне было нужно что-то вроде этого. Какая-то встряска.              — Что ж, — Минхо ухмыльнулся. — Всегда готов помочь.              — Мне правда жаль, что я вот так ушёл сегодня. Феликс в самом деле просто хотел мне помочь, а я просто разозлился и вышел из себя без причины. Так тупо. Я извинюсь перед всеми, когда мы вернёмся.              Минхо лишь кивнул.       Джисон сделал маленький шажок по направлению к нему и опустил ладони на плечи, комкая в руках влажную от пота ткань футболки.              — Вообще-то, — произнёс он, пряча взгляд, — есть ещё один человек, перед которым я должен извиниться. Прости, что был с тобой таким грубым. Ты просто хотел как лучше.              Губы старшего дрогнули в мягкой улыбке. Он позволил ладоням скользнуть на талию Хана, погладил и замер, встретившись с ним глазами.              — Я бы извинился за то, что сорвался, но, кажется, тебе понравилось, — Минхо хихикнул, указав подбородком на влажное пятно на штанах младшего.              — Может быть. Возможно… Возможно, иногда неплохо так отвлечься, чтобы, ну, знаешь, прийти в себя.       — Ага. Время от времени.       Минхо притянул Хана ближе, осторожно обхватив талию руками, и прижался носом к животу. Шумно вдохнув носом воздух, старший потёрся лбом о темную ткань и оставил невесомый поцелуй на твердом торсе. Руки Джисона неуверенно скользнули ему в волосы, погладили влажные пряди и опустились на шею. Напряжение между ними было тяжёлым и вязким, ощущаемым физически.       Узкие ладони Минхо блуждали по спине Джисона, успокаивая бешеное сердцебиение, пока они оба спускались с вершины, на которой находились. На лице у Хана сама по себе появилась широкая улыбка, а изо рта вырвалось глупое хихиканье. Минхо ответил тем же, легко нажимая пальцами на напряжённые мышцы спины и ощущая, как Джисон расслабляется под его руками.       — Если тебе сложно, просто иди ко мне, Сони, — негромко произнёс Минхо, стирая остатки слёз с его скул.       И Джисон чувствовал, как наполняется теплом изнутри до самых краёв.